Корниловцы

Удостоверение чина 3-го Корниловского полка.

 

Корниловец на Лемносе.

 

Поручик Усков Дмитрий Ефимович. Во ВСЮР и Русской Армии в Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. На 18 дек. 1920 в 3-й роте Корниловского полка в Галлиполи. Осенью 1925 в составе Корниловского полка в Бельгии.

 

Подпоручик Мартынов Тимофей Михайлович (1897 - 1929). Во ВСЮР и Русской Армии в Корниловской артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма. Галлиполиец. В феврале 1921 в 1-й батарее Корниловского артиллерийского дивизиона. Подпоручик. Осенью 1925 в составе того же дивизиона в Болгарии. Похоронен в Люксембурге на кладбище Мертерт. Фото с надгробия.

 

30 марта 1918 г. Кутепов Александр Павлович принял командование Корниловским полком.

 

Полковник Гордиенко Карп Павлович (1891-29.07.1969, Грасс.) Офицер 1-го стрелкового полка. Награжден Георгиевским оружием (1916). В Добровольческой армии в Корниловской дивизии, командир 1-го Корниловского ударного полка (1919). Орден Св. Николая. Галлиполиец. Проживал во Франции.

 

Капнин Константин Львович (1890 — после 1945г).
Родился в дворянской семье; потомственный военный. Окончил Сумский кадетский корпус (1907), в 1909 году — Александровское военное училище, после чего поступил в Николаевскую военную академию Генерального штаба в 1913 году. В Первой мировой войне непосредственного участия не принимал. Награждён орденами Св. Анны 4-й ст., Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом, Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом. В 1917 году окончил Академию Генштаба в чине капитана, был переведен в генштаб и был назначен старшим адъютантом штаба, а впоследствии штаб-офицером. Революцию встретил с крайним неприятием.
17 августа 1918 года Капнин вступил в ряды Добровольческой армии и принимал участие во 2-м Кубанском походе, взятии Екатеринодара.
На протяжении всей службы в ВСЮР занимался штабной работой: до 3 июля 1919 года руководил штабом 7-й пехотной дивизии, а во время похода Белых армий на Москву — штабом Корниловской дивизии. Должность начальника штаба этой дивизии он занимал вплоть до августа 1920 года.
После эвакуации остатков Русской армии из Крыма Капнин перебрался в Чехословакию, где принимал активное участие в жизни Русского зарубежья, в частности, написав обширные мемуары, посвященные своему участию в Гражданской войне. Мемуары эти долгое время хранились в ЦГАКФД РФ и были впервые опубликованы в 2010 году в городе Орле.

После входа в Прагу советских войск в 1945 году Константин Львович был арестован и переправлен в трудовые лагеря СССР, где и погиб. Дата и место его смерти неизвестны.


Состоявший при штабе дивизии полковник Рябинский в юбилейной книге «КОРНИЛОВЦЫ» так оценивает работу своего начальника штаба: «Как офицер Генерального штаба, полковник Капнин — осторожный, «себе на уме», внимательный, находчивый, быстро разбиравшийся в самой сложной обстановке, никогда не терялся и неизменно пребывал в спокойном расположении духа; вид имел озабоченный, но не суетливый; все приказы, приказания, распоряжения редактировал сам. Советников, а таких всегда много бывает в штабах, выслушивал и с иронической улыбкой говорил: «Да?.. Думаете?..» Однажды офицер штаба соседней дивизии сказал ему по телефону: «Наш начальник дивизии считает нужным, чтобы один батальон Корниловцев был в промежутке между дивизиями...», тут полковник Капнин его оборвал: «Позвольте начдиву Корниловской самому распоряжаться своими батальонами».
Удивляла всех его трудоспособность. Он был добродушен, но не очень добр; с чинами штаба не сходился, но и не чуждался их; снисходил к слабостям подчиненных, а в дивизии был авторитетом. Начальник дивизии обыкновенно соглашался с мнениями этого талантливого офицера Генерального штаба».

 

...

 

В книге «Корниловский Ударный полк» о есауле говорится так:

«Был он родом из оренбургских казаков, и степная кровь сказывалась во всем: в бою он был исключительно храбрый офицер, но жестокий и беспощадный, струсившего человека он мог убить на месте, в мирной же обстановке был человеком разгульным и совершенно безудержным. С дисциплиной считался мало и своему начальству мог наговорить каких угодно дерзостей. Был ярым республиканцем. Как исконному Корниловцу, ему многое сходило с рук, но не обладая достаточным для командира полка авторитетом, он не смог поднять на должную высоту боеспособность своего полка и в конце концов был отставлен от командования полком. Милеев запил, а в Крыму, потрясенный Севастопольской эвакуацией, застрелился».

В ответ на аттестацию есаула Милеева в книге «Корниловский Ударный полк» поступил на имя Возглавляющего Объединение чинов полка протест от адъютанта 3-го Корниловского Ударного полка капитана Патронова Александра Федоровича, который пишет:

«Никто из Корниловцев не мог знать есаула Милеева лучше, чем знал его я. Есаул Милеев, офицер Оренбургского казачьего атамана Нагого полка, убедившись в полном развале своего полка, поступил в Могилеве в Корниловский Ударный полк младшим офицером в 8-ю роту. До моего прибытия в Корниловский Ударный полк в декабре 1918 года есаул Милеев сдал пулеметную роту подпоручику М. Сумайстортичу, приняв должность полкового адъютанта, каковым оставался вплоть до формирования 3-го Корниловского Ударного полка в Харькове. В бытность мою в 3-м Корниловском Ударном полку в должности командира офицерской роты, а потом полкового адъютанта, я сошелся с есаулом Милеевым очень близко. Его послужной список хранился у меня до 1944 года. Николай Васильевич, кадровый офицер, с высшим образованием, умный и чрезвычайно храбрый, любил выпить, как и большинство из нас, грешных, но был далеко не пьяницей, в бою всегда бывал спокоен, но решителен. Был он весьма честен и заботлив в отношении своих подчиненных. Это видно хотя бы из того, что все семьи офицеров и солдат, очутившиеся в Харькове без приюта, имели квартиру, пищу и одежду за счет полка, а офицеры, зачисленные в кадр полка, получали форму полка бесплатно. На первом же общем собрании гг. офицеров решено было преследовать самоснабжение, то есть грабеж мирного населения. Есаул Милеев был монархистом, как и большинство Корниловцев».

 

Б.В. Генерозов окончил Лесной институт в С.-Петербурге, затем Константиновское военное училище. Во время Первой Мировой войны в 1-й Ударном полку. В Гражданскую войну поручик Марковской артбригады. Галлиполиец.

 

Б. Турчанинов "КИСМЕТ. НА МОГИЛУ НЕИЗВЕСТНОЙ СЕСТРЫ МИЛОСЕРДИЯ".

11 марта 1920 года, примерно в полдень, недалеко от небольшой конной группы и санитарной летучки раздался взрыв, взметнувший с мерзлой землей обломки окованного железной шиной колеса. Осколками разорвавшегося снаряда была убита находившаяся там единственная сестра милосердия и тяжело ранен офицер, который в тот же вечер умер в санитарном околотке при казармах местного батальона. Сестру там же, на месте, где ее настигла смерть, похоронили у куста боярышника. Лопаты и кирки, чтобы вырыть могилу, попросили у старика путевого обходчика, будка которого была недалеко, у железнодорожной линии. Он и был очевидцем всего случившегося.
Много времени спустя, в холодный и пасмурный зимний день, дул свирепый норд–ост, сдувая клочья темно–серых туч, лежащих на горах, как шапки великанов, и с диким свистом гнал их через долины в ущелья напротив. Загнал ветрище и меня — охотника — погреться в будку путевого обходчика после неудачного преследования так и убежавшего зайца, след которого потерялся у большого куста боярышника. Пошутив над горе–охотником, рассказавшим «дедушке» о своей досадной неудаче, старик сказал, что «этот куст он давно уже прозвал «сестрицын боярышник», потому там в двадцатом годе белую сестрицу снарядом убило, а у куста она и похоронена, сам там был, как ее, в шинель укутанную, в землю опустили»…
Уже когда уходил, обогревшись, старик показал мне сумку — старую кожаную, с почти стертым красным крестом на фоне белого круга. Тогда же, как?то случайно или нечаянно, на обратной стороне крышки увидал несомненно выжженные на солнце через увеличительное стекло две буквы: «А» и «Ч». Помню, с каким волнением смотрел я на эти буквы, сразу хотел было сказать старику, о чем думал тогда, но… не сказал. Сомнений почти уже не было. Убита была и здесь похоронена, конечно, наша Аничка Чубарина, сестра милосердия 1–го Корниловского Ударного полка, любимица наших семей, в течение трех лет постоянно у нас пребывавшая после многих походов, ранений, коротких отпусков.
Так вот почему тогда, в тот страшный день марта, мы ее не дождались, — а быть обещала. В последнем письме, от которого веяло безнадежной грустью, писала, что ей придется, видимо, опять совершить поход по Кубани.
С тех пор незаметная могила, что приютилась у куста боярышника в долине среди гор, зимой под легким пухом снега, летом под ковром зелени и голубых незабудок, уже не была могилой неизвестной сестры. Редко в душу забиралось сомнение, которому и места не было. Ведь буквы на сумке — «А» и «Ч» — говорили сами за себя. Не зашла проститься, как обещала. Это еще больше подтверждает, что это была она, и, наконец, рассказ старика–обходчика: «…Лежала она шагах в десяти; я снял с головы папаху, перекрестился, подошел ближе, и так мне жалко ее стало — молоденькая совсем, лицо хорошее, вроде как бы удивилась чему, как умирала, а губы сложила — не то заплакать собиралась, не то обиделась…»
Все это описано в рассказе «Сильнее смерти» в журнале «Вестник Первопоходника» № 41, февраль 1965 года. И вот прошло пятьдесят лет с тех пор… как я ошибся. Недавно случайно узнанное приоткрыло завесу над тем, что произошло на самом деле полвека тому назад.
Сестра милосердия Аня Чубарина не была убита под Новороссийском 11 марта 1920 года, как я описал в своем рассказе «Сильнее смерти». Кто же ты, сестрица, павшая от рваных, горячих осколков снаряда большевистской артиллерии в тот день? И откуда взялась та сумка с инициалами «А. Ч.»? Это остается не загадкой, а названо тайной, над разрешением которой можно строить лишь только догадки и предположения, если эти строки не прочтет кто-либо уцелевший из той конной группы последних, уходящих к морю.

 

Корниловец.

 

Штабс-капитан 3-го Корниловского Ударного полка Владимир Сысоев. Первопоходник и Галлиполиец.