Погребение праха полковника М.О.Неженцева, погибшего при штурме Екатеринодара 14 апреля 1918 года, на партизанском кладбище в Новочеркасске. Гроб несут: слева - прапорщик А.П.Кривошеев, адьютанат ген. Корнилова - Резак-Бек хан Хаджиев, справа с рукой на перевязи Н.П.Милеев, справа от него - капитан Н.В.Скоблин.
Пух Роман Филиппович. Штабс-капитан. В Добровольческой армии с нояб.1917 в офицерском отряде полк. Симановского. Участник 1-го Кубанского похода, командир 3-й офицерской роты Корниловского полка. Тяжело ранен сен. 1918 под Ставрополем. В начале 1920 помощник командира 3-го Корниловского полка, с авг.1920 командир того же полка до эвакуации Крыма. Ранен. Галлиполиец, с 24 дек.1921 командир 1-й роты Корниловского полка. Осенью 1925 в составе полка в Болгарии. Подполковник. В эмиграции в Люксембурге. Полковник, начальник подотдела 5-го отдела РОВС. Священник. Умер 17 июня 1958 в Люксембурге (19 июня 1958 в Париже). Жена Лариса Александровна, дочь, сын Сергей (в 1960-х вольноопределяющийся Корниловского полка).
Удостоверение личности полкового священника 3-го Корниловского ударнаго полка И. Г. Илечко, выписанное полковой канцелярией в сентябре 1919 года во время пребывания полка в Орловской губернии
Помазов Петр Михайлович(1896-1980) Штабс-ротмистр, участник Первого Кубанского ледяного похода. Корниловец На фото: 1. Документ, удостоверяющий личность 2. Документ, удостоверяющий личность 3. Помазов в эмиграции 4. С Галлиполийцами, 1932 год 5. На свадьбе друга (во втором ряду, третий справа) 6. Личные вещи 7. Личные вещи 8. Личные вещи 9. Планшетка с компасом и надписью на внутренней стороне Штабс-ротмистр Помазов П., Галлиполи, 1920 10. Помазов Петр Михайлович
Аполинарий Александрович Рябинский Окончил в 1911 г. Симбирский Кад. Корпус, поступил в Киевское Военное училище, из которого выпущен подпоручиком 6-го августа 1913 г. в 80-й пехотный Кабардинский полк, из которого в ноябре того же года переведен в 81 пех. Апшеронский полк, с которым и вышел на войну 1914 г. Всю Первую мировую войну провел в строю на фронте. В октябре 1915 г. награжден Георгиевским оружием за отличие в ночном штыковом бою. После развала фронта в 1917 г. отправляется на Дон и вступает в ряды Корниловского ударного полка. После Второй мировой войны обосновался в Аргентине, где занимаясь физическим трудом, выслужил скромную пенсию, на которую и жил. Он был образцом Российского кадрового офицера Императорской Армии. Состоял долгое время в правлении Кадетского Объединения, интересовался работой и жизнью Объединения и только физическая немощь отдалила его в последние годы от кадетской среды. Похоронен на Английском кладбище в Б.-Айресе. После отпевания, на котором были несколько членов Объединения, с покойным простился от имени кадет и соратников-корниловцев Председатель О.К.Р.К.К. в Аргентине.
М. Н. Левитов КОРНИЛОВЦЫ ПОСЛЕ ГАЛЛИПОЛИ Большой турецкий пассажирский транспорт “Ак-Дениз” стал отчаливать — мы покидали Галлиполи. Провожавшие нас войска и жители города устроили нам торжественные проводы. Вышли в Дарданеллы, а до нас все еще доносились крики “Ура!” и сигнализация. “Кардаши” махали руками из своих домов, да и эти голые скалы стали как будто родными. 29 ноября на рассвете подошли к Константинополю, туман рассеивался, и перед нами во всей красе предстал этот центр международного внимания. Все выскочили на палубу и рассматривали достопримечательности. Погода стояла дивная. В 12 часов заметили на маленькой моторной лодке ехавшего к нам Главнокомандующего. Все выскочили из трюмов и полезли кто куда мог. Не успела его фигура обрисоваться, как грянуло такое “Ура!”, что его услышали на берегу наши и подхватили, выразив этим свою любовь Главнокомандующему. Вошел он по трапу под громовое “Ура!”. Постарел и похудел он от переживаемого горя. Приехала и его супруга. Когда они говорили о возможности еще вернуться в Россию, то у многих показались слезы, от радости плакали, как дети. Провожали его тоже торжественно. Во время его пребывания сопровождавшие его французские офицеры стрельбой по чайкам и уткам выражали полное неуважение к генералу Врангелю. Турки же были сплошной противоположностью. У свидетелей этого осталось до смерти чувство горечи от сознания принесенной Русской Армией жертвы в тяжелые моменты своих союзников и теперь получивших от них то, что любая Россия не должна забывать никогда. В 16 часов прошли в Босфор. Проходили мимо военных кораблей Америки, Англии, Франции, Греции, и всем наш оркестр играл их национальные гимны, и они нам салютовали. Вышли из красавца Босфора, когда стало уже довольно темно, и пошли по родному Черному морю на Варну. Носились слухи, что нас караулят советские подводные лодки, и поэтому многие нервничали. 30 ноября 1921 года. Перед рассветом пароход попал между Бургасом и Варной в минное поле и с большим трудом и риском ему удалось благополучно оттуда выбраться. В 10 часов подошли к Варне и стали на внешнем рейде на якорь и подняли флаг “Карантин”. Невдалеке стояли марковцы — они еще не разгрркались. Они устроили нам встречу криками “Ура!”, а наш оркестр заиграл наш гимн. Потом и мы послали им наше громкое корниловское “Ура!”. 30 ноября 1921 года. Встречать нас вышли болгарские представители и представители русской колонии в Болгарии. Те и другие выразили свой восторг нашему приезду и преданности начатому делу, выражали надежды на скорое возвращение в РОССИЮ и обещали сделать для нас в отношении размещения все, что от них зависит. Военные представители официально сообщили, что оружие необходимо сдать, оставив только господам офицерам шашки, а неофициально разрешили пронести все в закрытом виде. Все пулеметы и винтовки были тщательно упакованы в одеяла и в ящики и приготовлены к выгрузке с багажом. К вечеру на катере привезли мясо и хлеб. Предстоящая перемена пищи приободрила голодную публику, и все как-то сразу почувствовали улучшение положения. С 1-го по 4 декабря. Отбываем карантин. Варка пищи идет в своих походных кухнях. Питаемся довольно сносно. Погода стоит отвратительная и портит всем настроение. 5 декабря. Пароход причалил к таможенному молу. Первыми выгрузились гвардейцы. Упакованное оружие проходит свободно, а проносимое открыто посылают обратно с просьбой запаковать. Для формы сдано только 64 винтовки, и то самый хлам из корпусной мастерской, 8-го выгрузились 1-й и 3-й батальоны. Все идет отлично. 9 декабря. В 6 часов выгрузился 2-й батальон и направился в карантин, баню с дезинфектором. К болгарскому караульному помещению довел сам начальник эшелона Корниловского военного училища генерал Георгиевич. В 11 часов закончили баню и дезинфекцию и направились на ночлег на батареи № 24 и № 25. К этому времени выгрузился и 4-й батальон и разместился с нашим артиллерийским дивизионом. Разместились и ночевали отвратительно. 10 декабря. В 14 часов 2-й батальон выступил к месту погрузки в эшелон и в 21 час закончил погрузку. Затем погрузился и 1-й батальон, и эшелон отбыл к месту своего назначения, на станцию Тулово, в село Горно-Паничерево. 11 декабря. В дороге застал сильный снежный буран, и только благодаря плотному размещению, по 60—65 человек на вагон, кое-как еще можно было переносить холод. Проезжали дивные горные картины. Вообще местность живописная. 13 декабря. В час эшелон прибыл на станцию Тулово. В 5 часов 2-й батальон разгрузился и тронулся в казармы, в 4 километрах от станции. Стоит морозная погода с ветром. В 8 часов батальон прибыл и разместился в одном бараке № 2. Помещение совершенно не отоплено, имеет в два ряда нары и отапливается четырьмя печками. Эти бараки были летними казармами болгарской гвардии, а потом здесь помещались военнопленные сербы. Дрова рубить не разрешалось, приходится все покупать по страшно дорогой цене в 120 левов за кубический метр. Командир полка и начальник хозяйственной части приехали раньше полка и приложили все усилия к закупке всего, но все имелось в ограниченном количестве и не могло удовлетворить замерзшую публику. Некоторые стали понемногу ворчать на создавшееся положение.
14—31 декабря. Полк устраивается. Вымыли бараки, отопили, наладилось довольствие, все стали усиленно ходить мыться и стирать белье в горячий серный источник в полуверсте от казарм и как будто ожили. Сначала большинство не было довольно размещением полка в такой глуши, хотелось в город и там понемногу встряхнуться. А на какие коврижки можно было это сделать — этого молодежь не учитывала. Однако всем скоро пришлось столкнуться с действительностью жизни. Довольствовать полк без предварительных закупок было довольно трудно. Ближайшие города представляли собой наши захудалые жидовские местечки западного края, и в них не брались даже печь хлеб на полк. При ограниченном складе и при отсутствии своих средств передвижения довольствие наладить было страшно трудно. Попутно с довольствием командир полка старался улучшить быт офицера, обставить его более или менее сносно и дать возможность каждому поработать над собой. Устраивается Офицерское собрание, строится театр и имеется уже библиотека. Для солдат устроена чайная. Вообще жизнь налаживается, и желающие имеют время для работы над самими собой. Лагерь расположен в 4 километрах от станции Горно-Паничерево, в долине Роз, между старыми и новыми Балканами. Рядом с казармами имеется хороший серный источник с баней, и тут же проходит река. Кругом много леса, но рубить его на топку не разрешают, и поэтому в дровах сильная нужда. Летом здесь должно быть очень жарко, но пока что стоят холода и отвратительная погода. Верстах в 12—15 имеются два города, Казанлык и Старая Загора, оба на города не похожи. Недалеко от Казанлыка знаменитая Шипка 1877 года. Там, на месте главных боев, на горе Святого Николая построен дивный храм в память побед русских воинов и построены госпиталя для инвалидов. Мой земляк, осмеливаюсь так просто выразиться, генерал Скобелев, работал здесь и бил турок во славу русского оружия. И теперь здесь живут оставшиеся русские солдаты и вместе с болгарами-стариками рассказывают нам про благодеяния нашей матушки-России и про ее былую мощь. Чтят все это болгары и в день Святой Пасхи, и 9 января (н. ст.), в день самых сильных боев русских с турками, ходят на гору Святого Николая на богомолье. Прием здесь нам был оказан радушный, хотя и здесь встречаются большевики, но это не русские, русские здесь здравого рассудка, живут жизнью зажиточных крестьян еще царской России. 1 января 1922 года. Новый год празднуется по старому стилю. 2 января. Приказ по полку. Объявляю приказ начальника штаба Главнокомандующего Русской Армией от 22 декабря 1921 года за № 12: “19 декабря прибыл в Варну последний эшелон 1-го армейского корпуса, расселяемого в Царстве Болгарском. Небольшая часть корпуса, на долю которой выпало последней выйти из тяжелых условий Галлиполийского существования, в ближайшее время будет переброшена в Сербию. После упорной борьбы, совместными усилиями Главного Командования и всех чинов Армии одержана блестящая моральная победа. После года в ужасных условиях жизни Армия переселена в славянские страны. И столько же времени неустанным трудом Главнокомандующего создалось это дело. Ныне тяжкий труд закончен. Почти весь 1-й армейский корпус собрался в Болгарии. С великою радостью я приветствую в Болгарии войска корпуса и прибывшего с последним эшелоном неизменно доблестного их командира, генерала от инфантерии Кутепова, и поздравляю с завершением переброски. Дай Бог вам сил так же честно творить великое дело любви к Родине здесь, как вы творили его в Галлиполийской пустыне. Пп. генерал от кавалерии Шатилов”. Справка: приказ по дивизии № 337. Объявляю приказ 1-му армейскому корпусу от 22 декабря с. г. за № 965. “Более года тому назад разрозненные остатки регулярных войск Русской Армии были высажены в Галлиполи и сведены в 1-й армейский корпус. За год пребывания на чужбине корпус стал стройной и могучей единицей, сплоченной одной идеей — беспредельной любви к Родине — и проникнутой высоким сознанием долга. Когда последний эшелон войск, назначенных в Болгарию, уезжал из Галлиполи, его провожало все местное население, все местные греческие и французские власти. Армия, которую весь мир считал беженцами, осознала себя и приобрела всеобщее уважение как Армия. Во время стоянки эшелона в Константинополе ко мне явились и поднесли адреса с приветом корпусу от 18 общественных организаций, объединяющих людей различных политических убеждений. Русские люди увидели в Русской Армии крепкое ядро государственности и своим приветом показали единение с нами. И проводы в Галлиполи иностранцами, и приветствия русских людей в Константинополе я отношу не к себе, а к той стойкости, с которой все части поддержали честь Армии и достоинство русского имени на чужбине. Я уверен, что на новых местах все части, помня заветы основателя Армии генерала Алексеева, исполнят до конца свой долг и донесут незапятнанным на Родину наш трехцветный флаг, который мы гордо держали в Галлиполи, и честь Армии, которую мы свято блюли. Безраздельная преданность делу борьбы за счастье Родины и непоколебимая твердость духа при всех тяжелых испытаниях, проявленные нашим любимым Вождем генералом Врангелем, да будут для всех нас примером в наших переживаниях на пути к достижению нашей заветной цели — созданию Великой России. Пп. генерал от инфантерии Кутепов”. Справка: приказ по дивизии № 33. Эти два приказа дают полную картину результатов нашего сидения в Галлиполи и цели нашего приезда в Болгарию. Поэтому Новый год был встречен довольно радостно, и у многих сердце забилось надеждой на скорый отъезд в Россию. Ударники встретили Новый год в своей чайной, а офицеры — в Офицерском собрании, в количестве 450 человек. Столы были хорошо сервированы, и всего было достаточно для скромной встречи. На встречу были приглашены: генерал Калитин, герой Эрзерума, и командир болгарской артиллерийской бригады. Они были страшно поражены видом такого стечения господ офицеров в одном собрании. Хор своим пением так тронул генерала Калитина, — пели “Святая Русь”, — что у старика из глаз брызнули слезы, и он ходил целовать наши знамена. Однако это радостное и приподнятое праздничное настроение омрачалось мрачной действительностью. Всякого рода международные “лиги” нас травили, и эта отрыжка осуществлялась в Болгарии, где правительство большевика Стамболийского разлагало нас открытой работой чекиста Чайкина, разбросавшего по всей стране “союзы возвращения на родину”. Они грозили убить нашего командира полка, и нами предпринимались меры предосторожности: в черте лагеря выставлялось охранение, а в центры работы Чайкина подбрасывали наши предупреждения в таком духе, что и мы можем ответить тем же. Командир болгарской артиллерийской бригады был наружно в восторге, но нам было трудно поверить этому, так как болгары в эту войну были против нас, на стороне Германии. Быть может, на этой почве разыгрался трагический эпизод: около города Кюстендиля был зверски убит генерал Покровский, в прошлом командовавший Кубанской добровольческой армией. Большевики из СССР его преследовали. Для окружения дома, где жил генерал Покровский, им был придан батальон пехоты болгарской армии. Генерал отстреливался от нападавших, но один болгарин сбил его штыком, а русские чекисты втащили его в свой автомобиль, где его дорезал сам Чайкин.
26 января. В первые дни нашего приезда в Болгарию мне пришлось видеть большое кладбище пленных сербов, в 300 шагах от казарм, в лесу. Грустная картина: среди лесной глуши, с частыми, едва обозначенными могилками, наскоро кем-то разбросанные кресты, — видимо, не успели поставить. Кладбище представляло собой характерный результат бойни. Теперь их тоже усиленно фабрикует Чека Ленина и говорильные аппараты союзников. Скорей всего, они не видят этих кладбищ, а быть может, искусственно замалчивают. 5 февраля. Открытие полкового театра. Спектакль, пение, музыка и танцы удивили болгар. Болгарский полковник Христов остался очень доволен. 6 февраля. Открылись курсы ротных командиров. Срок занятий — до 1 июля. В полк прибыли заказанные фуражки. 20 февраля. Приезд командира корпуса. Генерал Кутепов сделал смотр полку. Весь полк был в парадных фуражках. Из слов командира корпуса было видно, что он остался очень доволен полком. Смотр прошел удовлетворительно, а церемониальный марш хорошо. После смотра командир корпуса обошел все бараки и тоже остался доволен, — они все были побелены и украшены картинами. Кухни, Офицерское собрание, церковь и нестроевая рота тоже произвели на него отличное впечатление. После обхода командиру корпуса был предложен командным составом обед, где он говорил, что рад был видеть корниловцев снова в отличном состоянии и дружной спайке и надеялся скоро двинуться в Россию. В 18 часов его попросили на спектакль в театр, где трубачи и хор привели всех в восторг. После спектакля командир корпуса отбыл на станцию Тулово. Провожали его человек 300, с оркестром. Проводы были торжественными. На прощание он сказал всем, что и не из таких положений выходили, а из этого выберемся отлично. 22 февраля. Первопоходники празднуют день выступлениям 1-й Кубанский генерала Корнилова поход, 22 февраля 1918 года. Утром была отслужена заупокойная литургия, а потом перед полком — молебен. На молебен было вынесено старое знамя в сопровождении полуроты только из первопоходников. Парад и доклад в полковом театре участников 1-го похода. Этот исторический день командир 1-го армейского корпуса генерал Кутепов отметил особым приказом: “9(22) февраля исполняется четвертая годовщина 1-го Кубанского генерала Корнилова похода. Четыре года тому назад, собранные великим русским патриотом генералом Алексеевым, слабые числом, но могучие беззаветной любовью к Родине добровольцы, окруженные со всех сторон врагами и всеми брошенные, двинулись за доблестным рыцарем долга генералом Корниловым в бессмертный Ледяной поход. Старые добровольцы не упустили родного трехцветного знамени и гордо несли его вперед через смерть и лишения. Я верю, что, приняв это знамя в свои руки, мы также его никогда не спустим и, несмотря ни на что, донесем его, гордое и прекрасное, до Родной Земли. Генерал от инфантерии Кутепов”. Все наши заграничные газеты отметили этот день и придали ему огромное значение, которое явилось самым большим, организованным и оставшимся еще до сего времени. Этот праздник первопоходников в Болгарии закончился трагически. В этот момент я был временно за командира полка. Произошла стычка между двумя доблестными офицерами: подполковником Граковым196, первопоходником, и капитаном Гнояным197, тоже первопоходником. Подполковник Граков был полным инвалидом: на Румынском фронте болгары выбили ему глаз, а в Гражданскую войну, под Ставрополем, он лишился ноги. Утром мне доложил дежурный офицер, что подполковник Граков вызывает капитана Гнояного на дуэль и требует, чтобы она состоялась немедленно. В ответ на это капитан Гнояной уговаривает его отложить дуэль, так как он в данный момент пьян. Я предлагаю председателю Суда Чести рано утром срочно разобрать это дело и предупреждаю, что без разбора дуэли не должно быть. А потом тот же дежурный офицер доложил мне, что подполковник Граков застрелился. Выстрелом из винтовки в рот он снес себе всю верхнюю часть головы. Так ушел от нас мой старый соратник по 1-му Кубанскому генерала Корнилова походу, оставив в недоумении весь полк. В Болгарии законом дуэли были запрещены, и в случае рокового исхода оправданием перед судом было одно только — это разбор дела Судом Чести. А без этого дуэль была просто “предумышленным убийством”. До этого в полку было 9 дуэлей, проведенных достойно, а вот десятая вылилась в “самосуд” подполковника Гракова над самим же собой. Железная воля выдающегося по храбрости корниловца на этот раз не выдержала. Как покончивший с собой, подполковник Граков был похоронен тут же за лагерем, на кладбище военнопленных сербов. 10 марта 1922 года. Половина полка на работах — зарабатывают на сапоги. За сапоги полку нужно было заплатить 525 тысяч левов, а наше интендантство отпускает только 125 тысяч. Приезжали к нам в разное время профессора и читали лекции. Приятно было слушать дорогую всем нам профессорскую речь, но вместе с тем становилось больно от мысли: как же это так вышло, что во время борьбы все это было разбросано и не помогало нам, и сидим вот теперь благодаря этому все мы у разбитого корыта. Занятия временно приостановились. 14 марта. Командир полка и командиры батальонов были приглашены народно-прогрессивной партией в Старую Загору на праздник освобождения Болгарии от турецкого ига. Чествовали русских хорошо, всюду слышалось только пожелание видеть Россию могучей и только не советской. Болгарские офицеры по приказу начальника гарнизона на торжестве не присутствовали. Пришла весна, все зеленеет, цветет. С весной зародились тысячи надежд на борьбу с большевиками и, через это, на возрождение Рос- сии. Большевистские газеты трубят о мобилизации русской эмиграции генералом Врангелем, о помощи ему со стороны Америки, Франции и славянских стран, и в то же время их прокламации предупреждают офицеров и солдат генерала Врангеля о наступающей “новой авантюре” и что рабоче-крестьянская армия даст хороший отпор. Официально известно, что начальником штаба Главнокомандующего назначен генерал Миллер. Этому придают большое значение, так как он хорошо ориентирован и про него говорят, что он пользуется хорошей репутацией среди французской дипломатии. 16 марта. С 16 марта по 25-е половина полка на работах. К 25-му приказано всем быть в полку, так как начинаются занятия по случаю ожидающегося приезда в Болгарию генерала Врангеля. Большевики усилили свою деятельность и грозят террором. В России становится все хуже, голод увеличивается, и цены за последний месяц поднялись втрое. На столько же пал и советский рубль на бирже. 26 марта. Были приглашены в Старую Загору на торжества по случаю празднования взятия Андрианополя. В этот же день был назначен и большевистский митинг, собралось на него человек 120, а весь город был на военном празднике. Нас отлично угощали и страшно были обижены, когда мы в 17 часов решили ехать в полк и не остались на вечер. 27 марта. Получили сообщение о смерти поручика Чернеца и месте его похорон в Старой Загоре, рядом с еврейским кладбищем.
2 апреля 1922 года. Большая часть болгарской печати занялась травлей нашей армии, всюду руководят московские деньги и чекисты, ответ на эту травлю получен приказ по корпусу за № 91, от 1 апреля 1922 года: “Объявляю приказ Главнокомандующего Русской Армией от 27 марта за № 243: “В последние дни вновь травят Армию, на нее клевещут, ей грозят. Сомкнув свои ряды, мы ответим презрением. Родных знамен, пока мы живы, не вырвать из наших рук. Да помнят это те, кто дерзнет на них посягнуть. Пп. генерал Врангель, временно исполняющий должность начальника штаба Генерального штаба генерал-лейтенант Кусонский”. Такая пилюля заставит поперхнуться не одного большевика, а нас приободрит. А все-таки сильна наша армия, есть еще порох в пороховницах, есть печать и силы для борьбы. 21 апреля. Праздник Святой Пасхи встретили в Болгарии и провели хорошо. На заработанное кое-что устроили и этим скрасили все неприятности, причиняемые нам за последнее время коммунистами и болгарским правительством Стамболийского. На второй день был спектакль в полковом театре, выступала Надежда Васильевна Скоблина и этим доставила большую радость очень многим. Началась Генуэзская конференция, а газет что-то нет. Случайно имеем только отчет за первый день, и то в страшно сокращенном виде. Сразу определилось, что Чичерин (Совдепия) и Барту (Франция) столкнулись с первых же слов. Ну и пускай грызутся — нам легче будет. 1 мая 1922 года. Сегодня пресловутое число — первое мая. К этому числу коммунисты тоже прицепились и снова набросились на нас. Командиру полка было прислано несколько анонимок с предупреждением, что до 1-го его убьют. См. их “Призыв № 1”. Вообще же кажется, что все это выльется в протест против нашей армии. Генерального штаба полковник Захаров читает войну 1877—1878 годов. 5 мая. Приехал генерал Шатилов. Для встречи полк был выстроен развернутым фронтом в полуротной колонне на передней линейке. Он передал нам привет от генерала Врангеля и сообщил, что генерал Врангель и сам бы приехал, да правительства Сербии и Болгарии просили его этого не делать, так как другие державы считают это вмешательством в их дела и могли бы поднять этот вопрос на Генуэзской конференции, что было бы нежелательно. В свою очередь, полк благодарил генерала Шатилова за его труды по размещению нас, а генералу Врангелю прокричали громкое “Ура!”. Между прочим генерал Шатилов сообщил, что финансы наши скудны и генерал Врангель уже теперь изыскивает их на 1923 год. В России же пока все притихло, все чего-то ждут. 7 мая. Я, Генерального штаба полковник Захаров и полковник Гавриленко по пути в город Габрово за получением сапог на полк осмотрели село Шипку и гору Святого Николая. В селе Шипка храм-памятник поражает своей красотой и изяществом. На стенах храма большие мраморные доски с надписями имен и общим списком погибших в войну 1877—1878 годов, в боях за обладание Шипкинским перевалом. Потом мы добрались до Орлиного гнезда Святого Николая, где и поклонились праху великих борцов, положивших жизнь свою за идею славянства. Тяжело стало при мысли, что этот чудо-богатырь — Русская Армия — уже больше не существует и служит какому-то 3-му интернационалу, а не старой Великой России. Памятники павшим героям не видят за собою ухода и имеют оборванный вид: бронзовые буквы и оправы кем-то отвинчены и украдены, икона — подарок Ее Императорского Величества — тоже исчезла. Портреты героев в памятниках — с проколотыми глазами или просто простреленными и т. д. Вообще чувствуется “теплая признательность” благодарной Болгарии. Это и ее выпады за последнее время заставляют сожалеть, что рано ее освободили и не мешало бы кое-кому из них еще потомиться в турецком плену и до сего времени. 10 мая. Эти дни профессор Соколов читал лекции о формах правления и о происходящем в Генуе. Профессорское разумное слово приободрило всех, и мы были благодарны ему за это. За это время стали большими партиями отпускать на работы. Приехавшие из города Тырново, места стоянки штаба нашего 1-го корпуса, сообщили о тяжелом положении генерала Кутепова. Болгары приступили к обыскам и объявили генералу Кутепову чуть ли не войну. В ответ на это он сказал им, что и их артиллерийские склады тогда будут выданы французам. Это как будто подействовало на них. Сам же генерал Кутепов поехал в Софию для дачи показаний в связи с арестом полковника Самохвалова. 15 мая 1922 года. Пусть помнит Великая Россия этот день и память о нем да передается из поколения в поколение. Сегодня гарнизоны городов Старая Загора и Казанлык с кавалерийским эскадроном жандармов, при 16 пулеметах и двух орудиях заняли на рассвете позицию вокруг нашего лагеря, все оцепили и стали искать оружие, обвиняя нас в заговоре против правительства Стамболий-ского (большевика). Во главе отряда стоял околийский начальник города Казанлыка, отвратительная личность, сыщик и хам. Командовал же отрядом полковник Пятков, тоже сыщик, и майор, помощник начальника гарнизона Старой Загоры полковника. Бояджиева. Сам полковник Бояджиев не приехал, ведь он обещал предупредить нас о таких случаях, и ему совесть не позволила бы смотреть нам в глаза. Обыск происходил в грубых формах и носил характер нападения на каких-то разбойников. При обыске в 3-м батальоне болгарин толкнул прикладом временно командующего полком полковника Гор-деенко, но тут чуть не произошла свалка, и дело не обошлось бы без кровопролития, но болгарские офицеры стали извиняться и обещали наказать солдата. По поведению сыщиков было видно, что наши склады они точно знают, а потому, где нами только предполагалось спрятать оружие, болгары там взламывали и производили настоящий обыск. Наконец они напали на главные склады оружия, и началось спешное выбрасывание его. Оружие было в квартирах полковника Гордеенко, полковника Левитова и полковника Дашкевича. У полковника Левитова оружие найдено не было. Всего было отобрано 360 винтовок и 30 легких пулеметов. Когда же мы указывали болгарским офицерам на ненормальность такого отношения к нам и на то, что оружие береглось не для переворота, иначе наши не уходили бы на работы, то один из болгарских офицеров ответил, что их дело — исполнить приказ полковника Пяткова. Сам же полковник Пятков чистосердечно сказал: “Не верьте вы тому, что будто бы болгары не хотели в бывшую войну воевать против России и что будто бы много наших было расстреляно, — это ложь. У нас — родина прежде всего, а дальше — цель оправдывает средства”. После этих слов я сказал нашему полковому адъютанту, что напрасны были наши жертвы за освобождение этих господ и нашему правительству следовало бы поучиться политике у болгар. Нападение на дружественно настроенных своих братьев-славян пришлось по пустому месту, так как они воочию убедились, для кого и для чего береглось оружие. Пусть же помнят болгарские господа офицеры, что вероломство некоторых из них не пристало к лицу офицерского звания и придут еще времена испытаний и для них. Этим поступком была вырыта пропасть между Россией и Болгарией и поставлено клеймо на очень и очень многих честных братьев-болгар.
После обыска полковник Гордеенко, полковник Дашкевич198 и полковник Челядинов199 под охраной с пулеметами и ручными гранатами были отправлены через станцию Тулово в Казанлык, а полковник Левитов вступил во временное командование полком. Спустя некоторое время правительство Стамболийского было свергнуто, и Его Величество Царь Борис восстановлен в своих правах. Конечно, правительство Стамболийского полностью подчинялось Ленину. Русские большевики были полными хозяевами в Болгарии. Поэтому, помимо угроз, нам открыто было запрещено передвижение, так что для связи с генералом Кутеповым мы должны были переходить Балканы, чтобы попасть в Тырново. Это исполняли чины нашего конного дивизиона из числа созданной полковником Пухом200 группы “Братства черно-красного знамени”. Однако не вся Болгария была за Ленина, она тогда переживала то же самое, что и мы, но с более счастливыми результатами. У них Союз офицеров разбил центр большевиков недалеко от города Казанлыка и восстановил в правах на престол Царя Бориса. Любовь к национальной Болгарии была сильна у болгар и в руководящих сферах. Так, уже после переворота, в кавалерийском полку Его Величества Царя Бориса был раскрыт заговор, который подавили следующим образом: командир полка собрал господ офицеров и унтер-офицеров и, объявив о раскрытом заговоре, обратился к бывшему на собрании офицеру-изменнику со словами: “Вы — командир красного полка?” Ответ: “Да, я согласился принять полк”. Тогда командир полка командует: “Господа офицеры, шашки вон! Руби его!” — и продолжает: “А уже арестованных по этому делу унтер-офицеров передать верным полку унтер-офицерам для исполнения над изменниками того же!” Так сами же болгары решительно сбросили свою заразу большевизма. Я не знаю только, какая участь постигла отбиравших у нас оружие сыщиков — явных сторонников Ленина. Но большевики и после переворота некоторое время охотились за Царем Борисом, и одним из самых варварских приемов для этого был взрыв в Софии старого их собора, куда Царь должен был приехать на отпевание своего шофера, убитого при нападении на него. Царь почему-то опоздал минут на 15, а заложенная мина была поставлена точно на время прибытия Царя, а потому взрывом был разрушен только собор, под развалинами которого было убито более ста человек и ранено несколько сот. Это окончательно озлобило болгар, ими были приняты радикальные меры, и большевиков вычистили отовсюду. С этого времени и к нам резко изменилось отношение в лучшую сторону. Для оценки создавшегося тогда к нам отношения в Болгарии привожу статью из газеты “Русское Дело”, издававшейся в Софии, от 22 февраля за № 77, под заглавием “Наши знамена”. “Вчера в Тырново мы переживали Галлиполи. На экране, одна за другой, сменялись картины: развалины домов, где мы жили; наши учения, наши парады, памятник, воздвигнутый над могилами умерших, маленькая церковь из ветвей кустарника... И наши знамена, а рядом с ними, точно изваянный из камня, часовой. Затем кинематографическая лента: “Главнокомандующий в Галлиполи”. Почетный караул на берегу и высокая фигура генерала Врангеля. Он идет так быстро, что за ним не поспевают другие. Точно сразу хочет захватить, впитать в себя все эти тысячи лиц, жадно устремленных на него. Лагерь... Вдали силуэты гор, в долине, как светлые блики, разбросаны палатки. Стройные, как окаменевшие, ряды войск, уходящие темной полосой вдаль. Главнокомандующий подъезжает. “Слушай на караул!” И ряды щетинятся штыками, и далеко-далеко солнце золотит последний штык “левофлангового”. А когда войска проходят церемониальным маршем, впереди несут наши знамена. Вот она — “Кутепия”. Но почему так бодры и радостны лица галлиполийских “каторжан”? Почему часовой зорко охраняет знамена? И почему улыбаются обитатели мрачной землянки? Господа из “Последних Новостей” и “Воли России”! Экран — опасный свидетель для вас. Его показания более убедительны, чем все сочинения ваших корреспондентов. Лектор поясняет картины. Я не знаю, хорошо ли он говорит, или плохо, вероятно хорошо, так как собравшиеся в большом количестве болгары дружно аплодируют. Но нам, галлиполийцам, чего-то не хватает в его словах. Мы сидим, смотрим картины, и до того сильно, до того ярко охватывает прошлое, что слова кажутся бледными, как бледны картины на экране. Можно показать, как войска приветствуют Главнокомандующего, можно пояснить эту картину, но рассказать, что каждый из нас испытывал во время его приезда, — нельзя. Это чересчур интимно. Это слезы радости одних, это чувство, доходящее до экстаза, у других. Ни кинематографический фильм, ни лектор передать этого не могут. А разве серая картина или лектор могут рассказать, что переживала семья, ютившаяся в мрачной землянке, в суровую непогоду? На экране они все улыбаются, ну а в зимнюю стужу не ползли ли у них из глаз слезы? Но это опять интимное. Молчит экран, и ни слова не говорит лектор. Нет, Галлиполи нельзя уместить в рамках часовой лекции. О нем и рассказывать нельзя, его надо пережить. Я слежу за нашими гостями-болгарами. Они напряженно смотрят на экран. Правильные ряды марширующих войск вызывают их шумное одобрение. Они удивляются стройному памятнику, построенному буквально одними руками. Они сочувственно качают головой при виде развалин, в которых мы жили. Портрет генерала Кутепова встретили аплодисментами. При виде генерала Врангеля большинство встает, и аплодисменты переходят в овацию. Милые гости, мы видим, что вас удивляет и трогает Галлиполи. Но сердцем своим поняли ли вы то, чего не сказал вам лектор: чем создавалось Галлиполи и почему галлиполийцы в Болгарии? Наши гости это поняли. Когда на экране появились знамена, их встретили долгими рукоплесканиями. Да, гостеприимные хозяева — наши сегодняшние гости, эти знамена, воплощающие в себе “Белую идею”, они — основа всего. Они создавали Галлиполи, вызывающее ваше удивление. Они помогали пережить холод, голод, все тягости галлиполийской жизни. Они, как зачарованных, ведут нас и на пустынный полуостров, и в гостеприимную Болгарию, они наши путеводные звезды на Родину. И песня, которой закончился вечер и которая так понравилась вам, создана нашими знаменами. Да, мы верим: “Господь за нас, мы победим! Да здравствует Россия!” Эта вера не разума, а сердца, милые гости, ибо разум ошибается, но сердце — никогда. Сергей Шевляков201”. В тревожные дни правления большевика Стамболийского было получено из Софии приказание штаба нашего корпуса доставить наши знамена для отправки их на хранение в Сербию. Временно тогда командовал полком полковник Левитов, который собрал старших господ офицеров для обсуждения вопроса о хранении знамен Корниловского ударного полка, в результате чего было решено доложить, что знамена, особенно в эти тревожные дни, должны быть с полком. Императорские же знамена влитых к нам двух полков, Севастопольского и Симферопольского, мы обязывались отправить в Сербию. В ответ на это было получено вторично предложение сдать и наши знамена, и опять нами была послана та же просьба с более подробными данными для того, чтобы знамена были с полком. Согласно распоряжению генерала Кутепова, в Сербию были отправлены только два Императорских знамени, о судьбе которых мы можем только предполагать, что, очевидно, они были во Вторую войну захвачены советской армией в Сербии. Наши же знамена: Корниловское Ударное, Георгиевское, Николаевское 1-го полка, Николаевское 2-го полка и Николаевское 3-го полка, — были оставлены в распоряжении командира полка.
ПЕРВОЕ ПРИКАЗАНИЕ О СДАЧЕ ЗНАМЕН КОРНИЛОВСКОМУ УДАРНОМУ ПОЛКУ В СЕЛЕ ГОРНО-ПАНИЧЕРЕВО, БОЛГАРИЯ 10 апреля 1923 г. № 2114, г. София.. Полковнику Левитову. Для отправки полковых знамен и регалий в Сербию, согласно полученным от Главнокомандующего и генерала Кутепова указаниям, генерал-лейтенант Ронжин приказал: Все Знамена, отделив их от древков, но сняв с последних никелевые части, скобы, орденские знаки и ленты, орденские трубы и ленты к ним, с нарочным доставить в Софию, где они будут переданы на временное хранение в Сербскую миссию для дальнейшей отправки на хранение в Белград, в цитадель. Вследствие невозможности одновременно провезти все знамена и регалии, Его Превосходительством установлена следующая очередь: а) знамена и регалии Гвардейского отряда, Корниловского ударного и Марковского пехотного полков надлежит доставить в Софию к 20 апреля, б) знамена и регалии Дроздовского стрелкового и Алек-сеевского пехотного полков, Корниловского, Марковского и Дроздовского артиллерийских дивизионов — г к 30 апреля и в) орденские трубы с лентами Алексеевского и 5-го артиллерийских дивизионов, Александровского, Константиновского и Корниловского военных училищ — к 15 сего мая. Генерального штаба полковник Зайцов. С подлинным верно: полковник Левитов. Париж, 13-2-72 ОТВЕТ ГЕНЕРАЛА РОНЖИНА НА ПРОСЬБУ ОСТАВИТЬ ЗНАМЕНА В ПОЛКУ 26 апреля 1923 г., № 3047, г. София. Полковнику Левитову. По поводу возбужденного вами ходатайства не сдавать знамен и регалий в Сербскую миссию для хранения их и перевозки в Королевство С.Х.С. я получил официальное письмо от генерала Кутепова, который предоставляет разрешение этого вопроса моему усмотрению. Высоко ценя чувства, побуждающие вас не расставаться с родными для всех корниловцев знаменами, я тем не менее считаю своим долгом указать вам, что сейчас есть возможность сохранить их в полной неприкосновенности, отправив через Сербскую легацию в г. Белград. Какие события ждут тут всех нас в дальнейшем и когда состоится переезд вашего полка в Сербию, — неизвестно. Поэтому, принимая во внимание, что весь ваш полк разошелся на работы и около знамен для их охраны и, в случае чего, защиты осталось немного лиц, я бы полагал более целесообразным, чтобы корниловцы, подобно другим частям, отправили свои знамена и реликвии теперь. Если же, несмотря на приведенные мною доводы, вы пожелаете остаться при первоначальном решении вами этого вопроса, то разрешаю оставить знамена и регалии во вверенной вам части и напоминаю, что вся ответственность за их полную сохранность ляжет целиком на вас. Генерал-лейтенант Ронжин. С подлинным верно: полковник Левитов. 13-2-72, Париж.
