Оккупационный режим в СССР.

дед мой сосед в 43 году ему было 12лет рассказывал что немцы без спросу в дом не входили продукты покупали или обменивали.еще рассказал что за деревней был какой то склад и там были покрышки для великов они полезли с пацанами через крышу часовой отвернулся якобы их не заметил.но при отступлении немцев из крыма фрицы село раскурочили в хлам.

 

Тут все муссируют цифру Кривошеева - якобы, гражданского населения в ВОВ погибло 16 млн. человек. И даже вспомнили о Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР. Жаль только забыли упомянуть, что по её данным гражданских лиц на оккупированной территории погибло 3 млн. человек.. Господа красные, вы что же - своему кумиру - и не верите?
Или вам чем больше, тем лучше - лишь бы не признавать, что военные потери СССР были больше гражданских?

 

http://www.istpravda.ru/digest/2604/

Рассказ подростка, но ушедшего на Запад. Богодухов.

 

фото классные!

 

Я думаю, здесь уместно процитировать сообщения Антона Ракитина.http://www.forum-tvs.ru/index.php?s=9a19882d1fc595d0f17eb206233d4aac&showtopic=94834&pid=4075680&st=75&#entry4075680
По теме оккупации необходимо массово публиковать документы и воспоминания очевидцев в течение минимум 3-х лет , чтобы хоть немного расчистить гигантские мусорные завалы советской пропагандистской лжи о том, как немецкие солдаты "раздирали живьём русских детей на две половинки танками/автомобилями/лошадями" и т.п. "неопровержимые свидетельства, собранные ЧГК СССР по расследованию злодеяний немецко-фашистских оккупантов".
"Тема, которую Вы начали обстоятельно и методично изучать, значительно сложнее, неизмеримо острее в плане историко-политическом и психо-эмоциональном нежели тема военных действий, оценка результатов тех или иных стратегических операций.

Ибо реальная и правдивая информация о том, как жили люди в период немецкой оккупации, резко, жёстко и болезненно ставит под вопрос всю сложившуюся систему взглядов, оценок, эмоций, мифов о войне 1941-45 гг.

Историю оккупации надо изучать не по книжкам советского и путинско-неосоветского Агитпропа, а на основе архивов и свидетельств очевидцев.

В библиотеке моих пожилых родственников есть агитпроповская книжка 1972 года о советском партизанском "движении" в Ставропольском крае под водительством т-ща Суслова М.А ( будущего Секретаря ЦК КПСС по идеологии, редкого мракобеса-человеконенавистника).

В книжонке, написанной убогим совковым языком, на каждой странице с натужно-казённым пафосом говорится, что советские партизаны "безпощадно уничтожали оккупантов и их пособников, мстили немецко-фашистским захватчикам за их чудовищные ЗВЕРСТВА, совершаемые против мирного населения Ставрополья."

Для начала уточним, что вся эта писанина о советском "партизанском движении" в Ставропольском крае полная ложь:

в опубликованных документах архива ШПД в Астрахани( действовал на базе Астраханского обкома ВКПб) многократно сообщается , что все попытки устроить "партизанское движение" на Кубани и на Ставрополье путём массового заброса спецгрупп, состоящих из кадровых сотрудников НКВД и партийно-комсомольских работников, полностью провалились. Население относилось к советским засланцам крайне отрицательно и не оказывало им никакой поддержки. Советская агитация и пропаганда с призывами к населению "мстить немецко-фашистским оккупантам за их чудовищные зверства" уходила, как вода в песок.

Посмотрим на реальную историю "чудовищных зверств" немецко-фашистских оккупантов в городе Ставрополе, в городе Пятигорске:

В 1996-97 гг из архивов областных управлений КГБ-ФСБ России были переданы на хранение в обычные государственные областные архивы ВСЕ документы периода немецкой оккупации.

Многие исследователи занялись изученим этих архивов, касающихся "СТРАШНЫХ и ЧЁРНЫХ лет фашистской оккупации":

эти историки-иссследователи сразу поняли, почему свыше 50 лет эти документы хранились в Советском Союзе за семью печатями под грифом СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО:

ставропольский исследователь А.Мельников, изучил весь массив документов периода немецкой оккупации и с огромным изумлением выяснил, что при НЕМЦАХ в Ставрополе в кратчайшие сроки(в течение 3 недель после прихода немецких войск) были восстановлены и запущены в действие при решающей помощи немецкого военно-инженерного батальона важнейшие для жителей объекты жизнеобеспечения города:

молочный комбинат, два хлебозавода, центральная электростанция, которые были взорваны спецгруппами НКВД и сапёрами-подрывниками Красной армии 6 августа 1942 года при отступлении советских войск:

взрыв этих объектов привёл к полному уничтожению продовольственного снабжения 140-тысячного населения г.Ставрополя .

Что мы узнаём из этого факта ?

Узнаём, что доблестные советские чекисты и героические воины-сапёры РККА по приказу советского партийно-военного руководства уничтожают важнейшие объекты МИНИМАЛЬНОГО жизнеобеспечения 140-тысячного города, обрекая русских женщин, детей и стариков на голодную смерть, а немецко-фашистские изверги сразу после занятия Ставрополя срочно бросают на восстановление молкомбината, двух хлебозаводов и электростанции свои инженерно-сапёрные части, технику, электрооборудование, строительные материалы и в кратчайшие сроки восстанавливают жизненно важные для русского населения объекты.

Кроме этого, в течение ВСЕГО периода немецкой оккупации в Ставрополе работали детсады и больницы с бесплатным горячим питанием, действовали все школы, в конце августа 1942 г. немецкими оккупационными властями были организованы приёмные экзамены в педагогическом и сельскохозяйственном институтах и 1 сентября начались в полном объёме занятия в этих ВУЗах.

В первых числах сентября возобновили работу Ставропольский драматический театр им. Лермонтова, 3 кинотеатра, концертный зал:

драмтеатр восстановил показ лучших дореволюционных пьес Л.Андреева, Сологуба, Сумбатова, запрещённых в СССР, в концертном зале 3 раза в неделю стали проводиться с огромным успехом вечера поэзии Серебряного века, была проведена неделя Есенинских чтений, с исполнением его стихов и песен, также запрещённых мракобесной советской цензурой:

людей, истосковавшихся по живому, искреннему слову, приходило столько, что многим приходилось стоять даже в проходах и на подоконниках.

За первые два месяца немецкой оккупации открылись 57 частных ресторанов, кафе, закусочных и столовых, городской управой Ставрополя было выдано за эти же 2 месяца 1 тыс. 685 лицензий на частно-предпринимательскую деятельность.

Все учителя, врачи, медсёстры, санитарки больниц, воспитательницы детсадов, актёры и служащие театра, преподаватели ВУЗов, киномеханики, точно в срок по 25 числам регулярно получали ЗАРПЛАТУ.

Уже через 2 недели после прихода немцев возобновились богослужения, начались массовые крещения детей и взрослых, венчания во всех 16 православных храмах Ставрополя, которые при советской власти ВСЕ до одного были закрыты, загажены и осквернены .

В октябре в Ставропольский сельхозинститут приехала делегация преподавателей и специалистов из Германии от Мюнхенской аграрной академии:

была проведена совместная 3-х дневная научно-практическая конференция по агрономии, по животноводству, по вопросам мелиорации земель.

Немецкая делегация привезла в подарок для сельхозинститута комплект новейшего лабораторного оборудования: микроскопы, химстекло, реактивы и проч.

Ну, как же про вот такой "страшный-престрашный УЖАС" немецкой оккупации можно было сообщать советским гражданам послевоеных поколений 1960-х, 1970-х гг ...


Разумеется, все ведомости по регулярной выплате ЗАРПЛАТ, выдаче провольственных пайков учителям и врачам, приёмные квитанции о регулярном получении молока, масла, мяса, круп, муки, сметаны детскими садами, больницами г.Ставрополя, театральные и концертные программы, киноафиши периода "чёрной ночи фашистской оккупации" были на полвека упрятаны в спецархивы НКВД-МГБ-КГБ с грифом "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО".

Ёщё бы совкам не упрятать такую информацию ! Страшная Военная Тайна...

А в Пятигорске "зверствовал и массово уничтожал мирное население" на посту 1-ого заместителя коменданта писатель с мировым именем, 47-летний майор Эрнст ЮНГЕР (1895-1998гг), выдающийся мыслитель-гуманист, автор величайшего романа о Первой мировой войне "Стальная гроза", награждённый в 1995 году Президентом объёдинённой Германии золотым Крестом "За заслуги".

В городе Пятигорске ситуация в сфере образования, культуры и общественого питания была такой же, как и в Ставрополе:

работали ВСЕ школы, фармацевтический техникум, детсады, все больницы и кинотеатры.

ВСЕ сотрудники Ленинградского политехнического института, эвакуированого в Пятигорск в августе 1941 года, при немцах регулярно получали зарпату и продовольственный паёк, в доме-музее Лермонтова 3 раза в неделю проводились музыкально-поэтические вечера, в городе сразу после прихода немцев открылись 30-40 частных армянских ресторанов и закусочных, появилась масса мастерских бытового обслуживания, работала филармония и концертный зал, где 2 раза в неделю проводились концерты и музыкадбьные вечера. В архивах сохранилось много театрально-концертных и филармонических цветных афиш периода немецкой оккупации.

Единственным оккупационным вмешательством в школьное образование было распоряжение немецких властей убрать из классов портреты Сталина, Ленина, Маркса и вместо них разместить портреты Достоевского, Толстого и Чехова.

Особо следует подчеркнуть, что в немецком распоряжении абсолютно не было никаких требований о вывешивании портретов фюрера в школах и никаких инструкций о каком-либо его прославлении на уроках.

И в Смоленске ТОЧНО такая же ситуация была, и в Пскове, и в Луге, и в Гатчине, и в Белгороде, и в Ростове... В общем, везде, где ступал "кованый сапог немецких оккупантов".
Я, честно скажу, Мельникова не читал, не могу сказать есть ли там искажения смысла документов.

 

Это всё на самом деле ужасно.Какая то вакханалия перед грандиозной катастрофой.Германия через год войну проиграет,сотрудники аграрной академии едут в только что оккупированный город,с оборудованием,советуют как урожай выращивать.

 

Как могли работать в Ставрополе школы, если там находились немецкие госпиталя и части? Почитал двух очевидцев переживших оккупацию, утверждают что школы не работали.

Гитлеровцы, отступая из Ставрополя, хотели превратить его в пепелище. Первым запылало здание бывшей совпартшколы в начале улицы Советской — бывшая Александровская женская гимназия. Здесь у немцев располагались штабные службы. Пожар начался за несколько дней до их ухода из города. При этом штабники делали вид, что произошло это не по их вине. Спешно выносили папки с документами, стулья, столы и даже железные кровати, на которые тогда же складывали выносимые булки белого хлеба и круги сыра, колбасы… Именно это навсегда сохранилось в моей детской памяти в тот день, когда с отцом случайно оказались здесь.

Этим пожаром, возможно, немцы хотели вызвать реакцию жителей города, которые ничего, кроме любопытства, не проявили. И тогда уже «зондеркоманды» поджигателей и подрывников принялись безбоязненно за свою грязную работу. Сегодня трудно установить, в какой очередности взлетали на воздух или сгорали здания города. Наиболее ярко запомнилась картина поджога и взрыва типографии, некогда возведенной предпринимателем Тимофеевым на углу бывшего Николаевского проспекта и Варваринской улицы (сегодня - пр. К. Маркса и ул. Р. Люксембург. — Г. Б.). Сначала раздался мощный взрыв, разрушивший здание, в том числе его уникальный фасад, отделанный зеленой голландской кафельной плиткой с огромными «корабельными» зеркальными стеклами окон. Затем гитлеровцы стали бросать термитные шашки на печатные и прочие типографские станки, которые тут же плавились, стекая огненными ручьями на ребристый железный пол.
Между тем порывы ледяного ветра бросали пламя, по улице на наш дом. Огонь буквально лизал оконные проемы, пытаясь забраться внутрь.
Наши родители и все жители дома, в том числе наша разновозрастная шпана, таскали из единственного водяного крана во дворе воду, которой заливали образовавшиеся очаги огня. Одновременно из самих квартир в тот же двор поспешно выносили все самое ценное, отчего образовалась целая гора из узлов с разным тряпьем, стульев, табуреток, железных корыт, кастрюль и прочей домашней утвари, заносимой снежной порошей. Не было тогда у людей ни ковров, ни шуб, ни хрусталя. Но вот остаться без рубашки или ватника, керосинки или тех же паяных-перепаяных кастрюль было бы слишком большой утратой. Но огонь от нашего старого дома с деревянными перекрытиями и такими же лестничными маршами все же отступил…
Забравшись на крышу своего дома, мы, мальчишки, видели, как огромной свечой горела восьмая школа, где у немцев еще вчера был госпиталь. Горели пакгаузы уже взорванного железнодорожного вокзала и депо. Тяжелый взрыв волной прошелся по-над городом: то подорвали хорошо просматриваемую бывшую «гулиевскую» мельницу. На воздух взлетела часть третьей школы, как и ремесленного училища у уже взорванной Нижней бани по Таманской (сегодня - Г. Голенева. — Г. Б.)...
Взрывы зданий превратились чуть ли не в канонаду, не утихавшую до самой ночи 20 января. Были взорваны или сожжены практически все малые и большие промышленные предприятия, больницы, школы и высшие учебные заведения. Огонь превратил в пепелище центральный почтамт, расположенное напротив здание НКВД, которое к тому же и взорвали; здание Осовиахима на Типографской улице (сегодня - Р. Люксембург); летний театр в Первомайской роще и театр драмы им. Ленина (бывший театр М. Пахалова в Воронцовской роще и бывший «Пассаж». — Г. Б.) и многие другие здания города. При этом гитлеровцы не тронули все пять ими открытых православных церквей — Св. Андрея Первозванного, Успения Пресвятой Богородицы, во имя Казанской Божией Матери, во имя Честного и Животворящего Креста Христова (Крестовоздвиженскую) и, наконец, Преображения Господня…
Герман Беликов. «Оккупация»

 

Фрагменты главы 4 воспоминаний Пигидо-Правобережного (перевод на русский язык - мой):
http://exlibris.org.ua/vvv/r04.html

... 8 октября я вернулся, вновь пешком, к своей семье. За время моего отсутствия жизнь в селе относительно устаканилась. Кошмар недавних боёв отошёл в прошлое. Лихорадочно шла уборка урожая: копают картошку, вывозят зерно с полей, как в июле, молотят хлеб, конечно, на дворе – ведь амбаров нет.

В селе создали сельскую управу, выбрали старосту; появилось несколько полицейских из местных крестьян.

Распределение собранного с бывших колхозных полей урожая проводилось организованно. Снопы развозили по дворам в определённом порядке: в первую очередь вдовам и «москалькам», то есть бабам, чьих мужей забрали в армию, далее получали остальные по очереди. Недостатка в тягловой силе не было.

Через неделю после разгрома Киевской группы войск немецкие власти позволили крестьянам перейти на левый берег Днепра и забрать лошадей и скотину, которой было в изобилии в лугах и лесах. Из всей той скотины, что большевики согнали со всего Правобережья за Днепр, мало что добралось до глубоких тыловых районов. Немало того скота потонуло в Днепре во время «организованных» переправ, о которых я уже рассказывал; какая-то скотина передохла, что-то съели советские солдаты и «партизаны», а значительную часть оставшегося разобрали крестьяне. Кроме местного прибрежного крестьянства, приходило множество людей из глубоких правобережных районов за 50-100 километров и, получив разрешение, шли за Днепр и оттуда вели домой коров, тёлок, лошадей, иногда и хороших военных лошадей, оставшихся там после киевского разгрома.

Я не знаю, сколько и какого именно скота из этих трофеев забрали и вывезли немцы, но населению, особенно прибрежных районов, скотины досталось немало.

К следующему воскресенью уже благоустроили церковь: принесли образа и церковную утварь, что почти двадцать лет скрывали у себя отдельные крестьяне; пригласили священника, которому счастливо удалось избежать физического уничтожения (работал он в соседнем селе сапожником). Я присутствовал на первом церковном богослужении и наблюдал тот радостный подъём, с которым крестьяне приветствовали восстановление церкви. Женщины молились, то и дело вытирая слёзы, что мелкими горошинами катились по щекам. Люди поздравляли друг друга, как на Пасху: «Христос Воскресе!» – «Сподобил Господь дождаться этого счастливого дня» – слышалось то с одной, то с другой стороны у церкви, которую, кстати, устроили в обычном доме.

По ходу не могу не упомянуть то, что мне доводилось слышать от некоторых наших же земляков, так называемых старых эмигрантов. Не так давно довелось мне говорить с человеком, довольно уважаемым, агрономом по специальности, г-ном Л...

– Непростое у нас положение, – говорил он, – некуда нам деваться на свете... Америка-то не очень спешит забирать нас. И если бы даже Бог пособил свалить Сталина, то и домой нам нельзя возвращаться...

– Почему же? – спросил я удивлённо.

– Ну, знаете, где уж нам ехать в Украину: там все обольшевистилось, там никто в Бога не верит, там все озверели, там нас перережут, как овец, скажут: «недобитки буржуйские...»

Или вот другой пример. В прошлом году пришлось мне разговаривать с таким же старым эмигрантом, г-ном К... Он спросил меня:

– Скажите, господин инженер: как вы думаете, вернут ли мне мои имения, если вдруг нам придётся вернуться на Родину? Там же теперь все коммунисты, там всё искажено, там же теперь без Бога, без совести...

Вот как иногда представляют себе наш народ даже некоторые из своих, а что же уже говорить о чужих?

Приведённые примеры ещё и ещё раз убеждают меня в необходимости развеять те ужасные, неверные представления, которые и теперь можно слышать в Европе о народах СССР и об украинском народе в частности.

Нет, основная масса наших – это обычные, добрые, чуткие люди. Двадцатипятилетнее господство красных узурпаторов лишь измотало, истощило этих несчастных людей до крайности, но души людей это дьявольское «солнце сталинской конституции» не сожгло, не изуродовало.

* * *

 

(продолжение главы)

В первые дни октября в селе Стайки немецкая комендатура расстреляла двух крестьян: девушку лет 22-х – комсомолку, которую поймали, когда она перерезала провода немецкого полевого телефона, – и ещё одного местного крестьянина, Неведомского (имя забыл), – члена коммунистической партии, – за что именно – не знаю. Остальные члены коммунистической партии – местные крестьяне – продолжали спокойно жить в селе, их никто не беспокоил, никаких репрессий к ним не применяли.

За все время пребывания немецких войск в нашем и близлежащих сёлах мне не приходилось слышать о каком-либо насилии или грабежах. За всё время боёв в августе-сентябре в нашем, довольно большом селе пропало только четыре-пять кур. Приключился, правда, случай, когда немецкие солдаты самовольно забрали кабана у крестьянина Бурды. Хозяев возле дома не было – где-то скрывались среди холмов. Бурда отправился к немецкому коменданту – жаловаться. Через час солдаты принесли обратно того кабана, уже заколотого, и вернули хозяину. Других случаев я не знаю. Да и в других местах мне тоже не приходилось слышать жалоб на то, что немецкие солдаты грабили или как-то обижали население. Хорошее, вежливое обращение немецкой армии, как солдат, так и офицеров, а также освобождение пленных украинцев, которое так широко практиковалось в первый период войны, произвели хорошее впечатление на местное население и укрепили уверенность в том, что немецкие войска действительно несут освобождение от сталинской тирании. Таким образом, отношения между населением и немецкими войсками сразу приобрели доброжелательные, а то и дружественные формы. Немецкий солдат был везде желанным гостем. На разных семейных праздниках и гуляньях немецких солдат угощали, как добрых друзей.

Уже позже, в 1942-43 годах, когда вместо военных в сёлах появились «штютцпунктляйтеры» (102) и другие представители немецкой гражданской администрации, эти прежде хорошие отношения заметно ухудшились. Но к этому я вернусь позже.

В начале ноября я вместе с семьёй выехал в Киев и на некоторое время утратил, таким образом, связь с этой местностью...

...
После сентябрьских взрывов и пожаров центральная часть города и, в частности, улицы Крещатик, Прорезная, Фундуклеевская (Ленина) до Владимирской (Короленко) улицы, Институтская, Николаевская (Карла Маркса), Лютеранская (Энгельса) – представляли собой ужасные руины.

В первые же дни после прихода немецких войск началось стихийное переселение из подвалов, бараков и из пригородов Киева в роскошные апартаменты, оставшиеся от эвакуированных коммунистов и евреев. Но вскоре дело взяла в свои руки жилищная управа города (Прим. пер. – см. Т. В. Заболотна. Житлова проблема в окупованому Києві. «Український історичний журнал», 2006, № 3, с. 158-173. history.org.ua/JournALL/journal/2006/3/13.pdf ). Все подобные помещения были учтены; мебель и другие вещи свезли в специальные хранилища и сдали под ответственность назначенных управдомов. Все указанное имущество было зачислено в фонд «бесхозного имущества». Нередко к этим хранилищам подъезжали машины гестапо или СД. Люди, называвшие себя гестаповцами, забирали наиболее ценные из этих вещей, оставляя написанную на клочке бумаги «расписку». Иногда эти люди были немцами, а иногда, несмотря на гестаповскую униформу, говорили по-русски или по-украински. Таким вот образом и исчезло всё наиболее ценное. Ясно же, что в том растаскивании «бесхозного имущества» приняли посильное участие и свои.

Позже указанное имущество распродавалось по ценам довольно умеренным. Выручка шла в кассу Киевской городской управы.

От тех радужных надежд, что лелеяли киевляне во время моей первой поездки, уже мало что осталось. Похоже было на то, что иллюзиям об украинском правительстве и всякого надеждам приходил конец.

В поступках немецкого командования заметно было отсутствие последовательности, в том числе по украинскому вопросу. После овладения Правобережной Украиной якобы доверительное и благосклонное поначалу отношение к украинцам стало мало-помалу меняться. Особенно ярко проявилось это в отношении к военнопленным. Я уже отметил, что пленных из местного (Правобережье) населения – украинцев – освобождали часто на первом же сборном пункте, и даже из лагерей военнопленных. Поначалу достаточно было назвать себя украинцем, или же приходила какая-нибудь женщина и называла одного из пленных своим братом, мужем, отцом или сыном, как того тут же освобождали из лагеря военнопленных. В дальнейшем, однако стали возникать различные затруднения: требовали документов, постановления общины, решения местной управы и т. д.

Понавыдавав «векселей» подсоветским народам и населению Украины, в частности, в своих авиалистовках в первые три месяца войны, и овладев значительной частью украинской территории, гитлеровские главари «передумали»: очень уж лёгкой показалась им достигнутая победа. К тому же украинское солнце, которым так часто любовались немецкие офицеры и солдаты на киевском пляже, и золотое руно украинской пшеницы разожгли жажду, и поэтому они всевозможными способами избегали платить по выданным «векселям». Правду говорят – аппетит приходит во время еды.

Таким же отсутствием последовательности характеризуется и отношение гитлеровского руководства к украинским политическим центрам в эмиграции. Но эта тема уже выходит за пределы моих собственных впечатлений о немецкой оккупации в Украине.

Благоприятный момент, когда все те лучшие люди Украины, что были среди крестьян, интеллигенции и рабочих, с нетерпением ждали, когда же, наконец, выполнят обещание и разрешат организовать собственную украинскую армию, когда можно будет самим выступить против ненавистной красной Москвы, – этот благоприятный момент был упущен. Почти сорокамиллионное население Великой Украины разуверилось, надежды увяли.

(Прим. пер. Весьма интересен в этом отношении доклад В.Магунии, бывшего генерального комиссара округа Киев, посвящённый опыту и ошибкам немецкой оккупационной администрации, составленный им в мае 1944 г. – см. http://firearticles.com/istoriya/265-valdemara-magunyi-nacistskogo-okupacynogo-kiyiv-1941-1944.html ).

Такой же непоследовательностью и неопределённостью характеризуется и отношение (немцев) к так называемому Власовскому движению; ведь организованная Власовым достаточно многочисленная армия (104) большей частью не была даже вооружена. Нерешительность, колебания гитлеровских советников загубили и это дело.

Такую же нерешительность и непоследовательность можно отметить и во многих других мероприятиях немецких оккупационных властей в Украине: например, в земельном вопросе и в других подобных.

 

Изменение в отношении к украинцам можно было наблюдать и во многих других, более мелких вопросах. Например, некоторое время спустя после занятия Киева немцы распорядились вернуть киевлянам украинской национальности радиоприёмники, конфискованные было советской властью и которые, собственно, ещё в первый день после прихода немцев население самовольно разобрало со складов, где те хранились. Жителям другой национальной принадлежности, в том числе и россиянам, приёмники иметь запрещалось (Прим. пер. – см. об этом же воспоминания И.А.Хорошуновой, http://gordonua.com/publications/kievlyanka-horoshunova-v-dnevnike-1941-goda-25-09-41-98994.html). Это вызвало сильное недовольство. Мой знакомый, врач С. (ныне уже покойный), – русский, годами веривший и доказывавший, что только с помощью немцев можно избавиться от сталинского «рая», – очень волновался:

– Чего они хотят от нас? Мы все – граждане Украины, мы все – антикоммунисты! – возмущался он.

Но... ещё десять дней спустя немецкий комендант города издал ещё один приказ, которым предлагалось всему населению, независимо от национальной принадлежности, сдать назад все радиоприёмники и все радиодетали – вплоть до радиоламп. В дальнейшем держать радиоприёмники разрешалось только так называемым фольксдойчерам.

Надо сказать, что, кроме людей действительно немецкого происхождения, в ряды фольксдойчеров затесалось довольно много тех ловкачей, которые при всяких условиях, при всяком режиме умеют своевременно и выгодно устроиться.

В основном всё это были людишки, которые неплохо чувствовали себя и при советской власти; среди них было немало бывших членов коммунистической партии и пользовавшихся доверием властей, – так называемых советских активистов, короче говоря – представителей того «нового социалистического общества», которое так лелеяла и которым так гордилась советская власть.

Причиной описанных выше изменений в отношении к местному украинскому населению было, бесспорно, опьянение гитлеровской верхушки от успехов.

У немцев закружилась голова от миллионов пленных, от успехов на фронтах; хотя успехи те в значительной степени были достигнуты благодаря полному нежеланию подсоветского населения и красноармейцев воевать, нежеланию защищать комиссаров, колхозы, нежеланию жертвовать свою жизнь за «сталинскую родину»-мачеху, и лишь в гораздо в меньшей степени те успехи можно отнести на счёт бесспорно хорошего немецкого и бездарного советского командования.

На любую диверсию советских агентов – подрывы домов, поджоги, – немцы отвечали массовыми расстрелами населения – иногда сто человек, иногда двести, и т. д. Так, когда подожгли известное здание Киевского городского совета, где во времена большевиков находился областной комитет Коммунистической партии, немцы окружили смежные с этим домом улицы, схватили подряд двести человек из первых попавшихся в руки и расстреляли.

В ноябре начались первые массовые аресты и расстрелы среди украинской интеллигенции. (105) Политическая жизнь, которая начала было оживать, ушла в подполье.

На общественном горизонте на поверхность выплывали малоизвестные, малоавторитетные, случайные люди, которые часто заботились только о собственном обогащении. Десятки тысяч коммунистов большего и меньшего ранга в городах и сёлах оставались на свободе, спекулировали, проникали в органы самоуправления, в полицию, в так называемое СД, гестапо, мстили мирному населению и в целом жили довольно неплохо.

Следует особо подчеркнуть, что несмотря на животную панику, охватившую партийную верхушку в первые месяцы войны, на территории Украины оставили, очевидно, по заранее заготовленным планам широко разветвлённую сеть, состоявшую из проверенных коммунистов и сотрудников НКВД. Многие тысячи коммунистов больших и меньших чинов, которые по приказу оккупационных немецких властей зарегистрировались в городских и районных управах, оставаясь на свободе, планомерно, систематически вели свою подрывную работу. Немцы этого не замечали и охотно пользовались услугами ловких московских агентов. (106)

(Прим. пер. – ярким примером «двойного агента», вначале работавшим на НКВД, а затем – на СД, был редактор киевской газеты «Новое украинское слово» К.Ф.Штеппа, см.: I. В. Верба. Кость Штеппа // Український історичний журнал. 1999. № 3-4. Не менее характерным персонажем был археолог В.П.Петров, в годы оккупации – редактор харьковского журнала, после войны – деятель украинской диаспоры, позднее разоблачённый как агент НКВД и бежавший в СССР; его произведения в настоящее время изучаются в рамках школьного курса украинской литературы).

Во главе районов и сельских управ часто стояли члены коммунистической партии. Так же было и в полиции. Достаточно сказать, что в таком большом городе, как Харьков, из двадцати районных бургомистров (город был разделён на 20 районов) – восемь были советскими спецагентами, которых разоблачили и обезвредили значительно позднее (Прим. пер. – см. О. Семененко. Харків, Харків. Сучасність: 1977, с. 211). Многочисленные попытки проинформировать местное немецкое командование о подрывной работе скрытых коммунистов, как правило, заканчивались трагически: таких информаторов или сажали в тюрьмы или, чаще всего, расстреливали. А коммунисты, используя тонко сотканную агентурную сеть, охватывавшую все оккупационные организации в немецком тылу, проводили свою московско-коммунистическую политику.

(конец фрагмента)