Коммунистическая традиция проявлять сверхбдительность в мелочах, зато очевидную опасность ушами прохлопать была заложена не при Сталине, а еще при Ленине. Просто уму непостижимо, как высадка союзников в Архангельске могла стать хоть для кого-то неожиданной. О ней задолго знали все кому не лень, кроме... большевистского руководства. Она следовала из элементарной логики. Было три порта — Мурманск, Владивосток и Архангельск, в которых находилось свыше миллиона тонн военных грузов на сумму 2,5 млрд. руб., поставленных России союзниками в годы войны. Два порта было уже оккупировано — чем же третий лучше? И еще 23 июня все союзные посольства, находившиеся в Вологде, разом снялись с места и переехали в Архангельск.
При этом издали и широко распространили воззвание, где открыто указали цели операций союзников на севере: 1) необходимость охраны края и его богатств от захватных намерений германцев и финнов, в руки которых могла попасть Мурманская жел. дорога, ведущая к единственному незамерзающему порту России; 2) защита России от дальнейших оккупационных намерений германцев; 3) искоренение власти насильников и предоставление русскому народу путем установления правового порядка возможности в нормальных условиях решить свои общественно-политические задачи. Даже направления военных операций назывались — Петрозаводск и Вологда. Задолго до прибытия союзников Архангельск переполнился представителями всевозможных подпольных белых организаций и кружков. Одни были связаны с англо-французскими миссиями и ехали сюда по их направлению. Другие стекались на основании слухов или собственной интуиции, преднамеренно вербовались в здешние военные части и гражданские учреждения. Комиссары во главе с Кедровым осторожничали с иностранцами, стараясь “не поддаваться на провокаций”. А иностранцы искали и легко находили связи с белым подпольем, искавшим встречных контактов. Возглавлял заговор капитан 2-го ранга Чаплин, действующий под видом английского офицера Томсона. Были вовлечены бывший полковник Потапов, командующий красными сухопутными войсками, красные морские военачальники. Ударной силой заговорщиков стал Беломорский конный отряд, в который было навербовано много питерских офицеров. Когда по городу пронеслись слухи о приближении флота Антанты, все население охватило бурное ликование. Комиссары ударились в панику. Отдавая беспорядочные приказы об обороне, сами бросились в бегство. Захватывали поезда, пароходы, спешно грузили их барахлом, уезжали по железной дороге и Северной Двине. Система обороны рассыпалась моментально. Два ледокола, посланные для затопления фарватера реки, были затоплены в сторонке, оставив проход для судов свободным. Береговые батареи острова Мудьюг палили вяло и мимо, а после ответных выстрелов эскадры быстро замолчали. Беломорский конный отряд захватил в Архангельске власть и разоружал красноармейцев, брошенных начальством. Огнем единственного орудия заставили сдаться посыльное судно “Горислава”, пытавшееся обстрелом города прикрыть бегство большевиков. По Архангельской губернии немедленно восстали против коммунистов крестьяне. Образовалось правительство из депутатов Учредительного Собрания от здешних мест — Верховное Управление Северной области. Состав его был эсеровским, возглавил правительство народный социалист Н. В. Чайковский.
Высадившиеся силы союзников были небольшими — 4 батальона англичан, 4 американцев, батальон французов. Но у страха глаза велики. Большевики в панике бежали из губернии от этих подразделений, небольших офицерских отрядов и крестьян-партизан. В их сводках численность союзных войск раздувалась до 60 тысяч. Начали прорабатываться планы эвакуации Москвы, над которой нависла такая угроза. 5 августа Чичерин обратился за помощью к германскому послу Гельфериху. Приглашал немцев для обороны Петрограда (считая Петрозаводск уже обреченным), а питерские красные войска предполагал стянуть дли защиты Вологды. Германия на приглашение не клюнула. У нее были свои источники информации, поэтому угрозу она считала несерьезной. В голодном Питере немцам было делать нечего, да у них и своих забот хватало — как раз в эти дни на Западном фронте началось решающее сражение, последняя ставка Германии в мировой войне. Большевики понахватали заложников из англо-французских подданных, грозя их расстрелять в случае падения Вологды. Ну это уж просто страху напускали. Иностранцев они всю гражданскую войну не казнили, боялись. Зато русских тысячами к стенке ставили, не опасаясь последствий. На фото: Генерал-губернатор Северной области Е.К. Миллер
На самом деле наступление союзников было очень вялым. Фактически они продвигались до тех пор, пока не встречали организованного сопротивления. Нести потери на чужой земле не хотелось ни солдатам, ни командованию. Какое-либо маневрирование войсками здесь исключалось, кругом непроходимая тайга да болота. Действия шли вдоль немногих дорог и упирались, дойдя до первого сильного оборонительного узла. Английским солдатам, ехавшим сюда, правительство внушало, что они назначаются для оккупации, а не для боя. А генерал Пуль, принявший объединенное командование на русском Севере, объявил: “Союзники явились для защиты своих интересов, нарушенных появлением в Финляндии германцев” , поэтому рекомендовал белогвардейцам быстрее организовывать собственную армию. Да и стратегическая надобность наступления для Антанты скоро отпала. Ведь сначала им казалось заманчивым соединиться на Волге с чехословаками и восстановить Восточный фронт против немцев. Но в августе 18-го в сражениях “Второй Марны” Германия потерпела окончательное поражение. Война покатилась к однозначному концу. Громоздкий и дорогой проект создания Восточного фронты терял всякий смысл. Русские силы здесь вначале состояли из офицерских добровольческих команд, пехотного полка, сформированного в Архангельске по мобилизации, 2 дивизионов артиллерии и крестьянских отрядов численностью до 3 тыс. чел. Главнокомандующим стал капитан 2-го ранга Чаплин. Все эти части оперативно подчинялись союзному командованию и состояли на снабжении у англичан. Создавались и смешанные формирования вроде “ славяно-британского легиона” и “русско-французской роты”. Главная опасность для Северной области возникла не на фронте, а внутри. Эсеровское правительство хотя и восстановило судебную власть и устраненные большевиками органы самоуправления, но начало деятельность с того, чем уже печально кончил Керенский, — с “углубления завоеваний революции”. И администрация, и армия, только создающиеся, уже разваливались “демократической” демагогией. Офицеров и представителей старой администрации подозревали в “контрреволюционности”. Рушилась дисциплина, возникал тот же бардак, который привел к власти большевиков. На иллюстрации: Военные действия на севере России в 1918-1920 годах
Правда, в Архангельске особо развернуться учредиловцам не дали, 6.09 возмущенные офицеры во главе с Чаплиным совершили переворот. Членов Верховного Управления арестовали и отвезли на Соловки. Причем подумать о какой-нибудь замене путчисты просто не догадались, край остался вообще без правительства. Эсеры-учредиловцы Лихач и Иванов выпустили воззвание к населению против насильников-офицеров, которые якобы желают восстановить монархию и прячут для этого в Архангельске великого князя Михаила Александровича. На город двинулись вооруженные крестьяне во главе с агрономом Капустиным. Чуть не передрались. Уладили конфликт союзники. Английская контрразведка арестовала лиц, распространявших слухи про великого князя. Американский посол Френсис свел этих задержанных с крестьянской делегацией Капустина — чтобы сознались перед ними во лжи или указали адрес, где же скрывают Михаила Александровича. В стане союзников тоже шли бурные споры. Политики, т. е. послы, стояли за “демократию”, требовали вернуть “законное” правительство и арестовать путчистов. А командование во главе с Пулем стояло за офицеров, исходя из практических соображений. Уладили миром. Членов Верховного Управления вернули с Соловков, но предложили Чайковскому сформировать новый кабинет из более умеренных элементов. В результате образовалось Временное правительство Северной области из народных социалистов и кадетов. Из путчистов и антипутчистов никто не пострадал. Только Чаплин был отставлен от должности главнокомандующего, на его место назначили полковника Дурова, бывшего военного агента в Лондоне. С образованием Верховного управления, а затем Временного правительства была ликвидирована советская власть и в Мурманске, который вошел в его подчинение. Ликвидация совдеповской структуры произошла совершенно безболезненно. Состав руководства края почти не изменился. Несмотря на войну, всем желающим и сочувствующим большевизму и в 18-м, и в 19-м году был разрешен свободный выезд в Совдепию. Союзных войск здесь было 5 батальонов англичан, 1 — итальянцев, 1 — сербов, 1 батальон и 3 батареи французов. Боевые действия шли вдоль единственной проходимой магистрали — Мурманской железной дороги. И фронт остановился где-то посередине между Мурманском и Петрозаводском. В результате к концу 1918 года на севере установилась позиционная война. Фронт закрепился в виде отдельных укрепрайонов: Онежского, Железнодорожного и др., запирающих дефиле рек, железные и грунтовые дороги, выстроенных из бревенчатых блокгаузов, опутанных проволокой и защищаемых силами около полка с большим количеством пулеметов и артиллерии. В лоб их было невозможно взять без огромных потерь, а обходным маневрам мешала природа. После таежного лета с непроходимыми болотами наступила северная зима, тоже мало способствующая активным действиям. Силы у противников были примерно равны. Против 10 тысяч иностранных войск и 8 тысяч белогвардейцев стояли 6-я и 7-я Красные армии общей численностью 24 тысяч человек при 70 орудиях. На смену английскому командующему ген. Пулю прибыл ген. Айронсайд с планом наступления на Котлас — Вятку, чтобы передать Колчаку архангельские и мурманские военные запасы, которые тут союзники, собственно, и охраняли. Но план, разработанный в Лондоне, в северных условиях оказался нереальным, и после нескольких вялых попыток претворения его в жизнь все продолжилось по-старому. С окончанием мировой войны начался поэтапный вывод иностранных войск с боевых позиций и замена их русскими частями. Только вот с русскими частями все еще было неладно. Хотя социалистическое правительство, чуть не развалившее край “керенщиной”, офицеры в сентябре скинули, но началось обратное. Полковник Дуров, сменивший на должности командующего “путчиста” Чаплина, просидел всю революцию в Лондоне, не видел ужасов разложения армии и развала страны. И, не желая прослыть “контрреволюционером”, сам начал “керенщину”, разваливая собственные войска. Митинговал с солдатами. Уговаривал офицеров помириться с оскорбившими их рядовыми и простить их, затопил армию словесной демагогией. Дисциплина сводилась на нет, даже под суд преступники отдавались лишь после нажима британского командования.
Теперь уже правительство хваталось за голову от действий командующего. На бедном Севере даже замены ему не находилось. Для верности вызвали из-за границы сразу двух, ген. Марушевского, командовавшего в войну русской бригадой во Франции, и ген. Миллера, русского военного представителя при итальянской армии. Первым прибыл Марушевский. Он и стал командующим, начав весьма энергично. Подавил попытку мятежа в Архангелогородском полку, реорганизовал штаб, приступил к переформированию в регулярные части партизанских отрядов, назначая в них офицеров и вливая строевые роты из Архангельска. Вторым приехал Миллер — он принял пост генерал-губернатора и военного министра. Правительство возглавил фактически П. Р. Зубов, т. к. его председатель Н. В. Чайковский 24 января уехал в Париж, где вошел в состав Всероссийской дипломатической делегации (ген. Щербачев, кн. Львов, Савинков, Маклаков, Сазонов) — что-то вроде представительства всех белых армий за рубежом. Война не ограничивалась фронтом. Она уходила на восток в дремучую тайгу и непроходимые леса. Здесь, от Северной Двины до Северного Урала, на огромных пространствах тоже шла война, незаметная, но необыкновенно жестокая. Здесь ходили красные карательные отряды, зверствуя в крохотных, не желающих покоряться селениях. Здесь мелкими группами или в одиночку партизанили охотники, староверы, полудикие зыряне, ружьем и топором истребляя ненавистного врага. По материалам книги Шамбарова В. Е. - "Белогвардейщина"
В состав Северной армии входили (март 1919г.) 1—15 Северные стрелковые полки Архангелогородский запасный стрелковый полк Архангельская местная бригада Национальное ополчение 1-й автомобильный дивизион Северный драгунский дивизион батальон Шенкурских партизан Мурманский авиадивизион 1—4-й артиллерийские дивизионы отдельные (траншейная мортирная, тяжёлая и лёгкая полевые) батареи 1—3-я инженерные роты отдельный рабочий батальон 1—2-я железнодорожные роты артиллерийская школа Северной области Архангельская пулемётная школа телефонная школа службы связи войск Северной области К войскам Северной области относятся также смешанные подразделения, сформированные командованием союзных войск, в частности, Славяно-Британский легион и рота Французского Иностранного легиона
История формирования 2 августа 1918 г. при поддержке английских войск подпольные русские контрреволюционные организации осуществили переворот в Архангельске, в ходе которого большевистская власть в регионе была свергнута. К власти пришло эсеровское правительство народного социалиста Н. В. Чайковского. «Командующим всеми морскими и сухопутными вооруженными силами Верховного управления Северной области» стал организатор восстания капитан 2-го ранга Г. Е. Чаплин. Командующим войсками и генерал-губернатором Северной области стал генерал-майор В. В. Марушевский. Вскоре в Архангельске высадился 2-тысячный английский десант. В августе при непосредственном участии Антанты началось формирование частей Северной армии. Вооруженные силы состояли из 5 рот, эскадрона и артиллерийской батареи. В ноябре 1919 командующим войсками и генерал-губернатором Северной области стал генерал-майор В. В. Марушевский. Одновременно формировались смешанные части из числа русских добровольцев и иностранных офицеров. В частности, был сформирован «Славяно-Британский легион», а также части Французского иностранного легиона. В связи с крайне низким притоком добровольцев в армию Верховное управление Северной области ввело всеобщую воинскую повинность, несмотря на это, численность войск росла довольно медленно. Кроме того, дисциплина армии была достаточно шаткой, постоянно существовала угроза бунтов и мятежей, процветало дезертирство. Этому способствовали как принудительный характер мобилизации, так и включение в состав армии пленных красноармейцев. В первые месяцы войска Северной области состояли из офицерских добровольческих команд, пехотного полка, 2 дивизионов артиллерии и крестьянских отрядов. Общая численность войск достигала 3 тысяч человек. В январе 1919 г. генерал-губернатором Северной области стал генерал-лейтенант Е. К. Миллер. К тому времени численность Северной армии насчитывала около 9,5 тысяч человек. Общая численность войск Антанты в конце 1918 г. составляла 16 тысяч человек. К лету 1919 Северная армия насчитывала 25 тысяч человек (из них 14 тысяч — пленные красноармейцы). Для подготовки офицеров были открыты британские и русские военные школы. Несмотря на это, армия отличалась крайней малочисленностью офицерского состава (600 офицеров из 25 тыс. чел.). 21 марта части Северной армии соединились с отрядами колчаковцев на Печоре. Летом в Архангельске началось создание отрядов Национального ополчения Северной области. В августе 1919 пехотные части Северной армии состояли из шести стрелковых бригад. Летом 1919 положение на Северном фронте резко изменилось. Под давлением общественного мнения своих стран союзники были вынуждены отозвать свои войска с Севера России. Несмотря на это, укрепление армии продолжалось. В сентябре 1919 г. из пленных красноармейцев был сформирован «Особый вычегодский добровольческий отряд» под командованием капитана Н. П. Орлова, сыгравший заметную роль в боях с большевиками в регионе
Образование Белой армии на Севере На Севере источником белой армии послужили в основном три группы офицеров : 1) члены тайных белых организаций, 2) служившие в местных красных частях, 3) местные уроженцы, проживающие в сельской местности. Ведущая роль в организации белых сил на Севере принадлежала капитану 2 ранга Г.Е.Чаплину, члену руководства одной их офицерских организаций в Петрограде. В конце мая 1918 г. во главе 20 офицеров он выехал в Вологду, а затем в Архангельск, где по соглашению с союзниками приступил к подготовке антибольшевистского переворота. Из офицерства ему сразу же удалось привлечь к работе молодой состав (большинство же старшего в это время уклонилось от нее), и вскоре организация ("Союз возрождения России") насчитывала около 300 ч. 12 офицеров было направлено в Шенкурский уезд, где возглавили крестьянское восстание. Практически все служившие у красных офицеры были настроены антибольшевистски (флотом командовал контр-адмирал Н.Э.Викорст, начальником штаба красных войск в Архангельске был полковник Н.Д.Потапов, начальником оперативного отделения полковник кн. А.А.Мурузи). Но со старшими начальниками Чаплин пока не входил в сношения, боясь подвести их. В ночь с 1 на 2 августа организация Г.Е.Чаплина (до 500 чел.) свергла большевистскую власть в городе, где вскоре высадились союзные войска. В перевороте принимали участие во главе своих подразделений служившие в красных частях офицеры - как члены организации Чаплина, так (например, ротмистр А.А.Берс с 12 своими офицерами) и не связанные с ней. В Мурманске создание белых частей было тесно связано с формированием частей против пронемецки настроенных финнов и высадкой союзных войск в Мурманске 6 марта, чему способствовали служившие у красных ген. Н.И.Звегинцев (командующий войсками района) и старший лейтенант Г.М.Веселаго. После перехода Мурманска под власть Северного правительства им пришлось подвергнуться нападкам, но, по мнению ген. Марушевского, "они сделали в крае больше, чем все те, которые работали после и не удержали края в руках". С занятием Мурманска появилась возможность организации регулярных частей, тем более, что командные кадры в лице находившихся в Мурманске офицеров имелись. В ноябре 1918 г. Звегинцева сменил полковник Нагорнов. К тому времени в Северном крае уже действовали партизанские отряды под руководством офицеров-фронтовиков из местных уроженцев. Таких офицеров, в большинстве выходцев из местных крестьян, как, например, братья прапорщики А. и П.Бурковы, в Северной области было несколько сот человек. Большинство их было настроено резко антибольшевистски, и борьба носила довольно ожесточенный характер. Так что кадровая база для создания армии имелась и тут. Кроме того, в Карелии, с территории Финляндии, действовала Олонецкая добровольческая армия.
Формирование белой армии на Севере проходило политически в наиболее трудной обстановке, поскольку здесь она создавалась, во-первых, в условиях засилья левых элементов в политическом руководстве (достаточно сказать, что правительство ожесточенно противилось даже введению погон), во-вторых, Север был единственным местом, где присутствие "союзных" войск имело реальное военно-политическое значение, и где "союзные" представители (поддерживавшие "демократические", т.е. эсеровские, власти) могли оказывать прямое воздействие на события. Присутствие английских и других войск вносило (как будет показано ниже) дополнительные сложности и в организацию армии. При формировании армии пришлось столкнуться с нежеланием молодого офицерства, вышедшего из белых организаций, становиться под начало служивших у красных старших офицеров (хотя их деятельность принесла не меньшую пользу общему делу), и последние на первом этапе не получили командных должностей. Многие штаб-офицеры, убедившись, что Север обречен на второстепенную роль в войне, уехали в Сибирь и в Добровольческую армию. Первое время не было возможности планомерно вести формирование армии, так как наскоро сколоченные части под командой первых попавшихся офицеров приходилось сразу же посылать на фронт. Первые добровольческие отряды были почти целиком офицерскими. Так, в первые же дни рота и батарея почти сплошь офицерского состава под началом капитана А.П.Орлова и подполковника П.А.Дилакторского были брошены на Двинское направление (1-й Русский экспедиционный отряд). Кроме того, одновременно с формированием Г.Е.Чаплиным русских частей, велась запись в созданный англичанами и руководимый английскими офицерами Славяно-британский легион, а также в аналогичную французскую часть, куда поступило немало русских офицеров. Вследствие эсеровского характера первого правительства Северной области призываемые им русские офицеры предпочитали идти рядовыми в эти формирования, чем офицерами в русские части с нездоровыми моральными условиями режима образца лета 1917 года, получившего наименование "керенщины". Славяно-британский легион не представлял собою строевой части в строгом смысле этого слова. К нему относились все те офицеры, которые поступили на английскую службу с фиктивными английскими чинами. Все они носили английскую форму, за исключением лишь герба на фуражке, и имели отличительные знаки английских офицеров. Вместе с тем они не имели никаких прав на продолжение службы в английской армии и связаны были особыми контрактами. К этому же легиону относились некоторые русские части, как артиллерийский дивизион подполковника Г.А.Рождественского и отряд ротмистра А.А.Берса. Французский иностранный легион представлял собою одну роту, наполовину состоявшую из поступивших рядовыми русских офицеров. Таким образом, часть офицеров находилась в распоряжении русского (мобилизованный в Архангельске полк, военное управление и добровольческие отряды под Шенкурском и на Двине), часть - английского командования (Славяно-британский и французский легионы, отряд Берса и обучаемые в английских военных школах). "Кроме того, по городу бродило много людей в лохмотьях, и среди них можно было угадывать чутьем также бывших представителей великой армии".
Организация Северный фронт включал Мурманский и Архангельский фронты. Последний в конце 1918 г. состоял из 7 направлений: 1) долина Онеги (формирующийся батальон), 2) железная дорога на Вологду, 3) долина Емцы и Средь-Мехреньги (крестьянский партизанский отряд), 4) Шенкурск (отряд Берса из 200 ч и формирующийся батальон), 5) Двина (добровольческий офицерский отряд в 200 чел.), 6) долина Пинеги (группа партизан), 7) долина Мезени (отряд в 50 чел.). В Архангельске находились еще батальон, прибывшая через Англию рота из бывших пленных, полэскадрона, автомобильная рота, 2 саперных взвода и артиллерийский дивизион. С марта 1919 г. находившиеся на фронте разнородные части (1-й Архангелогородский и 2-й Мурманский пехотные полки, Русский офицерский легион, отряд полковника Груздева, Онежский отряд, 1-3-е отдельные батальоны, Особый пограничный батальон крестьянские партизанские отряды и др.) стали сводиться в объединенные в бригады полки единой нумерации (1-15-й Северные стрелковые) двух, а потом трехбатальонного состава. Кроме того, существовали артиллерийская школа Северной области, телеграфно-телефонная школа службы связи войск Северной области, Архангельская пулеметная школа, Архангелогородский запасный стрелковый полк, Арханегельская местная бригада, Национальное ополчение, 1-й автомобильный дивизион, Северный драгунский дивизион, батальон Шенкурских партизан, Мурманский авиадивизион, 1-4-й артиллерийские дивизионы, отдельные: траншейная мортирная, тяжелая и легкая полевые батареи, 1-3-я инженерные роты, отдельный рабочий батальон, 1-2-я железнодорожные роты. В оперативном отношении войска делились на имевшие свои штабы районы (основу каждого из которых составляла, как правило, стрелковая бригада): Мурманский, Архангельский, Железнодорожный, Двинский, Онежский, Печорский, Пинежский и Мезенский . Мобилизация первых трех месяцев дала в Архангельске около 4 тыс. штыков. По другим данным мобилизация дала к середине октября 200 офицеров и 100 унтер-офицеров, а к концу месяца число мобилизованных в Архангельском районе составило около 1900 ч. К 1.01.1919 г. русские войска насчитывали 2715 ч (1700 шт.) на Архангельском и 4441 (3500 шт.) на Мурманском фронте; в конце января - всего 5300 ч (5100 шт.). В январе 1919 г. русские силы насчитывали около 5400 штыков и сабель, в т.ч. в Архангельске около 2000, на Мурмане 280, в долине Онеги 400, в Селецком районе 800, на Двине 400, на Пинеге 400, в Мезенско-Печорском районе 600. В середине февраля в Архангельской группировке было 3325, Мурманской - 6450 ч. В марте численность армии превышала 15 тыс. штыков и сабель (при мобилизационной способности области 25 тыс. чел.) К 15 апреля русские силы исчислялись (не ясно - штыков или общее число) в 18,5 тыс. на Архангельском и 6 тыс. на Мурманском фронте. К концу лета численность армии планировалось довести до 23 тыс. чел. В июле 1919 г. численность армии была около 50 тыс. чел. при числе штыков в треть этого количества. По другим данным к концу лета численность армии составила до 25 тыс. чел. (но, возможно, это число штыков) Накануне падения фронта, к 1 февраля 1920 г. в армии числилось до 55 тыс. чел. (39822 строевых и 13456 нестроевых нижних чинов) при 1492 офицерах и до 10 тыс. в национальном ополчении.
Командный состав Прибывший в январе 1919 г. главный руководитель Белого движения на Севере генерал-лейтенант Е.К.Миллер официально именовался Главнокомандующим фронтом и генерал-губернатором Северной области. До него командующими войсками были капитан 2 ранга (затем капитан 1-го ранга) Г.Е.Чаплин, полковник Б.А.Дуров (помощник - генерал-майор С.Н.Самарин), контр-адмирал Н.Э.Викорст, генерал-майор (затем генерал-лейтенант) В.В.Марушевский, начальниками штаба - подполковник В.Н.Маслов, подполковник (затем полковник) В.А.Жилинский, генерал-лейтенант М.Ф.Квецинский. Морское ведомство во главе с командующим морскими силами и Главным Командиром портов Ледовитого Океана было подчинено главнокомандующему на правах Морского Министра. Флотом командовал первое время контр-адмирал Н.Э.Викорст, а потом контр-адмирал Л.Л.Иванов (начальник штаба - капитан 1-го ранга В.Н.Медведев). Среди других начальствующих лиц - генерал-лейтенант П.М.Баранов (начальник снабжения и военных сообщений), генерал-майор Е.Ю.Бем (начальник отдела военных сообщений фронта), генерал от инфантерии С.С.Саввич (начальник офицерских школ, национального ополчения, снабжения и железнодорожных сообщений), генерал-лейтенант Ваденшерна (начальник национального ополчения), полковник (затем генерал-майор) С.Ц.Добровольский (военный прокурор). Командующими и начальниками штабов войск районов были: генерал-лейтенанты П.П.Петренко и Н.А.Клюев, генерал-майоры В.С.Скобельцын, В.И.Замшин, Д.Д.Шапошников (б.полковник), кн.А.А.Мурузи (б.полковник), Б.Н.Вуличевич, И.А.Данилов (б.полковник), Иванов, полковники П.А.Дилакторский (б.войсковой старшина), И.И.Михеев (б.подполковник). М.Н.Архипов, Н.Волков (б.подполковник), С.Л.Грабовский (б.штабс-капитан). Полками (помимо ряда из перечисленных выше) командовали генерал-майор И.Я.Шевцов (б.полковник), полковники А.И.Еленин, А.П.Глебовский (б.подполковник), Бродянский, (б.подполковник), Акутин (б.капитан), М.М.Чарковский, П.Н.Гейман, Постников, бар.К.П.Рауш фон Траубенберг (б.подполковник), В.Ф.Соколовский, А.А.Цвиленев, И.-С.Ф. Линсен (б.подполковник), артдивизионами - полковники (б.подполковники) Н.П.Барбович, Г.А.Рождественский, Н.П.Зеленов, Аргамаков, капитан А.М.Бриммер.
Исход В общей сложности в войсках Северной области воевало 3,5-4 тыс. офицеров: несколько сот участников белых организаций, свыше 500 мобилизованных в первые дни (не считая сразу же выступивших на фронт до 200 чел.), около 2000 мобилизованных в конце 1918 г. и 400-700 прибывших позже из Европы. Многие (не менее тысячи) покинули Северную область до крушения фронта. В частности, в июне-октябре 1919 г. союзниками было эвакуировано от около 5 до более 6 тыс. чел., а также 1845 военнослужащих (в основном Славяно-британского легиона). Потери убитыми и умершими были сравнительно невелики и вряд ли превышали 500 чел. Однако судьба северного офицерства была, пожалуй, наиболее трагична. На ледоколе "Козьма Минин", где находился ген. Миллер со своим штабом, эвакуироваться удалось лишь 650 офицерам и членам их семей (Миллер в телеграмме от 25 февраля говорил о примерно 800 пассажирах). На 4 марта в Норвегии с ген. Миллером находилось 220 сухопутных офицеров, около 100 морских, 73 врача, военных и гражданских чиновника, около 90 солдат и матросов, около 100 женщин (жен офицеров) и около 65 детей. Несколько морских офицеров были убиты, 6 покончили самоубийством и около 100 попали в плен при восстании в Мурманске, (в Архангельске также были случаи самоубийств). Войска Мурманского фронта после известия о восстании в Мурманске, совершив тяжелый переход по замерзшим болотам, перешли финскую границу в количестве около 1500 чел. (согласно официальному рапорту командующего Мурманским фронтом ген. Миллеру от 31.03.1920 г. в Финляндию с ним перешло с Мурманского и Архангельского фронтов 1001 ч, в т.ч. 377 офицеров, 493 солдата, остальные - гражданские беженцы). Офицеры Пинежско-Печорского фронта попали в плен в полном составе с ген. Петренко . Войска Двинского района (в т.ч. около 150 офицеров) с ген. Даниловым капитулировали 19 февраля у ст. Холмогорской и были привезены в Архангельск. Войска Железнодорожного фронта и части, не успевшие погрузиться в Архангельске, пытались во главе с ген. Вуличевичем пробиться к Мурманску и финской границе, но были окружены под Сороками и (за исключением 11 ч, ушедших на лыжах в Финляндию) и сдались в плен на условиях полной амнистии. Численность этого отряда (а это были, как отмечал Миллер, почти исключительно офицеры) на момент переговоров едва ли превышала 1000 чел. Офицеры этой группы были отправлены в Вологодскую тюрьму. Таким образом, при крушении фронта удалось перебраться в Норвегию и Финляндию примерно 800 офицерам, а остальные (до 1500) попали в плен. Еще до прибытия в Архангельск Особого отдела 6-й армии Временным Комитетом была проведена регистрация бывших белых офицеров и военных чиновников, а 25 февраля с его прибытием - еще одна, с угрозой расстрела, причем все явившиеся за единичными исключениями немедленно отправлялись в тюрьму, а некоторые были тут же расстреляны. Первыми были расстреляны в Архангельске 42 офицера, чьи послужные списки были найдены среди не уничтоженных вовремя бумаг штаба. 25 марта 320 офицеров (в т.ч. все старшие) были отправлены в Бутырскую тюрьму в Москве, откуда переводились в лагеря и уничтожались (уроженцы Прибалтики и Финляндии, в т.ч. ген. Ваденшерна, полковник Линсен, штабс-капитан Бухгольц, вместо отправки на родину были расстреляны, часть, в т.ч. Л.И.Костанди, была расстреляна в группе 47 заложников после Кронштадтского восстания). В мае 1920 г. основная часть была переведена в Покровский концлагерь в Москве, где содержалось около 1300 офицеров Северной армии - в основном сдавшихся под Сороками и на Мурманском фронте. Несколько десятков было в конце мая взято в Красную армию, а остальные отправлены на Север, где и расстреляны. В целом из офицеров, воевавших на Севере, погибло до 15%, эмигрировало около половины, и свыше 35% попало в плен и было в большинстве расстреляно.
Перелом на Северном фронте зимой 1920 года В то время как погибали армии Колчака, Юденича, Толстова, Деникина, на Северном фронте все еще обстояло удивительно благополучно. Главнокомандующий ген. Миллер пользовался огромной популярностью и непререкаемым авторитетом как в войсках, так и среди населения. Человек высоких душевных качеств, редкой выдержки и работоспособности, он по своему складу был скорее администратором, чем стратегом. Но как раз эта его сторона в условиях Севера оказалась полезной для организации жизни и обороны. Был налажен розыск и регистрация запасов, которые побросали англичане. Фактически заново была создана система снабжения, проведена реорганизация штаба. До самого последнего момента войска Миллера ни в чем не испытывали недостатка. Использовались и местные ресурсы — если в Архангельской губернии не хватало хлеба и его выдача была нормированной, то рыба, оленина, дичь имелись и поставлялись в изобилии. Край жил нормальной жизнью — наверное, и сейчас он еще не дошел до такого уровня благосостояния, как при Миллере. Северные деньги, выпущенные в Англии и обеспеченные Британским банком, были конвертируемой валютой, причем шли по очень высокому курсу: за 40 рублей давали 1 фунт стерлингов. Поэтому после ухода союзников тут же нашлась масса иностранных подрядчиков, желающих торговать с Северной областью. Доходило до того, что в Архангельск прибыл французский пароход "Тор", нагруженный предметами роскоши — винами, парфюмерией, дамским бельем и нарядами. Материальное положение рабочих было куда лучше, чем в остальных частях России, — их оклады превышали заработок чиновников правительственных и частных учреждений. Еще при англичанах, когда архангельский "пролетариат" решил очередной раз побастовать, британское командование выпустило для его вразумления сравнительную таблицу их заработка с заработком английских рабочих в сопоставлении с ценами на основные товары. Сравнение вышло не в пользу западных братьев по классу. Денежное содержание солдат и офицеров также было высоким, а их семьи получали хорошее пособие. В Архангельске открылся и солдатский клуб с читальней, биллиардной, столовыми, зрительным залом, где давала спектакли передвижная труппа во главе со знаменитым артистом Александрийского театра В. Н. Давыдовым. Эта труппа разъезжала и по фронту. Начали работать курсы агитации и пропаганды, где набранным из солдат слушателям рассказывали о принципах государственного устройства, основах народоправствах, истории революционного движения, сущности большевизма, сути аграрного и рабочего вопросов. А на фронте продолжалось наступление. Отчасти по инерции. Отчасти из-за того, что мороз, сковавший болота, дал свободу для маневра белопартизанским отрядам. От большевиков освободили обширные районы на Пинеге, Мезени, Печоре, белые вступили на территорию Яренского и Усть-Сысольского (ныне Сыктывкар) уездов Вологодской губернии. Некоторые кабинетные стратеги любили подсчитывать, сколько и каких европейских государств поместится на освобожденных землях, отражая это в реляциях и обращениях к населению. Конечно, во многом успехи, да и вообще спокойная жизнь Севера объяснялись тем, что армия Миллера не угрожала жизненно важным центрам Совдепии, и до поры до времени на нее не обращали особого внимания. Часть красных войск отсюда снималась на более важные фронты, а оставшиеся были далеко не лучшего качества. Да и пополнениями Северный фронт не баловали. А в некоторых районах — скажем, на Пинеге — большевики к зиме сами оставили занимаемую территорию, предоставив белым кормить обобранное ими голодающее население. Но, несмотря на внешнее благополучие, появилось и незаметно накапливалось все больше тревожных симптомов. Если прежде пленные красноармейцы были в армии Миллера лучшими солдатами, то с крушением других белых фронтов их надежность стала быстро падать, росло дезертирство. Теряя веру в победу белых, они боялись теперь попасть в руки большевиков в качестве изменников, поэтому старались бежать как от тех, так и от других, просто незаметно пробраться в родные места. Из разведки или с передовых постов часто не возвращались. Порой на аккуратно оставленных винтовках находили записки с просьбой не винить их, т. к. они уходят не к красным, а домой. Естественно, на этих неустойчивых настроениях играла красная пропаганда, подсказывая солдатам, что они могут искупить вину выдачей офицеров, открытием фронта и переходом на сторону "трудового народа". Свои слабые стороны были и у других категорий бойцов. Шенкурские партизаны, или, как их называли, "шенкурята", потомки новгородской вольницы, проявляли яркий героизм, но почти не признавали дисциплины. Пока они дрались на Двинском участке за собственные деревни — творили чудеса в сражениях. Но едва их перевели в Железнодорожный укрепрайон, боеспособность резко снизилась, а усилились пьянство, драки с местными жителями. Кроме того, на "шенкурят" оказывала существенное влияние эсеровская пропаганда. А Тарасовские партизаны, из которых состоял лучший, 7-й полк, открыто предупреждали командиров, что наступать готовы куда угодно, но в случае отступления не бросят на произвол судьбы родных и близких и дальше своих деревень не уйдут ни на шаг. Явный гнойник представлял из себя флот, состоявший из броненосца "Чесмы", вооруженной яхты "Ярославна" и нескольких ледоколов. Все команды кораблей были заражены большевизмом. С "Чесмы" во избежание удара в спину пришлось выгрузить снаряды. Из 400 человек экипажа 200 самых неблагонадежных списали на берег и отправили для несения службы в Холмогорский уезд с негодными винтовками. Тем не менее, экипаж непонятным образом вскоре опять вырос до прежней численности. Более-менее лояльных матросов и ополченцев оттуда выживали, делая их службу невозможной. А офицеры всеми способами старались списаться оттуда. Была и речная флотилия, созданная из наскоро вооруженных пароходиков и барж под командованием капитана 1-го ранга Чаплина. Окружив себя молодым морским офицерством, он, несмотря на сомнительный состав экипажей, энергично и успешно оперировал на Двине, не позволив красным завладеть рекой после ухода английских мониторов. Но с наступлением зимы флотилия встала, а из команд сформировали морские стрелковые роты, быстро разложившиеся и ставшие рассадниками большевистских настроений. Ряд ошибок допустило, конечно, белое руководство, не только не разоружившее и не расформировавшее свой ненадежный флот, но и пославшее для укрепления Мурманской базы отряд кораблей, экипажи которых немедленно занялись там красной пропагандой. Туда же, на Мурманский фронт, были направлены солдаты с Иоканги, ранее высланные туда за неблагонадежность. Естественно, подобные "подкрепления" положения в Мурманске отнюдь не улучшили. Постепенно активизировалась и вполне легальная, эсеровская оппозиция, которую возглавил председатель губернской земской управы П. П. Скоморохов. Вместо единения антибольшевистских сил партия эсеров, наоборот, в критический момент раскололась на непримиримых противников: правое, оборонческое крыло, колеблющийся туда-сюда центр и левых — чем дальше, тем сильнее склонявшихся к пораженческой линии. К последним принадлежал и Скоморохов. Человек энергичный, волевой, самоуверенный, он сумел подмять под себя земство, увлечь личным авторитетом значительную часть "центра" эсеровской партии. Во время августовской реконструкции власти Скоморохов и его соратники вошли в состав Северного правительства, где пытались гнуть свою линию. Но поскольку в правительстве все же взяли верх умеренные тенденции, они объявили его "еще более контрреволюционным", чем прежнее, и сложили свои полномочия, требуя отставки и от остальных членов правительства. Их не послушали, и Скоморохов во главе земства начал яростные нападки на власть, пользуясь любыми поводами. Как выяснилось впоследствии, эти действия сочетались и с подпольной работой. На всех земских и эсеровских заседаниях критика экономических, финансовых, хозяйственных вопросов неизменно перескакивала на политику, и в нужный момент Скоморохов все настойчивее выдвигал лейтмотив "Нужно мириться, так как генералы на всех фронтах загубили революцию". И упорно подчеркивал мысль, что "даже большевики лучше, и если с ними вовремя заключить мир, то и переход власти к ним совершится безболезненно, без всяких репрессий с их стороны". А ведь на этих собраниях присутствовали солдаты, принадлежащие к партии эсеров, и через них подобные разъяснения проникали на фронт, разъедая его, как ржавчина...
Катастрофу, подкрадывающуюся к Архангельску, можно было почувствовать по ряду факторов. Резко усилилась большевистская пропаганда. Северную область буквально засыпали прокламациями. Поскольку и правительство тут было "левым", в контрреволюционности его не обвиняли, зато пугали солдат: "Неужели вы серьезно предполагаете продолжать борьбу с нами? Ведь мы можем вас в любой момент сбросить с вашего пятачка пинком ноги в море". Призывали "прекратить бессмысленную бойню", вязать и выдавать офицеров. К офицерам же был другой подход. Им писали: "Опомнитесь, перестаньте быть наймитами своего и иностранного капитала... Вас бросили французы в Одессе, чехи в Сибири, англичане в Архангельске". И следовало приглашение переходить в Красную армию с описанием райских условий службы в ней — за подписями бывших генералов и офицеров. Большевистские агенты действовали и через легальные эсеровские газеты, орудовали даже в правительственном Северном бюро печати — периодически в его витринах появлялись плакаты с воззваниями Ленина и Троцкого, снабженные "фиговыми листочками", вроде редакционной фразы "Вот так они собираются завоевать мир". Белогвардейцы получили и мощный удар, откуда не ждали. В печати появились заграничные телеграммы о снятии экономической блокады и торговле с Совдепией. Проекты эти были заведомо нереальными, поскольку торговля должна была осуществляться через кооперативный Центросоюз. Предполагалось, что кооперативы будут обладать чуть ли не правом экстерриториальности и иметь дело с народом, а не властями. Но многие граждане усвоили из этих сообщений только одно — раз снимается блокада и начинается торговля мировых держав с Совдепией, дальнейшая борьба Северного фронта ни к чему. Местные кооператоры, уже вообразив себя "экстерриториальными" и считая грядущие прибыли, ринулись поддерживать левого Скоморохова, а он усиленно обрабатывал их и представителей земства на предмет мира с коммунистами. В феврале, когда освободились войска с других фронтов, красные решили наконец-то покончить с армией Миллера. Причем из-за разрушенных сообщений на гигантских коммуникациях, недостатков транспорта большевистские войска находились в очень тяжелом положении. В случае неудачи наступления предполагалось даже оставить занимаемые позиции и отойти в более благоприятные для снабжения районы. Нельзя сказать, чтобы белое командование ничего не предпринимало для предотвращения катастрофы. Чтобы ослабить действие вражеской пропаганды, на фронт выехали общественные деятели, в том числе и эсеры-оборонцы во главе с А. Ивановым. Для установления более тесных дружественных отношений, а если понадобится, предоставления убежища, были направлены делегации в Финляндию и Карелию (которая в данный момент как раз решила отделиться, глядя на Финляндию с Эстонией, и создала собственное "Ухтинское правительство"). Штабом главнокомандующего разрабатывался подробный план отхода фронтовых частей на Мурманск в случае поражения. К сожалению, он оказался совершенно невыполнимым — особенно для частей, сражавшихся в глухомани, на Печоре или Пинеге. Но вряд ли штаб мог предложить что-то более путное. Какой-то ремонт и улучшение дорог в условиях северной зимы исключались. Транспорта не хватало, не говоря уж обо всех трудностях его использования в глубоких снегах. Морской путь тоже был невозможен: из-за перевозок продовольствия в Архангельске одновременно находилось не более 1—2 ледоколов, да и на тех уголь был на исходе. Обычно в этих планах забывалось и о том, что Мурманский фронт по прочности и надежности даже уступает Архангельскому — с какой стати он должен был удержаться в случае падения главных участков? Природные условия для обороны там действительно были благоприятными, но своевременных мер по усилению Мурманска войсками предпринято не было. Мало того, как уже говорилось, туда направлялись части "неблагонадежного" свойства. В войсках, в порядке частной инициативы, на случай катастрофы придумывались свои меры. Вокруг энтузиастов создавались группы из офицеров и солдат, которые могли положиться друг на друга. Рождались свои проекты — куда и как пробиваться в той или иной ситуации. Но действительность перечеркнула все, даже самые скромные надежды. Удар был нанесен не только с фронта, но и с тыла. На 3 февраля было назначено открытие губернского Земского Собрания. Естественно, это предвещало очередную атаку на власть, однако еще раньше неожиданно началась массированная кампания по критике правительства — и с социалистической, и с "демократической" стороны. Нападки зачастую были вообще беспредметными, носили характер перебранки и личных выпадов. Во многом сыграли роль даже не политические происки и амбиции, а просто на головы правительства выплеснулась атмосфера общей нервозности, царившая в Архангельске. Правительство подобного нервного срыва тоже не выдержало и подало в отставку. Миллер уговорил членов кабинета временно остаться на местах — до формирования нового правительства. В этот момент подоспело открытие Земского Собрания. Какой-либо законной властью оно не обладало, не включало в себя представителей городов, Мурманского края, подконтрольных белым районов Олонецкой и Вологодской губерний. Но верховодил в собрании все тот же Скоморохов, что и определило его направленность. Хозяйственные вопросы, составлявшие прерогативу земств, были сразу отброшены. Собрание вылилось в бурный митинг, яростно нападавший на правительство и поднявший вопрос о целесообразности дальнейшей борьбы. Причем левая группа во главе с председателем взяла пораженческий тон, настаивая на немедленном мире с красными, призывая связывать офицеров, называемых с трибуны "контрреволюционерами" и "белогадами". Через газеты и слухи это немедленно распространялось на широкую публику, в том числе и на солдатскую среду. Встревоженный Миллер вызвал к себе руководителей Собрания. Скоморохов заявил ему, что главнокомандующий обязан подчиниться "воле народа", если "народ" выскажется за мир. Положение в городе создалось напряженное. Из-за безнаказанности своих выходок "левые" сочли осторожность Миллера, спокойного и уравновешенного человека, не желавшего обострять ситуацию, его слабостью. Собрание все больше наглело и к ночи приняло декларацию, в которой правительство объявлялось контрреволюционным и требовалась его немедленная отставка. Земское Собрание провозглашалось законодательным органом и должно было создать новое правительство. С этой декларацией собрание решило тут же устроить манифестацию и в форме ультиматума предложить ее главнокомандующему. Терпение Миллера лопнуло. Он поднял по тревоге комендантскую роту. Члены Собрания перепугались и вместо манифестации направили к Миллеру двух делегатов с декларацией. Главнокомандующий обещал дать ответ на следующий день, но предупредил, что, если от него требуется серьезное отношение к данному документу, он вынужден будет передать его судебным властям для привлечения составителей к ответственности. А той же ночью, когда Архангельск лихорадили эти передряги, на Двинском участке красные нанесли сильнейший удар. Позиции были перепаханы тяжелой артиллерией, 4-й Северный полк и Шенкурский батальон, занимавшие здесь оборону, должны были отходить под натиском многочисленных свежих сил, брошенных на прорыв. Теперь Миллеру приходилось разрываться между фронтом и тылом. Архангельск продолжал волноваться. С протестами против решений Земского Собрания и поддержкой главнокомандующего выступила городская дума, оборонческая группа земцев, население Архангельска — кроме крайне левых. 4.02 Миллер выступил в Земском Собрании, обстоятельно, выдержанно обрисовав создавшуюся ситуацию и объяснив, к каким последствиям ведут принятые Собранием решения. Отверг монопольное право земцев на формирование правительства и заявил, что в связи с отставкой прежнего кабинета оно действительно должно быть создано заново, но с включением всех политических течений. Его речь произвела сильное впечатление. Неустойчивый "центр" шатнулся в противоположную сторону. Декларацию отменили и приняли воззвание к войскам о продолжении борьбы. Конфликт был ликвидирован, и Архангельск перешел к формированию нового правительства, принявшему затяжной и утомительный характер межпартийных склок...
Тем временем обстановка на фронте приобрела все более тревожный характер. Сражение, начатое ударом на Двине, постепенно стало общим. Напряженные бои кипели уже на всех участках. Особенно ожесточенный характер они приняли в Селецком укрепрайоне, защищаемом 7-м Северным полком из партизан-тарасовцев. На населенный пункт Средь-Михреньгу красные бросали одну за другой массированные атаки. Но тарасовцы, не желающие отдавать врагу своих деревень, не отступали ни на шаг. Вцепились намертво в истерзанные снарядами позиции. Сломить их оборону большевикам так и не удалось. Войскам Двинского района, медленно пятившимся под натиском неприятеля, тоже удалось остановиться благодаря героизму "шенкурят".Но в этот момент беда случилась в Железнодорожном районе. 6.02 контрразведке из-за болтовни лежавшего в лазарете матроса удалось раскрыть заговор в одной из расположенных здесь морских рот. Организация имела целью открыть фронт и была связана с большевистской группой в 3-м Северном полку. Ждали только отвода полка в тыл и прихода ему на замену ненадежного Архангелогородского полка, который тоже предполагалось увлечь за собой. 11 матросов были арестованы, от них узнали состав заговорщиков в 3-м полку. Список послали командиру полка с требованием немедленно арестовать их. Но командир, увидев фамилии, был ошеломлен. В списке оказались самые "надежные" солдаты — охрана штаба, служба связи, унтер-офицеры. И вместо ареста начал выяснять, не произошло ли недоразумения. А заговорщики, пронюхав об опасности, медлить не стали. В ночь на 8.02 они подняли восстание. Роты, стоявшие на позициях, захватив 12 офицеров, перешли к красным. Подразделения, расположенные в двух соседних деревнях, тоже арестовали офицеров, отогнали прислугу от стоявших там пушек. Но артиллерия, находившаяся вне деревень, осталась верной долгу и открыла по ним огонь. Мятежники разбежались, бросив пленных и трофеи. В это время красные повели наступление, вместе с ними шли и изменники. Первую атаку удалось отбить. Артиллерия встретила врага огнем, командир полка и оставшиеся с ним солдаты легли за пулеметы. Однако силы были слишком неравны — от полка осталось около 100 человек. Эта горстка быстро таяла, противник обходил ее с тыла. Понеся большие потери, белогвардейцы едва сумели отступить. На одном из самых важных участков фронт оказался прорванным. Это и стало началом общей катастрофы. Следствие, которое еще удалось провести, показало, что с заговором было непосредственно связано левое крыло Земского Собрания. От группы Скоморохова через 3-й Северный полк была установлена связь для переговоров о мире с красными, причем велись эти переговоры на совершенно наивных условиях! Якобы земля должна остаться в пользовании крестьян на правах, существовавших в Северной области при белых, а войска Северной области будут употребляться только для караульной службы на своей территории, виновники гражданской войны, т. е. офицеры, подлежат выдаче большевикам. Следствие выявило, что подобная пропаганда велась и по деревням в тылу. Крестьян уверяли, будто Миллер, пользовавшийся у них авторитетом, уже покинул Архангельск. Так что открытие Земского Собрания одновременно с началом общего наступления красных было не случайным. Угрожающее положение на фронте заставило политические круги Архангельска забыть о своих частных амбициях, и наконец-то был сформирован новый кабинет Северного правительства. Правительство успело лишь выпустить воззвание с призывом к обороне, провести несколько заседаний и ответить на большевистские предложения о мире. Предложение, обещавшее даже неприкосновенность командного состава, было, разумеется, всего лишь провокацией с целью подорвать последние оборонные усилия белых, и правительству пришлось поломать голову над ответом, чтобы не дать врагу новых поводов для агитации. Фронтовая обстановка ухудшалась с каждым днем. Вслед за восстанием 3-го Северного полка последовала другая катастрофа. Части, брошенные заткнуть дыру, были ненадежны и разбегались. Приходилось отступать. После того как красным сдали станцию Плесецкую, создалась угроза окружения Селецкого укрепрайона. 7-му Северному полку, упорно сражавшемуся там, была дана команда на отход. И тарасовские партизаны, составлявшие полк, выполнили свое обещание — идти вперед куда угодно, но не назад, чтобы не подвергнуть жен и детей красному террору. Они остались в родных деревнях. От лучшей белой части остались в строю 150 человек. А в худших стремительно шло разложение. В самом городе матросы открыто вели агитацию среди солдат запасных подразделений. Тем не менее конец наступил внезапно. Миллер и его штаб считали, что падение Архангельска неизбежно, но некоторое время фронт еще продержится. Город жил нормальной жизнью, на улицах поддерживался образцовый порядок. Эвакуация не объявлялась, лишь чины контрразведки и оперативного отдела штаба в пешем порядке выступили на Мурманск (из-за глубокого снега за день смогли пройти всего 15 км). И вдруг 18 февраля катастрофа стала полной. Фронт рухнул - войска на главных направлениях бросили позиции. Остались лишь небольшие группы по нескольку сот человек, не пожелавшие мириться с красными и начавшие отход на Мурманск. Эксцессов почти нигде не было. Солдаты, вышедшие из повиновения, не видели в офицерах своих врагов. Говорили им: "Вы домой, и мы домой". Иногда даже старались достать для них подводы, желали счастливого пути и дружески прощались. К счастью, энергичного броска на Архангельск большевики не предприняли — из-за того же бездорожья и недостаточной подготовки собственных войск. Между городом и бывшим фронтом образовалась зона в 200—300 км, где шло инсценированное коммунистами "братание", митинги и... вылавливание множества дезертиров, желающих под шумок удрать в Россию.
Полярное путешествие Миллера и эвакуация белогвардейцев с Севера Спасением для многих стал ледокол "Минин". Всего в критический момент в Архангельске оказались 3 ледокола. "Канада" и "Сусанин" стояли в 60 км от города, у пристани "Экономии", где заправлялись углем. Туда была направлена и часть эвакуирующихся, больных. "Минин", отозванный радиограммой с полпути в Мурманск, пришел прямо в Архангельск. Поскольку команда, как и на других судах, была ненадежна, сразу же после швартовки на ледокол поднялась группа морских офицеров, заняв все машинные отделения и кочегарки. На "Минин" и военную яхту "Ярославна", которую он должен был взять на буксир, погрузились все, кто мог. Штаб главнокомандующего, судебные ведомства, лазареты, датские добровольцы, отдельные команды солдат и офицеров, члены семей белогвардейцев. Миллер все еще порывался ехать на фронт, к войскам. Штабным офицерам едва удалось отговорить его, доказывая, что фронта больше нет. Во избежание погромов и эксцессов главнокомандующий официально передал власть в городе рабочему исполкому. Городская дума и даже Земское Собрание от такой чести отказались. А председатель исполкома Петров, только что возвращенный из ссылки на Иоканге, откровенно признался Миллеру, что предпочел бы встретить красных в ссылке, а не во главе исполкома. Напоследок штаб главнокомандующего допустил еще одну ошибку. Чтобы не допустить паники, скрыл от Мурманска падение фронта, сообщив, что Миллер выехал на передовую. Зато об этом громогласно оповестило большевистское радио. А все тот же Скоморохов по телеграфу от имени Земского Собрания направил мурманским войскам призыв сложить оружие, т. к. в Архангельске война закончилась. Погрузка на корабли шла всю ночь на 19.02. На пристани еще грузили раненых, а по городу уже ходили толпы рабочих и матросов с красными флагами, вспыхивали митинги и беспорядки. Поднял красный флаг и броненосец "Чесма". Эвакуирующиеся благодарили бога, что с него вовремя догадались снять снаряды. На суда взяли и часть гражданского населения — кого смогли. Впрочем, как потом выяснилось, это был далеко не предел. Правда, желающих ехать в неизвестность набралось все же не так много. Даже некоторые офицеры, поверив красной пропаганде, решили остаться, не говоря уж о мирных жителях — легко ли бросить свои дома, все нажитое добро и бежать на чужбину? Когда "Минин" и "Ярославна" отчалили, рабочие и матросы попытались задержать их на Двине пулеметным и винтовочным огнем. Двумя выстрелами орудий "Ярославны" толпы нападающих разогнали. Дойдя до "Экономии", намеревались заправиться углем, которого у "Минина" оставалось чуть-чуть, присоединить к себе еще два ледокола и перегрузить на них часть беженцев. Но на "Канаде" и "Сусанине" уже развевались красные флаги. Прапорщик, бывший на "Экономии" комендантом, после известия о поражении ударился в запой, корабли офицерскими командами не занял, и пристань перешла в руки большевистских мятежников. Офицеры прибежали оттуда по льду на "Минин" и "Ярославну". Выйдя в Белое море, корабли достигли ледяных полей. Они оказались настолько мощными, что вскоре стало ясно — с буксиром "Минину" через них не пробиться. "Ярославну" пришлось бросить. Все беженцы должны были перейти на ледокол. Загрузились впритирку — вместо нормальной вместимости 120 человек. "Минин" принял на борт 1100. С "Ярославны" сняли весь уголь, продовольствие, на всякий случай — одно из трехдюймовых орудий, установив его на корме ледокола. И пустая яхта осталась во льдах. 20.02 в полях торосов были замечены ледоколы "Сибиряков", "Русанов" и "Таймыр". Они еще до катастрофы, 15.02, вышли из Архангельска в Мурманск, но застряли здесь, не в силах пробиться дальше. Никакой уверенности в их командах не было, поэтому офицеров и чиновников, находившихся среди их пассажиров, тоже перевели на “Минин”. Формально ледоколы подчинились белому командованию. Подойдя к "Сибирякову", имевшему большой запас угля, белогвардейцы начали перегрузку части топлива на “Минин”, где уголь был на исходе. Но на следующий день внезапно обнаружилась погоня, которую организовали из Архангельска на ледоколе "Канада" некие комиссары Дубровский, Бубновский и Николаев. Подойдя на дистанцию около 5 км, они открыли по "Минину" артиллерийский огонь. Кстати, в Архангельск передали радиограмму о том, что преследуемые "на предложение сдаться не отвечают", хотя никаких сигналов не подавали. Видимо, решили потопить без лишних хлопот. Ситуация создалась серьезная. Красные артиллеристы взяли "Минин" в "вилку". Снаряды ложились все ближе. Для небронированного корабля, битком набитого людьми, каждый выстрел мог стать смертельным. Пожар на борту или пробоина в таких условиях стали бы гибельными — давка, паника... Она уже начиналась в трюмах, переполненных женщинами. Отойдя от "Сибирякова", "Минин" стал отвечать огнем своего орудия, что явилось для большевиков неприятным сюрпризом. Они не учли перегрузки пушки с "Ярославны" и надеялись расстрелять беззащитное судно. Вскоре белым повезло — "Канада" получила попадание, развернулась и ушла прочь. Началось движение во льдах. "Русанов", "Таймыр" и "Сибиряков" последовали за "Мининым", но вскоре отстали — то ли случайно, то ли нарочно. А потом сжатие льдов достигло такой силы, что остановился и "Минин". Тем временем рухнула конечная цель пути. 21.02 началось восстание в Мурманске. Под влиянием известий о падении Архангельска, усиленных красной и эсеровской пропагандой, войска там тоже бросили фронт. 22.02 спасшимся на "Минине" наконец-то улыбнулась удача — ветер переменился, и льды разошлись. Одну за другой перехватывали радиограммы из Архангельска с приказами в Мурманск выслать корабли для поимки беженцев. Поэтому "Минин" взял курс на Норвегию. Держались подальше от берега, шли с потушенными огнями... Уже в норвежских водах встретили пароход "Ломоносов", на котором спасалась из Мурманска группа русских офицеров, отряд бельгийских добровольцев и летчики-англичане. Появилась возможность вздохнуть свободнее, переправив на "Ломоносов" часть пассажиров с ледокола. 26.02 "Минин” и "Ломоносов" пришли в порт Тромсе. Прием, оказанный им норвежцами, превзошел все ожидания. Русским устроили торжественную встречу. Ранеными и больными тут же занялись норвежские врачи, их немедленно развезли по больницам. Безвозмездно прислали огромное количество продовольствия, фруктов, шоколада — многие местные торговцы буквально опустошили для этого свои магазины. Беженцев разместили в хороших помещениях, украсив их живыми цветами. Обеспечили отличным питанием, детей засыпали фруктами и сладостями. Постоянно приходили местные жители, в том числе простые рыбаки и рабочие, интересуясь, не нужна ли какая-нибудь помощь. Местный пастор на богослужении произнес проповедь "Вера без дела мертва есть", призывая прихожан жертвовать для русских беженцев. В магазинах и лавочках у русских отказывались брать плату. Норвежское правительство само прислало Миллеру предложение устроиться с беженцами в более крупном г. Трондхейме, а когда он ответил согласием, тут же запросило, сколько для русских потребуется одежды и белья. Переходом в Трондхейм и завершилась эта полярная эпопея. Что касается остальных войск Северной армии, то на Мурманском участке после развала фронта часть офицеров и солдат, не желающих попасть в лапы большевиков, около 1,5 тысяч человек, двинулась в Финляндию. После двух недель тяжелейшего пути без дорог через тайгу и полузамерзшие карельские болота, где люди по горло проваливались в снег и в воду, совершенно измученные и поддерживаемые лишь волевыми усилиями, они все-таки пересекли границу. На Архангельском фронте удаленные восточные участки — Печорский, Мезенский, Пинежский — после прорыва на центральном направлении сразу очутились в глубоком красном тылу, обреченные на плен. Войска Двинского района, которые по штабным планам должны были соединиться с Железнодорожным для движения на Мурманск, не смогли этого сделать. Выявилась полная нереальность подобных планов, и остатки частей отступали на Архангельск, где и капитулировали, застав в городе уже советскую власть. А войска Железнодорожного района и вышедшие из самого Архангельска так и шли на Мурманск тремя группами — всего около 1,5 тысяч человек. В г. Онеге их встретило восстание, и белогвардейцам пришлось разгонять мятежников оружием. 27.02 подошли к ст. Сороки, находящейся уже на Мурманской железной дороге. И узнали, что Мурманского фронта больше нет. Вместо-встречи со своими в Сороках их ждали красные бронепоезда и два полка пехоты. Обессиленные 400-километровым переходом по снегам, лишившиеся поддерживающей их надежды, белогвардейцы вступили в переговоры с красными и сдались. Лишь маленькая группа в 11 человек под шумок ушла на лыжах и добралась до Финляндии. А остальным припомнили Онегу — значительную часть перебили почти сразу после капитуляции. Армия Миллера перестала существовать. Следует отметить, что спасшимся белогвардейцам Северной области посчастливилось больше, чем эмигрантам остальных фронтов. В скандинавских странах они встретили дружественный прием, попали в хорошие условия. Северное правительство даже снабдило всех беженцев солидными пособиями в валюте, достаточными на время подыскания работы. Вот только самих этих спасшихся оказалось здесь гораздо меньше, чем на других белых фронтах... По материалам книги Шамбарова В. Е. "Белогвардейщина"
http://reibert.info/forum/showthread.php?t=187908 пост 3, англоязычный источник по этой войне, рекомендую.
