Хаим Сигал. Еврей. Агент НКВД. Начальник концентрационного лагеря и гетто.

Перенесу я сюди свою тему про такого собі жида Хаїма Сигала.
Хочу наголосити, що всі факти взяті з кримінальної справи, яка була розсекречена аж в 2011 році.
Спеціально перекладу все на мову молодшого брата, щоб і він зміг прочитати, а то автоперекладачів у них не має.
Тема довга і дуже цікава. Тому прошу модераторів її не видаляти.
Факти і тільки факти, які з цієї справи дізнався Володимир В'ятрович.

Три разных человека, которые будто представляли три разных национальности, объединенных не только общей обложкой, но и реальной судьбой одного человека, которая каждый раз меняла не только фамилию, но и саму себя.


Беря в руки то или другое архивное дело, трудно предугадать, насколько интересным оно будет. Однако в этом случае сразу было понятно, что исследователя ожидает что-то неординарное - на каждом из четырех грубых томов отмечалось, что это "Дело № 67436 из обвинения Сигала Х. И., он же Сиголенко К. М., он же Ковальський К. И".
Обиды, которые воплощал в жизнь герой нашего рассказа, были, казалось бы, взаимоисключающими. Советский милиционер, а впоследствии один из командиров партизанского отряда НКВД и сотник "Полесской Сечи" и адъютант самого атамана "Тараса Бульбы" вряд ли смогли бы прийти к согласию между собой при встрече.
Точно так же, как и повстанец с руководителем полиции в городке Дубровица, или тем более заместитель коменданта немецкого лагеря с жертвой нацистской политики голокоста. Конфликт между этими социальными ролями неминуем при условии, что их не выполняет один человек.
Многомерность судьбы одного человека является наилучшим подтверждением ошибочности упрощенных одномерных подходов к оценке истории в целом. Особенно если идет речь об истории страшных войн и катаклизмов прошлого века.


Обложка дела на Хаима Сигала, он же Сигаленко
Кирилл, он же Ковальский Карл. Архив СБУ.

Историю Хаима Сигала, тяжелую и страшную, невозможно вписать в простые бинарные схемы наподобие "наши - немцы", "герои - преступники", "жертвы - палачи". Но именно таким сложным и есть реальная жизнь, а история лишь хочет его воссоздать. Поэтому попробую и я, "без гнева и страсти"...
Хаим Сигал родился 27 марта 1904 года в селе Лещатов на Львовщине. У семьи Исаака и Деборы Сигалов кроме него воспитывались еще пятеро сыновей и две дочки. Отец работал на водочном заводе, пока в 1914 году его не мобилизировали в австро-венгерскую армию. Очевидно, Первая мировая лишила Хаима полноценного детства.
Не слишком веселой была и его юность, ведь отец умер вскоре после возвращения из войны в 1919 году, потому молодой парень вместе со старшим братом Енохом вынуждены были работать, чтобы прокормить большую семью.
В 1920 году семья Сигалов переехала во Львов. Именно здесь Хаим начал работать продавцом в магазине, впоследствии работником склада, а по вечерам учился.
Добытое образование дало ему возможность кое-как устроиться в жизни - в 1928 году, после окончания учительской гимназии, он начал преподавать в частной еврейской школе.
Не знаю, был ли он доволен тихой и спокойной жизнью провинциального учителя, или все же стремился сделать блестящую карьеру, но никаких шансов для быстрого социального взлета в межвоенной Польше он как еврей не имел.
Поэтому, наверное, и остальная его жизнь была бы спокойной и, возможно, даже скучной. В памяти небольшого круга своих учеников он остался бы как тихий, маленького роста, одетый в дешевый костюм учитель.
Но в 35-летнем возрасте в его жизнь во второй раз ворвалась война, и последующие 17 лет стали полностью другими, да и сам Хаим стал полностью другим. Только ли война виновата в том, что случилось, или черты, которые она проявила, вызревали в тихом учителе? Ответить на эти вопросы невозможно.
В любом случае война изуродовала жизнь Хаима Сигала, как и миллионов других людей, поставила их в экстремальные условия, которые превращали одних в героев, а других - в отбросов. Или и у героев, и у отбросов.
Приход советской власти на Западную Украину в 1939 году быстро и вдребезги разрушил общественную модель, которая не давала возможность реализовать свой потенциал украинцам и евреям как представителям национальных меньшинств во Второй Речи Посполитой.
Многим из них тогда, в сентябре 1939-го, хотелось верить в провозглашаемое по радио и на митингах "кто был ничем, тот станет всем". Поэтому молодые ребята массово записывались в народную милицию, пытаясь послужить новой власти. Среди добровольцев, которые присоединились к рядам милиции 22 сентября, был и учитель еврейской школы Хаим Сигал.
Обустроившись на новоприсоединенных поприщах, советская власть начала проверять своих добровольных помощников. Многих милиционеров было арестовано как неблагонадёжных. Хаим Сигал прошел проверку и был признан достойным служить советской власти.
Чтобы понравиться своему начальству, Сигал в автобиографии, написанной в ноябре 1939 года, и отдельно подчеркнул, что "к партии не принадлежал, но всегда был симпатиком компартии".
По- этому осенью 1939-го Хаїим окончательно поменял свой гражданский учительский костюм на униформу советского милиционера. Он прошел учебу в школе милиции и стал работать помощником оперуполномоченного сначала девятого, а потом первого районного отделения во Львове.
За это время бывший учитель успел устроить и личную жизнь, женившись на младшей на 17 лет девушке, которая стала Цилей Лазаревной Сигал. В 1941 году в их семье появилась дочка Люба. Жизнь Хаима налаживалась и, похоже, его ожидала быстрая карьера. Но свои коррективы опять внесла война.
22 июня немцы пошли войной на своего бывшего союзника - СССР. Неспособная организовать эффективную оборону, власть прибегла к срочной эвакуации. Уже в первую неделю войны, 27-28 июня, из Львова выезжают сотрудники милиции, среди них и Хаим Сигал.
Их вывозят на восток. Как далеко - никто не знает, ведь еще верят, что вот-вот безумное наступление немцев таки остановят. На восток, подальше от фронта, выехала и жена Хаима Циля с дочерью Любой. Их жизненные пути больше не пересекутся и Хаим так никогда и не узнает пережили ли они военное лихолетье.
Тем временем эвакуированные милиционеры доехали сначала до Винницы, а в дальнейшем и в Киев. Уже в июле стало понятно, что остановить немецкий блицкриг в ближайшее время не удастся, поэтому нужно готовиться к длительной войне, в том числе партизанской.
Советское командование понимало, что это ответственное дело могут поручить лишь профессионалам. Поэтому партизанские отряды формирует НКВД. Это впоследствии, после войны, советская пропаганда будет говорить о "народных мстителях", а теперь Сталину нужны опытные диверсанты.
Среди тех, кого готовили на эту роль, очутился и Хаим Сигал, который вместе с другими бывшими милиционерами прошел в Киеве специальную выучку, организованную НКВД.
"На второй день, - свидетельствует Сигал, - нас переобмундировали, все милицейское обмундирование мы сдали, а получили штаны военного образца, рубашки(гимнастерки) черного цвета, шинели, вещественные мешки, а вооружили нас винтовками". Бывший учитель и бывший милиционер стал партизаном.
Как свидетельствует справка "Комиссии по делам бывших партизанов Отечественной войны 1941-1945 годы при президиуме Верховного Совета УССР", не просто партизаном, а "начальником штаба 8-го батальона 1-го партизанского полка войск НКВД".
Однако "попартизанить" долго не вышло. Заброшен в немецкий тыл где-то в районе Новоград-Волынского отряд потерял всякую связь с внешним миром. Его бойцы несколько дней блуждали лесами, пытаясь освоиться в неизвестной местности, и попали под обстрел. Первая высланная разведка не вернулась. Погибли ли разведчики, или покинули своих товарищей, было неизвестно.
Так же не до конца поняло, как оставил отряд Хаим Сигал. На допросе он рассказывал, что его также отправили в разведку. Действительно ли это так, или начальник штаба, поняв безвыходное положение, сам оставил своих бойцов, мы не узнаем никогда - ни одна информация о дальнейшей судьбе отряда и его солдат не сохранилась.
По версии самого Сигала, его, переодетого для разведки в гражданское, задержали немцы и отправили в лагерь для военнопленных, а впоследствии в пересылочный пункт в Новоград-Волынском. На тот момент в немецком плену оказались тысячи воинов Красной армии, которые не желали умирать "за родину и Сталина".
Немцы оказались полностью не готовыми к такому количеству пленных и не знали, что с ними делать. Им недоставало переводчиков для того, чтобы хотя бы как-то объясниться с громадными массами бывших советских солдат.
По-этому когда один из них продемонстрировал знание немецкого, его сразу забрали от других, назначив переводчиком. Это был Хаим Сигал, бывший учитель, бывший милиционер, бывший партизан, а теперь переводчик, который представился как Кирилл Николаевич Сиголенко, украинец.

 

Хаим Сигал. Архив СБУ.

Однако успех Сигала был очень кратковременным. Немецкий унтер-офицер, обрадованный, что нашел нужного человека, решил как можно быстрее оформить его на работу, поэтому сразу отправил на медицинский осмотр. После посещений врача Хаим вышел в коридор.
"Здесь же в коридоре, - вспоминал он, - унтер-офицер снял из меня наручные часы и один раз ударил в лицо рукой... Я понял, что они узнали мою национальность, следовательно будет плохо, могут меня, как гражданина еврейской национальности, убить, потому я решил бежать".
Побег был достаточно легким, ведь охрана пленных была не слишком суровой. Несколько дней Хаим продвигался на запад, пока не дошел до волынского городка Корец. Здесь он осмелился зайти в районную управу, опять представился Кириллом Сиголенком, уроженцем Чернигова.
После разговора с председателем управы получил на это имя справку, которая удостоверяла его личность.
Минуя первые опасности, Хаим решил еще раз попробовать найти работу. Со справкой, выписанной в Корце, он поехал в Ровно, где устроился переводчиком, потребность в которых у новой власти оставалась очень острой.
В этот раз он получил работу в областной управе без приключений. Спустя некоторое время его отправили в городок Сарны, где он продолжал работать переводчиком сначала в окружной управе, а потом в окружной полиции.
Именно здесь в помещении сарненской полиции Хаим Сигал встретил Тараса Боровца - "Тараса Бульбу". Это был сентябрь 1941 года : звезда атамана "Полесской Сечи" была только в зените, о нем говорили, им увлекались.
Местные украинцы считали его своим героем, который возрождает украинское войско и вот-вот возродит государство. Уже на первой встрече Боровец предложил Сигалу перейти к нему, и тот, не долго думая, согласился.
Так бывший учитель, милиционер, партизан и переводчик стал воином Украинской Повстанческой Армии "Полесская Сечь".

 

Заканчивался 1941 год. Для миллионов людей, репрессированных нацистами или коммунистами, один из самых трагичных в их жизни. Для Хаима Сигала - один из самых неожиданных.
За этот короткий период ему пришлось быть и милиционером, и партизаном в отряде НКВД, и пленным, и переводчиком, и сотником "Полесской Сечи".
Быстрый взлет, который ему обеспечила служба у атамана "Тараса Бульбы", резко оборвался с роспуском немцами отрядов последнего. Поэтому до полковника или генерала Хаим дослужиться не успел.
Чтобы обеспечить свою семью, он в декабре 1941 года вернулся на работу переводчиком. Сначала исполнял эти обязанности в украинской полиции, а впоследствии в немецкой жандармерии.
Однако задержка в карьере Сигала, связанная с коренным изменением политической ситуации, была временной. За несколько месяцев, окончательно поняв, кто теперь власть и приложив необходимые усилия для того, если бы засвидетельствовать ее представителям свою верность, он опять резко пошел вверх.
В апреле 1942 года Кирилл Сиголенко стал комендантом районной полиции в Дубровице. Наконец он стал пусть небольшим, а все же начальником, которому подчинялись 25 полицейских. Их задание - обеспечить порядок на подчиненной территории.
А понятие немецкого порядка становилось для местного населения все более зловещим - сначала это были разнообразные налоги и контрибуции, которые росли в меру того, как затягивалась "молниеносная война", впоследствии начался насильственный вывоз молодёжи на работы в Германию, жестокие репрессии за непослушание, а особенно за поддержку движения сопротивления.
Так полицейские, которые еще недавно казались своими, быстро превращались в представителей чужой, жестокой власти.
Для многих из них, которые были местными жителями, такое развитие событий было слишком тяжелым, потому они убегали из полиции и присоединялись к повстанческим отрядам - сначала бульбоским, а впоследствии бандеровским, порою вливались к советским партизан.
Вряд ли какие-то угрызения совести мучили Сигала, ведь ему как бывшему советскому милиционеру не первый раз было успокаивать недовольное украинское население.
Так же его не особенно смущало и то, что он очутился по разные стороны баррикад с воинами "Полесской Сечи", которые начали антинемецкую деятельность.
Бороться с бывшими товарищами - для него это также не первый раз, ведь именно за это он и получил звание сотника от атамана "Тараса Бульбы".
Но этого было маловато для того, чтобы выслужиться перед немецкой властью, получить возможность двигаться дальше карьерной лестницей. Наступил 1942 год, когда нацисты начали реализацию "окончательного решения еврейского вопроса".
Хаим Сигал понимал: чтобы не стать объектом этого решения, ему надо выявить незаурядную субъектность в этом процессе.
Чтобы не возникло ни наименьшего сомнения в его лояльности к власти, в конечном итоге к его национальности, он должен был стать наибольшим антисемитом и принимать самое активное участие в ликвидации своих соплеменников.
Вначале, как комендант полиции он обеспечивал охрану Дубровицького гетто, в котором находились почти четыре тысячи евреев.
Сигал в полной мере пользовался своим служебным положением, вынуждая жителей гетто работать на себя. Сюда он приезжал чуть ли не ежедневно, ведь здесь имел своего парикмахера.
Именно еврейские портные пошили ему новую одежду - полицейский мундир, в котором он теперь красовался на улицах города. Он неоднократно вызывал рабочих из гетто для тяжелого физического труда в городе.
В конечном итоге, когда летом в 1942 году среди евреев начали распространяться слухи о возможности уничтожения, Хаим Сигал начал собирать золото у жителей гетто, которое обещал передать немцам в обмен на гарантию безопасности.
Ни одно золото, даже если бы оно попало к немцам, не могло спасти дубровицких евреев, ведь их судьба уже была решена. 26 августа 1942 года пришел приказ об их перевозке из Дубровицкого гетто в Срны, где их ожидал расстрел.

 

В эвакуации, с подчиненными ему полицаями, участвовал и Хаим Сигал, который еще совсем недавно обещал своим соплеменникам безопасность в обмен на собранное золото.
Во время конвоирования 3800 евреев часть из них попробовала убежать. Конвоиры начали стрелять, поднялся беспорядок, в результате которого около тысячи этапированных убежало, близко полсотни были застрелены при попытке побега.
После того как эшелоны, загруженные людьми, обреченными на смерть, в конечном итоге двинулись на Сарны, полиция получила задание выловить беглецов. Результаты розысков были не слишком успешными - поймано несколько десятков беглецов, по большей части стариков, женщин и детей. Их решили расстрелять в Дубровице, а не отправлять в Сарны.
На допросе в МГБ через десять лет Хаим Сигал рассказал о расстреле пойманных, который на старом еврейском кладбище проводили комендант немецкой жандармерии в Дубровице Ерих Кениг и вахмистр Шуман.
"По прибытии на кладбище задержанных повели в конец кладбища, где уже была выкопанная яма, - вспоминал он. - Здесь же Кениг приказал задержанным раздеваться догола. Выполняя это, все задержанные разделись, после чего Кениг и Шуман брали по одному за руки, подводили их к краю ямы и каждый из них стрелял. Когда Кениг расстреливал, то предлагал задержанным становиться на колени. Расстрел происходил в затылок".
Сам Хаим Сигал, по его словам, в расстреле участия не брал. "Я лишь подводил евреев к ямам, - утверждал он, - и иногда брал детей из рук матерей и передавал немцам для расстрела, а сам не расстреливал и даже пистолета из кобуры не вынимал".
Он не лгал - лишь говорил полуправду, описывая расстрел. Ведь расстреливали не только на старом, но и на новом еврейском кладбище. И именно здесь Хаим Сигал в полной мере проявил свою лояльность и верность немецкой власти.
Свидетель Нашора Петр : "Когда мы выкопали яму на кладбище, полицейские во главе с Сиголенком привели 30 евреев, которых по несколько человек полицейские подводили к яме и по команде Сиголенка расстреливали.
Сиголенко сам лично расстреливал из пистолета. Я это хорошо видел, потому что находился на расстоянии около ста метров от места расстрелов... Полицейские проводили расстрел из винтовок, а Сиголенко из пистолета.
Также я хорошо видел, что маленьких детей Сиголенко брал из рук матери и расстреливал, детей расстреливал только Сиголенко".
Свидетель Лось Пётр, другой местный житель, которого заставили копать яму: "Я считаю, что детей расстреливал Сиголенко лишь потому, что на расстоянии ребенка не расстреляешь, потому что он не может стоять, а потому с винтовки расстреливать было невозможно, пистолет же был лишь в Сиголенка и он брал ребенка, как игрушку поднимал над ямой и из пистолета расстреливал.
Кроме того, я считаю, что Сиголенко расстреливал детей потому, что не каждый полицейский смог бы расстрелять ребенка". Эксгумация, проведённая через десять лет после преступления, выявила в массовом захоронении 70 трупов, из них 17 детей.
К сожалению, документы не способны дать ответ на вопрос, вспоминал ли Сигал в момент расстрела свою доченьку Любу, которая родилась накануне немецкого наступления.
,
Для коменданта Сиголенка важным было то, что он выполнил приказ начальства и теперь окончательно стал своим для немцев. Хотя доказывать лояльность он вынужден был ежедневно, в частности, проявляя зверства во время допроса задержанных.
Племянница Сигала Ирина Легкая, которая жила с его семьей, свидетельствовала, что дядя, "когда приходил домой, то его костюм был залит кровью". Такая ретивость коменданта не прошла мимо внимания его бывших товарищей из "Полесской Сечи", которые перешли в антинемецкое подполье.
Как-то летом в 1942 году в комнату Сиголенка влетела граната, однако сам комендант не пострадал, лишь испугался и продолжил свою деятельность.
Зимой того же года на Дубровицу напали советские партизаны. Убегая от них, Сигал потерял двух коней, однако сам опять вышел сухим из воды.
Третий раз испытывать судьбу он не стал, по- этому в начале 1943 года переехал с семьей в более надежный город Сарны. Здесь из января до апреля он продолжил службу в полиции, однако сделать какую-то карьеру он уже не успел.
Ситуация на фронтах Второй мировой изменилась, немцы окончательно остановили свое наступление, и даже начали постепенно терять завоеванные территории. Это заставило их еще больше усилить давление на оккупированные территории, что, в свою очередь, спровоцировало рост здесь движения сопротивления.
Весной 1943 года, несколько тысяч полицейских из Волыни оставили свою службу немцам и присоединились к Украинской Повстанческой Армии. Среди тех, кто "пошел к лесу", был и непосредственный руководитель Сигала комендант Сарненской полиции и большинство подчиненных ему полицейских.
Хаим не рискнул оставить немецкую службу, побаиваясь расплаты со стороны повстанцев не меньше, чем наказание немцев.
Поэтому его вместе с пятью другими, которые остались на сарненском участке, присоединили к местной немецкой жандармерии. Здесь он опять выполнял функции переводчика и завхоза.
Но ситуация дальше менялась. В 1944 году непосредственно до Волыни приблизился фронт, возвращение советской власти становилось вопросом ближайшего времени. Хаим Сигал понимал, что эта власть будет иметь к нему не меньше претензии, чем повстанцы, поэтому решил двигаться на запад с немцами.
Он, может, и хотел бы опять, как обычно, поменять своего хозяина, но теперь такое изменение было слишком рискованным и могло завершиться крахом.
Таким образом в начале 1944 года он оказывается у Белостока, где продолжает службу в жандармерии, а вскоре его переводят в лагерь в городке Старосельцы.
Здесь удерживались по большей части поляки, задержанные немцами за разнообразные нарушения. Опытный полицай Сиголенко становится начальником охраны и заместителем коменданта лагеря.
Но на этом побег Сигала на запад не остановился - в июле он переезжает в Восточную Пруссию.
Здесь в городе Кенигсберг он меняет привычный для него профиль работы полицейского и переходит в немецкую службу безопасности СД. 20 ноября 1944 года он получил документ, в котором говорилось, что "капитан Сиголенко Кирилл Николаевич состоит на службе в шестом отделении СД в должности информатора".
Его заданием было выведывать настроения в лагерях рабочих, вывезенных на работу. Невозможно оценить, насколько успешно работал агент Сигал. Он постоянно терял связь с руководством, ведь приближение фронта усиливало хаос.
В марте - апреле 1945 года он находился в Потсдаме, предместье Берлина, который ощущал ужасные бомбардировки союзников. Сигал понял: главное для него сейчас - не карьера, а выживание.
Ему удалось вместе с семьей(а на тот момент его семья пополнилась еще ребенком) смешаться с тысячами польских беженцев и таким образом безболезненно для себя встретить падение "Тысячелетнего Рейха".
Во время регистрации он сначала получил удостоверение на свою настоящую фамилию и имя, хотя назвался жителем Варшавы. Но впоследствии он понял, что за Хаимом Сигалом тоже тянутся грехи, за которые придется отвечать, поэтому при переоформлении документов, которое состоялось в освобожденной от немцев Польше, взял собе другую фамилию. Теперь он Кароль Ковальский.
Указать польскую фамилию ему посоветовал знакомый еврей, который утверждал, что в Польше после войны очень вырос антисемитизм.
Хаим, невзирая на то, что стал поляком, не собирался задерживаться в Польше. Получив новые документы, он с семьей вернулся в Германию, где в который раз начал новую жизнь в новом образе.

 

Весной в 1945 году завершилась война в Европе, а через несколько месяцев, в сентябре, наступил конец Второй мировой войны.
Миллионы людей, затянутых в ее водоворот, после возвращения с фронтов или лагерей пытались начать жизни заново. Очевидно, не всем удавалось легко избавиться от груза совсем недавнего прошлого.
Невзирая на свое уникальное умение перевоплощаться и играть полностью разные роли, не удавалось это и Хаиму Сигалу. Невзирая на то, что вокруг в конечном итоге воцарился мир и спокойствие, он не мог опять вернуться в образ тихого и незаметного учителя, которым был до сентября 1939-го.
Уверенно переступив через условную черту, которая отделяет преступника от нормального человека, он больше не замечал ее даже в условиях, которые существенно отличались от экстремальных военных.
Понимая, что политическая карьера теперь является слишком рискованной для него, ведь лишнее привлечение внимания к его персоне может привести к его разоблачению, всю свою кипучую энергию Сигал направил на самообогащение.
Общественно-политическая деятельность Карла Ковальского ограничилась тем, что в Берлине он вступил в еврейское общество, где, очевидно, рассказывал о своих страданиях во время немецкой оккупации.


Спекулянт Карл Ковальский. Архив СБУ

В начале 1946 года Карл Ковальский становится сотрудником морского агентства советской военной администрации в Берлине. Его должность - агент из снабжения - создавала чудесные условия для ведения другой, теневой жизни.
По поручению руководства он неоднократно ездит между Германией и Польшей, перевозя, уже без ведома руководства, контрабандный товар. Сигареты, кофе, другие продукты, нелегально привезенные и проданые на черном рынке в Германии, быстро обогащают Сигала.
Дополнительным источником прибыли стали валютные операции, в частности обмены польских злотых на немецкие марки. В итоге за год он успел заработать 30 тысячи марок, купить дом и стать состоятельным бюргером. Жизнь опять быстро налаживалась.
Но неожиданно 17 января 1947 года его арестовали. Через три месяца, 15 апреля, военный трибунал гарнизона советского сектора оккупации города Берлина осудил Карла Ковальского за спекуляцию на "10 лет лишения свободы с отбыванием срока в исправительно-трудовых лагерях".
Сигала не вывезли в бескрайние сибирские просторы в ГУЛАГ. Заключение он, как "немецкий гражданин", отбывал здесь же, в Германии, - в лагере, который находился на территории печальноизвестного Дахау, где в годы войны был одно из самых ужасных нацистских ланерей.
Карл Ковальский вышел на свободу не через десять лет, а значительно раньше - в январе 1950 года. Заключение не изменило его намерений обогатиться как можно быстрее и любым образом.
Вскоре после освобождения со своими "компаньонами" Яцеком и Влодеком он решил организовать "интересный" бизнес - похищение людей в советской зоне оккупации Берлина и вымогательство за них денежного выкупа.
Операции планировали делать под видом "советских органов", поэтому Сигал принял на себя обязательство найти кого-то из советских служащих, готовых присоединиться к "делу". А пока не нашел нужного человека, продолжал заниматься спекуляцией.
Накопленных денег хватало, чтобы начать новую жизнь в новом мире. Поэтому Хаим Сигал решил с семьей направиться на постоянное проживание в Соединенные Штаты Америки. Однако у жены Елены выявили туберкулез, потому визу для выезда она не получила.
Следующим пунктом, куда собрался направиться Сигал, стало возникшее несколько лет назад государство Израиль. Семья Ковальского подала все необходимые документы и ожидала выезда в ближайшее время.
Если бы ему это удалось, то, возможно, остальную свою жизнь он провел бы между теми людьми, которые в годы войны спаслись от таких, как он. Как бывший редактор, может, он бы опять вернулся к работе пэром и описывал свои страдания от нацистов. Но случилось что-то вовсе неожиданное.
Бывшая жительница Дубровицы Текля Семенюк, вывезенная как "остарбайтер" на работу в Германию, через несколько лет после войны на улице Берлина случайно встретила мужчину, чрезвычайно похожего на коменданта дубровицкой полиции Кирилла Сиголенка.
Вернувшись в Украину, она поделилась этой информацией с ровенскими чекистами. Те подали ей для опознания несколько фотографий давно разыскиваемого ими коменданта. Текля подтвердила, что в Берлине видела именно его. Так Хаим Сигал попал под колпак чекистов.
11 мая 1951 года чекисты, при сотрудничестве с немецкими милиционерами, в одном из книжных магазинов Берлина задержали Карла Ковальского, он же - Кирилл Сиголенко. О том, что в то же время был задержан и Хаим Сигал, они еще не знали. Для проведения следствия задержанного перевезли в Ровно.

 

Опять Хаим Сигал, тюремное фото. Архив СБУ.

Более месяца Сигал на следствии держался легенды о том, что он Карл Ковальский. Лишь 29 июня 1951 года раскололся и начал рассказывать свою страшную историю. Признания растянулись на полгода и свыше триста листов протоколов.
Казалось, сломавшись, Хаим Сигал расскажет всю правду, которую так долго держал в себе. И правда, он рассказал почти все. Единственное, что он пытался скрыть, - свое непосредственное участие в убийствах евреев.
Однако трое свидетелей, которые находились в тот день на кладбище, где осуществлялась экзекуция, однозначно утверждали: комендант дубровицкой полиции Кирилл Сиголенко лично участвовал в расстрелах, в частности убивал детей. Результаты эксгумации также засвидетельствовали, что он пытался вдвое уменьшить количество убитых в тот день.
20 февраля 1952 года, через десять месяцев после начала, следствие завершилось. Следственный майор МГБ Дюкарев оформил обвинительный приговор на шесть страниц текста, который вместил все коллизии жизни Хаима Сигала и его преступления.
Суд длился два дня - 27-28 марта 1952 года. В завершение процесса выступил прокурор, который потребовал смертного наказания подсудимому.
В последнем слове Сигал сумел лишь сказать:
"Я просить суд ничего не могу, потому что осуществил тяжелое преступление и готов нести любое наказание. Я согласен с доказательствами прокурора, а не защиты. Больше мне сказать нечего".
Поэтому окончательный приговор суда - наивысшая мера наказания через расстрел - не стал неожиданностью для подсудимого. При этом Сигал не обошел вниманием возможность воспользоваться последним шансом спасения и написал кассацию в Верховный Суд.
Единственным аргументом, какой он навел в пользу смягчения приговора, были слова: "На моем содержании к аресту были семья - больная женщина и ребенок".
Этот документ стал последним, написанным им в жизни. Дальше - почти три месяца ожидание в ровенской тюрьме, неподалеку от тех мест, где миновала самая бурная часть жизни Хаима Сигала, он же Кирилл Сиголенко, он же Карл Ковальський. В конечном итоге 19 июня 1952 года приговор приведен в исполнение, маскарад завершился.
В 1996 году дело Хаима Сигала пересматривал следователь СБУ, с целью возможной реабилитации осужденного. Прочитанное им в чотыретомном деле заставило его оставить приговор в силе.

P.S. Владимир Вятрович: В 2011 году я обратился к Архиву СБУ с просьбой ознакомиться с архивно-криминальным делом на Сигала Хаима Исааковича.
Мне отказали на основании того, что дело может содержать конфиденциальную информацию. Но повторное обращение к архиву с указанием общественной важности в обнародованнии информации о массовых преступлениях, совершенных на территории Украины, удовлетворили. В результате я получил на руки документы и эта публикация стала возможной.

 

А скільки таких було, яким вдалось рванули в Ісраель, Америку, Австралію і звідти розповідали про жахіття голокосту можна тільки здогадуватись!
Якщо б такому Сигалу таки вдалось втекти до Ісраелю- ми мали б багатотомну працю про жахіття нацистів. При чому з картами і точною кількістю жертв.

 

...тихий, маленького роста, одетый в дешёвый костюм...
Не підходить.

 

Собаці.собача смерть.

 

Тсс! Це ж єврей! Не можна так! Думаю фонд Сіми Візенталя взяв би його на поруки.

 

Я козак.душа правдива.звик називати все своїми іменами.А жид.він і в Африці жид.Бо немає такої національності-єврей.є жид і іудей.

 

От вам і голокост - самі нищили своїх, самі тепер верещать. Уроди

 

Ну,по своему талантливый евреец. Как умел адаптироваться к новым условиям

 

Пропонуєте поставити пам'ятник його таланту?

 

Весь его талант - подлое и гнилое нутро.
Какой мразью надо быть, чтобы так изворачиваться в стремлении выжить за счет своих же соплеменников.

 

готов бути скарбничим по збору коштів.
чесність гарантую

 

И поставить.И назвать памятником холокоста.Вот и выйдет тролизм
Вы только представьте.Носатый ,пейсатый,бронзовый с П38 в руке ..целится.И надпись - памятник холокосту.И довести до народов мира,кто и с какой судьбой на том памятнике

 

На заветной папочке начертано : СЫгал (не Сигал) он же СЫгаленко.
А вы Сигала обсуждаете. Может - не того? Не его?
Одна буква или запятая многого стоят.

 

Одним жидом меньше.то вже добре.І яка різниця яке в нього призвіще.стерво .та й годі.

 

А до чого тут сигаленко? На що намікаєте, пане чекіст?

 

Фото папочки изучите. Пост за №1. Сыгал Х.И. - он же - Сыгаленко К.Н. )