Солдаты РККА о добровольцах

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

а это еще вопрос - как бы повел себя Рокоссовский, окажись он в немецком плену.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Преследуя по пятам немцев, мы подошли вплотную к посёлку, и здесь разгорелась короткая схватка. Она была самой жестокой из всех, в которых мне довелось участвовать в годы войны. Мы озверели от ненависти, а гитлеровцы, зажатые нашими войсками с трёх сторон, дрались с лютой яростью обречённых. Они сами пристреливали своих раненых, кончали самоубийством, чтобы не попасть к нам в плен. Те, которые нами были взяты, умирая от смертельных ран, стонали и просили помощи по-русски.
-Кто они? Что это за страшные люди? - спрашивал Найдёнов, глядя в лица умирающих солдат, одетых в гитлеровские шинели.
Это оказались власовцы!

Пилюшин И. Снайпер Великой Отечественной. М., 2009. С. 273.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Немного пошарил по "Военной литературе". Где-то указывал страницу, где-то нет, сами найдёте.

Бой впереди так приковал мое внимание, что я не заметил, как в тыл полка, на Потапово, стремительно ринулся справа отряд власовцев.

На пути власовцев стояли наши автоматчики. Их было в несколько раз меньше. Но парни подобрались отборные и находились в траншее. Ротой командовал храбрый офицер, из политруков-лыжников, Андриян Романов. Под Старой Руссой он являлся комиссаром роты автоматчиков бригады.

— Видишь, что делается? — кричу Андрияну в трубку.
— Ага! — откликается он. — Не слепой же... — Речь его была, как всегда, далека от привычной уставной. Тут уж с ним ничего нельзя было поделать.
— А почему молчишь?
— Подпускаю, чтоб не удрали.

Романов еще несколько дней назад охотился в Потапово за власовцами, но тогда они ускользнули. Теперь он весь был в ожидании, мечтал разом покончить с этой сволочью в открытом бою, Власовцев мы ненавидели люто, они это знали и бились с остервенением, понимая, что пощады не будет.

Отряд бандитов ринулся, как поток, в проран. С нашей стороны — ни выстрела, словно открыли им «зеленую улицу», и куда — почти в тыл полка! Артиллерия дивизии была задействована перед фронтом, поддерживала наступление корпуса и отбивала там контратаки. Батальоны тоже были обращены вперед, к соседу. При штабе оставались в основном химики и саперы — всего десятка три бойцов. Е. К. Курочкин и начхим С. Т. Шаталов посадили в окопы связных, поваров — словом, всех, кого могли.

Снова звоню Романову:
— Какого черта молчишь! Давай огонь!
— Обожди, сейчас увидишь.
— Увижу, как вас начнут колошматить!
— Это нас-то? — Андриян громко рассмеялся, и я слегка поостыл. Он одинаково громко говорил, смеялся, командовал и вместе с тем обладал кошачьим слухом и удивительным чутьем. — Вот подпущу маленько, тогда и хряснем.

Власовцы подошли совсем близко, выхватили гранаты для броска. И только тогда раздался залп автоматов. Широкая и плотная цепь бандитов мгновенно поредела. А тут еще, на наше счастье, оглянулся назад Размахов, всегда хорошо видевший поле боя. Его минометы немедленно развернулись и открыли по власовцам подвижной заградительный огонь. Не давая врагу опомниться, Романов поднял роту в атаку. Автоматчики гнали бандитов до их логова — села Нестеры. Никто из власовцев не уцелел...

Славнов В.П. Сколько было пройдено... М., 1984. С. 80-81.

Очнувшись, увидел затянутое облаками пустынное небо. «Выходит, я жив?» Не успел об этом подумать, как небо заслонила голова в немецкой каске, в лицо ткнулся черный зрачок автомата.

— Вставай, приехали. — Странно, говорили по-русски.

Я с трудом сел — встать не мог, подламывались ноги, сильно болела спина. Вокруг стояли люди в немецкой форме. На головных уборах знак и три белые буквы РОА — «Русская освободительная армия». Вот, оказывается, в чем дело: к «своим» попал!..

Много слышал я о предателях, а вот теперь они рядом — русские ребята, враги своей Родины. Рука сама потянулась к кобуре.

— Пистолетик твой тю-тю — улетел, видать, с самолетом. — Это говорил человек со злым маленьким лицом. — Так что не трудись искать, товарищ большевичек.

«Надо встать, — приказываю себе. — Не сидеть же перед врагами».

Оперся руками о мерзлую землю, но вдруг резкая боль в спине — поплыли деревья, небо, фигуры в немецкой форме. Однако преодолел себя, встал. Страха не было, нарастала злость, которую вызывали эти пятеро в немецкой форме, с немецким оружием и с русскими лицами. Одни из них в стороне возился с моим парашютом.

Вокруг стояла тишина. После событий в воздухе она ощущалась особенно остро. Лишь очень далеко, за стеной хвойного леса, угадывался глухой ровный гул, словно там работала огромная машина или шумел водопад. Это был гул фронта.

— Давай топай к машине, — приказал власовец с нашивками ефрейтора, очевидно старший группы.

Но я повернулся к солдатам спиной и двинулся в сторону леса. Не успел сделать несколько шагов, как сильный удар в спину свалил меня на землю. Я вновь потерял сознание и очнулся, когда щекой почувствовал деревянный пол грузовика. Меня бросили на тряпье, руки туго стянула парашютной стропой.

Конвоиры молча расселись но бортам машины. Солдат с злобной миной на лице бормотал ругательства и старался пнуть меня сапогом. Меня это уже не сердило. Я смотрел вверх на ровные, словно переполненные снегом облака и с горечью вспоминал последние минуты нашего экипажа. Где они теперь, мои боевые друзья? Погибли, а может быть, как и я, попали в плен? Как круто меняется моя судьба! Всего полтора-два часа назад я был за сотни километров от этих мест, на земле, по которой уже никогда не пройдет война. А сейчас я среди врагов и неизвестно, что ждет меня впереди.

Молодой власовец, пристально и недобро рассматривая меня, спросил соседа:

— Знаешь, о чем этот большевичек сейчас думает? Как бы к своим драпануть, а нас пощелкать при случае.

Его сосед, крупный мужчина в летах, в ответ только пожал плечами.

— А того не знает, — продолжал молодой, — что его свои тут же шлепнут за связь с власовцами и дачу показаний.
— Каких показаний? Чего ты мелешь?
— Где полк, какая дивизия — все рассказал со страху. Разве не слышал?

Такой наглости я стерпеть не мог. Изловчившись, я изо всех сил пнул власовца. Он едва не вылетел за борт и тут же с бранью набросился на. меня. Бил по голове, плечам, пинал сапогами до тех пор, пока его не оттащили в сторону. Грузовик остановился. Из-за борта показалась голова ефрейтора:

— В чем дело, Юрченко? Опять за свое?
— Стерва большевистская, советское отродье!.. — бормотал власовец. — Пристрелить его немедля! — И одернул с плеча автомат.
— Отставить! — рявкнул ефрейтор. — Его немцы ждут. Забыл?
— А-а-а, все вы тут заодно! — истерично выл Юрченко. — Ну погодите, я все знаю.
— Заткнись, — спокойно сказал пожилой власовец, — а то схлопочешь.

Я же казнил себя: элементарная провокация вывела из себя, отказала выдержка. Позор! «Сделай вывод, советский офицер», — приказал я себе.

Минут через двадцать грузовик остановился. Власовцы соскочили на снег, задымили сигаретами. Потом из-за борта машины показалось перекошенное странной улыбкой лицо Юрченко.

— Погляди, большевичок, на немецкую работу, не пожалеешь. Картинка что надо.

Я поднял голову. Печальная картина открылась моим глазам: валялись разбросанные по снегу молодые сосенки, у многих деревьев сорваны верхушки, расщепленные стволы светились рваными отметинами. Казалось, над хвойным лесом прошел ураган. Чуть поодаль дымились металлические обломки. Груды искореженного металла, спекшиеся дюралевые глыбы, обожженные огнем остатки крыльев, далеко отброшенный взрывом мотор с торчащей лопастью — все, что осталось от нашего бомбардировщика.

— Где люди? — крикнул я и шагнул вперед. — Да развяжите же руки, гады!

Пожилой власовец подошел к машине, угрожающе вскинул автомат:
— Сиди на месте, парень, не то пулю схлопочешь. А людей нет, куски одни да тряпки. Взрывом всех разбросало. Документы немцы увезли, а нас за тобой послали. А зараз приказали еще раз проверить — не осталось ли чего.

Всегда считал — плакать последнее дело. Даже когда Узнал о гибели отца, дедушки и сестренки, глаза были сухими. А тут сам не знаю, как случилось — заплакал. Видно, подкосили тяжкие события: пожар на самолете, парашютный прыжок, плен, русские люди-предатели. Все происходило так быстро, что я, очевидно, не успевал приспосабливаться к обстановке, да и силы мои, по всему видать, были на исходе.

В стороне от чадящей воронки среди переломанных веток копошился Юрченко.

— Гляди, большевичек! — крикнул он и с трудом поставил вертикально киль разрушенного самолета. Среди зеленого лапника киль с красной звездой стоял словно памятник. Не понимал власовец, что отдавал последние почести погибшему экипажу.

[...]

В блоке я подружился с подполковником Агеевым Иваном Георгиевичем. Он как бы возглавлял группу пленных авиаторов. Здесь у нас шли свои разговоры. Немало удивлялись мои новые товарищи рассказам об авиационной технике наших дней, о полном превосходстве советской авиации в небе войны. С горечью вспоминали сорок первый. Тяжело переносили вынужденное бездействие.

Агеев рассказал мне, как однажды в блоке произошло происшествие. Нагрянули немцы и увели всех, даже больных, на работу, оставив лишь генерала Лукина и дневального за дверью. Скоро в сопровождении двух немецких офицеров явилась группа странно выглядевших военных во главе с худым и мрачным человеком. Это был Власов, командующий «Русской освободительной армией».

Дневальный видел, как в конце беседы оба генерала вскочили и Лукин, побледневший, с дрожащими губами, вдруг плюнул в лицо Власову.

— Власов, командующий вшивым войском, — объяснял позже Лукин, — предлагал к себе заместителем. Много чести!..

Пустовалов Б.М. Те триста рассветов... М., 1990. С. 156-166.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

В конце встречи, молчавший доселе Ефим Бронников, вдруг заговорил:

— Ребята! У меня есть одна задумка, только слушайте серьезно, не смейтесь. Откровенно говоря, я давно вынашиваю идею — рвануть в Русскую Освободительную Армию.
— Это еще зачем? — удивился я.
— Все за тем же, Митя, — загорячился Ефим, — наши воюют, кровь проливают за Родину, а мы тут сидим, худо-бедно живем и в ус не дуем, помогаем немцам воевать против наших.
— Глупости ты порешь, Ефим, — зло усмехнулся Андрей, — чего ты в огонь масло подливаешь или не знаешь, что власовская армия это армия предателей, которая подняла руку на свою Мать-Родину. Это наш позор!
— Не согласен! — Взбеленился Ефим, — не согласен! Власовцы — не предатели, они такие же, как и мы, только немножко посмелее нас. Помяни мое слово, Андрей, власовцы еще покажут себя, врежут немцам и перейдут к своим.
— А свои знаешь, что с ними сделают? Половину расстреляют, половину в лагерях сгноят. По секрету скажу, у меня с Колымой связаны страшные воспоминания. Туда я не хотел бы попасть, уж лучше пулю в лоб!

На этом разговор закончился. Каждый остался при своем.

[...]

Вместо отбывшего Студента комендантом нашего рабочего лагеря назначили пожилого рыжего ефрейтора. Он сообщил своему начальству о желании некоторых военнопленных вступить в ряды власовской Русской Освободительной армии. В связи с этим, к нам прибыл старший лейтенант РОА.

Это был молодой, приятной наружности офицер, в хорошо сидевшей на нем немецкой форме с отличиями Русской освободительной армии. Он вошел в наш барак во время вечерней поверки вместе с комендантом и громко поприветствовал нас:

— Здравия желаю, земляки!

Ответа не последовало. Пленные настороженно молчали. Комендант вопросительно смотрел то на пленных, то на офицера, догадываясь о конфликтной ситуации.

— Что случилось? — беспокойно спросил он переводчика.
— Ничего особенного, господин комендант, — Вместо Андрея, по-немецки ответил власовец, — Военнопленные молчат потому, что меня считают предателем.
— Что-о-о? — Взревел комендант, переводя на нас злые глаза, — Да, как вы смеете?
— Господин комендант, успокойтесь. Ничего страшного не произошло. Все будет в порядке. Запирайте барак и ступайте отдыхать. Я остаюсь ночевать с вашими подопечными. Будьте спокойны. Если потребуется Ваша помощь, я позову.

Комендант отдал честь и ушел. Некоторое время в бараке стояла напряженная тишина. Пленные выжидающе молчали, молчал и власовец. Потом, чему-то улыбнувшись, он невозмутимо заговорил:

— Ну, что? Помолчали и, будя, как говорят у нас в деревне. Другого приема я не ожидал. Но, как видите, вас я не боюсь, потому что вам я не враг.

И он стал рассказывать о себе, о Русской Освободительной Армии, о генерале Власове, о положении на советском фронте. Нас поразила его концовка:

— Красная армия наступает по всему фронту. Победа будет за нами!

«Как же мог он так сказать? — подумалось мне, — Не провокация ли?» В конце концов, любопытство взяло свое, посыпались вопросы, на которые старший лейтенант охотно отвечал. Были и колкие вопросы. Один из них задал я:

— Скажите, вы не боитесь, что за измену Родине придется отвечать?
— Боюсь, — признался наш гость, — но давайте смотреть правде в глаза, признаемся перед своей совестью, спокойно порассуждаем вот о чем... Кто из нас больше виноват перед Родиной и виноваты ли вообще вы и мы — Власовцы? Я себя изменником не считаю. В плен я попал под Смоленском. Кто был там, тот знает в каких тяжелых боях мы защищали не столько Смоленск, сколько Москву. Двадцать дней непрерывных боев, чудовищного напряжения испытал на своей шкуре, от моей роты осталось несколько человек.

Старший лейтенант сбросил френч, рубашку. На голом теле виднелись следы тяжелого ранения. Он продолжал:

— Я чуть не сдох в лагерях военнопленных, но, как говорят, выжил всем чертям назло. За все время плена и в РОА я не пошевелил пальцем в пользу врага и не сделал ни единого выстрела. А вы, друзья, гнете спины на немцев. Так или не так? Так! И я вас не виню. На самом деле, все сложнее, чем мы думаем.

Точно так же думал я, думал Ефим и многие пленные. Вчетвером мы сели за столик. В руках у старшего лейтенанта появились и заплясали карты. Видно, парень был на все руки. Вокруг столика толпились военнопленные, все хотели послушать, о чем говорит офицер. Играли в «очко» вчетвером: я, Андрей Панченко, Земляк и власовец. Игра шла на марки для пленных. Одновременно шел разговор о политике, о положении на фронтах, о Русской Освободительной армии и, как всегда, о женщинах. Потом бросили игру и переключились на анекдоты. Спать легли далеко за полночь.

— Ну как? Довольны нашей беседой? — спросил напоследок офицер, — Я, лично, очень!
— Чем же вы довольны, старший лейтенант? — удивился я.
— Больше всего тем, что между вами произносилось слово «товарищ» и оно для меня звучало, как музыка, — пояснил гость, укладываясь на предоставленную ему постель.

За всю войну, за весь плен, это был единственный случай, когда я своими глазами увидел власовца и разговаривал с ним.

На другой день на утреннюю поверку нас построили во дворе лагеря. Старший лейтенант РОА прошелся перед строем в сопровождении коменданта, переводчика и скомандовал:

— Желающие служить в Русской Освободительной армии выйти из строя! Два шага вперед!

Никто не шелохнулся. Все оставались на месте и молчали.

— Значит, желающих нет? Я так и знал. Ну, что же, ауфвидерзеен, как говорят немцы. До следующего свидания!

Мы двинулись на завод, стуча деревянными колодками, а власовец долго глядел нам вслед. Следующего свидания не было — Власовцы у нас больше не появлялись.

Небольсин Д.А. Дважды младший лейтенант. Журнал литературной словесности, 2002.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Отступая, немцы зверели и свирепствовали. Они жгли и разрушали все, что попадало на их пути. Мужчин и молодежь вместе со скотом угоняли на запад в Германию. Многих в пути расстреливали.

Вместе с фашистами отступала и предательская армия Власова. Большие подразделения власовцев воевали на нашем участке фронта. В освобожденных населенных пунктах находили прощальные письма предателей к своим родственникам. Несколько писем читал и я. К письму прикалывалось обращение примерно такого содержания: «Земляк! Убедительно прошу тебя переслать это последнее мое письмо к родственникам. Моя судьба сложилась так, что я должен воевать против тебя до конца. Это вина не моя. Нас предали. Прощай!» В таком письме человек прощался со стариками родителями, женой и детьми. Письма были трагическими, нередко читая их, накатывались слезы. Он писал о том, что уже стоит в могиле, сзади его на мушке держат фашисты, а впереди Красная Армия. Шаг назад — пристрелят немцы, шаг вперед — русские. У него был один выход — стоять на месте до последнего патрона. Многие из таких солдат были расстреляны фашистами при малейшем подозрении о попытке перейти на сторону русских. Нам было категорически запрещено пересылать письма на родину, вместо этого предлагалось немедленно их сдавать в особый отдел части. Несмотря на запрет, немало писем дошли до своего адресата — уж очень горькая участь выпала на долю авторов этих печальных строк.

Оставшиеся в живых власовцы со звериным ожесточением дрались против нас. Фашисты садили их в опорные пункты (окопы, дзоты, землянки) для прикрытия своих отступающих войск, и они выполняли приказ до конца. Дрались до последнего патрона, до последнего солдата. Припоминаю такой случай в Карпатах. Дорога, по которой двигались наши войска, проходила по ложбине между гор. На двух господствующих высотах для прикрытия отступающих немецких войск были оставлены на вершинах гор в ДЗОТах по три власовца. И вот они — эти шесть предателей остановили движение наших многочисленных войск по ложбине. Пришлось атаковать высоты и брать их штурмом. Во время штурма полегло немало наших ребят. Власовцы живыми не сдались. Когда наши солдаты ворвались в ДЗОТы, все шесть человек лежали мертвыми возле пулеметов, минометов и гранатометов...

На командный пункт командира батареи героя Советского Союза капитана Салихова, который размещался в крайней хате небольшого молдавского хутора привели пленного власовца. Высокий ростом, кавказского происхождения человек с красивыми густыми черными усами, крепкого телосложения стоял и с пренебрежительным взглядом, скорее с усмешкой, смотрел на сидящего за столом худощавого капитана Салихова. На вопросы командира батареи предатель давал уклончивые ответы. Капитан вызвал солдат из охраны и приказал вывести подлеца за околицу и расстрелять. Да не сразу — пусть почувствует, как приходит смерть к другим. Хотя капитан и был героем Советского Союза, но на такой самосуд права не имел. Тем не менее, приговор был приведен в исполнение.

Когда пленного выводили из хаты, я пошел следом и наблюдал такую картину. Сразу же за порогом хаты кавказец встал на колени и горько заплакал. Он просил прощения у солдат. Двое солдат подняли его на ноги и поволокли за околицу, всю дорогу кавказец рыдал и просил пощады, просил его не расстреливать. Наши солдаты были неумолимы. Доволокли власовца за ограждение поселка и пустили в него одиночным выстрелом в ногу. Власовец присел на колени и продолжал просить прощения. Не помогло. Последовали еще два одиночных выстрела. Раненный, он повалился на бок и вот тут показал всю свою ярость и ненависть к Красной Армии, к Советской власти. Он кричал в отчаянии, что только мог, его выкрики были направлены против нашего правительства и армии. Лишь после третьей очереди из автомата солдат замолк. Но и на этот раз он не был окончательно убит, и тело его изредка вздрагивало. В таком состоянии его оставили умирать, лежащим в грязи, под моросящим дождем за плетнем на околице молдавского хутора. Так погиб один из бывших когда-то наших солдат. Наверное, его родные получили извещение о том, что «Ваш сын, муж или брат пропал без вести...».

Такой произвол был допущен нашим командиром батареи, но он остался вышестоящим командованием незамеченным. Этот случай подтвердил нам то, о чем говорили нам наши комиссары. А они говорили, что все оставшиеся в живых солдаты армии Власова — предатели.

Чирков Б.Т. Гибель второй батареи. Екатеринбург, 2004. С. 34-36.

С власовцами приходилось сталкиваться?

— Да. В Белоруссии. Был в моем взводе командир танка Ваня Мешков с Курской области. Мы тогда наступали, громили тылы. Захватили одного в немецкой форме — на подводе ехал, вез боеприпасы. Стали с ним говорить по-немецки. Он: «Да я русский!» — «Ах ты, сволочь такая! Откуда?» — «С Курска». Кричу: «Ваня, иди сюда, побеседуй с земляком». Он стал с ним разговаривать, оказывается, они с ним ходили в одну школу — он из одной деревни, а Ваня из другой. Как выяснил, так он этого власовца и хлопнул, застрелил. А тут как раз комбриг: «Почему пленных расстреливаем?!» — «Власовец». — «Ну хотя бы отвели подальше!» Власовцев в плен не брали...

Александров Николай Захарович / Я дрался на Т-34. Книга вторая. М., 2008. С. 284.

И застряли мы на этом харьковском направлении на целых полгода. Все время предпринимались попытки прорвать немецкую оборону. Об этом историки стараются умолчать. Бои были очень тяжелые, немцы нас все время отбрасывали назад. Я помню, как весной под Изюмом мы бились с власовцами, державшими оборону на высоте 181,1. Мы пошли в атаку, но половину танков власовцы сожгли на подходе. После нас на эту высоту кинули в атаку целую стрелковую дивизию. Через два часа от дивизии ничего не осталось... И нас снова послали в атаку на эту проклятую высоту... Ничего из этого не получилось... И так было часто...

Маслов Иван Владимирович / Я дрался на Т-34. Книга вторая. М., 2008. С. 186-187.

Пехоту из дивизии ВДВ «власовцы» прижали к отвесным скалам и орали им: «Десантники-комсомольцы, ваш последний прыжок!» Мы появились вовремя, развернули орудия и выручили пехоту.

Черномордик Михаил Александрович / Я дрался с Панцерваффе. «Двойной оклад — тройная смерть!». М., 2007. С. 295.

Михайлов отправился к пленным немцам. Их оказалось восемьсот с лишним человек. Он привел их в село Каракуй, что стояло в двухстах метрах от нашей батареи, построил в широком дворе в полукаре. Когда я появился в этом дворе, Михайлов окончил говорить, а один из пленных вышел из строя. Я стоял, опираясь на палочку, рядом с Михайловым. Немец вытащил из кармана желтого цвета целлулоидную баночку, отвинтил крышку и показывает содержимое:

— Вот как мало немцы дают нам масла! Своим-то солдатам больше! — сказал пленный на чистом русском языке. — А ведь мы воюем даже лучше немцев! Вы это на себе сегодня почувствовали. Это мы в вас из минометов стреляли.
— Кто это? — спрашиваю Михайлова.
— Власовец. Их тут большинство, а всего восемьсот двадцать шесть человек.
— Ах гад! Похваляется, как он нашу батарею истреблял! — Обращаюсь к пленному: — Откуда же ты родом?
— Я воронежский.
— Ты смотри, земляк! — воскликнул я и поковылял к власовцу.

Тот в растерянности смотрит на меня. Изо всей силы, на какую я только был способен во зле, бью «земляка» палкой по голове. Он рухнул на землю. Не знаю, [288] что с ним было. Не интересовался. Возвращаюсь на середину к Михайлову и громко спрашиваю строй:

— Еще воронежские есть?
Молчание.
— Ах вы сволочи! Своих убивали да еще жалуетесь нам на немцев, что плохо вас кормили!

На этом закончился наш разговор с пленными.

Михин П.А. "Артиллеристы, Сталин дал приказ!". Мы умирали, чтобы победить. М., 2006. С. 287-288.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

В последних числах марта мы пересекли австрийскую границу в районе города Кесег, после чего наш корпус лесами пробрался в район города Винер-Нейштадт. Вошли мы в город на Пасху. Немцы совершенно не были готовы к появлению наших частей. Сопротивление оказали нам только власовцы. К слову, мы ненавидели их больше, чем немцев. И рассчитывать им в бою, где ты и судья, и прокурор, и исполнитель законов войны, было не на что. Если попал — все. Некоторые выходили, бежали, руки подняв, а его на батарее из автомата — и все. А то в плен брать, куда-то отводить... Я в этом городе в бою лично семь человек убил из автомата. Мы катили орудие, а они засели в подвале дома и отстреливались. Пошли я и еще два человека. Ворвались и перестреляли их там.

Рогачев Александр Васильевич / Я дрался с Панцерваффе. «Двойной оклад — тройная смерть!». М., 2007. С. 343.

Мы были бригадой прорыва. А в рейдах пленных девать, как правило, некуда. Разве что накормить и домой отпустить, или назад, на боевые позиции. Всякое случалось... Ствол у пушки на Т-34–85 длинный, и власовца повесить на стволе, чтобы продемонстрировать силу сидящего в танке перед подъемным механизмом пушки, могли спокойно... Право на месть у нас было. Но не было у нас заранее запланированного, осмысленного зверства по отношению к пленным солдатам вермахта. Не было «домашних заготовок». После обычного боя на передовой пленных немцев вообще не трогали. Могли только им «карманы облегчить», но не расстреливали. Один эпизод меня потряс до глубины души. В Белоруссии захватили в плен большую группу немцев и власовцев. Приехал комбриг Духовный и пошел вдоль строя пленных. Вдруг перед ним на колени упал немец и стал на чистом русском языке молить о пощаде. Побелевший лицом полковник Духовный достал пистолет и застрелил его... Комбриг обернулся к нам и сказал: «На Хасане я был командиром танка, а он моим механиком-водителем. На финской войне я командовал ротой, а он был у меня командиром взвода. Когда началась война, он был ротным в моем батальоне, но в 1941 году он «пропал без вести». Он был мне другом, и я всегда переживал о его судьбе. И вот сейчас я встретил предателя!» Мы стали искать среди пленных других власовцев. Кого нашли — сразу прикончили. Немцам, возможно, тоже досталось по ходу... Вообще границы понятия «гуманность» на войне не были четкими.

Деген Ион Лазаревич / Я дрался на Т-34. Книга вторая. М., 2008. С. 167.

Однажды в наш лазарет явился власовец в звании немецкого подпоручика. На рукаве его мундира красовалась эмблема «РОА», обозначавшая «русская освободительная армия». Пленные по своему расшифровали эти буквы, в подражание известной песенке про Колчака, бытовавшей в частях молодой Красной Армии:

«Сапог английский, табак турецкий, Мундир японский, правитель омский».

Песенка про вояк из «РОА» звучала так:

«Мундир немецкий, табак турецкий, Язык — наш, русский, а воин... прусский».

Власовец пришел в лазарет агитировать пленных последовать его примеру и записаться в «РОА». Когда этот подпоручик явился, Филипп был уже достаточно подкован для того, чтоб беседовать с «агитатором».

Хорошо одетый власовец вошел в наш двор. Филипп немедля направился к группе пленных, где изменник начал свою агитацию.

Власовец горячо распространялся о том, что их хорошо одевают, кормят да еще платят им деньги. Как бы жалуясь, Филипп сказал:

— А нас вот голодом морят.

Подпоручик приободрился, решив, что правильно нащупал у голодных людей слабую струнку. Он сказал, что хорошо знает голодную жизнь за колючей проволокой, так как сам три месяца назад был пленным и голодал.

Немецкому унтеру, очевидно, нравилось содержание беседы, он кивал головой, изредка повторяя: «Гут, гут!» Из толпы послышалось:

— А кто же вас хорошо кормит, одевает да еще денежки вам платит?

Власовец опрометчиво ответил:

— Немцы.

Снова из толпы спросили:

— И за что же, за какие заслуги «благодетели» вас так балуют?

Раздался смех, кто-то свистнул. Послышалось:

— Знаем мы этих благодетелей. Тебе-то как не стыдно смотреть нам в глаза?

Вопросы сыпались уже беспрерывно, «агитатор» не успевал отвечать. Снова раздался свист. Изменник, видно, не ожидал такого оборота, унтер тоже поглядывал по сторонам с возрастающим гневом. Власовец грубо спросил стоявшего рядом Филиппа, который тоже задал ему несколько вопросов, кто он такой.

Филипп спокойно ответил:

— Пленный, а до армии был грузчиком на железнодорожной станции. Я не такой образованный, как вы, господин.

Опять свист и смех... Поняв, что власовец окончательно провалился, унтер-офицер поспешно увел предателя.

Хомич И.Ф. Мы вернулись. М., 1959. С. 96-97.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Путь нам перекрыли две «тридцатьчетверки» из отряда Подгорбунского. Тут разведчики подловили немецкий обоз, но ездовыми оказались власовцы, одетые в немецкую форму.

Я приказал шоферу притормозить машину. Из кабины видно было, как Подгорбунский взял одного власовца за грудки и с силой ударил головой о броню танка. Тот замертво упал под гусеницы. Затем он выхватил из кобуры пистолет и тут же пристрелил второго пленного. Пришлось вмешаться в этот дикий самосуд, иначе бы разведчик прикончил всех пленных. Я подошел к нему, положил руку на плечо и сказал:

— Володя, мы же не фашисты и не власовцы. Пусть их судит трибунал!

Он как бы очнулся, с трудом гася в себе ярость. Немного успокоившись, гневно произнес:

— Ненавижу эту сволочь больше, чем фашистов. Предать Родину, служить немцам — это верх всякой подлости!

Капитан повернул обоз назад, посадил на заднюю повозку двух своих автоматчиков и приказал отвести всю власовскую команду на сборный пункт пленных. При этом предупредил:

— Если эта мразь будет хорохориться, стрелять без предупреждения!

И бесхвостые битюги рысцой затрусили в наш тыл.

Демидов П.М. На службе у бога войны. М., 2007. С. 177.

Днем нам попадались гужевые обозы. Все обозники и охрана обоза были одеты в немецкую форму. Среди них были, как правило, солдаты всех национальностей, кроме русских, — калмыки, узбеки, татары, казахи, кавказцы, поляки. Русским, видимо, немцы не доверяли служить в обозе. Мы относились к ним по-разному, но жестокости не проявляли, не свирепствовали, тем более не расстреливали. Кажется, один раз мы раздавили обоз, состоявший из калмыков и солдат других национальностей, но они пытались оказать сопротивление — одурели, стрелять в нас начали, а это моим бойцам не понравилось. Война есть война. Русских и украинцев я в обозах не встречал, но с «власовцами» в бою встречался не один раз. Они оказывали упорное сопротивление, да еще обидные слова выкрикивали, поносили нас матом. Они знали, что пощады им не будет, и мы ее не давали — пленных из них никогда не было, да они в плен и не сдавались — это не немцы.

[...]

Вечером 4 февраля мы выступили на танках вперед. Последующие бои были ожесточенными, немцы упорно сопротивлялись, цепляясь за каждый населенный пункт, за каждую высотку. Враг бросал против нас «власовцев» — мы и их били, но сопротивлялись они, надо сказать, лучше, чем немцы.

Бессонов Е.И. На Берлин! М., 2005. С. 197-203.

Но что там впереди? Наши конвоиры вели группу пленных, затем остановили ее, построили в одну шеренгу и стали бить каждого пленного по лицу. Я немедленно послал туда офицера. Избиение прекратилось к великому неудовольствию наших бойцов. Эти пленные оказались власовцами — изменниками и предателями Родины.

Воронов Н.Н. На службе военной. М., 1963. С. 335.

Командир орудия Синельников, кубанский казак, кавалер двух орденов Славы. Прекрасный охотник. Мимо нас как-то гнали колонну пленных, и среди них Синельников увидел «власовца», служившего у немцев ездовым. Оказалось, что это его бывший сосед по станице. Синельников сильно избил соседа-предателя, но убивать не стал и другим не дал.

Дорман Моисей Исаакович / Я дрался с Панцерваффе. «Двойной оклад — тройная смерть!». М., 2007. С. 180.

Мы, разведчики, пошли осматривать оставленное немцами поле боя. По склону высоты валялись тела убитых в полной выкладке, с ранцами. Вдруг двое «убитых» вскочили, подняли руки вверх с возгласом: «Мы русские». Около одного из них был брошен автомат, на ремне другого висел парабеллум.

Я сказал: «Отдай парабеллум». Пленный снял его с ремнем и отдал. Небольшой допрос:

— Власовцы?
— Нет. Мы из охранного батальона. Немцы силой заставили нас идти в контратаку.

Мы их обыскали, отобрали часы и бритвы и отправили под конвоем солдата в тыл.

Казаков А. На той давнишней войне / «Звезда». 2005, №5.

Несмотря ни на что, группа Тканко создала крепкую базу, установила агентурную связь с селами, начала действовать на коммуникациях. Тогда гитлеровцы бросили против партизан 5-й. кубанский казачий полк армии Власова. Это был самый серьезный враг, и бои с ним были самыми кровопролитными.

— В атаку скачут — по-русски кричат. Так небось в пятом году на Пресне. По-русски, — повторил Тканко. — А у нас и молдаване, и румыны, и украинцы. Сложная штука... Лютее власовцев зверья не видал...

Попель Н.К. Танки повернули на запад. М.-СПб., 2001. С. 372.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Петухов потом рассказывал:

— Продвигаемся на север, гляжу, вроде бы движется обоз. Куда бы это? Ага, к мосту. Ну, мы и шарахнули по гитлеровцам. Они и руки вверх. Двенадцать подвод нам досталось, взяли в плен двадцать власовцов.

Мы подходим к пленным. Понурив головы, они прячут глаза. Кто-то из добровольцев сует одному из власовцев под нос кулачище. Гляжу, это гвардии старший сержант Касымов. Один из лучших командиров пулеметных взводов.

— Ты что ж это, Касымов?

Он подходит ко мне и с нескрываемой злостью говорит:

— Да я бы их, этих предателей, сейчас пустил бы на тот свет! Погань такая! Разрешите, товарищ комбриг, их пустить в расход?
— Без нас найдут на них управу, а наше дело — добивать фашистов, — объяснил я Касымову.

Фомичев М. Г. Путь начинался с Урала. М., 1976. С. 181-182.

Ищенко доложил, что в последнем бою взято до ста пленных. «Это все власовцы, — говорил он, — их нужно скорее убрать из расположения полка, бойцы их ненавидят сильнее, чем гитлеровцев».

Теремов П. А. Пылающие берега. М., 1965. С. 275.

Вызнал командира, тот оказался лейтенантом, возглавляет взвод разведки. Власовцев они здесь выловили, по этому случаю был “салют”...

Емельяненко В.Б. В военном воздухе суровом. М., 1972.

Бой длился часа два. На перевале засели власовцы и яростно сопротивлялись, пока не были уничтожены. Сдаваться им был не резон — пощады им ждать не приходилось. Предателей мы ненавидели лютой ненавистью. И когда одного из них, оставшегося в живых, вели под конвоем в тыл, то каждый, когда узнавал, что это не немец, а «русский», каждый норовил, прорвавшись через конвой, наградить его оплеухой.

Соболев С.Н. Исповедь. «Регион» (region-online.ru), 2003.

Командир батальона решил внезапной атакой всеми силами окружить высоту и уничтожить противника, захватив пленных. Все было исполнено настолько скрытно, что противник, ничего не подозревая, расположился на обед. Тут и грянула атака. Бой был короткий и свирепый, много власовцев было уничтожено. Из 75 человек было взято в плен только шесть. Собрав трофеи, допросив пленных, батальон двинулся в обратный путь. В этом бою батальон потерь не имел.

Боград П. Л. От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника. 1941-1945. М., 2009.

Мимо нас провели полторы тысячи пленных. Среди них примерно треть — власовцы. Многие плакали от радости, что попали в плен к русским: как бы ни решилась судьба, а привезут на Родину.

Вайнберг А. А. Неизвестные будни войны. Зюськин В. К. Истребители танков. — Екатеринбург, 2005. С. 252-253.

Но вот прививки окончены, и фельдшера убирают свою медицину. Нас, однако, не распускают. Сейчас начнется что-то очень важное. Говорят, будет вербовка в РОА — русскую освободительную армию, известную у нас как армия генерала Власова.

За стол садится писарь, а около него становится офицер, двое унтер-офицеров и еще двое в немецкой форме с красными повязками со значком РОА на рукаве. Это пропагандисты из отдела вербовки. Один из них как будто мне знаком, однако сначала не могу вспомнить, кто это такой. Боже милостивый, ну, конечно же, это он — Василий Крылов. Мой сосед по постройке у Бланкенбурга, лейтенант советской армии, русский парень в немецкой форме. Тот самый Василий Крылов, который год тому назад шипел на свою хозяйку Ольгу Дмитриевну, пел мне опереточные арии и ругал немцев.

Меня это ошарашивает, этого я не ожидал. Я раньше считал, что на службу к немцам идут какие-то далекие от меня люди. А вот еще знакомый, и, увы, не первый.

Сейчас на столе у писаря появляется горка табаку, спички и маленькие листочки тонкой курительной бумаги. Мы толпой стоим в некотором отдалении и с любопытством смотрим на происходящее, и с вожделением — на табак.

Офицер, он русский, как и все у стола, кроме писаря, держит речь. Сначала он говорит о необходимости борьбы с большевиками и евреями, а потом предлагает нам записаться в РОА. По его словам, служба в РОА хорошая, солдатская жизнь там сытая и свободная. Скоро немцы победят, а тогда все власовцы, то есть служившие в РОА, будут достойно вознаграждены. После этого унтер-офицер предлагает подходить к столу и закуривать. А при желании и записаться.

Некоторые подходят, кто из любопытства, а кто в расчете свернуть плотную толстую самокрутку. Но вот один высокий, немного сутуловатый человек обращается к писарю с просьбой его записать. Писарь немного путается с произношением фамилии, но разобраться и правильно записать помогает один из пропагандистов. Теперь высокий остается стоять у стола. Подходят еще двое. Закуривают и, переминаясь с ноги на ногу, что-то вполголоса между собой обсуждают, а потом записываются.

Сегодня только из блока рабочих команд таких добровольцев набирается человек пять — шесть. Подождав некоторое время, офицер приказывает Ивану Ивановичу отвести нас в свой блок и распустить. Записавшихся добровольцев унтер-офицеры отводят в казарму власовцев, рядом с комендатурой.

Такую вербовку я видел не один раз. Она всегда проходила одинаково — как эта. Принуждения не было, но, на мой взгляд, не было и особого резона вступать в армию, воюющую на стороне Германии. Не гнал людей туда ни голод, ни какие-либо особые тяготы. В 1943 году жить в лагере было терпимо. Не влекли туда и идейные убеждения, которых, как мне было известно самому или через других, у большинства не было.

Но все же, зачем эти люди добровольно вступали в РОА, и кто такие были эти власовцы? Ведь их было немало. Как стало потом известно, эта огромная армия насчитывала восемьсот тысяч человек, — без малого миллион. И они оказали Германии немалую помощь, подставив свое плечо под ее рушащуюся мощь. Принято считать, что власовцы — это предатели, отщепенцы, дьяволы в человеческом образе. Но это не ответ. Да и так ли это? На этот вопрос ответила сама жизнь.

Вечером ко мне в блок пришел Василий Крылов. Отозвав меня к воротам, он сказал, что видел меня в толпе и теперь пришел поговорить, как с другом. Спросил, почему я не записался в РОА, и стал повторять те же слова — дескать, немцы люди хорошие, служить у них хорошо, когда довезут до фронта, то можно будет перейти к своим и так далее, и тому подобное. Сейчас, когда между нами лежала незримая, но совершенно реальная непроходимая пропасть, говорить мне с ним было не о чем. Сказать правду было опасно — на нем сидела чужая форма. Я отмалчивался, вилял, ссылался на возраст и ранения. И в то же время мне было его жаль. У меня едва не вырвался вопрос:«Вася, зачем ты это сделал?».

Все же косвенно я спросил: «Вася, неужели ты не мог устроиться на работу к крестьянам?»

Ответом была гневная тирада:

— Да ну их. Дурак я на них ишачить? После Ольги меня послали к одному, километров за двадцать отсюда. Такой, я тебе скажу, кулак и жила. Работать заставлял чуть не сутки кругом, а на жратву прижимист. Да все ворчал, будто работаю плохо. Я у него и месяца не выжил. Послал его подальше, да с соседским одним ночью и смылся в лагерь. По дороге на патруль нарвались, он до лагеря нас и довел. После зарок дал: ни за какие коврижки к крестьянам не пойду. А чем мне сейчас плохо?

Потом стал рассказывать, что сейчас у немцев служат многие наши офицеры, что немцы ими довольны, что у немцев в армии порядки почти такие же, как и у нас, и все привычное.

С виду Василий как будто был доволен, и все же, как мне показалось, внутренне неспокоен. Вероятно, поэтому и пришел поговорить со мной — отвести душу. Однако разговора по душам не получилось. Да и что я мог ему сказать? Он сам отрезал себя, как ломоть от буханки.

Соколов Б.Н. В плену. СПб., 2000. С. 98-100.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Ничего интересного и полезного в этой теме не вижу. Жуткая ахинея. Придет новый человек прочтет и угорит от шквала дезы

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

В эту тему можно выкладывать воспоминания, которые периодически попадаются. Ахинея или нет - так это и не исследования, чтобы быть научно выверенными.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

у меня другая концепция раздела - откровенную муть здесь публиковать не надо, чтобы потом не объяснять Альфреду чем отличается остбатальон от власовцев, а РОА от РОНА

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Тем не менее, и это не повод отказываться от книг и мемуаров. Думаю, что в тему можно повесить первый пост, где объяснить, что размещённые мемуары - это советские мемуары, не иные. И что "власовцы" - это остабатальоны разных национальностей (чаще русской), т.е. ещё до создания ВС КОНР. Это и прочие восточники, которые коллективно называются "власовцами".

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

и которые носят под советской гимнастеркой немецкие кителя и сбивают вражеские самолеты молниями из ...

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

если не публиковать муть, а только выборочные правдоподобные случаи из воспоминаний, то получится, что этой самой мути в них как бы и нет... как по мне, так тема нужная - наглядно показывает, что из себя представляют воспоминания, как источник, с характерной для них субъективностью, заполитизированностью, смесью личного опыта с т. н. "коллективной памятью"...

если мы всё будем писать с расчетом на Альфреда и ему подобных, то дела вообще не будет... и так форум, честно говоря, не блещет в последнее время...

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Спасибо, за то, что это не глас вопиющего в пустыне.

А что касается форума (пардон, это оффтоп, но давно уже накипело) - по факту, да, не блещет. И уже давно не "в последнее время", а год наверное, может, чуть больше.
В разделе (не знаю как в остальных частях форума) осталось несколько человек (может, 4-5), которые всё ещё выкладывают редкие фотографии и информацию, ведут обсуждение, пытаются научность придать освещению темы коллаборации в рунете, удержать раздел от скатывания в грязь. Думаю, по тематике мы задаём планку в рунете, где только я взятое отсюда не видел...

Одно не радует: ссылки не ставят. Инфа и фотки берутся регулярно, гости читают стабильно, по 10 человек в разделе, но поблагодарить и отметить труд людей - нет.
Ещё одна, связанная проблема: подавляющая пассивность. Все ждут, что кто-то что-то новое выложит (круг наполняющих раздел давно сложился), никто сам ничего не ищет.
Что делать с умиранием форума (и раздела) - неясно. И можно ли что-то?

Я с радостью выложил бы и это, но этого очень мало. В своё время читал какую-то статью или книгу (уже не помню), там Черкасский котёл обсуждался (не уверен), мол, видел красноармеец трупы с нашивками, назвал их "гитлеровскими наёмниками". Это редкая тема, восточников-то не в пример больше служило, да и в силу самой страны, они тут "популярнее" что ли.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Герой Советского Союза, летчик-штурмовик, минчанин Александр Дмитриевич Васильчук рассказывал мне, что когда они, герои, приехали в Москву для участия в Параде Победы, мимо них по железной дороге проезжал эшелон, в котором везли пленных власовцев. Летчики все как по команде выхватили из кобур пистолеты и начали стрелять в проносящиеся мимо них вагоны. И никто не мог их остановить - стреляли, пока патроны не кончились. Хотя среди власовцев были не только садисты и мерзавцы. Были и красноармейцы, попавшие в плен далеко не по своей воле...

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Я наверное могу отличить шелуху от правды. И относится с подобным недоверием можно к любому воспоминанию. Насколько я помню было интервью одного латышского легионера, который будучи пехотинцем СС попал в плен к РККА, и через сутки был в танковом экипаже советского танка.

А про СС было:



Четырнадцать месяцев я был в отряде. И еще потом один месяц на «очистке». После операции «Багратион», когда наши войска продвинулись далеко вперед, на запад, в белорусских лесах осталось много окруженных групп немцев, полицаев. Да, вот такая история. В сорок втором я от них хоронился. А в сорок четвертом – они от нас. Вот жизнь как поворачивается…
Многие, кого мы брали в плен, были в немецкой форме и хорошо говорили по-русски. Некоторые были одеты в эсэсовскую форму. Тут попадались не только полицейские, но и остатки разных специальных подразделений, и власовцы, и группы из первого русского национального полка СС, и польские офицеры Армии крайовой, и дезертиры. Те прятались в лесах с лета сорок первого года. Некоторые сами выходили. В основном это были местные жители. Кого бабы прятали, кого родители.

у. Не все охранники это позволяли делать. Были в охране и эсэсовцы. В основном в лагерную охрану они попадали из госпиталей. Кто без глаза, кто без руки. На фронт их не брали, а в охране служили. Такие стреляли без предупреждения. Мстили нам, русским, за свои раны и увечья.

Мы прочесали поле и обнаружили шесть трупов немецких солдат. Два из них были в серо-зеленых мундирах, остальные — в черных. Контратаковали нас «серо-зеленые». Я точно это запомнил. Значит, в боевом охранении стояли эсэсовцы. В петлицах белые руны — две молнии «зиг». У некоторых простые, алюминиевые, у некоторых серебряные.
Один из эсэсовцев оказался раненым. Прикинулся мертвым. Мой автоматчик из первого отделения подошел к нему, перевернул на спину и ударил носком сапога в бок. Тот не выдержал, охнул, а потом открыл глаза, увидел русского и заорал. Так проверяют, жив или мертв. Живые, если даже они без сознания, обязательно охнут или сделают самопроизвольный вздох.
— Вставай, ганс! Вставай!
Начали совещаться, куда его девать. Солдаты злые, предлагали его тут же и пристрелить. Но я приказал забрать его с собой. Отрядил для конвоирования двоих автоматчиков. Немец уже пришел в себя. Он даже не был ранен. Видимо, близко разорвалась мина и его контузило. Хорошенько обыскали. Отобрали нож и пистолет. Остальные личные вещи оставили при нем.Солдаты собрали оружие убитых. Всем хотелось поносить трофейное оружие, пострелять из него. Рассовывали по карманам и другие трофеи. Во время боя я такое пресекал, но тут произошла пауза, и я сделал вид, что не замечаю, что мои автоматчики занялись трофеями. Иногда надо отпустить вожжи. Психологически это действовало на солдат хорошо. Они чувствовали себя победителями.
— Все! Хватит! В цепь! Вперед! — крикнул я своим автоматчикам.
Так, кукурузными полями, с короткими боями и скоротечными стычками, мы прошли километра четыре. Вышли к какому-то населенному пункту. Тут нашу цепь догнали офицеры штаба полка. Я узнал капитана Чугунова. С ним был еще один, я его не знал.
— Что это? — И капитан, которого я не знал и не видел раньше в штабе полка, указал на пленного.
— Немец. Пленный. Захватили во время боя на кукурузном поле в четырех километрах отсюда, — доложил я и тут же предложил забрать его у нас.
А дальше произошло следующее. Капитан Чугунов молчал. А тот капитан, незнакомый, как я понял, по должности выше Чугунова, посмотрел на немца и сказал:
— И зачем вы его тащили? — Вытащил свой ТТ и в упор выстрелил в пленного.
На меня он тоже посмотрел нехорошо. То ли с пренебрежением, то ли еще как-то, как смотрят на младшего по званию, кто не смог выполнить самое простое задание.
И только тут я вспомнил, что перед атакой нам было приказано эсэсовцев в плен не брать. Тела убитых надо было переворачивать вверх лицом и ударом ноги под ребра, в дыхало, определять, живой или мертвый. Если же определять некогда, то делать контрольный выстрел в голову или в грудь.
От офицеров штаба мы узнали, что только что при переезде на новый НП погиб майор Лудильщиков, наш комбат. Он перебирался на машине со своим штабом ближе к передовой, неподалеку разорвался немецкий снаряд, майору оторвало ногу в районе бедра, и он за несколько минут истек кровью. Помочь ему было некому: водитель убит, все остальные, сидевшие в машине, тоже переранены. Снаряд был выпущен из немецкого танка, которые стояли замаскированные в кукурузном поле и контролировали дорогу. Танковая часть была эсэсовской. В штабе полка это хорошо знали. Вот почему так не повезло нашему пленному.
— Только зря вели, — сказал один из автоматчиков-конвоиров, когда офицеры ушли дальше по цепи.
Другой нагнулся к убитому, чтобы забрать у него портсигар и зажигалку, которую я вначале, когда его обыскивали, приказал оставить при нем.

_______________________________________
Об уничтожении пленных

Мы окружили их и начали забрасывать гранатами. Вскоре они прекратили сопротивление и сдались. В плен мы захватили около 300 солдат и офицеров. Эсэсовцев среди них не оказалось. Хорошо, что у нас не было во время боя потерь. Тогда бы солдат трудно было остановить от расправы. Обычно это происходило в первые минуты. За убитых товарищей мстили жестоко. Хотя массовых расправ над пленными я не помню. За это офицеры могли пойти в штрафбат, а солдаты и сержанты — в штрафную роту.

__________________________________

Все что выше из воспоминаний лейтенанта, командира взвода. 1944 год.
"Черные" эсэсовцы как понимаю танкисты.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Там же в Шпремберге видел пленных власовцев. Американцы, по договору передавали их советским войскам. Колонна автомобилей с пленными остановилась на дороге. Офицер из проходившего мимо патруля крикнул им: - Ну что, засранцы, навоевались? В ответ из машины, набитой пленными послышалось: - Мы вам морды били, и бить будем. Патрульный солдат, автоматчик вспылил и тут же дал длинную очередь по головам людей, находившихся в той машине. Из машины раздались крики, стоны. Офицер наорал на солдата. Американцы тут же дали по газам, колонна двинулась дальше.

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

Друзі маразм чи попутав дідок з УВВ ? http://www.youtube.com/watch?v=6ypnZrfiZro

 

Re: Солдаты РККА о "добровольцах"

скоріше наслідки пропаганди...