Харьков и область.

Комрады, с 71-й годовщиной вас!

 

не нужно судить всех по себе - нужно будет - побежал бы

или лучше - Кемска волость пускай забирают что нам жалко что ли, там пулемет поставили, все пацаны сваливаем.

 

нет, пряги и не собирались заканчиваться.

 

Комрад покажи обратку, интересует производитель
Удалось разжиться фотиком?

 

к сожалению фотиком не разжился, фотик взял на пару дней у товарища, нужно было по фоткать ребенка соседа.
производитель пряги Н.А

 

Сохран,просто бомба!

 

Приветствую всех! Харьковщина каждое лето меня радовала находками. Но такое мне попалось впервые (и монета и противолошадиный еж):

 

Это дукач из монеты

 

А Золотой чего решил профилонить с находками?

 

Доброго дня земляки !! Скромный отчёт с крайнего выезда .

 

Не много юмора))

 

На крайней фотке капсульница.

 

не всех война убила я посмотрю. получится хороший командир красной армии. в лоб могем, с флангов обойти не подумали.....

 

каков вопрос таков и ответ - или ты ждал описи тактики, какое оружие я бы взял... и т.д. и т.д
а ты бы первым в очереди по ходу в кусты

 

Почитайте Шумилин - Ванька Ротный. Книга издана в ссср. Даже по одной этой книге все понятно... Он пишет про быт солдат в окопах, пишет про потери...

 

Да никто не возражает что потери были большие особенно в первые 2 года войны. Но после ситуация стала выравниваться и в заключительный год уже потери были у немцев намного больше. Но это не значит что "закидывали мясом" все 4 года.
Тут много факторов на это влиявших, и не только безалаберность отцов командиров. На курской битве потери уже приблизительно одинаковы.
А вот при штурме Кениксберга (в тот момент неприступной крепости) уже 1 к 12 и пленных почти 100 т. которые потом вернулись на свою родину (в большей части) в отличии от наших пленных, которых расстреливали пачками.
В отличие от Немцев у нас жестокость наказывалась, а у них поощрялась.

 

По дукачу могу приценить,с месяц назад тож похожий находил,825 кажется ушел.

 

По себе не суди. Какое бы оружие ты не взял, в прямом броске ты сдохнешь, а если еще и такой "командир" то и людей положишь зазря.

Потери у немцев стали больше к концу 1943. Именно после курской дуги они потеряли инициативу. Но закидывали мясом до конца войны. Штурм Зееловских высот и Берлина яркое тому доказательство. В одном Берлине была угрохана танковая армия. Про потери при штурме никому не нужного рейхстага я ваще молчу. Ради фото с флагом угробить дивизию....
Не неси чушь про жестокость немцев. У немцев появилась поговорка про "бабы еще нарожают"? Тех, кто был в плену у немцев после "освобождения" ждали лагеря в родном совке. А запись в документах "находился на оккупированной территории" у мирняка после войны?
По поводу немцев и их отношения есть хорошая часть у Н.Никулина "Воспоминания о войне"

• 
  ДРУГАЯ СТОРОНА

Господин Эрвин X. очень хорошо сохранился для своих пятидесяти девяти
лет. Время лишь чуть ссутулило его да посеребрило голову. Он невысок,
суховат, постоянно улыбается, показывая прекрасные искусственные зубы. Жесты
его четки, энергичны. Силуэтом и повадками он напоминает небольшую хищную
птицу -- стервятника, что ли?.. Он весь в движении, успевает одновременно
делать многое: беседует со мной, бросая краткие фразы подчиненным, отдает
распоряжения через портативный радиоприемник, лежащий в нагрудном кармане
его пиджака. Одним словом, мужчина хоть куда! А я представляю себе юного
господина лейтенанта Эрвина X. в каске, с биноклем на груди, с ручным
пулеметом в руках, лежащим на бровке изрытой снарядами траншеи Синявинских
высот. Он также четко отдает распоряжения. Его понимают с полуслова,
действуют точно, энергично, безошибочно... И пятеро оставшихся в живых после
артиллерийского обстрела немцев отбивают атаку русского батальона, уложив
его перед своими позициями...
Да, господин Эрвин X. был там. Он начал в 1939 году рядовым солдатом,
покорил Францию, Польшу, прошел на своем танке юг России, завоевывал Крым.
Семь раз раненный, он был произведен за отличия в лейтенанты.
-- Я не фашист, -- говорит он, -- нас заставляли, вас тоже.
После четвертого ранения здоровье не позволяло ему сидеть в танке.
Новая должность -- артиллерийский наблюдатель -- была спокойней, но не менее
интересной: выявлять русские цели и уничтожать их.
28-я легкопехотная гамбургская дивизия, где доблестно воевал господин
Эрвин X. в составе армии фельдмаршала фон Манштейна, взявшей Севастополь,
летом 1942 года прибыла под Ленинград с заданием -- решительным штурмом
овладеть городом. Тогда я впервые увидел значок этой дивизии -- изображение
шагающего пехотинца -- на касках убитых немцев.
Ленинград фельдмаршал фон Манштейн не взял, но его армия ликвидировала
наш почти удавшийся прорыв к осажденному городу в районе южнее Синявино.
Тогда, в августе-сентябре 1942-го, здесь шли жесточайшие бои и вновь погибла
наша многострадальная 2-я ударная армия. Однако и у фон Манштейна почти не
осталось войск. В эти дни господин Эрвин X. впервые противостоял мне. Мы и
позже, в 1943 году, занимались аналогичным делом: стреляли из пушек или
отбивали из пулеметов атаки. В 1944 году с трудом, ценой многих жертв, отжав
господина Эрвина X. и его друзей от Ленинграда, мы приперли их к берегу
Балтийского моря в Курляндии, в районе Либавы, где они яростно
сопротивлялись до конца, до капитуляции.
После войны господин Эрвин X. провел три года в Сибири на
лесозаготовках.
-- Да, было плохо. Многие умерли. Но я выжил. Я был спортсмен и это
помогло!
Потом -- возвращение домой, в родной Мюнхен, учеба в Академии
художеств, и теперь он занимает хороший административный пост в баварской
столице. Я -- его гость, и он принимает меня. Он холодно вежлив, но в каждом
его взгляде и движении я ощущаю плохо скрытое презрение. Если бы не
служебные обязанности, он вряд ли стал бы разговаривать со мной. Истоки
презрения господина X. к русским -- в событиях военных лет. Он довольно
откровенно говорит обо всем.
-- Что за странный народ? Мы наложили под Синявино вал из трупов
высотою около двух метров, а они все лезут и лезут под пули, карабкаясь
через мертвецов, а мы все бьем и бьем, а они все лезут и лезут... А какие
грязные были пленные! Сопливые мальчишки плачут, а хлеб у них в мешках
отвратительный, есть невозможно!
-- Господин X., -- говорю я, вспоминая наши ожесточенные артподготовки
1943 года, когда часа за два мы обрушивали на немцев многие сотни тысяч
снарядов, -- неужели у вас не было потерь от нашего огня?
-- Да, да, -- отвечает он, -- барабанный огонь (Trommel Feuer), это
ужасно, головы поднять нельзя! Наши дивизии теряли шестьдесят процентов
своего состава, -- уверенно говорит он, статистика твердо ему известна, --
но оставшиеся сорок процентов отбивали все русские атаки, обороняясь в
разрушенных траншеях и убивая огромное количество наступающих... А что
делали ваши в Курляндии? -- продолжает он. -- Однажды массы русских войск
пошли в атаку. Но их встретили дружным огнем пулеметов и противотанковых
орудий. Оставшиеся в живых стали откатываться назад. Но тут из русских
траншей ударили десятки пулеметов и противотанковые пушки. Мы видели, как
метались, погибая, на нейтральной полосе толпы ваших обезумевших от ужаса
солдат!
И на лице господина Эрвина X. я вижу отвращение, смешанное с
удивлением, -- чувства, не ослабевшие за много лет, прошедших со дня этих
памятных событий. Да, действительно, такое было. И не только в Курляндии. Я
сам до сих пор не могу представить себе генерала, который бездарно
спланировал операцию, а потом, когда она провалилась, в тупой злобе отдал
приказ заградотрядам открыть огонь по своим, чтобы не отступали, гады!
Действия заградотрядов понятны в условиях всеобщего разлада, паники и
бегства, как это было, например, под Сталинградом, в начале битвы. Там с
помощью жестокости удалось навести порядок. Да и то оправдать эту жестокость
трудно. Но прибегать к ней на исходе войны, перед капитуляцией врага! Какая
это была чудовищная, азиатская глупость! И господин Эрвин X. откровенно
презирает меня, сводит до необходимого минимума контакты со мною, не
провожает меня в аэропорт, поручив это шоферу такси. Однако общение с
господином Эрвином X. и мне, мягко говоря,
не доставляет удовольствия. Я ведь сперва бросился к нему с
открытым сердцем: вместе страдали, вместе мучились и умирали. А теперь я не
вижу в нем ни проблеска интеллекта -- одна деловитость и энергия. Мне
неприятны его самоуверенность и чувство превосходства над всем, что есть в
мире. Господин Эрвин X. остался таким же, каким был в сороковых годах!
Испытания закалили его, ничему не научив. Какой же я был глупый идеалист
тогда, в сорок первом, под Погостьем -- считал, что в немецкой траншее
страдает эдакий утонченный интеллектуал, начитавшийся Гете и Шиллера,
наслушавшийся Бетховена и Моцарта. Оказывается, это был господин Эрвин X.
Да, он ничему не научился, остался самим собой, а я? А я начал прозревать и
постепенно осознал, почему красноармейцы безобразничали в Германии в 1945
году. Это была месть немцам, которые много хуже вели себя на нашей земле.
Но, может быть, еще большую ненависть вызывали заносчивость, наглость и
высокомерие многих немецких солдат и особенно офицеров, сохранившиеся даже
после войны.
Каждый раз после краткого свидания с господином Эрвином X. я с
удовольствием выхожу из его кабинета и окунаюсь в атмосферу сытого и
злачного города Мюнхена. Здесь когда-то начинал Гитлер, отсюда вышли многие
идеи, погубившие миллионы людей... Это одна из столиц поверженной в прах и
разграбленной во Второй мировой войне Германии. Сейчас он лопается от
достатка и благополучия. Улицы сияют чистотой, подворотни вымыты мыльным
составом. Сверкают зеркальные витрины, ежедневно старательно протираемые. А
в витринах горы барахла: одежда, мебель, ювелирные изделия, еда, парфюмерия,
книги, картины, музыкальные инструменты, радио- и фототовары -- все, что
душе угодно, и все отменного качества. Улица -- гигантская выставка
благополучия и процветания. Выставка товаров, которые экспонируются
продуманно, красиво, со вкусом. Много талантливых голов работало над этой
экспозицией, и она завораживает, мешает видеть что-либо другое и целиком
занимает внимание прохожих. Создается впечатление, что немцы тратят уйму
свободного времени на упоенное созерцание своего благополучия. Цель
устроителей этой выставки -- подчинить и подавить прохожего, -- безусловно,
успешно решена. Лишь дня через три я привыкаю к воздействию витрин, и блеск
изобилия надоедает мне. Теперь лишь что-то из ряда вон выходящее способно
удивить меня. Вот по воздуху летят какие-то радужные шары -- большие и
маленькие, высоко и низко. Гляжу -- на балконе второго этажа сидит
здоровенный плюшевый медведь и пускает мыльные пузыри. Оказывается, это
реклама магазина игрушек. Вот приехала громадная телега с яблоками, и
толстая немка в национальном пестром костюме начинает раздавать их прохожим.
Так, даром -- для рекламы, что ли? Немцы чинно становятся в очередь и, скаля
хорошо начищенные зубы, берут по одному-два яблока. Ни давки, ни гама.
Толпа гладкая, сытая, отутюженная, излучающая здоровье и
самодовольство. Много инвалидов -- кто с костылем, кто с палкой. Они тоже
сытые, ухоженные, не свихнувшиеся, не спившиеся. Один, без ног,
ампутированных почти до пояса, заезжает колесом своей удобной тележки-кресла
в газон и зовет меня.
-- Перевезти, что ли, через улицу?
-- Нет, только назад, данке.
Выезжает из газона, нажимает кнопку, и его тележка мчится вдоль по
тротуару, обгоняя расступающихся прохожих. Все портативно, все надежно, все
электрифицировано. А я вспоминаю Ваську из 6-й бригады морской пехоты.
Бригада вся полегла в сорок первом, а Васька уцелел, но потерял обе ноги. Он
соорудил ящик на четырех подшипниках и занимался сбором милостыни, подставив
для этого морскую фуражку. Сердобольные прохожие быстро наполняли ее рублями
и трешками. Тогда Васька напивался и с грохотом, гиканьем и свистом врезался
в толпу, поворачиваясь на ходу то спиной, то боком вперед. Происходило это в
пятидесятые годы на углу Невского проспекта и улицы Желябова, у аптеки.
Тоскливо было мне и стыдно. Зашедши в аптеку, я услышал, как провизорша,
красивая и молодая, вызывает милицию, чтобы та убрала смутьяна. Неужели ей
не дано понять, что Васька положил свою молодую жизнь за нее, что она не
сгорела в гетто только потому, что Васька не пожалел своих ног, а те, кто
был с ним, своих голов? Потом Васька исчез...
В те годы добрая Родина-мать собрала своих сыновей -- героев-инвалидов,
отдавших свое здоровье во имя Победы и отправила их в резервации на дальние
острова, чтобы не нарушали красоты столиц. Все они тихо умерли там.
А по сытому и злачному городу Мюнхену ходят толпы сытых довольных
жителей, среди них -- умытые, обихоженные и довольные инвалиды. Кто-то из
них тогда, в сорок первом, бросил роковую гранату под Васькины ноги. Всего у
них много, но жизнь напряжена, как натянутая струна. На лицах мужчин
одержимость: они поставили перед собой задачу (какую, я не знаю) и неуклонно
выполняют ее. Сильный народ. Работают как звери. Точно, аккуратно, со
знанием дела, с сознанием долга. Считают плохую работу ниже своего
достоинства. Не выносят беспорядка, халтуры. Нередко видишь усталых,
посеревших людей, продолжающих трудиться поздно вечером... Но жадны и
расчетливы беспредельно. На улицах много певцов, музыкантов. Чувствуется,
что многие из них профессионалы, не нашедшие работу. Поют и музицируют
прекрасно. Прохожие слушают, восхищаются... и ничего не бросают в шапку,
лежащую перед музыкантом.
Поздно ночью, когда ветер гнал мокрый снег по опустевшей, но сияющей
огнями улице, я услышал звуки флейты. То была бетховенская "Элиза" --
мелодия, сотканная из нежности. В дверном проеме сидел музыкант
в темных очках, сгорбленный, посиневший от холода, а рядом что-то
шевелилось. Я увидел закутанную в ватное одеяло маленькую собачку. Голова ее
преданно лежала на колене хозяина, а во взгляде черных глаз была почти
человеческая тоска, страдание и безнадежная усталость. Дальше, под аркой
городских ворот, разместилась компания чудовищно грязных бородатых парней.
Их спутницы пили вино из больших бутылок, сидя прямо на тротуаре. Все они
что-то орали, а собаки их, столь же грязные, огрызались на подстриженных,
причесанных, чопорных пуделей и болонок, прогуливаемых благопристойными
гражданами. Кто они, эти парни? Не знаю. За углом ко мне подошла
очаровательная девочка лет пятнадцати, прилично одетая и чистенькая.
-- Пойдемте со мной, я покажу вам тысячу и одну ночь!
-- Помилуй, девочка, я гожусь тебе в деды!
-- Тем более вам будет интересно! Пойдемте, папаша! (Vati)
У ночного кафе бродят виляющие толстыми задами наркопеды.
Из ярко освещенных, переливающихся всеми цветами радуги дверей несется
оглушительная, ритмичная музыка. Это зал игровых автоматов. Захожу. Тут и
морской бой, и охота на диких зверей, и автогонки, и просто рулетка. Все
гремит и сверкает. В углу натыкаюсь на муляж -- голую бабу, сделанную со
сверхъестественной точностью, -- как живая! С улыбкой она приглашает жестом
войти в дверь. А там, оказывается, секс-шоп. Похабель во всех видах:
картинки, диапозитивы, журналы, киноленты. Тут по сходной цене вы можете
купить резиновую надувную девочку, которая все умеет и все может и которая
снабжена переключателем на 120 и 220 вольт... Опустив марку в щель автомата,
вы получаете пять минут цветной, озвученной порнографии -- суперсекс,
вдвоем, втроем, вшестером, сверху, снизу, через голову и даже на мотоцикле.
У меня шевелятся остатки волос на голове, сердце бьется, становится худо и
отвратительно... и я с уважением вспоминаю нашу советскую власть, которая за
такое сажает в тюрьму, без разговоров и надолго!
Вылезаю на улицу, глотаю свежий воздух. На противоположной стороне --
большая старинная церковь, совсем рядом, надо только сделать несколько
шагов. Как это символично! Все в нашей жизни переплетается -- возвышенное и
низменное, добро и зло, чистое и грязное! За медную ручку в виде маленького
крылатого ангела тяну к себе тяжелую дверь. Тишина и прохлада собора
обволакивают меня. Здесь царит полумрак, людей мало, они сидят на скамейках,
погруженное в свои мысли. Где-то в бесконечной темной дали, над алтарем,
горит ярко освещенное Распятие. Оно завораживает, снимает с души смутное
беспокойство, приведшее меня сюда, в обитель Бога.
Справа от входа, в небольшой капелле жарко полыхают огни в сотнях
небольших плошек: немцы ставят их вместо свечей, опустив монету в копилку.
Чуть выше, в нише стены статуя Богоматери. Успокоение нисходит
на меня. Церковь эта не наша, но Бог-то у нас один... Беру плошку,
зажигаю, и мой маленький робкий огонек тоже теплится рядом с другими, огонек
надежды, просветления, очищения. Поднимаю глаза и вижу светлый лик
Богородицы...
Помоги нам, заблудшим, Дева Пречистая! Очисти нас от зла, успокой
измученные души наши...

 

Сегодняшний 3-х час. анализ

 

Подскажите мож кто в курсе-это фибула? и если она, какой период?

 

Для тех кто с бронепоезда - каков вопрос таков ответ.
нужно ставить вопрос по другому - готов ли ты умереть за родину или нет.
Штурм Берлина - его могли разбомбить точно также как америкосы Дрезден, но почему то так не сделали, наверное потому чо не хотели больших жертв среди мирного населения? Почему не бомбили Вену, Прагу, почему Краков спасли от взрыва, заметь ценой собственной жизни.

Потери в Берлинской операции
С 16 апреля по 8 мая советские войска потеряли 352475 человек, из них безвозвратно — 78291 человек. Потери польских войск за тот же период составили 8892 человек, из них безвозвратно — 2825 человек. То есть число убитых советских воинов составило 78 тыс. человек, а вовсе не миллион, не полмиллиона и даже не 300 тыс. Потери противника убитыми составили около 400 тысяч человек, пленными около 380 тысяч человек. Часть немецких войск была оттеснена к Эльбе и капитулировала перед союзными войсками, что тоже относится к непосредственным результатам операции. Уже хотя бы исходя из соотношения советских и немецких потерь можно оценить эффективность штурма Берлина.

Я думаю ты сейчас не скажешь что при штурме Рейхстага погибло 80 т как пишут некоторые личности? Если да то раздели 36 часов на кол-во и подумай реально ли

 

Большие потери были в последний год войны, а в первые два они были катастрофические. Приказ №227 был выдан, наверное, как раз на волне всеобщего "героизма" личного состава, вызванного "умелыми" действиями тех самых отцов-командиров. Или этот приказ был вызван более умелыми действиями врага?
Предлагаю полемику прекратить хотя бы из уважения к миллионам погибших на фронтах.. Запарил уже этот срачь

 

Скорость наступления РККА в 1944 — 1945 годах превышала темп германского блицкрига 1941 года в среднем на 20–30 км. в день.
11 мая 1945 года была завершена Пражская стратегическая наступательная операция. В ходе ее ликвидирована 860-тысячная группировка гитлеровцев, (убито 40 т остальные взяты в плен) которая отказалась капитулировать. Наши безвозвратные потери составили 11 265 человек (41 т ранено). То есть к концу войны на каждого убитого или раненого русского, приходилось 76 гитлеровцев.

Читайте дальше мемуары немцев.

 

ДжонСи тебя же уже просят - прекрати!!! Ты уже достал!!! Хватит!!! ХВАТИТ!!!
Все уже поняли, что для тебя это красная тряпка, как гимн Украины...
я удивляюсь как это ты своего сына отдал в кадеты, Украинской армии то? Ты же любитель российской комунистической православной империи и всея руси повелителя ввп.
Давайте прекратим эту дискуссию!

 

Да я прекратил вроде. Кому что нравится его дело. Просто не нужно говорить то чего не было. Или рассказывать слухи без единого доказательства.