Минск под оккупацией (фото)

Работая в архиве, вы должны знать Евгения Барановского, именно он опубликовал этот документ в "Вечернем Минске" за 2 июля 2002 г.

 

Кстати видел сегодня в Академкниге сборник "Беларусь в первые месяцы ВОВ", изданный НА РБ. Увесистый томик с интереснымы материалами. Там только документы, что радует.

 

Наконец добрался до книги, где содержится рассказ о штурме Минска 28 июня 1941 года. Книга называется "Die Soldatische Tat" -- "Der Kampf im Osten 1941/1942" (я это перевел как "Солдатские подвиги" -- "Бои на Востоке 1941/1942"). Издана в 1943 году и содержит рассказы солдат и офицеров вермахта, воевавших на Восточном фронте в 1941-1942 гг. Один из этих рассказов предлагаю вашему вниманию.

 

Вот перевод рассказа с немецкого. Переводил мой товарищ, я немного подправил перевод со словарем.

Штурм Минска.
Рассказ лейтенанта Бенке.

28 июня 1941 года наш батальон был широко рассредоточен по быстро оборудованным полевым позициям, перед рекой на северо-западе от Минска, крупнейшего города Беларуси. Для обороны нам был отведен участок фронта на советском учебном полигоне. Мы рассматривали большой город лежавший в солнечном свете на расстоянии нескольких километров от нас; башни многочисленных церквей приветствовали нас. Вокруг нас всё было так мирно и спокойно, что мы задавались вопросом: Что с Минском? Где прячется враг, за которым мы гонимся по пятам.

Все вопросы и оживленные дебаты моих товарищей разом умолкли после того как около 15 часов прибыл приказ батальону занять Минск и завладеть всеми без исключения мостами. В одно мгновение рота распределилась по машинам: моторы загудели, связные мотоциклисты стремительно неслись со всех сторон, люди держали в руках оружие наготове. Мы пересекли реку в брод и достигли другого берега – не мощеной улицы, которая ведет в город. Вперед! Вперед! – стучали моторы. Приближаемся к Минску! Над серым войском грузовиком, танков, и транспорта тяжелого оружия клубились облака пыли.

Без единого выстрела пригород мы быстро достигли пригорода. Жалкие бараки и хижины по обе стороны дороги. Женщины и дети стояли перед домами и в маленьких огородах. Некоторые махали и приветствовали нас. Какие только мысли могли возникать в их притупленном сознании при виде собранной в кулак силы нашей наступающей колонны, проносящейся мимо них? Постепенно картина изменилась. Минск был городом, на котором война оставила свой отпечаток. От больших каменных домов, стоящих по обе стороны улицы, остались лишь сожженные фасады. Через пустые оконные проёмы мы видели руины и искорёженные стальные балки. Разорванные трамвайные пути, различные уничтоженные и разбитые автомобили, спутанные клубы перерезанной проволоки – свидетельства ударной силы наших пикирующих бомбардировщиков и тяжелых орудий, которые сделали до нас всю работу.

Поступил приказ сделать стоянку поблизости огромного, неповрежденного круглого здания городского театра Минска. Наша рота была передовой. С обеих сторон улицы взводы переходили в наступление. Наши танки медленно продвигали свои стальные тела чтоб защитить нас от неприятных неожиданностей. Врага по-прежнему не было видно и не слышно. Некоторые про себя думали: шайка сбежала, нам стрелять не придется. В это время у моста, который ведет в старый город, раздался первый выстрел: на крутых склонах по берегам реки окопанные позиции ополченцев и солдат взяли под обстрел наши передовые отряды. Стреляли из всех подвальных окон и руин домов. Большевикам не пришлось долго ждать нашего ответа. Первые очереди наших пулеметов сломило напор скрытых огневых точек. Убегающие были сражены прицельным огнём винтовок. По подвальным нишам и руинам очередями били пулемёты.

Перебежкой мы достигли противоположного берега реки и продвигались в раскаленный и выжженный старый город. Мы знали и без приказа, что быстрое вступление в бой и решительные действия сломят любое сопротивление. Мы снова и снова атаковали окопанные позиции противника, который упорно держал оборону. Враг должен быть уничтожен нашим оружием. Неприятными были огневые налеты гражданского населения. Приходилось быть постоянно начеку из-за ополченцев, которые хотели подстрелить нас из засады. Но наши люди держались бодро. Хотя для большинства из них уличный бой мог оказаться непривычной задачей, они не медлили с наступлением. Достаточно быстро мы начали прорываться по длинным улицам незнакомого города, где за каждым углом нас поджидали опасности.

Наши глотки были пересохшими от пыли и жара, исходящего от дымящихся руин. Пот тек ручьём, об этом никто не думал. Мы знали только приказ: кампания началась!

С южной окраины города мы подошли к вокзалу. Он не был разрушен, на рельсах стояли пустые поезда. На этом наша боевая задача была выполнена. Мы пересекли город во всю его ширь и всякое сопротивление, оказываемое нашему штурму было подавлено. Стремительность нашего нападения нарушила связь с другими ротами. Надо было возвращаться, чтоб согласно приказу обеспечить безопасность мостов в городе.

Внезапно разговоры прервал шум моторов. У нас не было времени подумать – друг или враг. За следующий поворот улицы, менее ста метров перед нами, стремительно сворачивали серо-зеленые грузовики. Большевики! Прежде, чем мы начали стрелять, охоту начали наши орудия, забрасывая снарядами битком набитые машины. Из ярких вспышек и черного как смоль дыма выпрыгивали выжившие большевики, спасающие жизнь бегством, находя себе убежище среди груды развалин. Группа унтер-офицера Людвига, вооруженная пулеметом, ручными гранатами, пистолетом-пулемётом, наступала, заставляя умолкнуть любое сопротивление. Наступает самый важный момент – совершить марш-отход. Командир взвода отправил назад одного связного мотоциклиста, чтобы установить связь с батальоном и запросить 2 танка, которые обеспечили бы нас поддержкой при марше через город.

Наши люди, уставшие и пропотевшие, припали на камни защищенных углов и стен зданий, для короткой передышки. Передние группы прикрывали от нападения со всех сторон, в это время товарищи на противотанковой пушке, готовые к огню, вели наблюдение.

По-прежнему слышался шум мотора, заставляя всех крепче держать оружие. Вдаль уходили развалины, а перед нами все подозрительно визжало и гремело. Неожиданно спереди раздался крик: вражеский танк! Парни в танке нас заметили. Его пулеметы ударили по нам, еще несколько раз громыхнула его пушка. Танк перемещался очень осторожно и умело, мы скрипели зубами от ярости – среди развалин вокруг как из отличного прикрытия он мог нас обстреливать. Наша пушка его достать не могла. На первый взгляд мы ничего не могли сделать, кроме как найти укрытие, так как уже трое смельчаков было ранено. Напряжение достигло пика, когда мы услышали за спинами шум приближающейся гусеничной машины. Теперь мы были зажаты в клещи – или это были наши танки, которые нас искали. Это были именно они. Обер-ефрейтор Барт установив связь с батальоном, пробивался к нам на своем мотоцикле, ведя 2 танка через город. Мы глядели преисполненные гордостью на нашего неустрашимого мотоциклиста, и махали ему руками. В полном спокойствии и строгом порядке происходило наше отступление через пылающие и дымящиеся улицы города.

Штурм Минска был выполнен и мосты были взяты под контроль. Задание было выполнено. Признание начальства и его похвала заставили нас все забыть – пыль грязь, пот и кровь. Несколькими днями позже унтер-офицер Людвиг и обер-ефрейтор Барт носили гладкие ленты железных крестов за участие в штурме Минска.

 

Для тех, кто знает немецкий -- вот фотографии этого рассказа. Поправки и уточнения к переводу только приветствуются.

 

Обратите внимание, камрады, что в рассказе есть очень реалистичные детали, которые дают основания думать, что рассказ имеет под собой реальную основу. В рассказе упомянут Театр оперы и балета, поразивший немцев своими размерами. Упоминается мост, ведущий из Троицкого предместья на Немигу (сейчас это улица Богдановича, а в 1941 г. – ул. М. Горького). На том склоне берега, где сейчас находится станция метро «Немига», немцы наткнулись на окопанные позиции красноармейцев и ополченцев, которые приняли бой с превосходящими силами противника. Интересен также эпизод с одиноким советским танком, который, лавируя среди развалин, безнаказанно обстреливал немцев. Уничтожение советской транспортной колонны могли запомнить местные жители – ведь сгоревшие машины наверняка еще долго там стояли.
Вообще, стоило бы собрать воедино все воспоминания и свидетельства очевидцев событий 28 июня с обеих сторон – это позволило бы восстановить более полную картину того страшного для минчан дня.

 

Этот танк - знаменитость. Он один каким-то чудом пробился в Минск и пару часов шугал фашистов, пока его все-таки не подбили

Архивариус, обратите внимание на фоты из газеты, которые я выложил, там есть такого рода инфа. И про Минск, и про Витебск. К сожалению, переводить на русский и выкладывать мне некогда. Камрады, учите немцкий!

Просьба указать, откуда фотки. Если можно, выложите побольше

 

Это вы про статью "So fiel minsk in deutche hand" из "Minsker Zeitung"? К сожалению, на фотографиях, сделанных Вами, можно прочитать лишь названия статей, все остальное абсолютно нечитабельно . Если вас не затруднит, не могли бы вы эту статью сфоткать в приличном разрешении кусками, чтобы текст читался. Буду читать и немецкий учить . Или подскажите, где эти газеты можно почитать.

Не понял вопроса. Вы про фотографии рассказа? Я выше указал книгу, из которой фотографировал страницы.

 

Газеты эти лежат в фондах музея ВОВ, для меня доступ к ним прекратился со сменой руководства, могу выслать вам на мыло оригиналы фоток, качество там повыше, можно разобрать текст. Снимал подпольно в походным условиях плохой камерой на качающемся штатифе.

 

Ну вот с Дискавери о начале ВОВ.

А фотки с пленными - "Поначалу план удавался, через 20 дней флаг СС висел уже в Минске, столице Белоруссии, Целые дивизии Красной Армии были взяты в плен"

 

Очевидно из западных трофейных коллекций кинохроники. Вот только не разобрать ни черта , видно только что Дом правительства маячит.

 

Андрей_Ф! Есть мнение, что "жирный боров" на снимках с Лозе и Кубе это минский окружной комиссар Фройтаг, по кличке "Барсук"

 

Очень может быть. Никак не могу найти время заняться этими фотками.

 

нашел я в нете вот такое. Дед рассказывал, как партизаник и как сразу после освобождения попал в Минск. Очень удивился я его рассказу об плененных нами итальянцах, которые к тому времени уже почти год сидели в немецком плену, а при отступлении немцев из Минска были живьем сожжены. Примерно также немцы постыпили и с другими итальянсками, о чем свидетельствует клабдище в Глубоком.

Война без прикрас и героических подвигов.

Волков Юрий Сергеевич

http://vadim-blin.narod.ru/papa/main.htm


Только к вечеру добрались мы до Минска. Его деревянные окраины более или менее сохранились, но в центре на Советской, Немиге, Горького и других улицах, где стояли каменные здания в несколько этажей, от них остались только стены. Всё было выжжено, а многие из домов и разрушены. Театр оперы и балета и другие общественные здания зияли чёрными проёмами окон и задымлёнными стенами над ними. Среди этого хаоса возвышался целый, правда, с многими выбитыми стёклами, Дом правительства. Сохранился он только потому, как рассказывали местные жители, что через несколько дней после освобождения Минска из его подвалов вышли скрывавшиеся там и никем не обнаруженные до взвода немцев, которым был дан приказ погибнуть, но взорвать заминированное здание, когда его займёт русское начальство. Приказа они не выполнили и предпочли сдаться в плен.

Мы разместились у каких-то знакомых, живших в деревянных домах в районе сегодняшнего Дворца спорта рядом с рекой. Загнали наши повозки во дворы, а затем стали искать какую-нибудь власть. Нашей радистке Асе нужно было сдать на хранение свою рацию, шифры и другое, что представляло секретность и должно было в той обстановке храниться за закрытыми дверями. Уже не помню, кто нам дал указание сдать всё в представительство Наркомата Госбезопасности, которое уже успело одним из первых обосноваться в одном из сохранившихся каменных зданий недалеко от Советской в поперечной улочке. На нас там смотрели с недоумением: об отряде Димы никто ничего не знал, но рацию и всё остальное приняли, избавив нас от этих забот, и посоветовали не что иное, как ехать в Москву в наше управление. Помочь нам в этом они ничем не могли, а может, и не хотели. Пассажирского сообщения с Москвой ещё не было, ходили только товарные и воинские эшелоны.

В Минске ещё было очень неспокойно, ночью часто слышались выстрелы и перестрелки, вспыхивали пожары, хотя, кажется, всё, что могло гореть, уже сгорело. По-прежнему спали мы не раздеваясь, не расставаясь с оружием и оставляя дежурных. По старой памяти «пробомбили» дом одного немецкого приспешника, бежавшего с ними. Забрали кое-что из продуктов, а главное обнаружили большую бутыль (литров на 15)... нет, не с самогоном, а чистым спиртом! Впервые отведал я этой горючей жидкости, и непредупреждённый, что это не водка, так и остался с раскрытым ртом, опрокинув келишек... и чуть не задохнулся.

Посетили и временный, как мы поняли, лагерь военнопленных, который располагался на склоне холма под костёлом, недалеко от площади Свободы, где сейчас построен путепровод, продолжая улицу Ленина. Ни заборов, ни колючей проволоки, кажется, тогда ещё не было; пленных охраняла небольшая группа наших солдат, расставленных жидкой цепочкой вокруг этого склона. Стояли жаркие июльские дни, и мы не завидовали солдатам охраны, а их офицер откровенно признался нам, что не знает, что делать с всё увеличивающимся количеством пленных, для которых это ничем не огороженное место было совсем неподходящим.

Много было пленных явно не немцев: смуглые, черноволосые, низенькие, круглолицые, речь которых отличалась необычайной быстротой слов и усиленной жестикуляцией. Офицер охраны на наши недоумённые вопросы, что это за солдаты, пояснил, что это итальянцы которых в окрестностях Минска было много. В отличие от немцев, они охотно сдавались в плен, и их, часто даже без конвоя, отправляли сюда, и они шли группами и поодиночке, нагруженные своими огромными ранцами, и перед каждым встречным русским солдатом подымали обе руки вверх и говорили только два выученных ими русских слова: «Где плен?» Им показывали куда идти, и они следовали дальше.

Находились здесь и бывшие полицаи, много также было лиц в гражданской одежде, которых солдаты, охранявшие лагерь, тоже называли полицаями. Некоторые из них, завидев нас или других партизан, умоляли передать своим командирам отрядов, что они партизаны, захваченные немцами в плен во время последней блокады, а с приходом наших частей, вместо освобождения, оказались в плену уже у своих. Нашли мы нескольких ребят и из наших отрядов, уцелевших, но оказавшихся в плену, и командир охраны лагеря под нашим нажимом на свой риск разрешил нам забрать их с собой.

Разобраться в море этих человеческих судеб, перемешанных войной, в тот момент было некому. А скорее, не было указания, но зато было другое весьма чёткое указание: пленные — значит, изменники Родины, значит их место за колючей проволокой. Из немецких лагерей многих из них прямехонько отправляли в бериевские лагеря. Увы, мы тогда этого не знали и искренно думали, что в их судьбе разберутся и освободят.

16 июля утром погрузились мы в последний раз на наш «кабриолет» и по пустынной Немиге направились на вокзал. Среди каменных развалин — город будто вымер — среди кирпичных стен с проваленными перекрытиями не было ни одного человека; вся жизнь города теперь сосредотачивалась по окраинам, где оставалось жилье. Вокзала, как такового, тоже не было; не было ещё даже помещения барачного типа вместо вокзала, которое увидел я, спустя полгода, проезжая через Минск. Ни о каких пассажирских поездах ещё не могло идти и речи. Мы взгромоздили свои пожитки на открытую железнодорожную платформу состава, который по словам железнодорожников должен был следовать на Борисов, и попрощались с нашими минскими хозяевами, приютившими нас. Им же оставили лошадей, повозки и наш «кабриолет». Перед отъездом спирт из большой бутыли разлили по маленьким, поставили их в открытый низкий ящик, переложив их между собой соломой. Всю дорогу до Москвы эти бутылки служили нам льготными билетами на любой вид транспорта.

Проезжая мимо разрушенных и спалённых домов Минска, увидели мы в низине над Свислочью большое скопление народа с многочисленными знаменами и флагами — многолюдную демонстрацию. Уже позднее до нас дошли сведения, что в этот день в Минске на бывшем ипподроме состоялся партизанский парад, в котором участвовали все отряды и бригады из окрестностей Минска, за исключением нашего. Где были наши во главе с Громыко, никто не знал.

 

Я помню передачу о итальянских военнопленных в Минске. Там рассказали о том, что при отступлении барак с итальянсками подожгли и все погибли. Клабдище в Глубоком видел своими глазами.

 

Вот есть одно фото Минск 1941 год.Подпись на фото скорее всего не верна на нем изображена дивизия GD.

 

Понятно, так а что за тема с итальянскими военнопленными уже в освобожденном Минске?

 

Это я знаю.
Меня интересует, почему партизан в освобожденном Минске пишет про итальянсцев как уже наших военнопленных, которые согнаны в лагерь? Известно ли вам что-либо о таком лагере, и что потом стало с оказавшимися там итальянцами. Я считал, что всех итальянских пленным немцы увезли с собой. Оказывается, что это не так. Вот и встает вопрос о:
1. что стало с итальянцами, которые были в немецком плену и оттуда попали к нам
2. ну, и вообще, что стало с итальянскими военопленными, попавшими к сразу к нам в 42-43 гг., после подписания премирия в 43-м году. Как с ними поступил Сталин? Всопоминания этого патризана навели меня на нехорошие мысли.

 

Выписка

Сов.секретно Экз.№1

Указание министра внутренних дел СССР

4 апреля 1946г. №79

1.Всех военнопленных итальянцев, в том числе и офицеров до капитана включительно, за исключением нетранспортабельных больных, а также служивших в войсках СС, СА, СД, гестапо и других органах карательного назначения, из лагерей МВД, спецгоспиталей и отдельных рабочих батальонов МВС немедленно с их учетными данными направьте в лагерь МВД № 159 г.Одесса для последующей передачи их органам репатриации...

Министр внутренних дел СССР
генерал-полковник подпись С.Круглов.

 

Выписка

Сов.секретно Экз.№1
Приказ НКВД СССР

8 января 1946г. № 0015 г.Москва

Об освобождении из лагерей и спецгоспиталей части военнопленных

В развитие директивы (телеграммы) НКВД № 2943 от 16 декабря 1945г. приказываю:
1.Всех военнопленных чехословаков, югославов, итальянцев, голландцев, бельгийцев, датчан, швейцарцев, люк-сембуржцев, болгар, турок, норвежцев, шведов, греков, французов, американцев и англичан, сосредоточенных в отдельных лагерях, согласно директиве НКВД № 3943, из лагерей НКВД освободиить и отправить в Люстдорф (близ г.Одессы) в лагерь органов репатриации №186. ...
3.Отправке не подлежат лица, служившие в войсках СС, СА, СД, гестапо, офицеры и участники других каратель-ных органов.
Военнопленные французы подлежат отправке все без исключения, в том числе и офицеры....

Народный комиссар внутренних дел подпись С.Круглов.

 

Выписка

Сов.секретноЭкз.№1

Директива НКВД СССР

13 сентября 1945 г. № 157 г.Москва

Народным комиссарам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД краев и областей

О порядке отправки на родину военнопленных, освобождаемых в соответствии с указаниями НКВД СССР.

Во исполнение приказа НКВД СССР № 00955 от 13 августа 1945г. и в соответствии с вашими данными, представленными по директиве № 2222 от 12 августа 1945г., их лагерей и спецгоспиталей республики (края, об-ласти) подлежат освобождению военнопленные рядового и унтер-офицерского состава следующих категорий:
а)все военнопленные. независимо от физического состояния, следующих национальностей: поляки, французы, чехословаки, югославы, ИТАЛЬЯНЦЫ, шведы. норвежцы, швейцарцы, люксембуржцы. американцы. англичане. бельгийцы, голландцы, датчане, болгары и греки;
б)больные военнопленные независимо от национальности, кроме острозаразных больных, кроме испанцев и турок, а также кроме участников зверств и лиц, служивших в войсках СС, СД, СА и гестапо;
в)военнопленные немцы, австрийцы, венгры и румыны - только инвалиды и ослабленные. Освобождению не подлежат лица, отнесенные по физическому состоянию к первой. второй и третей категориям, а также участни-ки зверств и лица, служившие в войсках СС, СД, СА и гестапо, независимо от физического состояния....
4.Военнопленных, подлежащих передаче органам репатриации одеть в новое трофейное обмундирование.
5.Всем военнопленным перед отправкой провести тщательную комплексную санобработку.
6.Обеспечить освобожденных военнопленных продовольствием в полной норме и ассортименте на весь путь следования из расчета продвижения эшелона 200 километров в сутки, плюс пятидневный запас. Запретить выдавать муку взамен хлеба, выдавать только хлеб и сухари...
8.Обяжите начальника эшелона обеспечить горячим питанием военнопленных в пути следования и бесперебойное снабжение питьевой водой....

Заместитель народного комиссара внутренних дел СССР
генерал-полковник подпись Чернышов