LRRP, LRP & Ranger у В'єтнамі

Группа отправилась из Кэмп Игл 10 июня на закате. Пять минут спустя пилот снизился до земли и вошел на бреющем, держась чуть выше верхушек деревьев. Мартинес все время пытался сказать ему, чтобы тот не направлялся прямо к основной LZ, но он продолжал действовать, как будто не понимая, о чем говорит командир группы. Пилот выглядел нервным, и неожиданно направил борт к доминирующей вершине, возвышающейся над районом разведки группы. У LRP не было иного выбора, кроме как высадиться.
Пилот усугубил свою ошибку, на пути обратно пролетев прямо над юго-восточной частью района разведки. Теперь каждый из находящихся там северовьетнамских солдат должен быть начеку.
Мартинес был взбешен. Пилот рекомендовал именно эту LZ во время предварительного облета, но командир группы категорически отказался. Это была настолько очевидная LZ, и настолько близко к долине, где, подозревал Мартинес, находился базовый лагерь, что он был уверен – гуки наблюдают за ней. А теперь они оказались прямо в ее центре.
После того, как группа выпрыгнула из зависшего вертолета, они отбежали на десять-пятнадцать метров в кусты, заняв оборону на северо-западном краю LZ. Терсеро доложил, что видел двоих северовьетнамских солдат непосредственно перед тем, как добежал до остальных членов группы. Он выскочил из вертушки и бежал прямо на них, направляясь к оборонительной позиции группы. Не успел он выстрелить, как удивленные вражеские солдаты бросились вниз по крутой северо-западной стороне LZ.
Райдер проверил связь и дал вертолету команду находиться в ожидании; вероятно, группа была замечена.
Спустя несколько минут они услышали минометы, ведущие огонь снизу, из долины к западу от них. Через несколько секунд в тридцати метрах на северо-запад рванула мина. Райдер связался с группой ретрансляции на Сигнальном Холме и доложил, что группа находится под минометным обстрелом.
Еще одна мина взорвалась в двадцати метрах к северу; потом еще три легли чуть восточнее их позиции. Пока рвались мины, группа слышала, как там и сям в долине под ними вопят гуки. Потом все стихло.
С Сигнального Холма связались с группой и сообщили Райдеру, что это был огонь своей артиллерии. Мартинес был изумлен. Они были вне досягаемости артиллерии – это никак не могли быть американские снаряды. Но на споры не было времени.
Мартинес подумал о вызове ганшипов*, но он не видел, где находятся минометные позиции. Все, что у него было – это азимут, определенный по звуку.
Потом они снова услышали голоса, разговор был громкий, но расслабленный. Очевидно, NVA не знали наверняка, где находится группа, иначе они бы так не разговаривали.
Мартинес решил продолжить выполнение задачи вышел на связь, отпуская вертушки. Теперь они были сами по себе.
Он приказал группе развернуться в патрульный порядок и двигаться вниз по западной стороне хребта. Они прошли всего двадцать пять метров, когда Голди и Ти-Ти просигналили Мартинесу выдвинуться вперед. Они обнаружили недавно потревоженный муравейник. Его обитатели все еще возбужденно бегали вокруг, а на рыхлой, пыльной почве вокруг виднелись следы. Это подтверждало, что Терсеро при высадке видел NVA, наблюдавших за LZ. Мартинес не сомневался относительно него, но минометный обстрел прервал доклад Ти-Ти, и убавил его весомость. Поскольку NVA видели высадку группы и обстреляли район LZ, Мартинесу стало окончательно ясно, что их действительно заметили. Враг знал, где они были, и в каком количестве.
Во время последнего сеанса связи Райдер получил распоряжение переместиться на триста метров вниз по хребту. К тому времени стало довольно темно, и на склоне не было никаких подходящих для приземления площадок. Там не было ничего, кроме врага. Инстинкты Мартинеса подсказывали ему держаться повыше.
Он расположил группу в оборонительных порядках, и, взяв Ти-Ти и Голди, отправился доразведать тыловой сектор небольшого холмика, на котором они разместились. Они обнаружили место, полное свежепостроенных бункеров и стрелковых ячеек в сорока пяти метрах к юго-западу от их LZ. Один из бункеров как нельзя лучше подошел бы в качестве НОП**. Они вернулись к группе, и с наступлением темноты двинулись к системе бункеров, чтобы устроиться на НОП, установив "Клейморы" и оставаясь в 100-процентной готовности.
Мартинес испытывал мало веры в инструкции от кого-либо, находящегося вдалеке от места событий, так что он сообщил группе, что собирается дать Райдеру команду сообщить, что они находятся в трехстах метрах вниз по склону хребта. Он понимал, что нарушает правила, сообщая ложную информацию. Командование требовало от них спуститься с хребта, невзирая на то, что они раскрыты. Однако оставить хребет и окрестности LZ было бы самоубийством.
Он сказал Райдеру радировать их ложное местоположение и, кроме того, дать координаты комплекса бункеров. Кроме того, он попросил передать командованию, чтобы держали ганшипы наготове.
Примерно в 22.00 они услышали ищущих их NVA, тихо осматривающих хребет. По крайней мере, десять или пятнадцать вражеских солдат обыскивали местность. Густая растительность и сложный рельеф не дали противнику подойти к позиции группы ближе, чем на десять метров.
Мартинес чувствовал, что вражеские солдаты знали, где группа была все это время. Они, казалось, сознательно держались в стороне от бункеров, где скрывались LRP. Он не мог понять, почему по ним до сих пор не ударили. Потом ему пришло в голову, что гуки, возможно, собирались лишь отслеживать их. Там была долина – и они не хотели, чтобы LRP спустились в нее. Они контролировали расположение группы, но оставили их в покое. Но стоило им спуститься с хребта, как гуки порвали бы их в клочья.
Они провели бессонную ночь. С первыми признаками рассвета Мартинес дотронулся до каждого из своих людей, чтобы удостовериться, что они не спят. Они не слышали северовьетнамцев с половины пятого. Он чувствовал, что гуки или ударят по ним на рассвете, или буду ждать их внизу, в долине.
Примерно через двадцать минут Мартинес послал Голди и Тони проверить местность вокруг периметра. Прошло меньше пятнадцати минут с их ухода, как они примчались обратно на НОП. Голди заметил троих северовьетнамцев прямо возле LZ и, не будучи уверенным, для чего они там находятся, не стал открывать огонь. Он сказал командиру группы, что не думает, что гуки их заметили.
Мартинес решил, что пытаться продолжать выполнять задачу бессмысленно – противник наблюдал за каждым их движением. Он сказал Райдеру вызывать эвакуацию. Чуть позже тем же днем они могли попробовать высадиться на изначально запланированной площадке и, таким образом, попытаться спасти задание.
От командования в ответ пришел запрос, дают ли они подтверждение того, что их заметили. Райдер ответил, что это так. Мартинес заметил, что радист выглядит довольно беспокойно. Он осмотрел его и обнаружил, что у того лихорадка. Райдер тихо боролся с очередным приступом малярии.
Командир группы забрал у него рацию. Ему не нравилось так поступать со своими радистами; он полагал, что кто тащит рацию, тот и должен вести переговоры. Но Райдер был сейчас совершенно не в той форме, чтобы заниматься этим.
Контроль снова вышел в эфир, подтверждаю эвакуацию, сообщив однако, что вертолет сможет вылететь за ними только через час.
Сидя в ожидании, они слышали все больше голосов гуков внизу в долине, примерно в ста пятидесяти метрах к северу от них.
Около 09.00 они получили сообщение, что два "слика"*** и пара ганшипов вылетают через "один-пять майков"****. Они сняли Клейморы и осторожно переместились на западную сторону LZ, где заняли оборонительную позицию.
Через несколько минут их вызвал ведущий "слик" и сообщил, что находится в десяти минутах.
Еще спустя несколько минут Венэйбл прошептал: "Эй, поглядите на это". В долине, метрах в трехстах или четырехстах на северо-запад, они увидели шесть 122-мм ракет, стартовавших из джунглей в направлении LZ Гудман и Сигнального Холма.
Мартинес связался с ганшипами и сообщил, что у группы есть для них задача. Те ответили, что находятся в пяти минутах.
Мартинес определил координаты цели и передал их на приближающиеся вертушки.
Еще две ракеты вылетели из джунглей и отправились в том же направлении, что и предыдущие. Ганшипы прибыли на место сразу после того, как стартовала еще одна ракета.
Ведущий ганшипов сообщил Мартинесу, что наблюдает цель и сейчас "подогреет" ее.
Пилот начал заход чуть к северу от места нахождения группы, направляясь прямо в долину. Едва он успел дать залп НУР-ов в район пусков ракет противника, как весь склон ниже группы LRP, и район к северу от них буквально взорвались огнем. Работало как минимум два крупнокалиберных пулемета. Мартинес услышал, что пилот ведущего ганшипа радировал ведомому: "Я съебываю отсюда!"
Второй ганшип начал вести по хребту огонь на подавление и сообщил, что получает попадания.
Капитан Фиттс, кружась высоко вверху в вертолете командования и управления*****, увидев все это, вызвал "шустрил"******. Звено F-4 морской пехоты прибыло на место спустя считанные минуты. Их срочно перенаправили с другой цели.
Первое звено прошло низко, сбросив свой груз вдоль долины. И снова хребет разразился зенитным огнем. Ведомый F-4 выходил из захода, волоча за собой дымный след.
Подошли еще три звена по два самолета каждое, вмазавших по склону и долине под ним. В то время как северовьетнамцы были заняты авиаударами, подкравшийся слик подобрал группу LRP. То, что казалось обманчиво мирной долиной, превратилось в гнездо разъяренных шершней.
По пути назад, в Кэмп Игл, LRP поняли, что готовность Мартинеса противопоставить свои инстинкты приказам "больших шишек" спасла им жизнь. Группа просто пропала бы, и никто бы никогда не узнал, как.
В ходе разбора задачи группе сообщили, что взвод "голубых"******* из 2 батальона 17-го кавалерийского попытался с боем высадиться на хребет спустя короткое время после того, как оттуда эвакуировали LRP. Бой начался прежде, чем те смогли высадиться.
Сержант Мартинес проявил здравый смысл и командирские способности, отказавшись выполнять прямой приказ и действуя таким образом, какой он счел наилучшим для своей группы. Вне всякого сомнения, что, если бы той ночью спустились в долину, ни один из них не дожил бы до рассвета. Командир группы, находящийся на месте событий, всегда будет понимать ситуацию точнее, чем у любой штабной офицер в тылу. Это был урок, который нам всем предстояло выучить в ближайшие месяцы. Терсеро считал, что Мартинес спас жизнь ему и его товарищам по группе. Он сказал нам, что сержант Рей Мартинес – один из лучших.
Мы сидели вчетвером, тихо переваривая рассказанное нам Терсеро. Я, со своей стороны, был впечатлен его знаниями. Вот то, что делало LRP уникальными! Впервые с момента прибытия во Вьетнам, я почувствовал уверенность, что смогу пережить этот год, и сделаю это. Теперь я видел, что выживание в течение следующих двенадцати месяцев было обусловлено моей способностью действовать как часть команды. Выживание было не делом одиночки, а результатом командной работы. Мне нужно было тренироваться, чтобы досконально изучить все как можно быстрее.
После того, как 25-го числа наши тренировки были закончены, Брубэкер сказал, завтра мы выйдем "за проволоку" на учебное патрулирование. Задачей будет разведка лесистой области на северо-западной стороне периметра Кэмп Игл. Мы должны устроить ночную засаду, а следующим утром вернуться обратно. Он отметил, что это всего лишь учебная задача, но нам следует быть готовыми ко всему. Раньше в ходе подобных патрулирований "за проволокой" случались стычки с противником. Так или иначе, это давало ему возможность оценить наши способности как индивидуально, так и в группе, прежде чем мы выйдем на выполнение реальной задачи.

* Gunship – боевой вертолет, обычно вариант "Хьюи", вооруженный НУР-ами, пулеметами и/или автоматическими гранатометами (прим. перев.)
** НОП (NDP – Night Defensive Position) – ночная оборонительная позиция (прим. перев.)
*** "Слик" (slick) – досл. "гладкий", транспортный вертолет, не несущий подвесного вооружения и вооруженный только парой пулеметов в дверных проемах, управляемых бортстрелками (прим. перев.)
**** Через 15 минут. Стандартное военное обозначение цифр (один-пять – пятнадцать) и времени ("майк" (mike) – минута) (прим. перев.)
***** C&C (Command and Control) (прим. перев.)
****** Fast-movers – реактивные истребители-бомбардировщики непосредственной огневой поддержки, прозванные так за высокую скорость полета (прим. перев.)
******* Air Rifle Platoon (ARP) - имели позывной блю или как их иногда называли "блюз" (прим. ув. Walker)

 

26 июня 1968

Мы оставили периметр на рассвете, выйдя через восточный КПП Кэмп Игл. Построившись в патрульный порядок мы двинулись на север, в густой одноярусный лес, расположенный между лагерем и Шоссе №1. Брубэкер проинструктировал нас об особенностях ландшафта и вероятности контакта с противником или гражданскими в районе.
Наша AO* представляла собой расположенный в северо-восточном углу Кэмп Игл район площадью четыре "квадратных клика"**. Местность была равнинной, с небольшими холмами. Растительность состояла из одноярусного леса, участков густых бамбуковых зарослей, и встречающихся время от времени плотных живых изгородей. В восточной части АО была маленькая деревушка и несколько отдельных гражданских построек. Вблизи строений находились рисовые поля, садовые участки и загоны для скота. Западная половина АО представляла собой пологие холмы, поросшие короткой травой. Вдоль двух ручьев, бегущих параллельно северной стороне периметра Кэмп Игл, тянулись густые заросли. Повсюду были бетонные, похожие на бункера, вьетнамские могилы.
Задача заключалась в патрулировании восточной части АО, избегая контактов с гражданскими, и поиске всего необычного. На закате нам нужно было выдвинуться в западную часть АО и устроить засаду на одной из множества проходящих через район троп.
Разведка докладывала о периодическом появлении VC в деревне. Ночами по проходящим через AO тропам часто передвигались их сборщики налогов и группы снабжения.
Мы провели весь день, двигаясь по одноярусному лесу, заметив нескольких гражданских, обрабатывающих рисовые поля и двигающихся туда-сюда по пересекающим АО тропинкам. Нас засекли только однажды, когда старая, морщинистая мама-сан, раскачивающейся походкой двинулась вдоль дамбы, ограждающей одно из рисовых полей. Мы были бамбуковой чаще, вытянувшись цепочкой параллельно бегущей вдоль поля тропинке. Заметив, что она направляется в нашу сторону, мы замерли. Примерно в тридцати футах от Уитмора, бывшего в голове, она остановилась, спустила свободные, черные штаны, свесила задницу на другую сторону плотины, и опорожнила кишечник прямо в грязную воду. Она была достаточно близко, чтобы мы могли почувствовать зловоние. Закончив, она подтянула штаны и вернулась той же дорогой вдоль плотины. Мы заулыбались, когда она оглянулась через плечо и одарила нас широкой, чернозубой усмешкой. Все это время она знала, что мы тут.
Мы отошли к западу, примерно к пяти часам достигнув опушки. Заняв круговую оборону, мы вскрыли наши сублимированные сухие пайки, готовясь к единственному за этот день приему пищи. Брубэкер распорядился, чтобы мы ели по трое, в то время как остальные члены группы обеспечивали безопасность. Мне пришлось есть свой паек ножом. Никто не сказал, что в состав пайка LRP, в отличие от стандартного сухого пайка "C-ration", не входит пластмассовая ложка. Я забил это себе в подкорку – к прочим, выученным ранее "делай/не делай".
Закончив еду, мы тщательно закопали весь мусор и вернули этому месту изначальный вид, убедившись, что ни листья, ни ветки, ни прочая растительность не выглядят нарушенными.
В сумерках Брубэкер просигналил нам спуститься к деревьям, тянущимся вдоль северной стороны периметра Кэмп Игл, сразу за грядой холмов, расположенных между ними и заграждениями. Мы свернули в густые заросли и залегли, пока вокруг нас не сгустилась полная темнота.
Приблизительно через полчаса, Тонини похлопал меня по плечу и прошептал в ухо: "Двигаемся до того холмика, через тропинку. Соблюдай тишину". Пойнтмен и его ведомый выдвинулись из укрытия к краю тропинки, идущей вдоль обратной стороны зарослей. Я наблюдал, как они замерли на несколько секунд, потом переступили через тропинку и двинулись к вершине холма. Несколько секунд спустя Брубэкер привел на их позицию остальную часть группы.
На вершине мы обнаружили большое надгробие. Могила была вырыта в земле и накрыта бетонной плитой. Закругленные стены двухфутовой высоты образовывали над могилой арку, открытую с обоих концов. Для нас, находящихся на открытой вершине, это было превосходное укрытие, способное обеспечить хорошую защиту в случае контакта.
Брубэкер остался на месте, в то время как Тонини, Уитмор, и я двинулись обратно по склону, чтобы установить над тропой Клейморы. Там было мало укрытий, так что мы замаскировали мины, обложив их камнями по бокам и сзади. На востоке начал всходить месяц и Тонини забеспокоился, что мины или идущие от них провода можно будет заметить с тропы. Он прошептал, чтобы я упрятал провода как можно глубже в траву, когда мы будем тянуть их к нашей позиции на холме.
Брубэкер распределил нас в охранение со сменами по полтора часа каждому. Моя смена была с 03.30 до 05.00. Я вытащил из рюкзака подкладку к понято и улегся, собираясь немного вздремнуть перед тем, как заступать в охранение. Отдаленные звуки артиллерийского огня и вспышки осветительных ракет над западной стороной Кэмп Игл не давали мне заснуть. Я обратил внимание, что кроме меня такой проблемы ни у кого не было. Около полуночи, младший радист начал слегка похрапывать во сне. Брубэкер, находящийся в охранении, кинулся на него как кот, зажал рукой рот и слегка встряхнул, чтобы разбудить. Я увидел, как он что-то прошептал тому в ухо. Солдат немедленно повернулся на бок и вновь провалился в сон. Еще один урок: храпеть на выходе – ни-ни!
Должно быть, я в конце концов задремал, потому что очнулся от того, что меня тряс Тонини. "Теперь ты. Не спи", прошептал он мне в ухо. Дождавшись, пока я продеру глаза, он улегся на одеяло и вскоре уже крепко спал. Я выдвинулся к передней части могилы, откуда можно было наблюдать за находящимся ниже местом засады. Луна клонилась к горам на западе и скоро должна будет скрыться за ними. Я пробежался взглядом вдоль тропинки. Она выглядела как узкая серая ленточка, тянущаяся вдоль деревьев и исчезающая вдали.
Мысли в моей голове мчались с бешенной скоростью. Это происходит на самом деле! И я был тут, прямо посреди всего этого, делая то, о чем потом напишут в учебниках истории. Черт, не может быть!
Я задумался о телах в могилах вокруг нас. Они, казалось, были на вершине каждого холма. Кем они был? Когда умерли? Были ли они из деревни, у которой мы вели разведку днем? Как они умерли? Может быть это были солдаты Вьетконга, или даже Вьетминя, убитые в сражениях с французами, или возможно японцами. А теперь мы тут оскверняем место их последнего отдыха. Сидим тут в засаде, чтобы убить их потомков. Это было кощунство... или идеальная справедливость?
Внезапно я понял, что не знаю, что делать. Единственной инструкцией, полученной от Тонини, было "не спать". И все! Я повернулся и взглянул на остальную группу. Все они спали подобно младенцам. Как, черт возьми, они могут вот так вот спать, оставив на страже какого-то проклятого "вишенку"? И как это они смогли заснуть, вот так вот оставив меня одного? Я же еще не готов ко всему этому дерьму!
Я быстро оглянулся обратно на тропу. Заходящая луна отбрасывала вдоль нее жуткие тени. Длинные тени от мелких кустов выглядели как... как крадущиеся вдоль тропы люди. Я задумался, не были ли мы замечены. Дерьмо, да, конечно были. Та старая леди видела нас. Она, наверное, уже предупредила каждого VC на сто миль вокруг, что группа LRP из шести человек находится за периметром... с этим чертовым "вишенкой", тянущим стражу... в одиночку!
Я знал, что взвод саперов, а может даже рота, ползет по обратной стороне нашего холма, прямо сейчас! А мы даже не поставили там Клейморы. Я перебрался на обратную сторону могилы и уставился вниз через край. Там все уже было в полной тени. Я нихрена не мог разглядеть. Блядь, и что теперь?
Я вернулся на место. Что мне, черт возьми, делать, если я кого-нибудь увижу на тропе? Я должен взорвать все Клейморы, или надо будить остальную часть группы? Думай, черт возьми!!! Какой там херне меня учили? Так не честно! Никто не говорил мне, что делать. Я должен угадать? А если не угадаю? Что, если я не угадаю, и всех убьют? Вот же дерьмо! "Боже, я знаю, что как-то не особо уделял Тебе время, но если Ты все еще слышишь меня, я был бы рад получить какую-нибудь помощь прямо сейчас".
Остатки моей уверенности исчезли с заходом луны. Я вновь оглядел тропу. Тени исчезли. Там, где были кусты, остались лишь смутные темные очертания. Если там укроется враг, я ни за что не замечу его. Я забеспокоился, а не могут ли они видеть мой силуэт на фоне неба?
Что это было? Вот дерьмо, что-то действительно двигалось там, правее того большого куста. Нет... нет, там ничего не могло быть. Да, вот снова там же. Я не мог ошибиться. Там внизу, на тропе гуки. Они, должно быть, знают, что мы здесь. Сколько их там? Открыть огонь? Нет... я выдам нашу позицию. Так, я взорву Клейморы. Нет... мы лишимся обороны. Я разбужу остальных. Проклятье, а что, если я неправ?
Погоди! Что там говорил нам Мартинес прошедшим вечером? "Ночью никогда не смотри прямо ни на какой объект – будет казаться, что он движется. Посмотри рядом с ним с одной или другой стороны, и тогда разглядишь, что это такое". Окей, окей, Линдерер! Держи себя в руках. Погляди в одну сторону или в другую. Не смотри прямо на кусты. Ничего! Только проклятые кусты. Успокойся, ты, идиот. Ты тут чуть целую лоханку не нагадил.
Наступивший рассвет застал меня замершим, вцепившись в свою М-16, и все еще пялящимся на те кусты. Я, сам того не осознавая, проглядел на них всю свою смену и смену Уитмора.
Никто ничего не сказал, когда мы снимали Клейморы, но я знал, о чем они думали. Я чувствовал на себе их взгляды, когда мы отправились к периметру.
Мы сделали короткую остановку, чтобы связаться по радио с бункером, к которому подходили, потом, перед тем, как перевалить через последний холм и оказаться у них на виду, дали желтый дым, обозначив свое положение. Когда мы подходили к проходу в ограждении, я плелся, опустив голову, и думал, как просить первого сержанта о переводе в другое подразделение. Я решил, что совершенно не подхожу для такого рода службы. А потом Уитмор повернулся и сказал: "Эй, Линдерер, ты все отлично сделал. Большинство "вишенок" перебудило бы всю группу, в первый раз оказавшись в одиночку в ночном охранении. Ты делал все как надо. И, кстати, спасибо за то, что отдежурил мою смену. Я был очень усталым".
Теперь я шел, держа голову чуть выше. Они не догадались. У меня будет еще один шанс. Я задумался, а как я отреагирую, когда впервые встречусь лицом к лицу с врагом (мне предстояло узнать об этом через два дня).

* АО (Area of Operation) – зона действий (в данном случае, район разведки) (прим. перев.)
** Клик (klick) – километр, соответственно "квадратный клик" (square-klick) – квадратный километр (прим. перев.)

 

27 июня 1968

После возвращения с ночного учебного выхода Брубэкер дал нам отдохнуть первую половину дня. "Досыпайте", предупредил он нас: "Мне только что сказали, что нам запланирован выход завтра на рассвете".
Мы вернулись в нашу хижину, сдав в оружейку Клейморы и лишние гранаты. Одногаллонный душ был великолепен, когда я смыл разводы маскировочной краски и грязи, оставшейся после выхода. Упав на койку, я провалился в короткий сон. Я все еще был слишком взволнован. Завтра будет настоящее дело.
Жара разбудила меня примерно в 11.00. Вокруг никого не было. Несколько минут спустя вошел Тонини и вручил мне рукописный список снаряжения и боеприпасов, которые потребуются на завтрашнем выходе. Он сказал, чтобы я как можно скорее получил все недостающее на складе и в оружейке, и он покажет, как все это уложить. Список был весьма обширен:

1 рюкзак с рамой;
1 комплект полевого снаряжения (плечевые лямки и пистолетный ремень с подсумками для боеприпасов и средств первой помощи);
1 батарея для радиостанции;
1 подкладка к пончо;
1 нож выживания;
1 карманная ракетница в 4-мя сигнальными патронами;
1 сигнальный фонарик-стробоскоп;
1 флуоресцентно-оранжевое сигнальное полотнище;
1 сигнальное зеркало;
1 компас;
4 1-квартовых пластиковых фляги;
1 1-галлонная мягкая фляга;
1 тюбик маскировочного грима;
4 бутылки репеллента от насекомых;
1 покрытая пленкой карта и масляный карандаш;
2 средних перевязочных пакета;
1 большой перевязочный пакет;
10 таблеток декседрина;
4 таблетки от малярии;
40 солевых таблеток;
1 зажигалка;
10 таблеток от диареи;
1 пальчиковый фонарик;
1 фонарь с красным стеклом;
1 карабин;
1 20-футовый конец нейлоновой веревки;
1 20-футовый конец паракорда;
1 пара кожаных перчаток;
1 мачете;
4 пакетика туалетной бумаги;
20 штук леденцов или жвачек;
2 сублимированных пайка LRRP;
1 банка кровезамещающей сыворотки с трехфутовой пластиковой трубкой.

Я высказался по поводу размеров списка: "Проклятье, Майк, все это барахло должно весить сотню фунтов!"
Он посмотрел на меня и усмехнулся: "Де-ерьмо, приятель! Прибавь сюда еще и оружие с боеприпасами. Возьми все вот это в оружейке, и я гарантирую, что тебе точно придется тащить на горбу больше сотни фунтов". Он вручил мне еще один листок со следующими пунктами:

1 винтовка М-16;
6 осколочных гранат;
1 граната CS;
1 граната с белым фосфором;
10 осколочных выстрелов к гранатомету М-79;
1 блок взрывчатки C-4 и 10 футов детонирующего шнура;
1 мина Клеймор с детонатором;
2 дымовых гранаты;
20 магазинов с патронами 5,56 мм.

Во время обучения нам говорили, что LRP ходят налегке. Если это было легко, не хотел бы я увидеть то, что горбила на себе линейная пехота.
После похода на склад и еще одного в оружейку Тонини потратил час, показывая мне, как уложить все в рюкзак так, чтобы это было удобно нести, не создавая шума. У одного парня из другой группы он взял для меня стандартную американскую грузовую раму, обрезанную по длине. Он сказал, что обрезанная рама не будет упираться мне в ягодицы при ходьбе. Все, укладывающееся в рюкзак, или крепящееся снаружи, размещалось в определенном порядке. Вещи, к которым может понадобиться немедленный доступ, размещались в наружных карманах рюкзака. Пайки, дополнительная вода, батарея к радиостанции, и личные вещи укладывались на дно. Гранаты, дополнительные выстрелы к М-79, Клеймор, С-4, и веревка были на самом верху. Он показал мне, как уложить подкладку для пончо вдоль тыльной части рюкзака, чтобы, когда я взвалю его на себя, ничто острое или угловатое не втыкалось в спину.
Все остальное снаряжение и боекомплект размещались на полевом снаряжении или носилось на ремне от фляги, чтобы до него можно было легко добраться.
После полудня Брубэкер собрал группу на постановку задачи. Он сообщил, что нас высадят на рассвете примерно в десяти кликах к западу от базы огневой поддержки Бастонь. Мы отправлялись в район, где за прошедшие три недели попали в переделку три наших группы. Группа №11 была высажена 18-го числа прямо в центр заброшенного базового лагеря полка NVA всего в двух кликах от предполагаемого места нашей высадки. Заброшенным он пробыл не очень долго. Группа была обнаружена отделением наблюдателей лагеря и, проведя на земле всего час, вступила в контакт и была эвакуирована с "горячей" LZ.
Наш выход должен был продлиться четыре дня. Предстояло разведать район в четыре квадратных клика и определить, имеется ли там какая-либо активность северовьетнамских войск. Брубэкер подчеркнул, что задачей является только разведка. У наших групп возникали большие сложности с длительным пребыванием в этом районе, и ему хотелось бы, чтобы мы избегли обнаружения в течение времени, достаточного, чтобы закончить выполнение задачи. Он сообщил, что разведотдел предполагает, что северовьетнамцы постараются провести наращивание сил и накопление предметов снабжения до начала сезона муссонов, ожидаемого в сентябре.
LZ, выбранная Брубэкером и Тонини во время утреннего облета района, представляла собой поросшую травой прогалину у подножия располагающегося на восточной стороне района разведки хребта. Весь район был усеян множеством полян и воронок от бомб. В случае, если нас засекут, быстрая эвакуация не составит больших проблем.
Брубэкер сказал, что в окрестностях будут действовать еще три группы. Две будут работать к северу и северо-западу от нас. Еще одна – примерно в шести кликах на юг. Это должна быть полная разведка всего района. Если там будут NVA, мы их найдем.
Все вернулись в палатку, чтобы закончить приготовления к выходу. Большинство парней без молча разложило снаряжение на койках и начало кропотливую работу по укладке рюкзаков. Мы разобрали оружие и засели за чистку. Одна задержка в ходе перестрелки лишила бы группу одной шестой ее огневой мощи. Для группы из шести человек это было весьма критично.
Ощущая себя совсем новичком, я избегал задавать ветеранам вопросы, заполнявшие в этот момент мои мозги. Я боялся повторения приступа страха, случившегося на учебном выходе. Я совершенно не беспокоился по поводу своих способностей: мое охотничье прошлое хорошо подготовило меня к патрулированию. Я был столь же тих, как и все остальные, видел и слышал в джунглях не хуже любого другого члена группы. Я был озабочен тем, как поведу себя, если мы вступим в контакт. Смогу я действовать, как учили, или меня заколодит? Это был вопрос, на который я пока не знал ответа.

 

28 июня 1968

Следующим, что я осознал, был Тим Лонг – ротный писарь, разбудивший меня, тряся и светя фонарем в лицо. Он сказал: "Время", и двинулся дальше вдоль ряда коек, будить остальную часть группы.
Мы оделись и при свете свечей намазались камуфляжным гримом. Когда я сидел на койке, шнуруя ботинки, Уитмор бросил мне большой рулон зеленой липкой ленты. "Примотай штанины к берцам ботинок. Это не даст пиявкам подобраться к твоим яйцам". Еще одна профессиональная уловка, которую стоит запомнить и использовать. Стану ли я когда-нибудь столь же хорош, как эти испытанные LRP? Сколько времени понадобиться, чтобы достичь того же, чего добились эти люди? Смогу ли я понять, когда это случится?
К вертолетной площадке я спустился последним и присоединился к группе из двадцати трех LRP, толпившихся на лужайке рядом с посадочной площадкой. В воздухе витало возбуждение. Я попытался выглядеть не таким "вишенкой", каким себя ощущал и увидел еще несколько новичков, пытающихся вести себя, как будто они занимались этим всю жизнь. Их усилия выглядели патетично. Было очевидно, что они пытались скрыть ту же самую нервозность, что превращала мои внутренности в трясущееся желе.
Я был взволнован! Избежать этого чувства не было никакой возможности. Это было еще одно чувство, за контроль над которым я боролся. Я заметил, что кое-кто из стариков пытается ослабить напряженность среди новичков. Они сами уже проходили через это. Это не тот экзамен, к участию в котором можно спокойно подготовиться. И зубрежка в последний момент не поможет его пройти. Войдя в класс, ты оказываешься в деле. Пройдешь, и следующий экзамен будет легче. Завалишь – ну, в общем, следующего раза не будет.
Тонини помог подогнать рюкзак, чтобы он сидел как можно удобнее. Он дал мне попрыгать, чтобы убедиться, что ничего не гремит. Звук был как от катящего по проселку Шевроле 49-го года. За десять минут, быстро кое-что переложив и изведя полрулона липкой ленты, он добился полной звукоизоляции.
Два Хьюи-слика зашли с запада и приземлились на площадке. Из дежурки вышли командир роты капитан Питер Фиттс и его заместитель, лейтенант Тейлор, и переговорили с командирами групп. Через несколько секунд офицеры сели в вертолеты и улетели. В то время как две птички связи и управления набирали высоту, направляясь на запад, приземлилась еще пара сликов. Группа №13 отправилась к первой вертушке, в то время как мы приготовились грузиться во вторую.
Мы рассаживались в порядке, обратном выходу. Я вскарабкался первым и встал на колени на полу, прижавшись спиной к задней стенке десантного отсека. Я должен буду высаживаться вслед за Брубэкером и Уитмором на левую сторону, Тонини и еще двоим предстоит валить направо.
Турбины взвыли, когда пилоты подняли свои машины и стали набирать высоту, направляясь к вертолетам управления, кружащимся за периметром. Когда два наших борта присоединились к строю, я увидел четверку ганшипов, нарезающих круги высоко над нами.
Нас и 13-ю группу должны были высадить в наши AO одновременно. После этого слики должны выли вернуться в Кэмп Игл и забрать группы №10 и №11. Их высадят примерно через полчаса после нас.
Полет над джунглями впечатлял. Если не считать ознакомительной поездки с закрытыми дверями в Форте Гордон, это был мой первый полет на вертолете. На сей раз двери были открыты. Двое LRP сидели по бокам открытого десантного отсека, свесив ноги наружу, едва не касаясь подошвами посадочных лыж. Когда вертолет сделал несколько резких восходящих виражей, чтобы занять место в строю, я никак не мог понять, что удерживает их на борту. Потом я решил, что, если их очки напряжены хотя бы вполовину так же, как мое, они смогут реально сильно вцепиться ими в металлический пол кабины.
Мы пролетели около десяти минут в северо-западном направлении. Пологие, пустынные холмы под нами были похожи на местность возле Кэмп Игл. На север вдоль подножия подходящих с запада гор текла полноводная река. Я проводил взглядом ее извилистое русло, пока оно не скрылось под брюхом нашего вертолета. Старший радист пихнул меня локтем и прокричал в ухо: "Река Благовоний! Все, что к западу от нее – индейская территория".
Справа от нас пронеслась база огневой поддержки Бастонь. Она располагалась на вершине невысокого холма чуть восточнее гор и господствовала над двухполосной гравийной дорогой, идущей на запад, где она, казалось, растворялась в густых джунглях. По время постановки задачи нам сообщили, что наша AO находится сразу к западу от базы – слишком близко, чтобы "красноногие"* из Бастони смогли обеспечить нам огневую поддержку. Если мы вляпаемся в дерьмо, артиллерия будет работать с базы Бирмингем.
Солнце едва начало всходить позади нас, когда мы вышли из строя и полетели к подножию большой горы. Вертолет капитана Фиттса последовал за нами, набирая высоту и пристраиваясь выше нас. Еще выше вертушки управления нарезала круги пара ганшипов.
У меня во рту появился кислый вкус вчерашнего ужина, когда пилот двинул шаг-газ, в считанные секунды сбросив высоту с тысячи двухсот до примерно ста футов. Американские горки в старом Хайленд-Парке Сент-Луиса не шли ни в какое сравнение с нашей сегодняшней поездкой.
Мы летели чуть выше деревьев, огибая рельеф местности, направляясь на север, перпендикулярно идущим слева от нас горам. Мы перевалили через несколько пологих гребней, взмывая над грядами и ныряя с высоты в долины. Мой живот боролся из последних сил, и я молился, чтобы этот дикий полет закончился прежде, чем я проблююсь: задувающий в открытую кабину ветер, гарантировал, что обляпаны будут все. Я подумал, что цвет моего лица должен соответствовать светло-зеленому оттенку покрывающего его маскировочного грима.
Внезапно, вертолет воспарил над поляной на склоне среднего хребта. Я приподнялся на корточки, готовясь к быстрому выходу, а затем задняя стенка кабины врезалась мне в спину, когда вертушка снова рванула вперед, к следующему хребту. Зеленая бледность моей кожи под слоем камуфляжа, должно быть, сменилась ярко-красной, когда я попытался изобразить, что ничего не случилось. Я не очень-то преуспел в этом.
Пока вертолет летел в долину вдоль склона, я изо всех сил пытался сохранить присутствие духа. Я забыл, что LRP перед тем, как высадиться, обычно делают несколько ложных посадок, чтобы запутать противника. Ощущая себя совершеннейшим новичком, я поклялся, что вытащу наконец башку из задницы и с этого момента буду избегать подобных ошибок.
Брубэкер завопил, перекрикивая рев вертолета: "Заряжай. Мы на месте!" Пилот завис над узким, поросшим травой участком прямо у основания длинного отрога. Я едва не прозевал момент, когда остальные пятеро LRP исчезли в открытых дверях десанта. Двигаясь на корточках, я умудрился с быстротой молнии проскочить три фута, отделявших меня от края кабины и вышвырнуть себя в проем. Вьетнам оказался примерно в восьми футах ниже, чем ожидалось. Я приземлился на ноги, наконец утвердив их на старой доброй земной тверди. Верхняя часть тела, все еще направляемая импульсом прыжка, обнаружила моих товарищей-LRP, исчезающих за деревьями на краю прогалины, и решила следовать за ними. Увы, но сигнал не дошел до моих ног, все еще пребывающих в экстазе от совершенного ими успешного приземления на две точки.
Результат был катастрофичен. В следующий момент я уже пахал землю, а мой подбородок служил лезвием. Рюкзак закинуло высоко на плечи, еще сильнее прижав голову к грунту. Я боролся за восстановление контроля, сумев наконец снова подняться на ноги. Оглянувшись в поисках товарищей по группе, я никого не обнаружил. Увидав деревья, в сторону которых они бежали, я направился туда.
Проломившись через укрытие, я нашел группу залегшей по кругу ногами друг к другу и головами наружу. Это был оборонительный порядок "тележное колесо", который мы не раз отрабатывали. Я немедленно узнал его. Еще я понял, что у него не хватает одной из спиц – меня. Я плюхнулся на свое место, не преминув заметить сердитый взгляд командира группы. Мне захотелось заползти в норку и накрыться крышкой. Действуя таким образом, мне явно не сыскать любви со стороны товарищей.
Я не понимал, что со мной не так. Дома я был одной из звезд в наших детских военных играх. Как охотник я не знал себе равных. Я танцевал с лесом. А здесь я оказался подобен спринтеру со связанными шнурками.
Я запрятал эти мысли поглубже. Это можно обдумать позже. Теперь мне нужен был ясный ум, чтобы делать то, чему я учился, становясь LRP.
Мы пролежали там пятнадцать минут, вглядываясь и вслушиваясь в поисках любых признаков присутствия противника. Это был самый критический момент на задании. Мы были предоставлены сами себе на местности, находясь рядом с местом высадки. Вертолеты ушли дальше на север, чтобы сделать еще пару ложных посадок. Эта стратегия была призвана запутать врага относительно точного места высадки группы. Обычно, это срабатывало. Если же нет, группе предстояло столкнуться с большими проблемами.
Наконец, Брубэкер дал радисту сигнал войти в связь и отправить ситреп** нашей группе связи, находящейся на базе Бастонь.
Связь прошла четко и ясно, после чего командир приказал двигаться в западном направлении в сторону возвышающегося перед нами хребта. Уитмор пошел в голове, я был его ведомым, потом шел Брубэкер в сопровождении старшего и младшего радистов, а Тонини обеспечивал тыловое охранение.
Подлесок был густой, и, чтобы избежать шума, нам пришлось двигаться очень медленно. За тридцать минут мы прошли всего пятьдесят метров.
Группу №13 высадили одновременно с нами. Через десять минут в своих районах к северу и северо-западу от нас должны были высадиться группы №10 и 11. Брубэкер хотел, чтобы мы достигли вершины хребта до того, как это произойдет.
Мы, наконец, выбрались из густых зарослей на гребень. Здесь перед нами предстала узкая, плотно утоптанная тропинка красноватого оттенка. Она, похоже, шла по хребту, спускаясь в лежащую ниже долину и имела признаки недавнего использования. Тропа имела ширину плеч взрослого человека, растущая по сторонам высокая трава нависала над ней, почти полностью перекрывая ее сверху.
Мы оттянулись обратно в укрытие, заняв плотную овальную позицию примерно в двадцати метрах от тропы. Брубэкер сказал, что мы расположимся в пяти метрах от тропы и будем наблюдать за ней в течение следующей пары часов. Если мы ничего не заметим, то отойдем по хребту к деревьям, где найдем место, на котором сможем провести ночь или две, наблюдая за тропой. Следы были слишком свежими – не может быть, чтобы NVA не пользовались ею.
Мы вытянулись вдоль тропы, Тонини и я залегли ногами к ней, охраняя наш тыл и фланги. Брубэкер не хотел ставить Клейморы, поскольку мы не собирались задерживаться тут надолго.

* Полевая артиллерия. Прозвище закрепилось еще со времен Гражданской войны в США, когда артиллеристы носили форму с широкими красными лампасами. С тех пор приборным цветом артиллерии является красный (прим. перев.)
** Ситреп (sitrep – situation report) – доклад об обстановке (прим. перев.)

 

Прошло два часа, на тропе не было никакого движения, хотя это было излюбленное время для перемещений противника. Брубэкер приказал построиться в патрульный порядок и дал Уитмору сигнал выходить на тропу и двигаться вверх по хребту. Обычно LRP не ходят по тропам, но в нашем случае растительность по бокам была слишком густой для маневра.
Я обратил внимание, как осторожно Уитмор подходит к тропе, несколько раз осмотрев ее в обоих направлениях, прежде чем начать движение. Оказавшись на тропе, он пойдет очень медленно, в полуприседе, с оружием, поставленным на "рок-н-ролл"*, обращая особое внимание на все, чего тут, по идее, быть не должно. Я знал, что Тонини будет делать то же самое в хвосте патруля. Северовьетнамцы с одинаковой вероятностью могли появиться как с тыла, так и с фронта.
Мы прошли сто метров, прежде чем Уитмор просигналил остановку. Тропа впереди немного забирала вверх и резко сворачивала налево, вползая в джунгли. Заросли по сторонам от нас были настолько густыми, что мы не могли пройти сквозь них, не оповестив о нашем присутствии всю округу. Командир группы просигналил остановиться и вести круговое наблюдение.
Мы остановились всего на пару минут, когда я взглянул, и увидел северовьетнамского солдата, стоящего на повороте тропы. Минуту назад я смотрел на деревья за тропой, а теперь там уже стоял гук. Я даже не понял, откуда он взялся. Он просто появился как ванька-встанька.
Время замерло. Казалось, прошло несколько минут. Я разглядел его форму цвета хаки. Она выглядела свеженакрахмаленной. Вокруг шеи был повязан ярко-красный платок. Он был стройный и высокий, намного выше любого виденного мною до того вьетнамца. В нем было, по меньшей мере, шесть футов роста. Я не мог разглядеть его рюкзак, но висящий у него на правом плече АК был на виду. Я смотрел ему в глаза. Они были широко раскрыты. Он был в изумлении. "Вот дерьмо", было написано на его лице (на моем, наверное, было то же самое). Я удивился, чего это он просто стоит там. А почему я стою просто так? Мы продолжали тупо пялиться друг на друга, как два актера, забывших свои роли.
Он вспомнил свою первым. Я беспомощно смотрел, как его левая рука дотянулась до ружейного ремня. Казалось, все движется как в замедленном кино. Я попытался двинуться, но мой мозг все еще стоял на нейтрали. Я знал, что он вот-вот меня подстрелит. Жить мне остались считанные секунды. Почему я не двигался? Я собирался быть зрителем на своем собственном убийстве.
"Двигайся, ты, тупой дебил, двигайся!" вопило мое сознание, когда я увидел, что вьетнамец потянул свой AK с плеча, изо всех сил пытаясь взять его наизготовку. Мое тело получило сигнал и начало реагировать. Начиная вскидывать свою М-16, я перекинул переводчик на автоматический огонь. Все еще выглядело замедленным. Это было так близко – слишком близко!
Тра-та-та-та-та! Вытаращив глаза, я увидел, что вражеский солдат зашатался как пьяный. Словно по волшебству на его груди появились красные пятна. Он изо всех сил старался остаться на ногах, все еще пытаясь воспользоваться оружием.
Я инстинктивно вскинул М-16 и даванул "рок-н-ролл". Крошечные облачка пыли вылетали из его одежды, когда пули прошивали его грудь. Он еще сильнее качнулся назад, но все никак не падал. Шатнувшись вбок, он исчез за поворотом тропы. Наконец, мы услышали, что он упал, застонав и захрустев кустами.
Мои ноздри наполнил запах сгоревшего пороха. Я задыхался, как будто только что пробежал сотню ярдов верх по склону! Во рту пересохло. Я смутно припомнил, что Уитмор стоял на коленях у края тропы впереди меня. Я стрелял прямо над его головой! Ошеломленный, я видел, как он запихнул новый магазин в свой CAR-15**. Я перезаряжал свое оружие, когда сзади подошел Брубэкер.
"Куда он делся?" взволнованно прокричал командир группы, жестом подзывая радиста.
Уитмор указал своим оружием вперед: "Прямо за поворот тропы. Он свалился. Мы слышали, как он покатился в кусты. Мы оба как следует влепили сукину сыну, но он бежал, как будто ничего не почувствовал".
Пойнтмен сделал движение к месту, где исчез северовьетнамец, но Брубэкер остановил его. "Погоди! Не может быть, чтобы он был один".
Мы втроем сгрудились вместе, низко присев, держа глаза открытыми, а оружие наготове. Брубэкер и Уитмор обливались потом, капавшим у них с носов и подбородков, и расплывающимся темными пятнами в красноватой пыли, покрывающей тропу. Я понял, что потею столь же сильно, как и они, и вытер лицо левым предплечьем. Без толку. Рукава моей рубашки и так были мокры.
Я чувствовал, как по моим венам течет адреналин. Я был взволнован и напуган одновременно, но осознавал ситуацию. Мое сознание работало в бешеном темпе, но было исключительно ясным. Я знал, что остальная часть группы была позади, обеспечивая наш тыл, предоставив нам троим разбираться с происходящим с фронта.
Внезапно что-то прошуршало по верхушкам кустов, окаймляющих тропу справа от нас. Первой мыслью было: "Граната!" Прежде, чем мы успели среагировать, на тропу перед нами шлепнулся камень. Затем через кусты в нашу сторону перелетело несколько палок. Северовьетнамец был не один. Там дальше, должно быть, были и другие.
"Давайте съябывать отсюда!" прошептал Брубэкер. Мы развернулись и побежали по тропе обратно, гоня перед собой остальную часть группы. Он крикнул радисту, чтобы тот "дул в дудку" и запрашивал немедленную эвакуацию с нашей изначальной площадки приземления.
Я обернулся посмотреть, на месте ли Уитмор. Он был там, в десяти метрах позади, все еще бегущий, но постоянно оглядывающийся прикрывая наш тыл.
Вскоре мы достигли того места, где вышли на тропу. Тонини резко свернул направо и начал "бороздить кусты", направляясь через джунгли в примерном направлении на LZ. Шумовая дисциплина была полностью забыта, когда мы ломились вниз по склону к подножию хребта. Важнее всего было добраться до PZ*** раньше противника.
Брубэкер обогнал старшего радиста и схватил гарнитуру у младшего. Он вызвал огонь артиллерии по пути нашего отхода к подножию хребта. Он сказал, чтобы батарея 105-миллиметровок положила дымовой снаряд по месту, где мы свернули с тропы с тем, чтобы дальше он мог сам корректировать их огонь.
Через несколько секунд мы инстинктивно присели, когда ухнувший над головами артиллерийский снаряд разорвался в воздухе выше и позади нас. Он лег четко в цель. Брубэкер начал давать поправки, укладывая фугасные снаряды выше и ниже по хребту, в то время как мы проломились через последнее препятствие и выскочили на PZ. Снаряд рванул в кустах в пятидесяти метрах за нами, несколько осколков долетело до наших позиций. Когда мы, задыхаясь, сбились в тесный круг посреди поляны, Уитмор крикнул, что он ранен.
Тонини проверил рану Уитмора. Это была всего лишь царапина на ноге. Уитмор усмехнулся и показал большой палец, сообщая, что он в порядке, а потом развернулся лицом к джунглям позади нас.
Радист крикнул, что эвакуационный борт в нескольких секундах лета от нас, и нужно дать дым для обозначения нашей позиции. Уитмор отцепил дымовую гранату от рюкзака Тонини и бросил ее по ветру от нашего периметра.
Несколько секунд спустя мы услышали "хумп-хумп-хумп" Хьюи, идущего на наш дым. Пилот радировал, что наблюдает желтый дым. Радист дал "роджер"****, что дым желтый и обернулся, давая всем сигнал приготовиться.
Вертолет прошел выше, затем заложив крутую спираль снизился, готовясь приземлиться в двадцати метрах от нашей позиции. Мы поднялись и, полуприсев, ждали в готовности направиться к вертушке, как только она приземлится на PZ.
Мы вскочили и помчались через достигающую высоты пояса траву даже раньше, чем лыжи Хьюи коснулись земли. Мы ввалились внутрь с одной стороны, первые из нас проехались по полу к другому борту, чтобы освободить место остальным. Как только вся группа взобралась на борт, стрелки принялись поливать огнем окружающие джунгли.
Пилот немедленно двинул шаг-газ, отправив вертолет в крутой восходящий вираж, уводя его прочь от прогалины. Перегрузка прижала меня к полу, но я обернулся взглянуть на джунгли, когда мы набирали высоту. Никто не вел по нам ответного огня. Хребет был тих.
Пара Хьюи-ганшипов сделала заход и дала ракетный залп по гребню. Если NVA все еще оставались там, они должны были дорого заплатить за свою настойчивость.
Я облокотился на рюкзак и попытался восстановить подробности произошедшего, чтобы как-то осмыслить это. Я все еще был сбит с толку. Все произошло слишком быстро. Почему тот гук не упал, когда мы в него попали? Кто кидал в нас те камни и ветки? Почему вместо этого они не забросали нас гранатами?
Почему, почему я не отреагировал быстрее? Боже, если бы не Уитмор, тот ублюдок понаделал бы во мне кучу дырок! Да, все это случилось очень быстро! Слишком быстро! Было слишком мало времени, чтобы думать... чтобы реагировать. Слава Богу, там был Уитмор!
Я оглянулся на остальных LRP в вертолете. Мое сердце все еще бешено колотилось, рот был сух, а кишки, казалось, стянуло в узел. Остальные лежали, откинувшись на рюкзаки, как усталые, потные футболисты, забившие гол перед самым финальным свистком. Смогу ли я когда-нибудь стать похожим на них?
Я ждал, что сейчас кто-нибудь крикнет: "Эй, Линдерер, тупой ты хер, почему ты не выстрелил раньше? Из-за тебя сейчас могли всю группу перебить!" Но все молчали. Визг вертолетной турбины делал разговор почти невозможным.
Через несколько минут борт доставил нас на площадку в Кэмп Игл. Мы высадились и оказались охвачены облаком крутящейся пыли, когда Хьюи стартовал, направляясь в свое расположение.
Прямо с вертолетки мы пошли к оружейке, находящейся в расположенном неподалеку от складской палатки контейнере. Я ощущал себя утонувшим куском китового дерьма. Ну точно, мои действия снова показали, что я не такой солдат, каким хотел бы стать.
"Эй, парень, погоди минутку!" Это был Уитмор. Ну вот и началось, подумал я, ожидая, пока пойнтмен подойдет ко мне.
"Ты хорошо прикрыл меня в тот момент! Для "вишенки" ты весьма быстро сработал. Все никак не могу поверить, что этот негодяй не свалился. Это было нечто, правда? Мы, должно быть, раз двадцать влепили в этого хуя!" Он хлопнул меня по спине, когда мы подходили к контейнеру. "Не, ну реально супергук! Он бы меня поимел, если бы не твоя поддержка. Спасибо, приятель, за мной должок".
Я был в полном изумлении. То, что казалось, длилось минуты, заняло, должно быть, пару секунд. Моя реакция была не настолько медленной, как казалось. На меня нахлынуло облегчение.
Мы сдали М-79 и радиостанции, потом потащились на склад боеприпасов сдавать Клейморы и гранаты. В бункере было темно и прохладно. И только начав отцеплять гранаты, я понял, как сильно трясутся мои руки. Я быстро оглянулся, молясь, чтобы в темноте бункера никто не разглядел этого.

* Режим автоматического огня (прим. перев.)
** Карабин на базе винтовки М-16 (прим. перев.)
*** PZ (Pick-up Zone) – площадка эвакуации (прим. перев.)
**** Роджер (roger) – давать добро, подтверждать что-либо (прим. перев.)

 

29 июня 1968

После завтрака мы узнали, что сержант первого класса Брубэкер поедет в отпуск тридцатого. 17-я группа будет "каннибализирована", чтобы довести до штатной численности остальные. Мне казалось, что это несправедливо, но, в общем-то, я еще слишком недолго был там, чтобы стать полноценной частью команды. Возможно, я намного легче адаптируюсь в другой группе, чем те LRP, что уже какое-то время проходили вместе.
Во время разбора нашего вчерашнего выхода майор из разведотдела дивизии сказал, что вражеский солдат, которого пристрелили, возможно, был советником из Коммунистического Китая. Разведка докладывала о признаках присутствия китайских военных советников в долине Ашау в районе границы с Лаосом.
Две других группы, высаженных вчера вместе с нами, еще до наступления сумерек вступили в перестрелку в своих AO. Четвертая группа доложила, что наблюдает движение вдоль реки, протекающей ниже их НОП, и приняла решение утром переместиться и занять более выгодный наблюдательный пост. Они были замечены, что поставило их задачу под угрозу. Весь район был отмечен как "горячий". Определенно, NVA были там в количестве. Ни одна из наших групп не докладывала, что обнаруженные ими вражеские солдаты нагружены тяжелыми рюкзаками. Это был признак того, что они, по всей видимости, патрулировали окрестности своих базовых лагерей.
Рана Уитмора, оказалась более серьезной, чем казалось на первый взгляд. Когда он проснулся наутро после нашей эвакуации, нога покраснела и опухла. Началась инфекция. На джипе его отвезли в медпункт, а оттуда вертолетом эвакуировали в хирургическое отделение госпиталя в Пху Бай.

30 июня 1968

Утром Брубэкер уехал в отпуск. Тонини и меня переназначили в 10-ю группу. Я успокоился. Майк действительно нравился мне и я восхищался им. У нас было не так уж много времени, чтобы обзавестись знакомыми, не говоря уже о друзьях. Но Майк уже показал себя настоящим другом.
Сержант Эрик "Сахарный Медведь" Шугеэр был КГ 10-й группы. Он недавно стал командиром группы – слишком недавно, чтобы завоевать репутацию. Он был уже накоротке, его DEROS* намечался на начало сентября. Удивительно, но Шугеэр был призывником. В свои двадцать два он был старше большинства из нас. Неженатый, родом откуда-то с Восточного Побережья, он выглядел начитанным, но не имел формального образования. Одаренный поэт, он любил побренчать на гитаре и попеть фолк. Он, казалось, больше подходил для хипповой системы, чем для LRP, образу хиппаря соответствовал и его вольный, философский подход к жизни в целом. Было трудно вообразить, что он не так давно с отличием закончил Школу Рекондо при Командовании Главного Военного Советника, получив наградной кинжал Гербер. Он сказал мне, что после дембеля собирается отправиться на мотоцикле в путешествие по Европе со своей подружкой-ирландкой.
Ставший его ЗКГ специалист 4-го класса Майк Тонини тоже служил по призыву. Майк был двадцатитрехлетним разведенным, хладнокровным калифорнийцем. Он говорил, что после дембеля собирается немного пожить для себя и поступить в университет. Он продлил свое пребывание в Наме до ноября, чтобы потом уволиться пораньше. Тонини имел отличные задатки лидера, остававшиеся однако нереализованными. Ему просто не хотелось нести ответственность, которая возлагалась бы на него в этом случае. В поле он был великолепен.
Специалист четвертого класса Уильям "Райдер" Лэйнг, старший радист, была из Шривпорта, Луизиана. Всего девятнадцати лет от роду, неженатый, он пошел в армию добровольцем и прибыл в Нам в декабре 67-го вместе со всей 101-й воздушно-десантной в составе дивизионного подразделения LRRP. Он носил старомодные очки и проводил свободное время, валяясь возле Пиявочного Пруда. Он тоже собирался заменяться в ноябре. Он сказал мне, что учится на заочном факультете Мэрилендского университета и, вернувшись в Мир, собирается стать биржевым брокером. У него была репутация лучшего связиста подразделения, непоколебимого под огнем.
Специалист четвертого класса Джо Шеррер, младший радист, только что перевелся в роту из 501-го батальона связи. Выходец из семьи добрых католиков из Висконсина, имевшей десятерых детей, неженатый, двадцати одного года от роду, Шеррер служил по призыву. Он вызвался добровольцем в LRP в погоне за впечатлениями. Восемь месяцев его службы в 501-м прошли совсем пресно. Он продлил свой срок еще на три месяца, чтобы получить девяностодневный отпуск. Выглядящий подобно статуе Адониса, белокурый, с вьющимися волосами, Шеррер, отправившись во Вьетнам, похоже, оставил в Миру немало разбитых сердец.
Специалист четвертого класса Стив "Коротышка" Элсберри, старший разведчик, был двадцатилетним призывником из Бирмингема, Алабама. Коротышка был неженат, и вместе с еще тремя парнями только что перевелся из линейной роты 101-й дивизии. Они, однако, слишком часто оказывались на грани, и когда кинули клич о наборе добровольцев в LRP, четверо из пяти выживших членов его отделения подняли руки. Будучи всего пяти футов и пяти дюймов росту, он все же оказался достаточно большой мишенью, чтобы получить Пурпурное Сердце. На патрулировании он шел замыкающим, и превосходно умел заметать следы. Его малый рост и курносый нос напомнили мне об оставшемся в Штатах деде. После увольнения Коротышка хотел стать торговым представителем.
В целом, группа №10 выглядела надежно. Шугеэр заявил, что немного потренировавшись, мы станем лучшей группой в роте. Но тренировки должны были подождать. Сразу после обеда тридцатого июня мы получили предварительное распоряжение на выход, начинающийся на рассвете следующего дня.
Шугеэр сказал, что я пойду ведомым позади Тонини. Он хотел, чтобы я взял "тампер"**. Я ответил, что имею чертовски мало опыта с ним. Он спросил, приходилось ли мне когда-нибудь стрелять из дробовика. Я рассмеялся, и ответил, что с дробовиком в руках провел больше времени, чем он за рулем автомобиля. Он сказал, "Отлично! Будешь прикрывать Тонини, держа картечный выстрел в стволе. Просто стреляй из него как из большого дробовика. У него отличное поражающее действие накоротке".
Он пригласил меня поучаствовать в предварительном облете, когда он и Тонини проверяли нашу АО. Нам предстояло действовать в районе площадью пять квадратных кликов к северо-западу от горы Нуй Ки. Местность была сильно пересеченной, покрытой густыми джунглями. Большой ручей стекал с холмов на западе и прокладывал свой извилистый путь на север через нашу АО.
Облет показал, что на весь район есть только две подходящие площадки. Одна находилась на южном краю, на склоне хребта на двух третях высоты от гребня. Другая была в самом северо-восточном углу АО на холмике над ручьем. Если нас обнаружат где-нибудь в центре нашего района разведки, чтобы добраться до PZ, придется покрыть большое расстояние, двигаясь через весьма густую растительность.

* DEROS (Date Eligible for Return from Overseas) – дата окончания срока боевой командировки, применительно к Вьетнаму, фактически – "дембель" (прим. перев.)
** Тампер (thumper) – гранатомет М-79, за сходство с однозарядным переломным ружьем прозываемый еще "слоновьим ружьем" (прим. перев.)

 

1-5 июля 1968

В первыми лучами мы высадились, начав выполнение нашей задачи, предварительно рассчитанной на пять суток. Нынешний район разведки находился к югу от зоны, в которой наши группы работали четыре дня назад.
Выход начинался на плохой ноте. Пилот слика высадил нас не на той площадке. Уйдя с поляны в густые заросли бамбука, Шугеэр взял азимут на вершину находящейся неподалеку горы Нуй Ки, потом еще один, на известный пик к югу от нас. Он сориентировал карту и восковым карандашом прочертил на ее ацетатном покрытии обратные азимуты. Точка пересечения оказалась почти в тысяче двухстах метрах к югу от выбранной нами площадки приземления и почти в тысяче метров за пределами нашей АО. Внешне же LZ была очень похожа на ту, что мы предварительно выбрали, так что при высадке никто заметил ошибки.
Первым делом беспокойство вызывало то, что мы оказались на внешней границе однокликовой буферной зоны, устанавливаемой вокруг районов действия LRP. Возникала реальная опасность, что мы столкнемся со своими подразделениями, будем обстреляны нашими собственными ганшипами, или накрыты своей же артиллерией, ведущей беспокоящий огонь. Нам нужно было как можно быстрее выйти в назначенный район.
Райдер приступил к проверке связи и установил контакт с нашей группой связи на базе огневой поддержки Бирмингем. Он сообщил о нашем местонахождении и попросил передать в дивизию, что мы находимся за пределами своей АО. Наша первоначально выбранная LZ лежала за двумя хребтами к северу. Мы решили "заложить собаку"* еще на пятнадцать минут перед тем, как выдвинуться в направлении нашей АО.
Внезапно Элсберри щелкнул пальцами, предупреждая группу об опасности. Мы замерли на несколько секунд, развернувшись во все стороны, потом до нас дошло, что опасность была внутри периметра. Наш замыкающий заметил вокруг нас несколько свернувшихся в тугие кольца маленьких, зеленых змеек. Это были смертоносные бамбуковые гадюки. Слава Богу, что они ночные, и мы не потревожили их, углубляясь в чащу. Шугеэр просигналил нам оставаться на месте, избегая перемещений.
Когда мы убедились, что наша высадка не привлекла внимания противника, то выползли из укрытия, с радостью убравшись подальше от пассивных, но смертельно опасных змей.
Мы перевалили через хребет и пересекли заросшую джунглями долину, направляясь к другому горному хребту в трехстах метрах от нас. Нам потребовались восемь часов, чтобы преодолеть это расстояние. Одноярусные джунгли заросли густым, спутанным подлеском. У нас не было мачете и часто, чтобы проложить путь, нам приходилось наваливаться на заросли, проминая их своим весом, потом делать несколько шагов, чтобы повторить процесс.
Продвижение было медленным и более шумным, чем нам бы того хотелось, но делать было нечего. А еще мы оставляли след, по которому могла пройти даже любая тыловая крыса.
Около 16.00 часов мы, наконец, проломились к подножию следующего хребта. Проверка связи показала, что с этого места мы не можем связаться с группой радиоретрансляции. Мы должны или до заката подняться на хребет и устроить там НОП, либо провести ночь у его подножья, но без связи. LRP без связи похож на проповедника без библии – он просто-напросто неработоспособен. Мы решили двигаться на возвышенность – по крайней мене на высоту, достаточную, чтобы установить связь.
Хребет был почти вертикальный, покрытый большими папоротниками, плетьми растения "подожди минутку", и протянувшимися во всех направлениях огромными, скрюченными корнями деревьев. До вершины было всего сто пятьдесят метров к вершине, но у нас в запасе оставалась всего пара часов светлого времени.
Когда мы начали карабкаться вверх, Тонини остановил нас и показал на большую паутину, растянутую впереди между двумя низкими деревьями. Она была почти пятнадцати футов в диаметре, начинаясь в двух футах от земли и простираясь в высоту почти на двенадцать футов. Я никогда не видел ничего подобного. В верхнем углу сети расположился огромный черно-желтый паук. Если считать вместе с вытянутыми длинными ногами, он был бы, пожалуй, размером с волейбольный мяч. Я представил, как влезаю туда ночью и заканчиваю свой путь в виде обернутого шелком кокона посреди этой проклятой сети. Судя по выражению лица идущих позади LRP, их посетили те же самые мысли. Мы обошли ее и двинулись дальше по склону хребта. Через два часа, то влезая вверх на два фута, то сползая на один, мы вскарабкались на гребень.
Мы проверили связь с изнервничавшимися "эксреями"**. Наш запланированный ситреп запоздал на четыре часа, и они уже решили было, что мы попали в переделку. Они оповестили командира, и тот привел всю роту в готовность.
Заползя в густые заросли недалеко от гребня хребта, мы устроили там НОП. Шугеэр распорядился, чтобы половина группы вскрывала пайки, в то время как трое других LRP будут нести охранение. После того, как все поели и избавились от мусора, мы остались ждать наступления темноты.
Когда стемнело настолько, что стало невозможно разглядеть что-либо на расстоянии больше трех метров, Шугеэр распорядился, тихо перебраться через гребень хребта и устроить новую НОП в островке густой растительности с сотне метров от нашего предыдущего местонахождения. Мы устроились, не устанавливая Клейморы. Позже КГ рассказал, что это его стандартный способ действий, когда он не знал положения дел в АО или не имел времени на то, чтобы пройтись "клеверным листом"***, доразведывая район НОП. Кроме того, мы наделали слишком много шума, пересекая долину и поднимаясь на хребет. Всегда был шанс, что за нашей высадкой следили, чтобы потом проследовать за нами до НОП (этот трюк со сменой НОП после наступления темноты впоследствии спас мою собственную группу).
На рассвете, половина группа завтракала, когда раздавшаяся в деревьях позади нас громкая возня привела группу в полную боевую готовность. По периметру пронесся звук предохранителей, переключаемых в положение "ОГОНЬ". Все затаили дыхание в ожидании. Прошло несколько напряженных минут, когда внезапно в десяти футах от нас из зарослей вышла здоровенная обезьяна – гиббон, или что-то вроде того. Увидев нас, она ломанулась назад через кусты, исчезнув за вершиной хребта.
Когда группа оправилась от паники, мы почти наяву услышали щелчки шести разжавшихся сфинктеров. Удары внутри грудной клетки заставили меня задуматься, сколько еще раз мое сердце сможет вынести шок такого рода. Ни один из знакомых мне способов тренировки не был способен подготовить к такому.
Первые три дня оказались небогаты событиями. К началу третьего дня мы добрались до нашей первоначально запланированной LZ. Мы обошли ее, не обнаружив никаких признаков деятельности противника. Устроив НДП чуть выше по хребту, мы без происшествий провели еще одну ночь.
На четвертый день мы обнаружили пустой взводный базовый лагерь, но им явно не пользовались несколько месяцев. Мы доложили о его местонахождении. Лазанье вверх-вниз по крутым грядам по влажной жаре, зашкаливающей за сотню градусов, имело негативные последствия. У всех нас почти закончилась вода. Мы решили спуститься в следующую долину и попытаться поискать там источник.
У основания гряды мы обнаружили прекрасный ручеек, стекающий с гор на западе. Прозрачная, холодная вода каскадом лилась вниз по большим валунам, образуя маленькие глубокие заводи. Мы быстро заполнили наши фляги. Ни один из нас не воспользовался таблетками, чтобы очистить воду. Возможно, потом мы и поплатились бы за неосмотрительность, но тогда казалось, что ручей был полон самой вкусной воды, какую мы только пробовали в своей жизни. В данном случае риск со свистом просраться того стоил.
Мы оставили ручей позади, вновь двинувшись вверх по хребту. Текущая вода скрывала звуки, а мы не могли позволить себе долго находиться в месте, где наш слух ослаблен. Враг тоже нуждался в воде. Мы решили отойти и сверху контролировать русло ручья. Превосходное место нашлось в тридцати ярдах вдоль по хребту оттуда, где мы спускались к воде. Несколько больших валунов, окруженных крупными широколистными растениями, обеспечивали нашему НП**** укрытие как от наблюдения, так и от огня противника.
Утром следующего дня мы собирались обследовать лежащий выше хребет, а затем вернуться на нашу основную LZ, с которой и эвакуироваться около полудня.
Мы провели остаток дня, следя за ручьем. Двое LRP вели наблюдение с южной стороны периметра, в то время как двое других были в охранении. Оставшиеся двое пытались перехватить немного сна. Каждые два часа мы сменяли друг друга.
В сумерках мы снялись с позиции и заняли новую НОП на обратном склоне, откуда могли контролировать следующую долину и подножье хребта.

* Заложить собаку (lay dog) – занятие группой плотной оборонительной позиции (обычно в положении лежа) для кругового просмотра и прослушивания местности в целях обнаружения признаков присутствия противника. Обычно выполняется сразу после высадки группы перед выдвижением ее в район разведки. Термин представляет собой игру слов, происходящую из фонетического сходства фраз lay dog и lay down – "залечь" (прим. перев.)
** Экс-рей (X-ray) – обозначение группы связи и ретрансляции, находившейся обычно на ближайшей базе огневой поддержки и обеспечивавшей передачу информации от группы LRP командованию и обратно (прим. перев.)
*** Способ разведки местности, при котором группа, прибыв на точку, делится на две подгруппы, обходящие район, описывая вокруг нее две взаимно перекрещивающиеся восьмерки (прим. перев.)
**** НП – наблюдательный пункт (OP – observation post) (прим. перев.)

 

Той ночью я только что закончил свою смену в охранении и разбудил Коротышку, которому была очередь заступать. Едва я улегся рядом с ним, натянув подкладку пончо до подбородка, как, кажется, увидел что-то, двигающееся в кронах деревьев над нашим периметром. Приглядевшись, я понял, что это какая-то зверушка, лазающая по дереву примерно пятнадцати-двадцати футах над нами. Она была небольшая, размером с белку или крысу. Коротышка ткнул меня локтем, давая знать, что тоже заметил ее. Внезапно сучек сломался, и она рухнула вниз сквозь крону дерева, плюхнувшись на грудь Коротышке. Казалось, стремясь сбежать от нас, она помчалась, еще не коснувшись земли. Мы тоже были несказанно рады, что она свалила. Двое LRP, вытаращив глаза, привалились спинами друг к другу, убеждая себя, что остаток ночи пройдет без подобного рода волнений.
Несколько минут спустя, мы начали различать какие-то звуки в двухстах-трехстах метрах по хребту от нашей НОП. Сначала мы не могли идентифицировать источник, но через некоторое время стало понятно, что это валят деревья. Густые джунгли глушили звуки топоров, которые были похожи на то, как если бы кто-то колотил колбасой по телеграфному столбу. Мы никак не могли понять, что это, пока не услышали звук падающего дерева. Осторожно разбудив остальных членов группы, мы провели остаток ночи в полной готовности.
Рассвет последнего дня нашего выхода наступил подобно настоящему LRP – незаметно подкравшись из темноты. Джунгли вокруг нас были насыщены влажностью, пропитавшей все под трехъярусным пологом.
Группа была настороже, трое из нас достали пайки, в то время как остальные находились в охранении. Звуки, которые мы слышали, прекратились за час до рассвета так же внезапно, как и начались. Мы предполагали, что их источник находился примерно в ста пятидесяти-двухстах метрах по хребту от нашего нынешнего положения. NVA что-то строили, бункера наверное, прямо возле гребня главного хребта, протянувшегося с севера на юг вдоль западного края нашей АО. От нашей основной LZ это было не более чем в двухстах метрах по прямой через долину. То, что нас высадили не на той поляне, оказалось счастливым случаем. Если бы мы высадились где предполагалось, то, вполне вероятно, попали бы в засаду между ручьем и следующей грядой.
Это меняло все дело. Об эвакуации с нашей изначально запланированной LZ можно было забыть. Она была слишком близко к расположению противника, чтобы рисковать. Они находились выше LZ, и если бы у них там оказался крупнокалиберный пулемет, в момент отлета мы были бы для них легкой мишенью.
Командир группы решил, что наилучшим вариантом будет спуститься с хребта в находящуюся под нами долину и пересечь ее, двигаясь параллельно ручью, бегущему на север вдоль восточной границы АО. Мы были всего лишь примерно в полутора километрах от нашей запасной LZ. Если нам повезет, мы сможем преодолеть эту дистанцию за три-четыре часа и оказаться там вовремя, чтобы быть эвакуированными в 14.00.
Мы спустились с хребта на дно долины и обнаружили узкую, хорошо натоптанную тропу, идущую вдоль подножья хребта к ручью, находящемуся к востоку от нас. Она была не настолько велика, чтобы быть основным маршрутом к Хюе или Пху Бат, но, по всей видимости, использовалось для доставки воды к находящимся на гребне хребта бункерам. Было раннее утро, и шанс наскочить на группу NVA, занятую транспортировкой воды, был более чем возможен.
Мы быстро пересекли тропу и углубились в плотные заросли, покрывающие дно долины. Элсберри и Шеррер задержались, чтобы удостовериться, что мы не оставили следов, проходя через высокую траву, окаймляющую тропу. Мы остановились в кустах через пятьдесят метров и принялись ждать, когда они нас догонят.
Когда они присоединились к нам, Тонини повел нас под углом сорок пять градусов к направлению на площадку эвакуации. Мы знали, что должны будем перейти ручей вброд перед тем, как достигнем пункта назначения, и хотели, чтобы расстояние между нашей переправой и местом, где тропа NVA пересекает ручей, было максимальным.
Растительность на нашем пути стала еще более плотной, и, наконец, Тонини поднял руку, останавливая группу. Мы больше не могли двигаться вперед, не производя шума и не выдавая нашего местоположения. Шугеэр решил, что все, что мы можем сделать, это вернуться примерно на двадцать пять метров и выдвинуться напрямую к ручью. Это было единственное направление отхода из долины, позволяющее покрыть нужное расстояние за отведенное время, не изображая из себя стадо носорогов, спасающихся паническим бегством.
Мы осознавали возможную опасность в случае, если патруль NVA у ручья услышал бы, как мы движемся через кусты. У них будет достаточно времени, чтобы устроить засаду. Мы должны были рискнуть.
Спустя двадцать минут Тонини остановил группу. Мы замерли на месте, в то время как он скрылся в зарослях впереди нас. Пять минут спустя он вернулся и просигналил, что ручей прямо перед нами, в двадцати метрах.
Медленно и осторожно мы двинулись цепочкой через высокую траву. Внезапно я услышал прямо перед собой звук текущей воды. Тонини перевалил через край берега и исчез. Я двинулся туда, где видел его в последний раз. Распластавшись на крутом береговом откосе, он вел наблюдение вверх по течению. Он просигналил, чтобы я подозвал остальную часть группы. Я приложил палец к губам, и помахал им, а затем спустился к пойнтмену.
Вскоре остальная часть группы присоединилась к нам в русле ручья. Воды там было лишь по колено, на дне было полно больших валунов. Нам нужно было двигаться быстро, но при этом соблюдать шумовую дисциплину. Мы также не должны были баламутить воду, чтобы грязь и песок не предупредили о нас находящегося ниже по течению противника.
Двигаясь, мы не тратили время впустую. До PZ было еще более тысячи метров, а время уже подходило к 11.00.
В течение двух следующих часов мы прошли порядка шестисот метров, и было не похоже, что у нас получится достичь PZ, не пожертвовав полностью звуковой дисциплиной. Кроме того, ручей стал шире и глубже. Скалы сменились илом, и окрашенная им вода потекла от нас вниз по течению. Берега ручья становились выше, а растительность с обеих сторон все более высокой и плотной. Даже если нам удастся выбраться из ручья в самой близкой к PZ точке, нужно будет пройти еще двести метров по совершенно непролазным зарослям, чтобы добраться до поляны.
Шугеэр остановил группу. Мы заняли позиции вдоль западного берега, в то время как он пытался вызвать группу связи. После нескольких попыток он получил сигнал, но эксреи принимали нашу передачу очень плохо. Окруженное с обеих сторон холмами, русло ручья препятствовало прохождению сигнала. Он продолжал пытаться и, наконец, передал им наши координаты. Он также сообщил, что нас надо будет эвакуировать с помощью веревочной лестницы.
Вскоре от группы связи пришло подтверждение запроса и сообщение, что эвакуационный борт вылетел и находится в десяти минутах от нашего местонахождения.
Через несколько минут мы услышали долгожданный звук Хьюи, идущего вдоль долины в нашу сторону. Ротный, летевший выше в вертолете управления, радировал, чтобы мы дали дым, обозначив им наше местоположение.
Тонини закинул фиолетовую дымовую гранату на берег над нашим периметром. Несколько секунд спустя пилот слика сообщил, что наблюдает "гуфи грейп"*. Райдер подтвердил опознание и сообщил, что мы находимся на "голубой линии", откуда нас и нужно будет забрать.
В считанные секунды Хьюи оказался над нами, разметав потоком от винта нависающие над ручьем ветви деревьев. Мы увидели, как борттехник пинком выбросил из кабины скрученную алюминиевую лесенку, и она, размотавшись, упала к нам. Шугеэр и Райдер выскочили на середину ручья и ухватились за ее конец, удерживая его на месте, в то время как Тонини пихнул нас, чтобы мы шевелились живее. По пояс в воде мы добрались к ожидающей нас лестнице. Шеррер был возле нее первым. Он забросил свою М-16 за спину, и начал подниматься. Элсберри дождался, пока Джо вскарабкается на шесть футов, и последовал за ним. Я был следующим. Повесив М-79 на рюкзак, я ухватился за третью снизу ступеньку. Мне пришлось преодолеть несколько ступенек, подтягиваясь на руках, прежде чем удалось упереться ногами. После пяти дней, проведенных с тяжелым рюкзаком на горбу, казалось, что я пытаюсь волочить за собой Фольксваген. На полпути я взглянул вверх, увидев, что Шеррер, только-только залез в кабину. Элсберри был сразу за ним. Тонини был ниже и орал, чтобы я живее шевелил задницей. Продолжая карабкаться, я почувствовал, как мои руки превращаются в тесто. В тот самый момент, когда я понял, что больше не могу двигаться, сверху протянулась пара рук и, ухватив за плечевые лямки снаряжения, втянула меня в вертолет. Я бессильно свалился рядом с Элсберри и Шеррером, стоящими на коленях, пытаясь отдышаться.
Тонини перелезал через край – казалось, тридцатифутовый подъем по раскачивающейся лестнице был для него обычным делом. Райдер и Шугеэр были прямо за ним.
Пилот, не теряя времени даром, начал уводить свою птичку от ручья и полетел вдоль долины, набирая высоту. Когда мы поднялись над окружающими грядами, я заметил два Хьюи-ганшипа, сопровождающих нас справа и слева.
Через несколько минут мы приземлились на площадке базы Бирмингем. Мы вылезли наружу, в то время как борттехник и стрелок скручивали лестницу и крепили ее к полу кабины, после чего снова погрузились в вертолет и отправились в восьмиминутный перелет в Кэмп Игл. Мой второй выход оказался не столь захватывающим, как первый, но, по крайней мере, я получил представление, на что похожи пять дней в джунглях.

* Гуфи Грейп (Goofy Grape) – растворимый концентрат напитка популярной в 60-е годы торговой марки "Фанни Фейсес" (Funny Faces). На упаковке была изображена карикатурная ягодка фиолетового цвета (прим. перев.)

 

6 июля 1968

Следующим утром мы вместе с тремя другими группами погрузилась на двух с половиной тонный грузовик и отправилась на Коко Бич, где нам предстояло провести день отдыха. Время от времени в дивизии решали, что легкая релаксация успокоит диких зверей, сидящих внутри задерганных стрессом LRP, и сделает их чуточку более управляемыми.
Дорога в центр отдыха провела нас через край "Запретного Города" Хюе. Генерал Барсанти, командир Кричащих Орлов, недавно объявил город запрещенным для посещения находящимися под его командой "джи-ай". В бесконечной мудрости своей он решил, что мы нуждаемся в защите от гражданских, наводняющих улицы Имперского Города. Я подумал, почему он не испытывает тех же чувств в отношении маленьких коричневых ублюдков, бегающих по горам к западу от нас? Столь очевидная забота нашего уважаемого лидера о нашем благосостоянии делала большой вклад в отсутствие популярности в войсках.
Так или иначе, но когда мы проезжали предместья Хюе, Дон Линч, наш водитель, свернул на обочину и сообщил, что грузовик перегрелся и нам придется подождать час или два, чтобы дать радиатору остыть. Желающие укрыться от палящего солнца, пожалуй, смогут найти отдохновение у Мисси Ли, дальше по улице. Меня едва не снесло с грузовика, когда большая часть LRP, метнувшись через борта, рванула вдоль по улице, исчезнув в находящейся примерно в ста пятидесяти футах от нас оштукатуренной каркасной постройке.
Десять из нас, включая Линча, остались охранять грузовик. Пребывая в блаженной невинности, я спросил водителя: "А что это за чертова Мисси Ли?"
Он ответил, "Эй, чувак! Ты реально не в курсе?" Когда я покачал головой, он продолжил: "Это место, где можно полирнуть сучок. Ну, знаешь, заточить карандаш". Может я и тупил временами, но тут врубился быстро.
Когда он спросил, не желают ли остальные отправиться "почистить оружие", мы отказались. Я жаждал секса так же, как и любой другой, но маленькие, худые вьетнамские женщины меня не заводили. Возможно, я еще просто недостаточно долго пробыл тут. Кроме того, в моем мозгу были еще свежи предупреждения о страшном "черном сифилисе" и прочих экзотических азиатских венерических заболеваниях, услышанные в 90-ом центре пополнений.
Дон Харрис, худощавый LRP с ястребиным профилем, прибывший в роту всего за день до меня, был одним из парней, оставшихся охранять грузовик. Он рассказывал, насколько горы к западу от Кэмп Игл напоминают ему о доме в восточном Теннеси. Я засмеялся и сказал, "Эй, Дон, не говори мне, что в Теннеси есть высокие горы!" Он посмотрел на меня как на сумасшедшего и ответил: "Сынок, там, откуда я родом, мы растим кукурузу на таких же горах, как здесь. Они реально высокие, те, на которых мы живем".
Примерно час спустя, появились наши заблудшие товарищи, счастливые, с удовлетворенными улыбками на лицах. Всю дорогу до Коко Бич воздержавшиеся были вынуждены слушать рассказы об их сексуальных подвигах и проявленном при этом исключительном мастерстве. На следующее утро очередь в медпункт явно будет длиннее, чем обычно.
Выехав из Хюе, мы остановились в маленькой рыбацкой деревушке примерно в миле от берега. Ти-Ти Терсеро, Тонини, и Док Рей, один из наших медиков, вылезли и отправились за угол, на местный рыбный рынок. Двадцать минут спустя они вернулись, неся большую деревянную корзину, наполненную шестидюймовыми океанскими креветками и морскими крабами размером с мяч для софтбола. Крабы были еще живыми. Рыбак связал им клешни, обмотав их полосками бамбука. В этой стране все, кроме людей и бананов выглядело переразмеренным.
Территория Коко Бич представляла собой не более чем полоску песчаного пляжа, защищенную проволочной спиралью и несколькими вышками с охраной, укомплектованной американскими военными полицейскими. Примерно в сотне метров в сторону стоял одинокий сральник на два толчка с писсуарами по бокам. Это были не просто открыто воткнутые в землю трубы, типа тех, какими мы пользовались в расположении роты. Нет, эти крошки предназначались для штабных офицеров и гражданских. Там было по три соединенных между собой стенки высотой по грудь, окружающих наклонную металлическую трубу. Кто-то даже озадачился, установив для сохранения приватности дополнительные стенки с открытой стороны. Какая роскошь! Тут можно было облегчиться, не беспокоясь об опасности внезапных порывов ветра.
Инженеры даже установили рядом огороженный душ, питающийся из водонапорного бака, чтобы отдыхающие бойцы могли избавиться от песка и соли, проведя день на пляже.
Мы заметили набор подков, сетку и мяч для волейбола, и футбольный мяч, предоставленные службой снабжения Кэмп Игл. Столовая обеспечила нас бутербродами, картофельным салатом, и печеными бобами. Половина паллеты пива Шлитц* и четыре пятидолларовых блока льда (почему-то кофейного цвета) гарантировали день расслабления и удовольствия.
Каким-то образом у нескольких парней оказались настоящие плавки. Другие были в обрезанных штанах или старых добрых армейских "антигравитационных" трусах (известных своей позорной способностью задираться и заползать в жопу вне зависимости от того, какой стороной вперед их надеть). Поскольку никто не носил нижнее белье в Наме, я был рад видеть, что этим ужасным вещам нашлось хорошее применение.
Те, у кого были надувные матрасы, все еще способные удерживать воздух, надули их и вскоре отправились дрейфовать в мутном, коричневом прибое Южно-Китайского моря. Остальные провели следующие час или два, плещась в воде, или расположившись у кромки воды, позволив волнам массировать их утомленные мускулы.
Более энергичные LRP, включая меня, затеяли игру в волейбол, которая продолжалась всю лучшую часть утра. Полагаю, мы пробыли в стране недостаточно долго и еще не успели поизноситься.
Около полудня несколько человек отрыли в песке яму и развели ревущий костер, используя в качестве дров всякую деревянную всячину, которую удалось стащить в расположении роты. Добавив пару упаковок древесного угля, предоставленного снабженцами, мы были готовы к делу.
На горячие угли был брошен слой морских водорослей. Поверх мы навалили креветки и крабов, покрыв их затем еще одним слоем влажных водорослей. Наконец яму засыпали песком, оставив содержимое томиться на пару.
Большинство из нас к этому моменту употребило по паре упаковок из шести банок каждая, и начинало ощущать эффект. Я заметил, что несколько "Старых Грязных Пижонов" (старших ветеранов, служивших еще в LRRP 1-й Бригады 101-й) и кое-кто из парней, прибывших в составе дивизии в конце 67-го, не касались пива. Фактически, их даже не было рядом. Они в это время собрались вокруг надувного матраса, дрейфующего примерно в сотне метров от берега. Я задумался, чем это, требующим такой приватности, они там занимаются, а потом увидел поднимающийся над матрасом дымок. Хорошо зная, что стандартный армейский надувной матрас не имеет двигателя и не склонен к самовоспламенению, было нетрудно догадаться, что наши ротные торчи, собравшись там голова к голове, придумали способ побаловаться своим любимым зельем, не оскорбляя оккупировавших пляж бухарей.
Еда была восхитительна, и мы обожрались. Позже, на обратном пути в Кэмп Игл, большая ее часть осталась валяться по обочинам. Алкаши, похоже, страдали от проблем с животом, с которыми торчкам как-то удалось справиться.
Наевшись, большинство из нас снова отправилось в океан, проверить давнишнюю медицинскую теорию о том, что плавание сразу после обеда вызывает серьезные судороги. Очевидно, обильное количество алкоголя, проглоченного перед едой, воспрепятствовало мышечному перенапряжению. Ни один из LRP не утонул.
Один из моих бухих товарищей нашел дрейфующую вдоль берега медузу или что-то вроде португальского кораблика, и плюхнул ее на одного из загорающих на берегу LRP. Он понятия не имел о жалящих способностях столь безобидно выглядящего создания. К счастью, LRP не был поражен ядовитыми щупальцами. Любитель позагорать чуть не обделался, поняв, что на него приземлилось. Будь у нас в руках оружие, в ходе этого инцидента, пожалуй, не обошлось бы без потерь.
Кто-то из нас заметил траулер, стоящий на якоре милях в шести или семи от берега. Он пробыл там весь день. Мы спросили Тонини, не принадлежит ли это судно нашему флоту. Он помотал головой и ответил, что это, скорее всего, русский корабль связи. Держась неподалеку от берега, они прослушивают американские радиопередачи. Поскольку они находятся в международных водах, наш флот ничего не может с этим поделать.
В 16.00 завыла установленная на шесте возле периметра сирена, и один из "эм-пи"** завопил, чтобы мы вылезали из воды. Через десять минут в волнах у самого берега начали появляться чьи-то маленькие головки. Позже мы узнали, что каждый день в 16.10 морские змеи подходили к берегу после кормежки в Южно-Китайском море. Нам сказали, что если морская змея кого-нибудь укусит, тот может не бояться утонуть. Чтобы умереть от утопления, требуется пара минут. Морская змея сделает то же самое вполовину быстрее.
Дорога обратно в Кэмп Игл заняла намного меньше времени, чем путь из него. Опять же, двигатель не перегревался (хотя кое-кто из LRP предполагал, что должен бы). По пути обратно мы открыли новый способ тренировки, позволяющий проверить координацию и мелкую моторику, и повеселить не принимающих участия. Несколько человек свесилось через борта грузовика, срывая соломенные шляпы с голов вьетнамских крестьян, мимо которых мы проезжали. При случае мы набирали дополнительные очки, прихватывая берет или форменную кепку с ничего не подозревающего южновьетнамского солдата. Игра внезапно подошла к концу, когда я подцепил с головы гражданского велосипедиста шляпу, похожую на те, что носят сержанты в учебке. Ее подбородочный ремень оказался прочнее, чем я ожидал, кроме того, я недостаточно быстро отпустил хватку. Незадачливый вьетнамец так и остался в шляпе, когда я отпустил его – в десяти футах от оставшегося без седока велосипеда.
Мы вернулись в расположение до того, как нас смогли догнать "эм-пи", или "белые мыши"***. Для одного дня мы проявили достаточно доброжелательности и товарищества в отношении населения Южного Вьетнама.

* Шлитц (Schlitz) – основанная в 1858 году в Милуоки, штат Висконсин пивоваренная компания. До 1976 года была на втором месте по производству пива в США (прим. перев.)
** Военная полиция (MP – Military Police) (прим. перев.)
*** Прозвище южновьетнамских полицейских (прим. перев.)

 

7 июля 1968

К нашей роте прикрепили взвод рейнджеров ARVN*. Они прибыли утром седьмого. В сопровождении пары австралийских военных советников. Мы не были предупреждены об их появлении и были неприятно удивлены, когда нам сообщили, что мы будем совместно выходить на задачи. Каждую из наших десяти групп ''усилили" парочкой "лучших из Республики Вьетнам". Мало кто из них хоть немного говорил по-английски, и никто из нас не знал вьетнамского языка. Проблемой было бы не только общение. Группа численностью в семь-восемь человек считалась абсолютно неприемлемой для LRP. Все мы исповедовали принцип: "лучше меньше да лучше". Восемь человек производили вдвое больше шума, чем шестеро, а для эвакуации под огнем с помощью "седла Макгвайра" потребуется дополнительный вертолет. Большинство из нас сомневалось, что арвины будут рисковать ради нас своими жизнями. Естественно, мы не собирались брать на себя ненужный риск спасать их.
Там наверху возвестили, что будет здорово, если мы станем сражаться бок о бок с нашими союзниками – хорошо для Вьетнама и хорошо для Америки. В конце концов, это была их война, а мы были в их стране гостями. Позже, этому дерьму придумают название – вьетнамизация. И тогда это тоже не сработало.
Наш ротный пообещал, что если эксперимент окажется неудачен, он проследит, чтобы арвинов дипломатично убрали от нас. Хорошо, мы дадим им попытаться. В конце концов, приказы есть приказы!
Двоих арвинов, назначенных в мою группу, звали Пху Транг и Хам Бак. Мы быстро дали им прозвища – Эф-Ти и Хэмбоун. Пху Транг был двадцатилетним капралом из Сайгона. Он служил в армии с тех пор, как ему исполнилось семнадцать. Хам Бак был рядовым, ему только что исполнилось семнадцать. Он был из маленькой деревушки неподалеку от Дак То. Не похоже было, чтобы кто-нибудь из них горел нетерпением составить нам компанию на следующем выходе – вот такие типично жадные до боя арвины.
Поддавшись настроению, я отправился в гарнизонную лавку, где купил ящик Кока-Колы (в бутылках) и блок Салема. Вернувшись, я вручил им подарки. Заулыбавшись и раскланявшись, они отбыли с добычей в свою палатку. Тем же вечером они подошли ко мне с одним из австралийских советников и, используя его как переводчика, пригласили разделить с ними ужин. Как мог я отказаться! Рука об руку, мы прошагали до их расположения, где они с комфортом устроили меня на краю одной из разбросанных по всему лагерю бетонных могил. В воздухе витал острый аромат гнилой рыбы. Они принесли и поставили передо мной большую плошку риса. Он выглядел не очень привлекательно. Их рис был не белый и рассыпчатый как наш, а имел несколько коричневатый оттенок и консистенцию коровьей лепешки недельной давности. С рисом я, возможно, и справился бы. Но вот соус ныок мам, который они вылили поверх, был уже перебором. Мы ели из одной миски, по очереди, стараясь, чтобы всем досталось поровну. По крайней мере, каждый из нас пользовался собственной ложкой. Я прошел через это испытание – меня не вывернуло. Ни за что бы не подумал, что можно одновременно глотать и дышать ртом, но мне это удалось. На самом деле, аромат был не так уж и плох. Всего-навсего тошнотворный запах гнилой рыбы.
Я вернулся в палатку, вызвав среди товарищей по группе смесь насмешек и восхищения. Насмешки вызвала моя неспособность отказаться от участия в их ужине, а восхищение – способность это пережить.
Час спустя мы, развалившись на койках, слушали, как Сахарный Медведь перебирает струны гитары, играя фолк. Кое-кто подпевал, делая это совсем неплохо. Пришли Хам и Пху, улыбаясь и кланяясь в своей самоуничижительной манере. Никто не обращал внимания на них, стоящих с краешку, держась за руки. Такого дерьма среди LRP не происходило, но, ей-богу, поскольку мы были гостями в их стране, то лишь поспешно отворачивались и смотрели в другую сторону. Так было, пока Хам не присел рядом со мной на койку и не взял меня за руку. Я соскочил с раскладушки, как ужаленный. Дома в Миссури я набил бы морду попытавшемуся сделать что-нибудь в таком плане. Я вылетел из палатки, сопровождаемый смехом моих товарищей. В таком смущении я не пребывал с тех пор, как, будучи в первом классе, обгадился в школьном автобусе.

8 июля 1968

На следующее утро, я поговорил с советником-осси**, который переводил мне прошлым вечером. Когда я рассказал о событиях прошлой ночи, предупредив, что у него во взводе имеется парочка "страстных педиков", он рассмеялся в ответ: "Приятель, да тут все эти маленькие негодяи держатся за руки. Это их чертов обычай".
Шугеэр и Тонини взяли меня на очередной предварительный облет. Мы получили предварительное распоряжение на выход девятого числа. Район выглядел труднопроходимым, с преобладанием крутых гор и трехъярусных джунглей. Он находился на краю долины Ашау, менее чем в шести кликах от Лаоса. Мы облетели АО, сделав единственный проход на высоте почти двух тысяч футов, и обнаружив лишь две потенциально подходящих LZ, находящихся в противоположных концах района разведки.
Вечером во время постановки задачи капитан Фиттс сказал, что нас высадят на рассвете. Нашей задачей было обнаружение находившихся где-то в районе границы с Лаосом позиций северовьетнамских 130-миллиметровых орудий, которые пару последних недель долбили по двум нашим базам в восточной части долины. Узнав, куда мы направляемся, двое наших приятелей-арвинов выглядели внезапно заболевшими.

* Армия Южного Вьетнама (ARVN – Army of the Republic of Viet Nam), применительно к военнослужащим произносилось как "арвин" (прим. перев.)
** Осси (Aussie) – прозвище австралийцев (прим. перев.)

 

9 июля 1968

В 05.30 нашу задачу отменили. Никто не знал почему. Только мы приготовились садиться в вертолет, как прибежал один из NCO и объявил, что выход отменяется. Все начали разочарованно разводить руками – это нужно было сделать, чтобы выглядеть настоящими мачо - но думаю, на этот раз мы все немного нервничали по поводу выхода.
В 09.30 трем нашим группам сообщили, что они будут участвовать в показе для вьетнамских и американских высших чинов, проводимом в 11.00 на вертолетной площадке. У нас совсем не оставалось времени для подготовки.
Шестнадцать офицеров высшего ранга появились точно в назначенное время. Такого количества бронзы* не было даже в оркестре Герба Алперта.
Одна из наших групп спускалась из зависшего вертолета по веревке, в то время как другая продемонстрировала высадку и эвакуацию с помощью лестницы. Третья же группа была, пожалуй, наиболее высоко оценена, безупречно исполнив эвакуацию с помощью седла Макгвайра. Руководство выглядело весьма впечатленным нашими возможностями. Наши LRP знали свое дело, и продемонстрировали это.

10 июля 1968

Я подал рапорт на отпуск в Сиднее, Австралия, выбрав в качестве альтернативного варианта Гавайи. Свой отпуск я запросил на конец апреля, поскольку слышал, что направления в Сидней не получить, не проведя достаточно времени в стране. Все хотели в Сидней, и отбор основывался на времени, проведенном в Наме. Кроме того, по возвращении я буду уже слишком накоротке, чтобы снова отправиться в буш.
Всю вторую половину дня мы тренировались в оказании первой медицинской помощи в полевых условиях. Все изученное нами в ходе начальной подготовки и дальнейшего обучения по специальности в сравнении с этим было сущим детским садом. Мы учились, когда и как вводить морфий (кое-кто из наших торчей предлагал себя в качестве учебного манекена). Мы по очереди брали друг у друга кровь из вены, и нам объяснили, что если мы сможем взять кровь, то сможем начать внутривенное вливание кровезамещающего раствора. Замечательные темно-фиолетовые "тухляки" не сходили с предплечий большинства из нас всю следующую неделю.
Нам показали, как действовать при проникающих ранениях грудной клетки, вводить интубационную трубку, что делать при ранениях в голову. Мы узнали, как бороться с тепловым ударом и случаями теплового истощения. Нас научили, как распознать шок и предотвратить его наступление у раненого (а и иногда и безо всяких ран).
Мы узнали, как помочь при укусах ядовитых змей (правда, в большинстве случаев, по словам инструкторов, это сводилось к облегчению страданий жертвы, которой все равно предстояло умереть). Какой-то клоун спросил, как оказать помощь человеку, пораженному гранатой РПГ. Ответ медика был: "Постарайтесь сохранить его одним куском".
Тем вечером двенадцать LRP, живших в нашей палатке, на скорую руку сварганили партию "пунша Рекондо". Рецепт был следующий:
2 галлона воды;
6 таблеток халазона;
2/5 скотча Ашерс;
2/5 рома;
2/5 Джим Бима;
12 банок пива Шлитц;
1 большая банка Танга**;
10 пакетиков Кул-Эйда (5 со вкусом лимона и 5 с малиной);
1 бутылка стандартного армейского репеллента от насекомых (не внутрь, а чтобы держать москитов на расстоянии).
Он был весьма освежающим, но стал результатом предсказуемого состояния наших желудков, оказавшихся в течение следующих двух-трех дней неспособными переваривать пищу. Попробовать наш пунш зашел Дон Харрис и пара парней из группы Бернелла. Харрис сделал глоток и сказал: "Это никогда не заменит "Теннесийский сияющий"!***

12 июля 1968

Я подал рапорт о зачислении в OCS, надеясь, что попаду на курс, начинающийся дней через тридцать после моего DEROS. Сейчас Армия снова начала набирать на эти курсы тех, кто не окончил колледж, но моя удача снова выкинула старый фортель, и я опоздал на полтора месяца. Пожалуй, мне стоило записаться в академию NSO или на курсы Рейнджеров.

14 июля 1968

Я получил первые письма из дома. Тридцать шесть писем сразу! Я уже почти забыл, что у меня была какая-то прошлая жизнь. Теперь у меня будет достаточно чтива на всю следующую неделю.

16 июля 1968

Ротный сообщил, что четыре группы по восемнадцать человек должны будут выйти в окрестности того самого района, где в июне одна из наших групп обнаружила базовый лагерь полка NVA. Мы должны были устроить засады в окрестностях лагеря, в то время как пара пехотных рот Кричащих Орлов будет прочесывать местность. Такая возможность пнуть чьи-нибудь задницы весьма возбуждала нас. Разведка – это, конечно, здорово. Но через некоторое время это становится похоже на игру лайнменом**** в футбольной команде: на твою долю приходятся все удары, но возможность нести мяч – никогда. Теперь же будет наша очередь сделать тачдаун*****.
Шугеэр сказал мне, что на этом задании я буду нести "свинью"******. Я был вне себя от радости. В мечтах я часто представлял себе, как стоя в одиночку на вершине, кошу ряд за рядом массы штурмующих мою позицию северовьетнамских солдат (и не раз удивлялся, а чего это они не стреляют в ответ).

17 июля 1968

Все четыре "тяжелые" группы были высажены сразу после рассвета. В составе той или иной группы в буш ушла почти вся рота. С нами пошла даже пара лейтенантов (что было редкостью для LRP). Эти двое шли как рядовые члены групп, в состав которых они входили. В группе LRP звание мало что значит. Группы выводили в два приема, с помощью семи сликов и четырех ганшипов.
Две роты начали десантно-штурмовую операцию в 10.00. Вертушки высадили их примерно в четырех кликах от нас. Чтобы воспрепятствовать отходу противника, было решено не устанавливать буферные зоны между нашими AO. Так что при перемещении с одного места на другое нужно будет соблюдать особую осторожность. Особенно важным станет поддержание постоянной радиосвязи между группами.
Наши группы должны будут перемещаться ежедневно, устраивая засады в разных местах. Задерживаться слишком долго в одном месте было бы небезопасно. Однако, на первый день ничего не случилось.

18 июля 1968

И снова наша группа не имела контакта с противником, хотя, судя по далекой стрельбе, кому-то все же довелось поработать. Позже радист сказал нам, что в две наших засады попалось девять северовьетнамцев. "Онест Джон" Берфорд со своей группой взял шестерых. Его ЗКГ, Кен Миллер, перед выходом на задачу сказал, что они собираются открыть счет. Еще трое были на счету группы Бернелла. Все трое были на счету "Тени" Дона Харриса, пойнтмена Бернелла.
Мы заметили лагерные костры, догорающие внизу в долине, и решили, что наша очередь должна настать следующим утром. Эту ночь мы провели настороже. Когда гуки попытаются пройти через наши позиции, мы будем готовы.

19 июля 1968

Утреннее солнце принесло лишь свет. Наш район оставался "холодным". Очки заработали только две группы. Никто из нас не мог понять, как все эти NVA прошли мимо нас невидимыми и неслышимыми. Я был уверен – уж точно не потому что мы спали.
Все группы были эвакуированы около полудня. Общий счет составил девять NVA убитыми, своих потерь не было. Линейные роты пару раз обстреляли, но они не смогли сохранить контакт с противником. Базовый лагерь был пуст. Те девять вражеских солдат, что мы убили, должно быть, были его охраной. Как и предполагалось, приданные нам в качестве "талисманов" арвины действовали совершенно неудовлетворительно.

21 июля 1968

На утреннем построении нам отдали приказ на выход двадцать второго. Три группы должны были высадиться в Ашау, чтобы установить "черные ящики" с сенсорами вдоль нескольких свежих троп, пересекающих дно долины. Нам сообщили, что все это займет не более четырех часов.
Предполагалось, что "черные ящики" смогут засекать шум и обнаруживать тепло тел солдат противника, проходящих в нескольких футах от них. После этого они пошлют сигнал на пульт, находящийся на базе огневой поддержки, и по месту расположения датчика будет открыт огонь артиллерии. Вне всякого сомнения, если огонь артиллерии будет точен, датчики вряд ли прослужат достаточно долго. За несколько недель до этого мы уже установили несколько штук и, в общем, что касается нас, они вряд ли когда-нибудь смогут заменить хорошо подготовленную группу LRP.

22 июля 1968

Нас высадили около десяти утра. День был ясен и жарок. На подходе к большой открытой LZ, находящейся в нескольких сотнях метров от гористого восточного края долины, вертолеты никто не обстреливал.
Мы сразу же нашли тропы. Северовьетнамцы не предприняли ничего, чтобы скрыть их. Свежие следы были повсюду. Это выглядело, как будто они бросают нам вызов, побуждая предпринять что-нибудь.
Двигаясь вдоль троп, мы делали вид, что ищем ловушки и мины. Время от времени пара LRP отделялась от патруля, исчезая в густых зарослях, идущих вдоль тропы, чтобы установить датчик. Когда они тихо присоединялись к остальным членам группы, патруль продолжал движение. Действуя таким образом, мы смогли установить двенадцать датчиков в районе площадью в тысячу квадратных кликов. Причем противник так и не понял, чем мы там занимаемся.
Мы снялись примерно через пять часов, когда за нами прибыли вертушки. Группой в восемнадцать человек в Ашау было нечего делать. Противник не уделил нам внимания, позволив приземлиться и поболтаться там несколько часов. Так что не стоило лишний раз испытывать судьбу.

24 июля 1968

Я в первый раз попал в наряд по кухне и большую часть дня провел, отскребая сковородки и кастрюли. Господи, что за сраная обязанность! Ее нужно бы применять в качестве наказания вместо 15-й статьи******* или суда военного трибунала. Представляете себе двадцатилетний наряд по кухне? Вполне потянет за высшую меру! Хотя, конечно, это не так плохо, как двадцать лет жечь дерьмо********.
Во всех столовых сержанты – редкостные говнюки. И наш не был исключением. Этот чувак был пуэрториканцем, и носил на своем кителе CIB с двумя звездами*********. За время службы я лишь второй раз видел такой знак. Этот парень провел на службе двадцать шесть лет и был всего лишь в звании штаб-сержанта. По-видимому, он полагал, что мерзкие слизняки, тянущие лямку в наряде на его горячо любимой кухне, несут личную ответственность за отказ в повышении его до категории E-7. Он вышагивал как пузатый бантамский петух, постоянно разевая на нас хавальник, ругаясь по-испански. Что бы мы ни делали, все это было недостаточно хорошо по его стандартам. У него был настоящий стояк на LRP. Он назвал нас "сладкими мальчиками".
К двум пополудни, я больше не мог выносить это дерьмо, и вызвался "скататься дробовиком"********** на грузовике, вывозящем мусорные баки на свалку. Водитель, закрепленный за столовой на постоянной основе, ездил туда каждый день. Мы стали в некотором роде друзьями, и он сказал, чтобы я попросил сержанта Переса назначить меня на вывоз мусора.
Когда я это сделал, старый ублюдок ухмыльнулся и сказал: "Ридывой, ты длжно совсем грбаным умом трнулся. Хтя двигай дывай, действуй. Тока учти, маи бачки врнуть чыстеньки, кык новые". Он ушел, хихикая себе под нос. Во что мой приятель собрался меня втянуть?
Когда мы дотянули до свалки, к грузовику бросилось около двух сотен гражданских, в основном детей. Глядя, как они толпятся вокруг, я решил, что моей М-16 с семью магазинами явно не хватит. Мой приятель только улыбнулся, вылезая из грузовика и отходя в сторонку. Не теряя ни минуты, я сделал то же самое.
Вьетнамцы, тащащие пустые контейнеры и мешки, окружили машину. Несколько взрослых залезли в кузов и принялись подавать мусорные баки остальным, которые рассыпали содержимое тонким слоем на больших кусках картона. Вокруг каждой груды собралось по шесть-десять человек, принявшихся спокойно сортировать мусор. Я был поражен, насколько организованно они действовали. Было видно, что у них все отработано. Когда они, наконец, закончили разбирать хлам, оказалось, что для дальнейшего использования они отобрали девяносто процентов привезенного нами на свалку. Да этих людей стоило привезти в Америку! Мы могли заработать состояние на переработке твердых отходов.
Мы двое стояли рядом, куря сигареты и потягивая Колу, в то время как вьетнамцы, закончив с мусором, вымыли баки и загрузили их обратно в грузовик. Неудивительно, что он предложил мне вызваться на вывоз мусора! Работа была выполнена.
К нам подошло несколько ребятишек, выпрашивая сигареты и конфеты. Они отличались от настойчивых неприятных попрошаек, что мы видели в городе и вдоль Шоссе №1. Эти выглядели застенчивыми и довольно вежливыми, за исключением одного парнишки постарше по имени Тран. Ему было двенадцать и, черт возьми, по-английски он говорил куда лучше, чем сержант в столовой. Это была личность! Он уговорил нас дать ему пару пачек сигарет и шесть шоколадных батончиков, которые были у моего приятеля. Потом он повернулся и распределил их среди окружающей нас толпы детишек. Он удостоверился, чтобы всем что-нибудь досталось, но я заметил, что примерно десять процентов он оставил себе. Когда-нибудь из этого ребенка вырастет чертовски ушлый политик!
Когда наконец настало время возвращаться в столовую, дети махали нам и бежали по бокам грузовика, пока мы не выехали со свалки. Я чувствовал к ним глубокую симпатию. Эти дети Вьетнама были настоящими жертвами войны.

25 июля 1968

На утреннем построении капитан Фиттс сообщил, что в разведотделе дивизии подозревают, что в течение следующих месяца-двух противник затеет какое-нибудь наступление, предположительно в начале сентябрьского сезона муссонов. Президентские выборы, которые будут проходить в Штатах в ноябре, были важны и для врага. Состоявшееся прямо перед выборами успешное совместное наступление VC и NVA с большими потерями среди американцев могло дать много голосов противникам продолжения войны. Ротный сказал, что для предотвращения этой угрозы нам в ближайшем будущем предстоит выполнить множество задач.

26 июля 1968

Дождь начал поливать ранним утром, сразу после рассвета, и все не утихал. Я никогда не видал такого дождя. Он шел сплошной стеной. К закату он, наконец, стих, оставив все вокруг мокрым и грязным. Кто-то из Старых Грязных Пижонов сказал нам, что такой дождь на весь день, это всего лишь анонс того, что будет, когда начнутся муссоны.
Сидя на мокрой койке, я написал письмо домой, попросив невесту послать мне несколько банок "Скотчгарда"***********. Может так удастся держать мое камуфло хоть немного менее влажным. Мне стало любопытно, а что если самому опрыскаться этой штукой?
Обильные дожди не спасли Ларри Чэмберса, Кена Миллера, Дона Харриса, и меня от восьмичасового наряда на сжигание дерьма, в ходе которого мы чуть не потонули. Этот наряд можно смело ставить в один ряд с назначением на парный пост прослушивания посреди долины Ашау (да-да, всего вдвоем) или на обезвреживание мин и ловушек для морпехов. В общем, это была не лучшая работенка в Наме. Теперь добавьте к этому дождь – примерно два дюйма в час, и сможете представить, какая у нас была развлекуха. От дня, проведенного в черном дыму, воняющем как обосранный нефтяной факел, даже у самого жесткого LRP будет воротить с души. Добавьте сюда изрядную долю пара и отсутствие хоть малейшего ветерка, способного рассеять вонь, и в конце дня вы будете пахнуть как шестилетние сандалии Хошимина, снятые с валяющегося на дне траншеи сожженного напалмом гука.

* Игра слов. Бронзой (brass, high brass) традиционно именуются старшие и высшие офицеры (прим. перев.)
** Танг (Tang) – напиток с фруктовым вкусом. Поставлялся как в виде порошка-концентрата, так и в уже готовом виде. В 1962 году он был отобран НАСА и включен в меню американского астронавта Джона Гленна, выполнявшего в ходе полета на космическом корабле "Меркюри" эксперимента по приему пищи в условиях невесомости. После этого продажи напитка взлетели до небес, т.к. он стал ошибочно ассоциироваться с американской космической программой. В 2013 году другой американский астронавт, Базз Олдрин, заявил, что: "Танг был полным отстоем" (прим. перев.)
*** Общее прозвище сортов виски, производящихся в штате Теннеси, закрепившееся за ними еще со времен Сухого Закона (прим. перев.)
**** Термин из американского футбола. Лайнмены (linemen) – игроки нападающей команды, выстраивающиеся в линию нападения с задачей блокировать игроков защиты противника (прим. перев.)
***** Еще один термин из американского футбола. Тачдаун (touchdown) зарабатывается, когда игрок с мячом забегает в очковую зону соперника или получает пас, находясь в очковой зоне соперника. Дает команде 6 очков (прим. перев.)
****** Свинья, свинка (pig, piggy) – жаргонное прозвище единого пулемета М-60 (прим. перев.)
******* Статья 15 (Article 15) – дисциплинарные взыскания, налагаемые на военнослужащего непосредственным начальником за незначительные нарушения (прим. перев.)
******* Стандартным методом избавления от содержимого полевых туалетов во Вьетнаме было поливание их дизельным топливом и сжигание. Это был, пожалуй, один из самых ненавистных видов нарядов (прим. перев.)
********* Знак боевого пехотинца (CIB – Combat Infantry Badge) знак, которым награждается пехотинец (или военнослужащий подразделения, приравненного к пехоте), принимавший непосредственное участие в боевых действиях. Участие в каждой следующей войне или приравненной к ней кампании обозначается звездой, располагающейся на венке знака. Знак с двумя звездами обозначает, что военнослужащий участвовал в трех войнах (прим. перев.)
********** "Езда дробовиком" (riding shotgun) – езда на пассажирском сиденье рядом с водителем. Словосочетание берет свое начало из вестернов первой половины 20 века, где обозначает вооруженного коротким дробовиком (или винтовкой) почтового служащего или одного из пассажиров, сидящего рядом с кучером дилижанса. На самом деле во времена Дикого Запада такой человек назывался курьером (express messenger) или, иногда, курьером с дробовиком (shotgun messenger) (прим. перев.)
*********** Скотчгард (Scotchgard) – водоотталкивающая пропитка для ткани производства фирмы 3М. Рецептура была случайно получена химиками компании Пэтси Шерман и Сэмюелем Смитом в 1952 году. В 1972 году состав был запатентован (прим. перев.)

 

27 июля 1968

Снова шел дождь, но не такой, как в предыдущий день. Большинство из нас провело день в помещении, за карточными играми, написанием писем, и просто пытаясь остаться сухими.
Пришло известие, что капитана Фиттса переводят в оперативный отдел дивизии. Я так толком и не узнал его. Он хорошо исполнял свои обязанности, но казался чересчур сдержанным в отношении людей под его командой – определенно не тот, ради кого можно броситься на гранату.
Предполагалось, что нашим новым командиром роты станет капитан Шеперд. Ходили сплетни, что его в срочном порядке перевели из линейной роты после того, как ее личный состав выдал на него контракт*.
Капитан Шеперд появился к концу дня и немедленно принялся за завоевание наших сердец и умов. Даже не дождавшись, когда капитан Фиттс покинет расположение роты, новый командир объявил общее построение и объявил, что вводит кое-какие нововведения, вступающие в силу немедленно:
1. Обязательные общие построения – трижды в день.
2. Прием пищи обязателен для всех. Рота должна следовать в столовую строем, в полном составе.
3. Никто не имеет права покидать расположение роты без увольнительной, выписанной первым сержантом.
4. Каждое утро будет физподготовка, включающая четырехмильную пробежку по Кэмп Игл – до штаба дивизии и обратно в расположение роты.
5. Формой одежды при нахождении в расположении является джангл фетиз** и мягкий головной убор. Форма одежды должна соблюдаться постоянно за исключением принятия душа и сна.
6. Ежедневно будут вывешиваться списки нарядов и работ. Наряды на уборку территории, наполнение мешков песком, постройку бункеров и укрепление уже имеющихся будут ежедневными. Исключение будет составлять день подготовки к выходу и сутки отдыха после него. Рабочей формой одежды будет джангл фетиз и головной убор.
Возмущенный ропот поднялся сразу после того, как строй был распущен. Кто-то должен был предупредить Шеперда, что все это дерьмо ни разу не покатит. Он был не в Беннинге, и квартировали мы вовсе не в Штатах.

28 июля 1968

Снова поливает. Помимо страданий от дождя, дерьма на наши головы добавил капитан Шеперд. К полудню он наложил три взыскания – два за отсутствие на утреннем построении, и еще одно за нарушение субординации. Троих разжаловали из категории Е-4 в E-2. Это было форменное безумие. Проведя в роте двадцать четыре часа, он оказался на третьем месте в списке дерьма, сразу за NVA и гнилой мандой.
Во время полуденного построения появился подполковник, сообщивший, что в устроенную на прошлой неделе одной из рот 327-го полка засаду попал курьер с кое-какими документами. Их перевод показал, что штаб Вьетнамской Народной армии объявил награду в 100000 пиастров за любого взятого в плен живьем LRP. Это равнялось тысяче американских долларов. Далее в документах заявлялось, что награда за командира группы LRP составит 150000 пиастров (1500 долларов). Мы стояли с сияющими улыбками. Очевидно, Дядюшке Хо не нравились, что мы шпионим у него на заднем дворе. В тылу строя кто-то вполголоса пробормотал: "Интересно, а сколько дадут за капитана Шеперда?"
Парень из 1-го взвода привез дворняжку из утренней поездки на почту в Пху Бай. Она была похожа на маленькую немецкую овчарку, но с хвостом бубликом – как почти у всех собак в Наме. Мы немедленно сделали ее талисманом роты, а один парень из Джорджии дал ей кличку Дикси.

29 июля 1968

Капитан Шеперд на утреннем построении объявил, что в Армии США не полагается иметь никаких иных животных, кроме служебных или розыскных собак. И мы должны будем избавиться от Дикси. Ебать! Вот жопа! Нужно будет спрятать ее, пока не стихнет вонь, или он просто не забудет про нее. И так вся дивизия считает, что вся наша рота – стадо животных! Похоже, этот ублюдок хочет, чтобы мы все поувольнялись! Если бы взгляды могли убивать, похоронной команде пришлось бы собирать куски Шеперда по всему Кэмп Игл.

30 июля 1968

В сумерках две наши группы вышли в район около базы Венгель. Я был дежурным по связи с полуночи до шести утра, находясь с Шугеэром в помещении ТОЦ. Около 03.30 капитан Шеперд вошел в здание и спросил, не поступало ли от групп докладов о чем-либо. Я оторвался от написания письма невесте, а Шугеэр, тихонько наигрывавший на гитаре, ответил: "Отрицательно, сэр. Все тихо".
Ротный кивнул и сказал: "Хорошо! Я буду у себя. Вызовите, если что-нибудь произойдет".
Когда Шеперд повернулся, чтобы уйти, Шугеэр положил гитару, встал с фонарем в руке, и предложил сопроводить капитана к его палатке. Шеперд принял предложение, и оба вышли из здания. Ротный шел первым.
Спустя двадцать секунд ночь разорвал взрыв. Я увидел вспышку за плечом и в тот же момент через затянутое сеткой окно за моей спиной в ТОЦ влетели осколки и щебень. Решив, что это минометный обстрел, я бросился на пол и заполз под стоящий возле стены стол.
Я услышал, что в направлении палатки командира кто-то кричит от боли. Должно быть, первую мину получили Шеперд с Шугеэром. Поняв, что других взрывов не последовало, я дополз до двери и бросился в ночь, к все еще кричащему солдату.
Я нашел Шугеэра склонившимся над ротным на входе в офицерскую палатку. Подняв оброненный командиром группы фонарь, я направил его на капитана Шеперда. Его правая ступня была почти оторвана возле самой лодыжки. Похоже, он испытывал невыносимую боль. Шугеэр не был ранен, но, кажется, пострадал от взрывной волны. Он смог отозваться, когда я спросил его, все ли с ним в порядке.
Тут подбежало еще несколько LRP, включая Дока Проктора, медика из 1-го взвода. Док осмотрел рану и вколол Шеперду в бедро шприц-тюбик морфия. Тот вскоре затих и лишь слегка постанывал.
Док с двумя сержантами отнесли его к ротному джипу, припаркованному на горке выше дежурки, и на нем отвезли в дивизионную медсанчасть. Я был точно уверен, что Шеперд уже не вернется. Его счастье, если он не потеряет ногу. В темноте кто-то пробормотал: "Этот заебыш больше не сможет пнуть тут ни одной задницы". Первый сержант ответил: "Хватит этого дерьма. Валите по койкам, мужики".
Шугеэр и я вернулись в ТОЦ. Со всеми этими волнениями мы позабыли, что у нас группы в поле. Мы вызвали каждую из групп для ситрепа. Слава Богу все было по-прежнему тихо. Шугеэр сказал, что на следующий день "дерьмо попадет на вентилятор".

31 июля 1968

Утреннего построения не было. Не было и физподготовки. Атмосфера была тяжелой, как затишье перед бурей. Просочились слухи, что где-то после обеда прибудет группа из отдела расследований, собирающаяся опросить личный состав роты о произошедшем ночью инциденте. Шеперд наступил на установленную на входе в палатку противопехотную мину М14***. Это не был миномётный обстрел. Армия собиралась найти виновных и наказать их по полной. Если бы эти сучьи дети сначала расследовали действия Шеперда, возможно, ничего этого и не случилось бы.
Примерно в 13.00 прибыло два джипа с шестью сотрудниками отдела расследований. Первый сержант кратко переговорил с ними, а затем, подойдя к каждой из палаток, приказал всем оставаться внутри, пока нас не вызовут.
Опрос должен был происходить в палатках офицеров (кроме палатки Шеперда) и в складской палатке. Трое занимались осмотром места происшествия, в то время как другие трое вели опрос.
Когда подошла очередь, я прошел на склад и встал по стойке "смирно" перед сидящим за столом человеком в форме, выглядящем лет на двадцать пять или около того. Я не знал, должен ли отдавать ему честь или обращаться "сэр", поскольку на его форме не было никаких знаков различия.
Он предложил мне садиться. Мое личное дело лежало раскрытым на столе между нами. Он попросил, чтобы я назвался и сообщил все, что мне известно о случившемся прошлой ночью, когда был ранен капитан Шеперд.
Его, казалось, впечатлило то, как я изложил события. Хоть я и нервничал, но отвечал правдиво, ясно и без колебаний. Он также отметил, что я был вторым в цепочке свидетелей и первым, прибывшим на место событий.
Он откинулся на стуле и сообщил, что все, что я ему скажу, будет держаться в строжайшей тайне. Затем он спросил, знаю ли я кого-нибудь в подразделении, кто был бы способен проделать такое. Так вот что это была за игра! Он хотел, чтобы я донес на своих товарищей LRP! Очевидно, он плохо понимал нас. Я сказал, что по моему мнению, любой в роте мог, и, вероятно, имел возможность это сделать. Он спросил, включаю ли я в их число и себя? Я ответил: "В точку, сэр!"
Затем он пожелал узнать, нравился ли мне капитан Шеперд. Я сказал ему, что серьезно сомневаюсь, нравился ли он даже собственной матери. Такой ответ, казалось, несколько озадачил его, и я забеспокоился, не далековато ли зашел.
Тогда он очень вежливо спросил: "Рядовой, это вы установили мину в палатке своего командира роты?" Так вот как! Теперь я был разъярен. Этот самодовольный сукин сын не собирался спускать это дерьмо на тормозах. Я ответил: "Нет... нет. Я подумывал об этом, сэр, но не испытывал особо сильного желания стоять в столь длинной очереди".
О Господи, взглянув в его лицо, я понял, что он безумно хотел бы отправить мою задницу во Вьетнам. У него сложилось действительно негативное мнение обо мне, и он, захлопнув мое личное дело, встал и отпустил меня. Я вскочил, самым четким образом отдав ему честь (просто так, для безопасности), повернулся кругом, и убрал свою задницу из палатки. Черт, я чувствовал себя великолепно!
Когда опрос почти закончился, рядом со складом боеприпасов рванул ящик гранат со слезогонкой. Следователи и LRP стремительно разбежались. К счастью, довольно сильный ветер, дувший в сторону периметра, рассеял облако CS, унеся его на северо-восток.
Порядок был быстро восстановлен и опрос продолжился. В 18.30 служащие отдела расследований вернули наши личные дела в канцелярию, собрали свои заметки, и уползли восвояси – под те камни, под которыми жили.

* Собрались убить его. Идиома, берущая начало в гангстерском сленге времен Великой Депрессии и Сухого Закона (прим. перев.)
** Тропическая боевая форма одежды (Tropical Combat Uniform) (прим. перев.)
*** М14 – противопехотная фугасная мина нажимного действия. Имеет небольшой разрывной заряд (29 граммов тетрила), поэтому типичным повреждением при подрыве на М14 являются травматическая ампутация стопы до плюсны. Из-за этого данная мина получила неофициальное прозвище “отрыватель пальцев” (Toe-Popper) (прим. перев.)

 

1 августа 1968

На утреннем построении первый сержант объявил, что до дальнейших распоряжений наша рота выводится в резерв. Выходов больше не будет? Такого никто не ожидал. "Главный" также заявил, что комментарии следователей по итогам опроса были довольно любопытными. По его словам, они сделали вывод, что, по меньшей мере, сорок процентов личного состава роты составляют психопаты. Еще сорок процентов страдает манией величия. А остальные – просто сумасшедшие преступники. Весь строй разразился радостными воплями. Боже, наконец-то они поняли нас! А мы-то подумали, что просто очень не понравились им.
Первый сержант распустил строй. Клянусь, когда он отвернулся и отправился к себе, на его лице была широкая улыбка.
Примерно в 15.30 подъехал джип, из которого вылез боевитого вида чернокожий майор, спустившийся в дежурку. Вскоре разнеслась весть, что прибыл наш новый ротный.
На вечернем построении майор представился и заявил, что в дивизии офицеры тянули соломинки, чтобы узнать, кто будет командовать нами до назначения нового командира роты – и он проиграл.
После построения из поездки в Хюе вернулся сержант Аршольц. Он был из другой группы, с которой жили в одной палатке. Едва он вошел и сел на койку, пистолет .45 калибра, висевший в наплечной кобуре под одеждой, выстрелил, оторвав спину его куртки и едва не попав в "вишенку"-PFC, сидящего на соседней койке. К счастью, никто не пострадал. Следующие пятнадцать минут "первая рубаха"* провел, наслаждаясь задницей молодого сержантика.

4 августа 1968

С момента происшествия с Шепердом у нас не было никаких заданий. Все затихло. Скука и бездеятельность вели к тому, что время, казалось, еле тянулось. Я начал понимать, почему мы все так бросались на любую возможность пойти на задание. Не только ради приключений. В буше время шло быстрее. А чтобы заставить время идти побыстрее, все средства были хороши.
Новый командир согласился выпустить роту за проволоку на дневное прочесывание. Шугеэр убедил его, что LRP не выдержат, долго сидя без дела. Они начнут превращаться в радикалов и будут творить сумасшедшее дерьмо – наподобие того, что случилось с бедным капитаном Шепердом. Он быстро согласился, что, пожалуй, нам будет полезно выйти и немного попатрулировать. Не думаю, что майор был засранцем, или кем-то вроде того, но мало кто упускал тот факт, что большую часть своего времени он проводил вне расположения роты.
Патрулирование заняло всего половину дня, но оно действительно разбило монотонность. Позаимствовав у парня из другой группы кинокамеру, я взял на патрулирование несколько катушек пленки формата Супер 8.

5 августа 1968

Сегодня приданные нам рейнджеры ARVN и их советники убыли в Дак То. Эксперимент полностью провалился. Только три наших группы выходили на реальные задачи со своими азиатскими коллегами. Когда одна из групп вступила в контакт на LZ, двое арвинов бросились в центр периметра и оставались там в ожидания эвакуационного борта. Они отказались сражаться и оборонять свою часть периметра. Командир группы едва не пристрелил обоих.
Еще в двух группах были вполне ожидаемые проблемы с общением. Кроме того, они сказали, что испытывали чертовские трудности, пытаясь заставить их быть тихими. Рейнджеры-арвины действовали, как будто находились на каких-нибудь учениях, а не посреди индейской территории. Кроме того, их не раз засекали спящими на посту, и вообще им нельзя было доверять.
Они были обузой, а в патруле LRP обузе не место. Мы не жалели, что избавились от них.

6 августа 1968

Капитан Кен Экланд прибыл, чтобы заменить майора в качестве постоянного командира нашей роты. Наш майор, не теряя времени, убыл из расположения. Он не задержался даже чтобы попрощаться.
Новый командир был выпускником Вест Пойнта, родом из Массачусетса. На полуденном построении он обратился к нам, сообщив, что слышал об инциденте с Шепердом, и он надеется, что из нашего плана что-то вышло. По крайней мере, у него было чувство юмора.
Он сказал, что это его второй срок, а предыдущий был в 65-66 году в 1-ой бригаде 101-й дивизии. Он провел весь год в качестве командира взвода и больше всего гордился тем, что, несмотря на участие во многих боях, в его подразделении не было потерь. Теперь он ставил себе задачу добиться того же с LRP. Похоже, это был офицер нашего сорта!
Он сказал, что когда вызвался добровольцем командовать LRP, остальные капитаны в дивизии выдохнули с облегчением. Он искал себе сложную задачу, и, похоже, нашел ее. Он отметил, что в штабе дивизии все стояли за роспуск LRP, но новый комдив, генерал Мелвин Зэйс, решил дать нам еще один шанс. Мы ждали хороших офицеров, и они, похоже, прибыли.

7 августа 1968

Около восьми вечера седьмого числа, легкий самолет-разведчик обнаружил колонну из примерно четырехсот NVA, направляющуюся в сторону Кэмп Игл. По всему расположению была объявлена красная тревога. Надев бронежилеты и каски, рота заняла позиции на периметре. Мы поставили дополнительные сигнальные растяжки и Клейморы у проволочных заграждений и перед нашими огневыми позициями и устроились ждать.
На протяжении следующих шести часов осветительные ракеты сыпались на периметр непрерывным дождем. Это очень расстраивало нас. Все, чего мы этим добьемся – отпугнем NVA. А мы жаждали их мяса, черт возьми!
Около полуночи полил дождь, и тревога была снижена на один уровень. Половину роты отправили спать по палаткам, но с приказом отбиваться не раздеваясь и держа снаряжение под рукой.
Дождь шел весь остаток ночи и утро. Противник, похоже, убрался восвояси. Проклятые ракеты! Мы с таким нетерпением ждали хоть какого-то экшена. У нас давненько ничего не было, а уж встретить мистера Чарли, сидя на укрепленных позициях – такое случалось нечасто. Это было бы классное развлечение.

9 августа 1968

Капитан Экланд вернулся из штаба дивизии и приказал роте построиться. Он объявил, что скоро мы снова приступим к выполнению задач. Отличные новости! А то LRP начали превращаться в паршивых REMF**.
Первые задачи предстояло выполнять в Ашау. Мы должны были отправиться туда со взводом саперов и парой рот пехоты. Пехтура должна была прочесывать местность и обеспечивать охранение саперам, устанавливающим минные поля вокруг всяких там дорог и троп, идущих по дну долины.
А мы пойдем следом, распихивая вдоль троп и по перекресткам дорог "черные ящики". Задача состояла в том, чтобы хотя бы частично воспрепятствовать массированному проникновению противника с территории Лаоса в южный Вьетнам через долину Ашау. Долина представляла собой естественный двадцатипятимильный коридор, идущий от лаосской границы на северо-восток, заканчиваясь в двенадцати милях от треугольника, образуемого Кэмп Эванс на севере, городом Хюе на востоке, и Кэмп Игл/Пху Бай на юге.
В течение многих лет долина была вражеской крепостью. Попытки вторжения в нее, предпринимающиеся американскими и южновьетнамскими войсками, вели к тяжелым боям и большим потерям. Ашау была единственным местом, где NVA, похоже, решили закрепиться и стоять насмерть.
С недавнего времени некоторые из наших групп LRP начали отмечать присутствие в долине бронетехники и ночные полеты вертолетов. Часто наблюдались фары грузовиков, движущихся взад-вперед по долине.
Можно было нанести по их дорогам Арк Лайт, но на следующий день в обход поврежденных участков возникали новые пути. Вся долина была усеяна 37-миллиметровыми зенитными орудиями с радиолокационным наведением и крупнокалиберными пулеметами, регулярно сбивавшими множество американских самолетов и вертолетов.
Американские базы огневой поддержки, расположенные на восточном краю долины, постоянно обстреливались 130-миллиметровыми орудиями с позиций, находящихся у самой границы с Лаосом. Все чаще и чаще базы подвергались атакам пехоты противника. Ашау была местечком не для робких.
Долину постоянно бомбили Б-52, но и они не могли выбить врага с позиций. По оценке разведотдела, в долине и окружающих ее горах находилось двадцать пять батальонов NVA (более 10000 человек).
Едва американцы начинали какие-нибудь наземные операции в долине, NVA тихо оттягивались в свой "заповедник" на лаосской территории. Но стоило нам вывести войска, как они тут же возвращались обратно.
Мы оценили то, что ротный заступился за нас. Мы знали, что он ставил под удар свою карьеру, приняв подразделение в момент, когда наша популярность в дивизии была явно не на высоте.
В конце дня мы с Франком Суза отправились к бункеру с боеприпасами получать Клейморы и гранаты для предстоящего выхода. На подходе мы увидели, что несколько LRP мечут стрелы в круглую соломенную мишень, установленную перед складом боеприпасов.
Когда мы подошли, они прекратили стрельбу, чтобы дать нам пройти. Одним из стрелков был Райдер, сделавший вид, что целится в нас. Мы запрыгнули за рифленую металлическую дверь бункера и в шутку завопили, что он не попадет, если соберется стрелять. Франк, дразнясь, высунул руку из-за двери. Я услышал тупой удар и, обернувшись, увидел, Франка, стоящего со стрелой, торчащей из основания большого пальца.
Остальные LRP подбежали с изумленными лицами. Похоже, Райдер выстрелил в дверь и промазал в тот самый момент, когда Франк высунул руку.
Хотя стрела была тупая, Суза мучился от боли. Мы затащили его в ротный джип и бросились в санчасть, находящуюся через холм от нашего расположения. Мы пробыли там с ним, пока его не эвакуировали в Пху Бай. Медик в санчасти сказал, что у него, возможно, поврежден сустав. Он пошутил, что Франк получил "рану на миллион долларов"*** и его, наверное, отправят в Штаты.

10 августа 1968

Наша группа высадилась на рассвете в холмах, возвышающихся над северным краем Ашау. Задачей было обнаружение зенитных орудий с радиолокационным наведением, в начале июля сбивших за три дня одиннадцать вертолетов. Если мы их найдем, то должны будем сообщить их координаты и запросить артиллерийский или авиационный удар по их местоположению. Они были той самой причиной, по которой 9 июля был отменен выход на установку "черных ящиков".
Высадка прошла гладко. Полчаса спустя была высажена еще одна группа, в шести кликах к югу от нас. Потом заморосил мелкий дождик, продолжавшийся весь остаток дня. В хорошую погоду Ашау была весьма опасным местом. А при такой погоде она могла стать смертельной.
Мы двигались медленно, держась подальше от многочисленных тропинок, тянущихся через нашу АО. Мы не могли быть уверены, что услышим противника до того, как увидим его. Дождь глушил все звуки. Обычно при такой погоде группе LRP стоит задуматься о возвращении, но мы предположили, что дождь не настолько силен, чтобы воспрепятствовать полетам вертолетов, и решили рискнуть.
В первый день ничего не произошло. Мы НОП-нули у самой вершины хребта, между тропинок, идущих выше и ниже нас. Холодная и влажная ночь тоже оказалась небогата событиями, но мы провели ее в полной готовности.

11 августа 1968

Начав движение с рассветом, мы продолжили поиск. Склоны были скользкими, что сильно затрудняло перемещение.
Около 09.00 мы услышали голоса впереди, метрах в пятидесяти. Вскоре после этого раздалось звяканье металла. Мы отошли и запросили артиллерийский обстрел предполагаемых вражеских позиций. Когда район был засыпан 105-миллиметровыми снарядами, примерно в двухстах метрах произошел вторичный взрыв. Мы знали – NVA поймут, что в районе есть кто-то, ищущий их орудия, и, не тратя зря времени, отправятся нас искать. Мы "ди-ди"**** оттуда, отправившись к точке эвакуации, находящейся на противоположном склоне долины.
Час спустя другая группа наткнулась на крупнокалиберный пулемет с расчетом из четырех человек и убила двух из них. Остальные двое сбежали, бросив 12,7-миллиметровый пулемет на зенитном треножном станке. Оба были на счету специалиста четвертого класса Марти Мартинеса. Группа запросила эвакуацию и была вывезена вместе с пулеметом.

* Первая рубаха (first shirt) – прозвище первого сержанта (прим. перев.)
** Тыловые ёбари (REMF – Rear Echelon Mother Fucker) (прим. перев.)
*** Ранение, не представляющее опасности для жизни и не влекущее перманентной потери здоровья или инвалидности, но при этом позволяющее на длительное время (или насовсем) избежать участия в боевых действиях (прим. перев.)
**** Ломаное вьетнамское "пошли-пошли", "ходи-ходи" – от "Ди" (di) – "идти" по-вьетнамски (прим. перев.)

 

12 августа 1968

Мы получили предварительное распоряжение на ночное патрулирование с устройством засады в полутора кликах к западу от Кэмп Игл. Нас должны будут высадить с вертолета в сумерках тринадцатого. Дождавшись темноты, мы двинемся на место. Командование в группе получит Тонини. Шугеэру осталось три недели до окончания службы, и он уступал свое место.
Еще одну группу высадят с грузовика в трех кликах к северу от нас. Ландшафт в обеих AO составляли пологие, поросшие травой холмы высотой двадцать пять-пятьдесят метров, окружающие Кэмп Игл с трех сторон. Единственными путями скрытного подхода к периметру лагеря были ложбины между холмами. Вдоль большинства ложбин тянулись кусты и перелески. Кое-где вдоль обеих сторон зарослей шли тропы. Расквартированные в Кэмп Игл пехотинцы и саперы время от времени устраивали там засады, но редко вступали в контакт. Мы полагали, что эти тропы, скорее всего, прокладывают и поддерживают в порядке жители окрестных деревень, использующие их, чтобы добираться до отдаленных рисовых полей и садов. Разумеется, при действующем от заката до рассвета комендантском часе, любой, шатающийся ночами по этим тропам – либо VC или NVA, либо полнейший идиот.

13 августа 1968

Высадка на закате прошла как обычно. Мы оказались примерно в полукилометре к югу от Шоссе 547, идущего из Кэмп Игл мимо баз Бастонь и Бирмингем к долине Ашау.
Мы быстро пересекли несколько небольших высоток и двинулись по обратному скату одного из доминирующих над местностью холмов. Склон, обращенный в сторону Кэмп Игл, был усеян низкими кустами, на вершине же растительности почти не было. Позиция для засады будет на гребне, возвышающемся над двумя тропами, которые огибали холм с севера и юга, сливаясь на востоке и исчезая в зарослях, заканчивающихся в паре сотен метров от западного периметра лагеря. Наше господствующее положение было превосходно, обеспечивая нам полный контроль высоты и зоны поражения. Проблем с укрытием не было. Пока мы будем лежать, противнику будет не во что стрелять. А вот маскировка – это совсем другое дело. Мы ощущали себя выставленными на обозрение как сосок на груди.
Тонини и Райдер остались на вершине холма, в то время как остальные спустились по склону, чтобы устроить минную засаду, поставив наши восемь Клейморов в виде перевернутой буквы U. В зоне поражения оказывались обе тропы и место их пересечения. Мы сделали взрывную сеть, объединив мины в две группы по четыре штуки. Таким образом, мы могли задействовать их вдоль одной или другой тропы или, если потребуется, на обоих одновременно.
К 20.00 мы вернулись на позицию. Тонини поставил еще два Клеймора в нашем тылу – "просто на всякий случай". Мы устроились ждать, не особо ожидая каких-либо действий.
Чтобы иметь возможность видеть в темное время, мы взяли с собой ночной прицел. Их было всего две штуки на роту. В то время такие прицелы были примером самых современных технологий. Нас проинструктировали, что, если вдруг окажемся в ситуации, когда будет неизбежен захват или потеря одного из них, мы должны будем уничтожить его, даже рискуя собственными жизнями.
Ночники, использовавшие любые рассеянные источники искусственного или естественного света, давали слегка расплывчатую, зеленоватую, светящуюся картину окружающей местности на дальности примерно до четырехсот метров. Качество зависело от уровня освещенности. Мы очень редко брали их с собой в поле. Прежде всего, потому что в джунглях они были неэффективны. Кроме того, мысль о том, чтобы рисковать жизнью, дабы не допустить их попадания в руки врага, была нам отвратительна. LRP прежде всего заботились друг о друге.
Зона поражения нашей засады составляла порядка ста метров в длину. Клейморы стояли примерно на десять метров выше троп, нацеленные немного вниз. Все, оказавшееся на открытом месте в момент их взрыва, превратится в мертвое мясо. Фланги зоны поражения засады, кроме того, прикрывались пулеметами М-60 с тысячей патронов на ствол. С таким боекомплектом "шестидесятый" способен на серьезный "разговор".
Примерно в 21.00 свой обычный облет начал "Светлячок"*, выписывая восьмерки взад-вперед над лежащей перед нами долиной.
Внезапно М-60 с вертолета открыл огонь по узкой группе деревьев на конце ближайшего к периметру Кэмп Игл перелеска. Со стороны периметра к нему присоединилось еще два М-60 и счетверенный пулемет .50 калибра, смонтированный на грузовике. Взлетели осветительные ракеты, повиснув на парашютах и медленно дрейфуя к деревьям. Мы были на разных частотах с вертолетом и бункерами периметра, так что могли лишь предполагать, во что они там лупят.
Здоровенные трассеры .50 калибра рикошетом полетели над местом нашей засады, заставив нас сняться с позиций и искать убежища на обратной стороне холма. Мы чувствовали себя не очень комфортно, лежа перед двумя нашими тыловыми Клейморами, но в тот момент это было безопаснее, чем оставаться на открытом гребне, где над головой свищут красные огненные клубки размером с кулак. У всех пуль есть одна общая черта: после покидания патронника их абсолютно не ебет, в кого они прилетят.
Болтающиеся под парашютами "люстры" освещали местность, превращая ночь в день. Мы, чувствуя себя совершенно открытыми и своим, и чужим, остались лежать, сохраняя неподвижность. Тонини прошептал, что скоро нам придется возвращаться на позиции, независимо от летающих там пуль. Находящиеся между нами и периметром гуки, отходя, должны будут пройти мимо нас, а из нашего укрытия мы не можем наблюдать за зоной поражения.
Светлячок отвалил в сторону, когда пара Хьюи-ганшипов зашла с севера. Когда они маневрировали, выходя в атаку, откуда-то из леса прямо перед нами в их сторону, описывая пологую дугу, полетели зеленые трассеры. Судя по длине очередей, по вертолетам стреляли из пулемета РПД. Через несколько секунд к нему присоединилось три или четыре АК, располагавшихся среди деревьев вокруг РПД.
Не обращая внимания на огонь с земли, ганшипы сделали два захода, обработав перелесок Миниганами и ракетами. С нашей точки эта демонстрация огневой мощи выглядела весьма впечатляюще.
Выполнив заходы, ганшипы отвалили в сторону, ушли на высоту и принялись кружить над районом. Светлячок вернулся, зависнув над деревьями и водя туда-сюда прожектором. Яйца этого пилота были достойны восхищения! Всего несколько секунд назад с расстояния меньше ста пятидесяти футов по вертолетам вело огонь, по меньшей мере, пять единиц автоматического оружия.
Пара AK снова открыла огонь по LOH, заставив его отойти. Над перелеском начали вспыхивать осветительные ракеты, которые сносило к нашим позициям. С кружащимися над головой ганшипами мы боялись даже шевельнуться. У нас не было связи с вертолетами или охраной периметра. Мы даже не были уверены, знали ли они о том, что мы были тут. Если они обнаружат нас и откроют огонь, мы не проживем достаточно долго чтобы добраться до укрытия.
Тонини приказал Райдеру связаться с ротным, находящимся в расположении, чтобы тот позвонил по телефону в штаб дивизии. Кто-нибудь должен был сообщить о нашем местонахождении на ганшипы и периметр. Ротный сказал, чтобы мы оставались на месте и ждали распоряжений. На получение подтверждения потребуется минут десять.
Пока мы ждали, я взял ночной прицел и принялся осматривать перелесок. Ракеты давали слишком много света, делая ночник почти бесполезным.
Вскоре LOH вернулся вновь, на сей раз кружась с выключенными огнями. Пилота Светлячка, по-видимому, не волновало внимание, которое привлек его последний заход. По вертолету снова открыл огонь АК, заставив его шарахнуться от деревьев и, описав дугу, уйти прочь.
Теперь, когда прожектор погас, а ракеты догорели, я мог пользоваться ночником. Проследив по зеленым трассерам их источник, я вскоре смог обнаружить стрелка NVA, укрывшегося в группе деревьев тридцатифутовой высоты. Покрутив фокусировку прицела, я обнаружил еще движение – ближе к нашим позициям. Я различил троих солдат противника, бегущих вдоль опушки к нашей засаде.
Я наблюдал, как они подошли на двести метров к левому флангу зоны поражения, а затем залегли. К ним присоединились еще двое, затем они снова начали двигаться, войдя уже непосредственно в зону поражения.
Когда они оказались всего в шестидесяти метрах, Тонини радировал, прося разрешения заняться ими. Ответ был отрицательным. Ротный все никак не мог достучаться до штаба, чтобы дать им наше местонахождение, и боялся, что если мы взорвем Клейморы, засекшие это ганшипы по запарке нас всех перестреляют. Не имея прямой связи с ними, он не желал рисковать.
Нам пришлось просто лежать там и смотреть, как пятеро вражеских солдат проходят через нашу зону поражения и уходят вверх по долине, скрываясь в плотной растительности. Разочаровывающая ситуация, однако в ней был здравый смысл!
Боевые действия перед нами, наконец, прекратились, и ганшипы ушли на свою базу. Светлячок некоторое время держался поблизости, пока тоже не решил отправиться на покой и не улетел на свою площадку.
Мы оставались в полной готовности, но остаток ночи не принес никакой активности в нашей зоне и вокруг нее. Если тут и оставались какие-нибудь вражеские солдаты, они, скорее всего, были мертвы или тяжело ранены. Кому-нибудь надо будет сходить туда на разведку, но делать это ночью будет безрассудно. Утром мы спустимся и поглядим на место событий вблизи.

14 августа 1968

Утром следующего дня мы сняли Клейморы и на скорую руку позавтракали, потом построились цепочкой и спустились с холма. Дойдя до перелеска, мы обнаружили несколько кровавых следов. Пара из них проходила прямо через центр нашей зоны поражения. Толи среди пяти NVA, которых мы видели той ночью, были раненые (хотя по мне так они выглядели вполне здоровыми), либо другие вражеские солдаты как-то прокрались обратно и под покровом ночи вытащили пострадавших. Я слышал много историй об умении противника проделывать это, оставаясь необнаруженным, но в первый раз сталкивался с этим на деле. Как бы то ни было, следы крови были единственным свидетельством того, что кто-то был в этом перелеске. Они даже собрали стреляные гильзы.
Мы радировали в роту, попросив разрешения пройти по следам. Это мог сделать даже слепой. И снова мы получили отказ без объяснения причин.
Взобравшись обратно на холм, мы принялись обедать, ожидая вертолета, который должен был нас подобрать. В такой близости к периметру можно было не принимать столь строгих мер безопасности, как в буше. Мы скатали маленькие шарики из C-4**, подожгли их, и через несколько секунд получили по кружке кипятка, которого хватило чтобы залить наши сублимированные пайки, и еще осталось на приготовление кофе.
Через полчаса, один из парней увидел двенадцать гражданских, приближающихся с севера. Они шли медленно, и, похоже, собирали ягоды или что-то в этом роде. Они были слишком далеко, чтобы можно было точно сказать, чем они занимаются. Что бы они там не делали, они изо всех сил старались выглядеть обычно.
Вскоре они достигли места ночной перестрелки. На наш взгляд это начинало выглядеть все подозрительнее. Мы наблюдали, как они прохаживались там взад-вперед. Наконец, один из них нагнулся и поднял что-то похожее на армейский рюкзак. Он был укрыт в высокой траве в самой середине перелеска. Мы, похоже, прохлопали его, когда досматривали местность!
Тонини радировал о наших наблюдениях и запросил разрешения перехватить их. На сей раз нам дали добро. Командир группы послал в преследование троих из нас. Мы сломя голову рванули вниз по холму и побежали вдоль южного края перелеска, стараясь как можно дольше оставаться вне поля зрения. Когда мы оказались в нескольких сотнях метров, один из них, похоже, увидел нас, поскольку они в бодром темпе принялись сматывать в направлении, с которого пришли.
Мы трое уже пробежали около тысячи метров в довольно быстром темпе, и наши физические резервы были на исходе. Тортелли, новичок в группе, завопил: "Стреляйте в них, стреляйте! Они вот-вот уйдут!" Мы все тяжело дышали, и я знал, что будет чистой удачей попасть в кого-то, движущегося так быстро на таком расстоянии. Кроме того, насколько мы знали, это были всего лишь гражданские. Если они не разбегутся, догнать их на лежащей перед нами открытой местности – всего лишь вопрос времени. Стрельба по ним могла выйти нам боком. Инцидент с Шепердом был еще слишком свеж, я не хотел снова столкнуться с людьми из отдела расследований.
Мы взяли почти спринтерский темп. Слава Богу, мы оставили наши рюкзаки остальным членам группы! Однако наше снаряжение и оружие весили тридцать фунтов, а то и поболее. Вьетнамцы тоже увеличили скорость. Они не бежали, но двигались очень быстрым шагом, нервно оглядываясь на нас через плечо.
Мы нагнали их примерно в двухстах метрах к югу от Шоссе 547, в трехстах метрах к западу от Кэмп Игл. Тортелли подбежал к старой чернозубой мама-сан и выхватил у нее большую плетеную корзину. Внутри лежал северовьетнамский армейский рюкзак. Он стоял, хватая ртом воздух, когда она попыталась отобрать ее обратно. Мы все настолько запыхались, что если бы они хотели, то могли задушить нас веревочкой от воздушного змея, а мы бы не смогли ничего поделать. Как бы то ни было, Тортелли прилагал все усилия чтобы справиться со старухой. Она продолжала дергать свою корзину, костеря его на чем свет стоит на своем пронзительном и отрывистом языке. Наконец, Тортелли навел на нее свой CAR-15 и перекинул предохранитель на "рок-н-ролл". Это сработало! Она отпустила корзину и подалась назад, продолжая ворчать и ругаться.
Шеррер и я щелкнули предохранителями, утихомиривая остальных вьетнамцев. Ну наконец-то до них дошло, что все происходит всерьез.
Тортелли заглянул в рюкзак и обнаружил, что он полон китайских гранат и брикетов взрывчатки C-4. Выражения лиц двенадцати гражданских сменились с гневных на виноватые. Они проебались, и понимали это.
Вскоре прибыл Тонини с остальными членами группы. Долго же они копались, впрочем они были перегружены, таща еще и наши рюкзаки. Пока мы обыскивали гражданских, он вышел на связь и сообщил о находках. Ротный приказал ему вывести их к дороге, забрав взрывчатку с собой.
Едва мы выбрались на шоссе, появился 2,5-тонный грузовик с двумя "эм-пи". Они забрали взрывчатку и вьетнамцев, погрузили их в кузов и отправились в Кэмп Игл. А нам пришлось тащиться полторы мили до нашего расположения. Грузовик за нами никто не послал!
Тем вечером NVA подорвали бензопровод и атаковали блокпост морпехов, охраняющий железнодорожный мост примерно в двух тысячах метров от нашего периметра. Оба объекта находились в окрестностях Шоссе №1. Это был второй впечатляющий фейерверк за несколько ночей. Насколько приятнее участвовать в перестрелке в качестве зрителя!

15 августа 1968

И вновь нас высадили с рассветом на хребте в двух кликах к югу от Нуй Ке. То, что нас так скоро снова отправили на задачу, было весьма необычно, но на тот момент мы были единственной боеготовой группой, находящейся не в поле. Райдер и Коротышка уступили свои места двум парням из другой группы, которая была выведена в резерв. Райдер хреново себя чувствовал, а Коротышка подвернул ногу, вылезая из палатки.
Мы спустились вдоль гребня хребта и нашли две ночных оборонительных позиции в десяти метрах от проложенной пехотной ротой старой тропы, идущей по вершине хребта. Один из новых парней нашел маленький тайник, зарытый в откосе позади одной из позиций. Похоже, его устроили уже довольно давно. Мы раскопали его и обнаружили около трехсот потускневших патронов к АК-47, четыре китайских гранаты и старый, потрепанный карабин М-2, завернутый в промасленную тряпку. Забрав оружие с собой, мы закопали обратно боеприпасы и гранаты, добавив ловушку из нашей гранаты. Было бы любопытно оказаться рядом и увидеть лицо того бедного ублюдка, который откопает ее.

16 августа 1968

На следующее утро мы эвакуировались с помощью лестницы. Нам не удалось найти на хребте прогалину достаточного для посадки вертолета размера. Я все еще еле волочил задницу после выхода на засаду, и карабканье в вертушку далось мне чертовски тяжело. Парень, лезущий передо мной, добавил сложностей, соскользнув со ступеньки, залезая в вертолет. Он отдавил мне четыре пальца на правой руке.

* Легкий разведывательный вертолет (LOH – Light Observation Helicopter), обычно именуемый "лоч" (loach) с закрепленным на шасси прожектором (прим. перев.)
** Пластичное взрывчатое вещество (ПВВ) на основе гексогена с добавлением полимерного связующего (полиизобутилена) и пластификатора (прим. перев.)

 

17 августа 1968

Нас уведомили, что в течение следующих двух недель наша рота не будет выполнять никаких задач. Предыдущей ночью начало поливать, и прогноз был весьма малообещающим. Похоже, в этом году сезон муссонов будет ранним. В обозримом будущем дождей станет еще больше.
Капитан Экланд оказался превосходным командиром роты. Он проводил с личным составом больше времени, чем любой из командиров рот на нашей памяти. Это было очень важно для нас, поскольку в его руках были наши жизни.
Тонини, Джон Соерс, Джим Шварц и я оказались заядлыми игроками в бридж. Как и капитан Экланд. Однажды ночью он прошелся по палаткам, собирая сторонников. Мы пятеро и примыкавший время от времени новый заместитель командира роты, лейтенант Оуэн Д. Уильямс (по прозвищу Оу-Ди), провели немало вечеров, наслаждаясь замечательной игрой. Капитан Экланд попросил нас во время игры звать его Кеном, поскольку не желал, чтобы его ранг оказывал влияние на чью-либо игру. Но вне его палатки все шло как положено.
Нас всех впечатляло его человеческое отношение и поведение. Это было изрядной редкостью среди офицеров, особенно Вест-Пойнтцев. После того, как мы узнали его, и поняли его чувства в отношении нас и остальных LRP роты, мы поняли, что наконец нашелся офицер, за которым мы пойдем куда угодно.
На бумаге рота F 58-го пехотного (LRP) состояла из двенадцати боеготовых групп по шесть человек, разделенных поровну между двумя взводами. Каждая группа состояла из командира, его заместителя, старшего и младшего радистов, старшего и младшего разведчиков. В расположении каждым взводом руководил взводный сержант, но они редко выходили в поле.
Штабная секция состояла из командира роты, его заместителя, первого сержанта, двух или трех писарей, и ротного водителя.
Секцией снабжения, фактически являющейся частью штабной секции, руководил сержант-снабженец, имевший под своей командой еще нескольких писарей.
И, наконец, секция связи, которой командовал сержант-связист, укомплектованная восемью-десятью специалистами связи, из которых комплектовались группы "Экс-рей". Когда наши группы работали в поле, они обычно устраивались на одной из соседних баз огневой поддержки. Их задачей было гарантировать нам бесперебойную связь с нашим ТОЦ.
На деле же единомоментно у нас редко было больше восьми боеготовых групп. Дембель, отпуска, отсутствие по чрезвычайным обстоятельствам, потери, школа Рекондо, и новички – все это вело к тому, что половина групп пятьдесят процентов времени были небоеготовы или неукомплектованы до штатной численности.
В июне, когда я появился в части, все в роте имели парашютно-десантную квалификацию. Позже, когда 101-я была преобразована в аэромобильную дивизию, к нам время от времени начали попадать "прямоногие". Отсутствие десантной квалификации никоим образом не мешало никому из них великолепно выполнять обязанности LRP.
Каждый месяц мы отправляли двоих LRP в Натранг, в школу Рекондо при командовании главного военного советника во Вьетнаме. Трехнедельный курс, проводимый под руководством инструкторов из Сил Специального Назначения, был школой высшего мастерства для личного состава разведподразделений. К сожалению, популярность школы (все американские, южновьетнамские, тайские, австралийские и корейские подразделения отправляли свой личный состав на эти курсы) ограничивала количество вакансий. Будущих командиров групп и их заместителей отбирали примерно после шести месяцев службы и отправляли для прохождения обучения. По завершении изнурительного трехнедельного курса каждый мог быть уверен, что все предшествующие недостатки в его способностях руководить группой исправлены.
Наши группы состояли из военнослужащих в званиях от E-3 до E-6. Иногда с группой в поле выходил лейтенант или E-7, но они обычно шли в качестве младших разведчиков или связистов. Группой всегда руководил ее штатный командир.
Большинство личного состава роты составляли белые, хотя было и довольно много LRP испанского происхождения. В период моей службы у нас в боевых группах было пять или шесть индейцев, трое черных, и один гаваец.
Число призывников и добровольцев было примерно одинаковым, но всех их объединяла одна общая черта: в LRP они пошли добровольно. Некоторые переводились к нам из других подразделений, а добрая треть продлевалась, уже отслужив в стране полный срок. Когда я прибыл, многие LRP в подразделении начинали служить еще в бригадном LRRP, временном подразделении, обеспечивавшем 1-ю Бригаду 101-й. Это были Старые Грязные Пижоны, прокопченные и просмоленные твердокаменные разведчики-ветераны, ставшие легендой еще до того, как была сформирована рота F. Именно их навыки командиров групп и опыт были использованы при формировании роты. Ходили слухи, что между Старыми Грязными Пижонами и разведчиками, прибывшими в составе дивизии в декабре 67-го было много обид. Дивизионные лайферы, занявшие руководящие посты в роте F, считали LRRP 1-й Бригады, кучкой нечесаных дерьмоголовых задниц, неспособных выйти на разведку даже в городской парк. Старые Грязные Пижоны были чертовски хороши еще за два года до того, как туда перебралась остальная часть дивизии. Они делали свое дело, и, естественно, негодовали, когда какие-то там NCO, проведя в стране шесть недель, начинали указывать им, как патрулировать. Это привело к нескольким пикантным ситуациям.
Обычно LRP были немного старше, чем солдаты из других подразделений. Наш средний возраст составлял чуть больше двадцати. Многие из нас учились в колледже. У нас были выходцы со всех Соединенных Штатов, но большинство парней было с Юга.
LRP были элитными войсками. В большинстве мы были неприлично высокомерны, полны бравады, вызывающе мужественны, греховно тщеславны, невозмутимо горды, беззаветно преданы друг другу и готовы на все. Мы никогда не отказывались от выхода на задачу. Каждый ни секунды не колеблясь готов был пожертвовать жизнью за товарища по группе и знал, что остальные сделают для него то же самое. И это знание делало такие поступки самой собой разумеющимися.
Мы были окружены тайной, что вызывало негодование со стороны остальных, обычных подразделений. Была ли это зависть, ревность, или что-то еще, для меня оставалось тайной, но независимо от того, чем было вызвано это негодование, оно, пожалуй, никоим образом не сказывалось на уважении, с которым они к нам относились.
Спецназ, флотские "тюлени", разведподразделения морской пехоты – все они знали, каково это, преодолеть страх перед высадкой в джунгли в составе малочисленной группы. Мы не слишком-то отличались от любого другого пехотинца во Вьетнаме. Мы не были безрассудны или бесстрашны. Мы не искали острых ощущений и не были одержимы жаждой смерти. Мы не испытывали заблуждений относительно собственного бессмертия. Мы были солдатами, понявшими, как бороться со страхом, и беспокойством, и знавшими, как управлять ими. Мы выработали особое отношение, позволяющее справиться с эмоциями, которые, окажись они неуправляемыми, могли бы очень быстро убить нас. У нас не было татуировок LRP на руках, мы не грызли зубами Клейморы. Нас не вскармливали сухпайками с детства, и мы не изучали специальные операции в начальной школе. Большинство из нас не училось в Штатах тому, что мы делали во Вьетнаме.
Я действительно не знал, что делало нас другими. Большинство из нас вызвалось добровольно, даже не зная, на что идут (рекламная речь в Бьен Хоа подавала это как нечто захватывающее и вознаграждаемое). Может быть из-за того, что мы делали вещи, за которые большинство других боялись взяться. Возможно, это была неосознанная попытка добиться уважения, столь необходимого нам всем для перехода от детства к мужеству. Чертовски уверен – это было не ради популярности, потому что у нас ее никогда не было.
Временами это выглядело почти игрой. Пацаны, играющие в мужские игры с настоящими патронами и гранатами. Крепчая от всплесков адреналина, получаемых при высадке на LZ. Пребывая в захватывающем предвкушении контакта и, в то же время, боясь его. Мы играли ради выигрыша, если конечно можно назвать выигрышем убийство других людей. Проигрыш был непростителен, потому что означал смерть. А смерть была непростительна.
Нам говорили, что мы должны играть по правилам. Правилам, которые другая сторона отказывалась признавать. Так что мы учились жульничать, учились играть как наши противники. Смошенничать означало победить, а победа была для нас всем. В бою не бывает "хороших проигравших". Мы всегда должны быть лучше чем враг, иначе правящий игрой случай в конце концов решит, что теперь наша очередь проигрывать. На протяжении всей истории война была делом мужчин. Делала ли она из мальчишек мужчин… или просто отнимала у них детство? Вполне возможно, что и то и другое!
Мы жили на краю. Мы испытывали кураж. Этот кураж вызывал такое же привыкание, как кокаин или героин. Жизнь была захватывающей. Каждый день приносил новые приключения. Это заставляло время двигаться быстрее. Когда случались периоды бездействия и ничего не происходило, казалось, что время еле тянется.
Мы знали, что, вернувшись в Штаты, должны будем слезть с этой иглы, но никто не сказал нам тогда, насколько это окажется трудно. Ломать привычки охренеть как тяжко.
Смертельный риск придавал ощущениям дополнительную остроту. Мы знали, что ставкой в нашей игре была сама наша жизнь. Единственное, что могло повлиять на случай, определяющий результат – наши способности. Личные и группы в целом. Группы, которые не выкладывались полностью, теряли людей. Большую роль играла удача. Возможно, гораздо большую, чем любой из нас соглашался признать, потому что никто из нас не был так хорош, как ему казалось. Время от времени бывали несчастные случаи, но они происходили только с невезучими.
Естественно, мы становились высокомерными и дерзкими. Это была оболочка, скорлупа, защищающая наш рассудок. Спустя годы, когда эта скорлупа рассыпалась, множество храбрых людей обнаружило, что их рассудок был привязан к тем высокомерию и дерзости. Лишившись их, они потеряли все.

18 августа 1968

Мы получили весть, что Франк Суза не получил "рану на миллион долларов", как все полагали. Он вернется в роту через неделю-другую. Хоть мы и желали друг другу возвращения в Штаты, все были бы рады снова видеть Франка в подразделении. У него были жена и дети, и ему вообще не следовало бы быть в Наме, рискуя своей задницей, но он был превосходным LRP и ценным членом в любой группе.

19 августа 1968

Группа №10 получила предварительное распоряжение на выход двадцать второго. Разведотделу дивизии стало известно о полевом госпитале NVA на реке Бо в горах к западу от Хюе. Его местонахождение было определено с точностью до километра. Они хотели, чтобы мы отправились туда, определили точное место и вернулись с "языком".
Дождь продолжал лить. Никому из нас не нравилась сырость, но падение температуры давало передышку от невыносимой жары.

20 августа 1968

Дождь по прежнему шел без остановки. Около десяти утра на площадке, находящейся примерно в миле от нас, молния попала в Чинук*. Он просто исчез внутри огромного огненного шара. Надеюсь, когда он рванул, рядом никого не было. Позор нашему правительству – при всех доступных технологиях не иметь возможности обуздать мощь молнии и обратить ее против врага. Только представьте себе, сколько денег можно было бы сэкономить. Да, пожалуй, нам тогда стало бы немного сложнее вызывать огневую поддержку. Уверен, чтобы вызвать молнию, на нашу PRC-25 нужно будет поставить как минимум стофутовую штыревую антенну.
Весь вечер у нас была красная тревога. На Кэмп Игл упало порядка двух десятков 82-миллиметровых миномётных мин. О потерях ничего не было слышно. Хьюи-ганшип уничтожил семерых VC в двухстах метрах от заграждений нашего периметра.
Подразделения 101-й дивизии выходили из Ашау. Их заменяли дивизия ARVN и бригада 1-й Кавалерийской. Я предполагал, что мы больше не будем выполнять задачи в долине. Похоже, никто из нас не был этим разочарован.

22 августа 1968

Задачу отменили из-за погоды. Дождь по-прежнему лил стеной. Никаких полетов до его окончания. Даже если он прервется на время, достаточное для нашей высадки, в случае контакта мы окажемся без весел в потоке говна.
Шугеэр отправился в тыл. Нам будет не хватать его лидерства и чувства юмора. С другой стороны, было приятно убедиться, что существуют люди, пережившие свой срок. Это вселяло уверенность в остальных.

* Транспортный двухвинтовой вертолет Боинг CH-47 (прим. перев.)

 

23 августа 1968

К утру погода, наконец, исправилась. Около сорока наших воспользовалось этой возможностью, скатавшись на Коко Бич, чтобы провести денек на солнце. Это было прекрасно – просто снова почувствовать себя сухим.
Когда мы вернулись в расположение роты, то узнали, что примерно через двадцать минут после нашего отъезда пляж обстреляли из минометов. В этой части страны в дневное время такое случалось исключительно редко. Это заставило нас задуматься, а был ли это старина Чарли? Э-э-э, вряд ли! Скорее всего, это были парни из отдела расследований!
Поздно вечером вновь полил дождь. Я начинал походить на губку. Даже не представлял себе, что вода может настолько достать, а ведь муссоны еще даже не начались.

24 августа 1968

Мы получили предварительное распоряжение на выход двадцать пятого ввиду предполагаемого изменения погоды. В дивизии хотели снова высадить группу в районе горы Нуй Ки для поиска позиций ракетных установок, выпустивших десять 122-миллимертовок по Кэмп Игл, пока мы были на Коко Бич. Похоже, они легли слишком близко к штабу дивизии! От нас потребовали попытаться захватить пленного. Все лелеяли надежду отправиться на выход. Мы уже начинали ржаветь от дождя и безделья. Этот тип погоды был естественным депрессантом, и время, казалось, еле ползло, когда мы сидели, запертые в своих палатках с единственным желанием – лишь бы закончился дождь. Ну а я становился чертовски хорошим игроком в бридж.
Когда группа получает предварительное распоряжения, начинают происходить разные вещи. Во-первых, командир группы, а иногда и ЗКГ, получают инструктаж у ротного или кого-нибудь из разведотдела. Ему сообщали сведения о характере задачи, ее продолжительности, местоположении АО, предоставляли все данные разведки, полученные из других источников. Обозначаются "твердые активы", такие как артиллерийская и авиационная поддержка. Назначаются позывные и радиочастоты. Определяются силы быстрого реагирования на случай, если возникнет такая необходимость.
Командир группы осуществляет облет АО, чтобы уяснить особенности местности, найти источники воды, определить местонахождение LZ и PZ, отметить тропы и любые другие признаки активности противника. Обычно облет представлял собой единственный проход на высоте 1000-1500 футов. Вертушка не могла задерживаться в районе, поскольку этим она могла привлечь внимание находящегося поблизости противника. Обычно, пролетев над АО, борт уходил дальше, а затем делал второй пролет на обратном пути. Во время облета вертолетом управлял тот же пилот, которому предстояло лететь на высадку группы. У командира группы было не много времени на оценку АО и выбор основной LZ. Случались ошибки, временами подвергающие группу большой опасности. Высадка не на той LZ, а, иногда, и вовсе не в том районе, могла представлять реальную угрозу безопасности группы.
По возвращении с облета командир проводил инструктаж остальных членов группы. Тогда же принималось решение относительно необходимости для выполнения задачи какого-либо специального оборудования или снаряжения.
Заместитель командира группы проверял, чтобы все необходимое снаряжение было в наличии и должным образом уложено, оружие вычищено, проверено и пристреляно, радиосвязь функционировала, должное количество боеприпасов и запасные батареи к радиостанциям распределены между членами группы.
Когда все было собрано, у каждого LRP был рюкзак, весящий где-то от шестидесяти до девяноста фунтов. Кроме того, еще от двадцати пяти до тридцати пяти фунтов составлял вес полевого снаряжения и оружия. Изрядный вес, чтобы лазать вверх-вниз по горам высотой 2500-5000 футов! А теперь представьте попытку подняться с этим грузом на спине по сорокафутовой раскачивающейся лесенке, и поймете, почему эвакуация с ее помощью не относилась к числу любимых способов выхода из буша.
Все снаряжение проверялось снова и снова. Мы надевали рюкзаки и подпрыгивали друг перед другом. Все, что гремело или звякало, получило свою долю липкой ленты.
Мы еще раз чистили оружие, удостоверяясь, что в наших магазинах снаряжено только по восемнадцать или девятнадцать патронов. Если набивать в них все двадцать патронов, могла ослабнуть пружина подавателя. Результатом могла стать серьезная задержка в самый неподходящий момент.
Закончив, мы пытались найти себе занятие, позволяющее скоротать время до выхода. Большинство пыталось как следует выспаться ночью. Остальные играли в карты, писали письма, слушали музыку, или читали книги. А кое-кто оправлялся на вертолетку или в бункер к Старым Грязным Пижонам пропустить напоследок косячок-другой. Довольно многие курили траву в тылу, но я никогда не видел и не слышал, чтобы кто-то делал это в поле. Одни из нас искали компанию, другие хотели побыть в одиночестве. Какого-то общего знаменателя не было.
В большинстве случаев высадка происходила на рассвете. За час до вылета ротный писарь поднимал выходящую на задачу группу. Никто не завтракал. Набитый желудок замедляет реакцию и притупляет чувства. Перед выходом никто не мылся и не пользовался дезодорантом. В джунглях запах мыла или одеколона был сродни размахиванию красным флагом.
Мы наносили маскировочный грим при свете свечей, пользуясь закрепленными на стойках палатки зеркальцами. Кое-кто не наносил камуфляж, пока не оказывался не вертолетной площадке. Чтобы видеть, что делают, они пользовались сигнальными зеркальцами. У каждого был свой собственный способ. Кто-то наносил краску большими полосами, идущими наискосок через все лицо по принципу "высветлить темное, затемнить светлое". Другие использовали более мелкий, имитирующий листву рисунок. А некоторые, включая меня, предпочитали узкие, перемежающиеся полосы. Почти все, перед тем как воспользоваться гримом, мазались репеллентом от насекомых. После нескольких выходов нанесение камуфляжа превращалось в своего рода ритуал.
Во время подготовки к задаче LRP очень мало разговаривали. Это была часть психологической подготовки к выходу на патрулирование. Кроме того, это помогло подготовиться в течение этих трех-семи дней обходиться без слов, полагаясь исключительно на жесты, позы, и передаваемые от одного другому записки.
Когда командир приказывал группе влезать в рюкзаки, все производили последнюю проверку, удостоверяясь, что камуфляж в порядке, ничто из снаряжения не блестит и не производит шума. Радисты последний раз проверяли связь. Когда прибывали вертолеты, командир группы давал команду грузиться. Мы забирались в порядке, противоположном тому, в котором будем высаживаться. Те, кто носил панамы, совали их в карманы или за пазуху, чтобы поток от винта не сдул их при высадке.
Курильщики затягивали последнюю сигарету. Большинство командиров групп запрещали курение в поле. Верующие шептали последние молитвы. Нерелигиозные перебирали свои талисманы. Я делал и то и другое!
На пути к АО было не до разговоров. Шум вертолета и проносящегося через открытую кабину ветра все равно делали общение любым способом кроме крика невозможным.
Вертолет управления и ганшипы прикрытия сопровождали нас до АО, набирая высоту и отставая, когда мы готовились высаживаться. Если в районе будет слишком много вертолетов, это насторожит противника, указывая, что что-то затевается.
Пилот подходил к району разведки на бреющем полете, делая несколько ложных посадок перед настоящей, и обычно еще одну-две после. Это было придумано, чтобы запутать противника, относительно того, которая высадка была настоящей.
Борттехник подавал сигнал, когда мы оказывались в одной минуте от места. После этого командир приказывал зарядить оружие. По этой команде каждый член группы досылал патрон в патронник и изготавливался для быстрого покидания вертолета.
При обычной высадке вертолет подлетал к LZ, зависая в последний момент, в то время как мы выпрыгивали на землю. В LRP мы гордились умением покинуть зависшую вертушку меньше чем за три секунды. Касание вертолетом земли воспринималось как оскорбление нашей смелости и отсутствие летных навыков у пилота.
Во время высадки группы вертушка управления кружила высоко вверху, управляя и координируя различные этапы высадки. Обычно у них на борту были свернутые веревочные лестницы или седло Макгвайра. Они же должны были работать в качестве эвакуационного борта на случай если что-то произойдет с высаживающим бортом или одним из ганшипов. Обычно высадку прикрывала пара Хьюи-ганшипов (позднее замененных Кобрами). Если в них не возникало нужды, они обычно оставались кружить на высоте.
Оказавшись на земле, группа отыскивала надежное укрытие где-нибудь в пределах сотни метров от LZ, где укрывалась, или "закладывала собаку" где-то от пятнадцати минут до часа. Это давало группе возможность прослушать прилегающую местность на предмет признаков деятельности противника, убеждаясь, что высадка прошла незамеченной. Кроме того, это позволяло связистам установить связь с ТОЦ или "эксреями" до того, как группа покинет окрестности LZ. Если установить связь не получалось, группу могли эвакуировать или переместить на другое, более высокое место, чтобы попытаться улучшить прохождение сигнала.
Затем группа начинала движение, медленно и осторожно перемещаясь по АО. В зависимости от поставленной задачи патруль обычно следовал по заранее установленному маршруту, могущему варьироваться исходя из условий местности и действий противника.
Группа регулярно передавала ситрепы (доклады об обстановке), в которых сообщала о своем продвижении и докладывала любую информацию, полученную в его процессе. Если был пропущен один плановый сеанс связи, "эксреи" связывались с ТОЦ и докладывали командиру роты. Если отсутствовал и второй ситреп, ротный предпринимал немедленные действия. Он предпринимал облет АО, пытаясь установить контакт с группой по радио или визуально. Если это не удавалось, на поиски пропавшей группы отправлялось подразделение быстрого реагирования.
Большинство групп передвигалось в светлое время суток, а вечером устраивало НОП (ночную оборонительную позицию или периметр). В течение всего времени патрулирования соблюдалась строжайшая звуковая дисциплина. Общение между членами группы происходило обычно с помощью жестов или, когда это было возможно, записками. Когда использовался шепот, его было слышно на расстоянии не больше трех метров.
Группу вел пойнтмен, или старший разведчик. Его основной задачей было выдерживание направления и поиски любых признаков присутствия противника. Его сектор наблюдения находился непосредственно впереди от уровня земли до уровня глаз.
Следующим в цепочке был ведомый. Его функцией было отслеживание пройденного группой расстояния. В джунглях это частенько оказывалось непросто, поскольку группе приходилось пересекать горы и долины. Однако обычно LRP были в состоянии определить свою точку стояния, используя карту и компас. Было не так уж сложно опознать известные местные ориентиры, если, конечно, группа не оказывалась под пологом трехъярусных джунглей. В такой ситуации обычно помогал вызов ближайшей базы огневой поддержки с запросом выпустить дымовой или пристрелочный снаряд. Ведомый также обеспечивал поддержку пойнтмену в случае контакта. Пойнтмен опустошал магазин в направлении контакта, а затем отходил в тыл мимо ведомого. Когда пойнтмен проходил мимо, ведомый начинал вести огонь, а затем отступал мимо следующего в цепочке. Так вся группа стреляла и отходила, пока не разрывала контакт. После этого можно было приступать к E&E (уклонению и ускользанию). В сектор наблюдения ведомого входили правый и левый фланги, и передний сектор выше уровня глаз. Обычно он шел в трех-пяти метрах позади пойнтмена.
Командир группы шел третьим. Его заботой был общий контроль движения группы. Он следил за соблюдением интервалов и определял направление движения. Его положение в центре давало возможность контролировать всю группу в случае контакта как с фронта, так и с тыла. Во время движения за командиром не закреплялось какого-либо определенного сектора наблюдения. Он должен быть свободен, чтобы иметь возможность следить за работой группы в целом.
Старший радист шел позади командира группы. Его задачей было ведение всего рутинного радиообмена, освобождая командира для управления группой. Он должен был уметь вызвать медэвак, запросить огонь артиллерии и корректировать его, наводить вертолеты и ударную авиацию, ясно и правильно докладывать информацию группе связи или напрямую в штаб. Когда группа вступала в контакт, хороший радист был на вес золота. Его сектором наблюдения был левый фланг.
Младший радист шел пятым. Его радиостанция была запасной, либо настраивалась на частоту артиллеристов. Он был чем-то вроде вьючной лошади до тех пор, пока группа не вступала в контакт и не возникала необходимость быстрого вызова огневой поддержки. Он должен был уметь выполнять все обязанности старшего радиста. Он отвечал за правый фланг.
Младший разведчик шел в тыловом охранении, замыкая патрульный порядок. В его обязанности входило наблюдение за "хвостом" группы, удостоверяясь, что враг не подходит к ней с тыла. Он также прилагал все усилия, чтобы после прохода группы не оставалось никаких следов, способных привлечь внимание противника.
Все члены группы проходили перекрестное обучение и были готовы в любой момент занять место погибшего или раненого товарища.
Когда остановилась на привал, она немедленно организовывала овальный или круглый периметр с охранением на 360 градусов. Пищу принимали по очереди, так чтобы три-четыре LRP постоянно оставались на страже.
В сумерках устраивалась НОП, обычно в густых зарослях. Клейморы ставились так, чтобы перекрыть возможные пути подхода. Мы располагали их как можно ближе и прилагали все усилия, чтобы как следует замаскировать мины и идущие к ним провода.
Смены охранения устанавливались в зависимости от расположения НОП и активности противника в районе. Если АО выглядел пустым, то в охранении мог остаться один человек, в то время как остальные члены группы спали. Если имелись признаки, что в районе кто-то есть, на смену заступали по двое. В случае же если поблизости были замечены вражеские солдаты, в охранение заступали втроем. Когда существовала прямая и явная опасность контакта, в полной готовности находилась вся группа. Большинство командиров групп предпочитало смены по полтора-два часа. Это обеспечивало членам группы максимально длительный непрерывный сон. Я лично предпочитал, чтобы смены были от сорока пяти минут до часа. Это уменьшало риск заснуть на посту, при этом все-таки обеспечивая достаточно длинные периоды сна. В некоторых случаях мы привязывали шнурок от одного человека к другому, чтобы можно было разбудить друг друга при минимуме движений.
Сон в охранении и храп были серьезными нарушениями. В случае повтора такого человека быстро переводили прочь из подразделения.
Выполняя разведывательную задачу, мы двигались медленно, часто останавливаясь для просмотра и прослушивания местности. Найдя тропу или какие-нибудь сооружения противника, мы отходили, занимали позицию, обеспечивающую укрытие от огня и маскировку, и вели оттуда наблюдение, пытаясь обнаружить любые признаки присутствия противника. Иногда приходилось жертвовать укрытием в пользу маскировки.
Когда задачей была организация засады, мы двигались, пока мы не находили подходящее место, обычно на перекрестке тропы или у ручья. Мы устанавливали Клейморы, иногда объединяя их в цепь с помощью детонирующего шнура, и устраивались ждать. Мы предпочитали приводить минную засаду в действие в дневное время, так как можно было видеть, во что мы ввязываемся. Обычно мы набрасывались на все, что целиком умещалось в пределах нашей зоны поражения. Как правило, у нас получалось устраивать засады на группы противника численностью до двадцати человек.
После вступления в контакт мы, в зависимости от обстоятельств, могли отступить и вызвать силы быстрого реагирования, либо E&E. Проводить досмотр зоны поражения, имея под рукой лишь шесть человек, было глупо. Это могло привести лишь к ненужным жертвам среди LRP.
Задачи по взятию языка были редкостью. Выполняющая ее группа делилась на две подгруппы. Одной из них была подгруппа наблюдения, выбирающая подходящую жертву, а затем обеспечивающая безопасность второй подгруппы, непосредственно осуществляющей захват. Группе было бы достаточно затруднительно, если не сказать более, захватить пойнтмена роты NVA. Захват пленных требовал четкой координации и точного расчета времени. На деле большинство пленных попадались случайно: захватывались во время выполнения обычных разведывательных задач, или оставались в живых после засады.
Иногда нам ставили задачи по оценке результатов авиаударов*, обычно оказывающиеся пустой тратой времени. Время от времени мы выходили в район проведения Арк Лайт через день или два после нанесения удара, чтобы проверить, какие результаты достигнуты. Чаще всего мы обнаруживали акры глубоких воронок, расщепленные деревья и мертвых животных. Лишь однажды нам попался мертвый северовьетнамец.
Мы также выполняли задачи в зонах дефолиации. Это было сущее удовольствие. Мы были единственными живыми в огромных районах с мертвой и умирающей растительностью. Что там об ощущении себя голым? Там не было абсолютно никаких укрытий. К тому времени, когда нас посылали проверить, что раскрыли химикаты, противник уже паковал манатки и съезжал. Движение по обработанной дефолиантом местности походило на ходьбу по кафельному полу, на который кто-то просыпал большой пакет чипсов.
Пожалуй, самыми жесткими были задачи по поиску сбитых самолетов и спасению членов их экипажей. Их всегда приходилось выполнять неожиданно и без всякой подготовки. Не было времени на доразведку местности или планирование поддержки, призванной помочь в случае осложнения ситуации. У нас не было привычки идти в буш без подготовки. На таких задачах мы всегда чувствовали себя некомфортно.
По окончании задачи группа должна была выйти к предварительно намеченной точке подбора для эвакуации. Обычно для PZ подбиралось место, где мог приземлиться вертолет. Если такого места было не найти, или до него было не добраться, нас могли эвакуировать с помощью лестницы или седла Макгвайра. Частенько мы привлекали к расчистке нашей PZ артиллерию или авиацию. А временами приходилось вырубать поляну самостоятельно.
По возвращении в роту нас ждал разбор, часто даже раньше, чем сдача боеприпасов, Клейморов и гранат. Разведотделу всегда не терпелось узнать, что же мы обнаружили. Чем больше времени пройдет, тем менее точной становится информация. В отличие от инструктажа перед выходом на задачу, в котором участвовал только командир, в разборе после возвращении принимала участие вся группа. У шестерых человек часто возникало шесть разных версий происходящего, а кто-то мог увидеть что-то, что могли упустить остальные.
По окончании разбора мы сдавали в оружейку дополнительные боеприпасы и взрывчатку, возвращали на склад радиостанции и другое специальное оборудование, чистили оружие, и перепроверяли снаряжение, готовясь к следующей задаче. Только закончив все это, мы были свободны и могли расслабиться и развеяться. При удачном раскладе у нас было четыре-пять свободных дней до следующего выхода и, возможно, даже поездка на Коко Бич.

* BDA (bomb damage assessment) (прим. перев.)

 

26 августа 1968

Дикси, наш ротный талисман, перебралась туда, где проводила большую часть времени – к парням 1-го взвода. Она, без всякого принуждения, выбрала их в качестве своих опекунов и защитников.
Ребят из 2-го взвода это скорее огорчило, чем разозлило, и при первой же возможности они приволокли с улиц Хюе свой собственный талисман. Однажды один из них появился с маленьким, коротконогим, пятнистым беженцем из вьетнамской кастрюли. Из-за полос, покрывающих его с головы до пят, кобелька прозвали Тайгердог. Я повидал много уродливых собак, но Тайгердог, несомненно, мог побороться с опоссумом за второе место на конкурсе красоты. Эта собака была настолько уродлива, что я сомневался, станут ли гуки есть ее. Ну да ладно, говорят, что красота – не главное! По крайней мере, у парней во 2-ом взводе теперь был собственный талисман. Кто-то из 1-го взвода, по слухам, собрался кастрировать бедного старину Тайгердога, чтобы Дикси не нарожала щенков, столь же уродливых как их отец.

29 августа 1968

Дождь шел пять дней подряд. Наш мир превратился в сплошную воду и красную грязь. Само собой разумеется, не было никаких полетов. Война отодвинулась на второе место. Обе стороны, похоже, соблюдали установленное стихией перемирие. По крайней мере, это дало нам шанс отоспаться и написать письма. Шварц, Соерс, капитан Экланд и я играли в бридж каждую ночь четверо суток подряд.

30 августа 1968

Нам сообщили, что мы передислоцируемся на северную сторону периметра, между 326-м саперным и 2 батальоном 17-го кавалерийского. Только Армия могла выбрать начало сезона муссонов для переезда. Мы находились в оперативном взаимодействии с 2/17-го, что и было вероятной причиной перемещения. У кавалеристов были собственные слики и ганшипы, а также взвод аэромобильной пехоты, который будет у нас подразделением быстрого реагирования. Это походило на брак, заключенный на небесах. Кроме того, предполагалось, что кавалеристы в скором времени поменяют свои ганшипы Хьюи на новые Кобры.
Кое-кто из стариков решил, что наша передислокация отчасти является последствием инцидента с Шепердом. Конечно-конечно, да Армия давно уже успела позабыть об этом!
Из Фубай прибыли "Морские пчелки"*, которые должны были построить для нас деревянные казармы. Невероятно! У нас не будет грязи, когда ударят муссоны. Гофрированных стальных листов для кровли на нас не хватило, так что здания временно покроют брезентом. Однако стены и поднятые над землей полы будут из старого доброго дерева и фанеры. Интересно, обкладывать их мешком с песком будут тоже "пчелки", или нам снова посчастливится выполнять эту замечательную хозработу самостоятельно.
Дождь решил дать нам передышку и прекратился на нескольких дней. По крайней мере, мы сможем переехать, не таща с собой половину грунта со старого расположения роты. Может ли влажность достигать 180 процентов?
Тонини сказал, что на следующем выходе мы с Тортелли будем по очереди идти в голове. Похоже, Майк беспокоился, что если он оставит Тортелли в голове на слишком долгое время, тот просто оторвется и не вернется обратно.
Специалист четвертого класса Тортелли был... ну, он отличался. Это был его второй срок, до этого он провел год в Наме в составе Сил Спецопераций. Он был очень ловок в буше, но совершенно неуправляем. Он определенно не был командным игроком и предпочитал одиночество.
Тортелли нравилось красться ночью через заграждения нашего периметра, вооружившись лишь своим "ка-баром"**. Так или иначе, мы все спали лучше, зная, что он бродит там.
На выходах, идя в голове, он часто отрывался, уходя далеко головным дозором и оставляя остальных членов группы едва ли не в миле позади. Для LRP это не было стандартным СОП-ом**** и подвергало опасности остальных членов группы. Несмотря на его беспрецедентные полевые навыки, никто не хотел брать его в свою группу.
Около тридцати человек из нашей роты посетили проходившее в расположении 501-го батальона связи шоу австралийского филиала объединенной организации обслуживания Вооруженных Сил****. Четыре "приятеля" и "подруга"***** развлекали нас около двух часов. Парни из группы действительно неплохо исполнили несколько вестерн и кантри хитов, но певица была совершенно ни к черту, и пела как Тини Тим с насморком. Она пыталась выглядеть сексуально, но ей было слишком далеко за сорок, чтобы успешно справиться с этой задачей. Но черт побери! Мы все равно были без ума от нее. У нее были круглые глаза. Что тут еще скажешь?

31 августа 1968

Командование организовало большой праздник, отмечая годовщину образования 101-й дивизии. В программу дня входили барбекю, пиво и прохладительные напитки, кинофильмы, выступления артистов, игры, показательные прыжки с парашютом, марш оркестров, речи, парад, и спортивные соревнования. Предполагалось, что принимать участие будут все подразделения.
За две недели до этого взводные сержанты искали добровольцев на четырехмильную эстафету. LRP, уже раз бросившие вызов здравому смыслу, добровольно согласившись на службу в подразделении, отказались выставлять добровольцев на эстафету. Это тупо не имело смысла – тащиться куда-то и бежать милю по жаре, когда никто не гонится за тобой, желая убить. Мы были известны своей смелостью, а не глупостью.
Сержанты были несколько расстроены своей неспособностью устроить наплыв добровольцев. Они сообщили ротному, что испытывают определенные трудности в формировании команды. Капитан Экланд, испытав мгновение чистого вдохновения, предложил идею, что если связисты и штаб выставят по человеку, то два взвода тоже должны дать по одному – просто чтобы сохранить лицо.
От штабных выбрали Дона Линча, секция связи предложила в качестве жертвы Уилли Холланда. Линч, по крайней мере, выглядел способным развить хоть какую-то скорость. Уилли, весившему при росте пять футов восемь дюймов больше двухсот фунтов, похоже, сложно было даже добежать трусцой от палатки до сральни.
Энтони Кастро, хорошо сложенный командир группы из Филли******, наконец, согласился выручить из затруднения 2-й взвод и добровольно согласился бежать. За неделю до события он с Линчем даже начали тренироваться, пробегая каждый день по паре миль.
1-й взвод, мой взвод, все никак не мог выдвинуть добровольца. Похоже, нам было пофиг на позор. Наконец, взводный сержант Бернелл убедил одного из командиров групп, сержанта Джо Грегори, представлять 1-й взвод. Грегори, по сложению выглядящий скорее как толкатель ядра, чем бегун, разбил все надежды нашей команды на выигрыш соревнований.
Три батальона тыловиков выставляли на эстафету по команде. Зная, как REMF любят поддеть боевые подразделения, мы полагали, что по такому случаю они выставят своих лучших бегунов.
В тот роковой день температура, похоже, достигала минимум ста градусов. Руководитель соревнований решил, что бегуны должны быть одеты в форменные брюки и джангл-бутсы. Наши парни, пытаясь продемонстрировать, что LRP презирают условности, решили выступать в джанглах и полном комплекте камуфляжа. Уж если ты отличаешься, то и выглядеть должен по-другому!
Четырехмильный забег должен был начаться от жилого городка 82-й воздушно-десантной бригады, которая была придана 101-й и закончиться у штаба дивизии. Дистанция проходила по грунтовой дороге, покрытой парой дюймов мелкой красной пыли. По обе стороны толпились пьяные и шумные "джи-ай".
Кастро возглавил нашу команду и решил, что Грегори побежит на первом этапе. Холланд будет бежать второй этап, и если ему посчастливится финишировать, передаст бамбуковую палочку Линчу. Кастро будет бежать финальный этап.
Те из нас, кто пошел смотреть эстафету, надели простые джангл-фетиз и оливковые панамы вместо нашей обычной камуфлированной формы и черных бейсболок. Мы не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, что мы из LRP.
Когда забег начался, Грегори хорошо продержался первые полмили, но немного отстал перед тем, как передать эстафету второму бегуну.
Холланд стартовал прекрасно (по крайней мере, ему удалось не выронить палочку). Его короткие мощные ноги походили на поршни, пытающиеся удержать толстяка вертикально, когда он последовал за остальными тремя бегунами. Как и ожидалось, они ушли в отрыв, в то время как Уилли, казалось, застрял на месте. Ему было тяжело разогнаться. Когда он приблизился к концу своей мили, остальные бегуны уже скрылись из глаз. Даже толпа начала расходиться.
Линч, видя, что Уилли совсем затормозился в сравнении с тем, как стартовал (в сотне метров от того места, где Линч ждал передачи эстафеты, он упал на карачки, выблевывая кишки), подбежал к нему и выхватил палочку у него из рук. Разворачиваясь, чтобы начать свой этап, Линч случайно треснул Холланда палкой по башке.
Линч мчался позади остальных бегунов, поражая нас своей скоростью. Всего через полмили он настиг первого бегуна, а еще через двести метров – и второго.
Комментатор, сидевший в летящем над ними вертолете с громкоговорителеями, завопил в свой микрофон: "Вы только посмотрите, как бежит этот сукин сын!" Услышав это, Линч врубил форсаж, догнал шедшего первым бегуна и опередил его за двадцать метров до финиша этапа.
Он передал эстафету Кастро. Теперь это была гонка между LRP и 501-м батальоном связи. Остальные и рядом не стояли. Кастро был хорош, но бегун из 501-го (по-видимому, призванный прямиком из олимпийской сборной Соединенных Штатов), было слишком быстр. Он пересек финишную черту в десяти метрах перед нашим бегуном.
Потом команды выстроились в соответствии с занятыми местами. Генерал Мелвин Зэйс, командир 101-й, пожал каждому руку и вручил памятные знаки. Мы гордились успехом нашей команды, особенно Линчем (я и представить себе не мог, что кто-либо сможет так быстро бежать в джанглах!)
День был весьма запоминающийся. Мы ели и пили до тех пор, пока мы не обожрались. Я задавался вопросом, кого Армия наняла для обслуживания этого события, поскольку еда в столовой была хороша как никогда. К вечеру добрая половина LRP напилась до умопомрачения. Вторая половина была слишком пьяна, чтобы обращать на это внимание.

* Строительные батальоны Флота США (CB – Construction Battalion). Название "Морские пчелы" (Seabees) происходит от произношения сокращенного названия подразделения "Си-Би" (прим. перев.)
** Боевой нож, принятый на вооружение морской пехоты США в ноябре 1942 года под наименованием "1219С2 combat knife" (позднее переименованный в "USMC Mark 2 combat knife). Первым производителем этого ножа по государственному контракту стала фирма "Камиллус Катлери Ко." Название ножа КА-БАР (KA-BAR) – это торговая марка второго крупнейшего производителя этих ножей, "Юнион Катлери Ко." используемая им на своих изделиях с 1923 года. Согласно заводской легенде, слово "ка-бар" представляет собой неграмотное написание фразы "убить медведя" (kill bear), взятое из благодарственного письма траппера, которому нож этой фирмы спас жизнь когда его ружье дало осечку (прим. перев.)
*** Стандартный, типовой порядок действий (SOP – Standing Operating Procedure) (прим. перев.)
**** Объединённые организации обслуживания вооружённых сил (United Service Organizations, USO) – независимое объединение добровольных религиозных, благотворительных и других обществ по содействию вооружённым силам США. Принимает участие в организации досуга военнослужащих, прежде всего путём создания клубов. Финансируется за счёт частных пожертвований, имея 160 отделений в США и за рубежом. Её деятельность официально признана полезной Министерством обороны, устав одобрен Конгрессом США (прим. перев.)
***** Здесь в оригинале употреблены слова "mate" и "sheila", обозначающие в разговорной лексике, соответственно, парней и девушек австралийского происхождения. Также используются для обозначения сексуального партнера или собутыльника (прим. перев.)
****** Филли, Фила (Philly, Phila) – Филадельфия (прим. перев.)

 

1 сентября 1968

Первого сентября в роту вернулся Франк Суза. Мы все шутили по поводу его раны. Мало кто из ветеранов Вьетнама мог похвастаться, что выбыл из строя, пораженный стрелой. Он был освобожден от нагрузок еще на неделю, но, как ожидалось, должен был полностью восстановиться и вернуться в свою группу.
Нас шестерых отобрали для подготовки в качестве организуемой в роте специальной группы. Мы должны были пройти подготовку в качестве подразделения специального назначения в рамках LRP, что позволило бы нам выполнять некоторые из задач, которые уже выполнялись всеми нашими группами, но без должной подготовки и опыта в этом деле.
Обучение должен был вести Крейзи Адамс (мы все надеялись, что его не назначат командиром группы). Он сообщил, что, когда он закончит с нами, мы все станем экспертами по рукопашному и ножевому бою, скрытному проникновению, способам убийства, передвижению в ночное время, пользованию картой и компасом, и – да-да – физподготовке.
Я задумался, на кой черт это все придумали, и нахрена меня отобрали в эту группу. Тренировка рейнджеров-коммандос указывала на расширение роли LRP. Это могло быть также признаком надвигающихся потерь, которых с момента моего появления в подразделении было удивительно мало (только Уитмор, Шеперд, и Суза получили ранения).
В состав команды должны были войти Шварц, Соерс, Суза, Смит, Адамс и я. Когда я спросил Адамса, почему выбрали меня, он ответил: "Не бери в голову. Им нужны были парни, кому осталось еще полгода и больше, и при этом достаточно "зеленые", чтобы не думали, что уже все знают и умеют. Ты подходишь по всем статьям!" Все кроме Адамса полагали, что самым подходящим позывным для группы будет "Коммандос Кастера".
Днем было ротное построение. Около сорока из нас получили медали за Вьетнамскую кампанию и службу во Вьетнаме и, что важнее всего, Боевые Пехотные Знаки.

2 сентября 1968

О Господи! Дождь полил опять. Похоже, нас обложило надолго. Из-за густого тумана к полудню видимость уменьшилась чуть не до десяти футов. Он выглядел достаточно плотным, чтобы в нем могла застрять граната от РПГ. Мы не могли разглядеть соседние палатки. Мы ссали через задний ход палатки, не рискуя отправиться на поиски писсуара и напороться на его трубу в тумане. Мы обсуждали возможность обвязать кого-нибудь спасательным концом и отправить на поиски сральника.
Если NVA удастся отыскать Кэмп Игл в покрывающем его тумане, то они смогут захватить весь базовый лагерь без единого выстрела.
Температура упала градусов до шестидесяти. Нам было смертельно холодно, и никто не мог ничего с этим поделать. Мы напяливали всю нашу одежку, заворачивались в подкладки для пончо и сидели тесными кружками в палатках, поджигая куски C4, чтобы хоть немного согреть воздух. В течение следующих нескольких дней большинство из нас стало очень хорошими друзьями.
Адамс был достаточно добр, чтобы отложить наше обучение до перемены погоды. Он даже прекратил свои ночные вылазки за периметр.
Пришел взводный сержант передал объявление командира роты о том, что, как только туман рассеется, нам надо будет оторвать задницы и переезжать в новое расположение. "Морские пчелки" закончили свою работу. Новое помещение ТОЦ и канцелярии, девять двенадцатиместных казарм и четырехместная уборная ждали нашего прибытия.

3 сентября 1968

Дождь прервался на шесть часов, туман рассеялся. В этом промежутке мы совершили немыслимый подвиг, передислоцировавшись всей ротой в новое расположение. Мы позаимствовали в 63-й транспортной роте четыре 2,5-тонных грузовика и сделали работу, уложившись в пять ездок. Дождь хлынул вновь, едва мы успели втащить под крышу последние пожитки.
Новые казармы были невероятны. Они возвышались над грязью на два фута, брезентовые крыши практически не пропускали воду (если какой-нибудь клоун не проводил по брезенту рукой!) Возможно, теперь нам удастся справиться с изводившими нас последнее время гнойниками и опрелостями.
"Пчелки" меньше чем за три дня сделали превосходную работу, правда, они забыли сделать ступеньки у входов в казармы. Так что делаешь шаг наружу – и пиздец, особенно когда полусонным отправляешься в сортир!

4 сентября 1968

Я получил классную посылку из дома. Там была ветчина, венские сосиски, картофельная соломка, арахис, большая палка твердокопченой колбасы, две банки Танга, сорок пакетов сладкого Кул-эйда, и четыре "мужских" (с орехами) батончика Херши, расплавившихся где-то в промежутке между прибытием в Нам и доставкой в роту F. Кроме еды там было четыре пары черных хлопковых носков, две черных футболки, шесть кусков мыла, три больших черных банных полотенца, и пачка писчей бумаги. Все это было пересыпано попкорном (который мы съели, добавив немного соли и масла). В отличие от некоторых полученных ранее посылок, эта не выглядела так, будто ее переехал танк М-48, а остатки раскромсали вьетнамские окопные крысы.
Моя невеста и родители написали, что за прошедшие две недели послали еще четыре посылки. Я не получал ни одной из них. В двух из них были черные футболки, за обладание которыми LRP не пощадили бы и родных матерей. Если я когда-нибудь найду тех REMF, что наложили лапы на мои посылки, в следующем номере "Звезд и Полос" появится множество некрологов. Проклятье, вот и надейся, что гребаная Армия сможет доставить нам посылки без того, чтобы какие-нибудь REMF совали туда свой нос.

6 сентября 1968

Нам сообщили о том, что приближается тайфун. Он надвигался со стороны Южно-Китайского моря и, как предполагалось, к вечеру должен был достичь побережья где-то между Данангом и Хюе. Похоже, кто-то заснул на работе. Мы получили предупреждение всего за шесть часов до подхода мощного шторма. Говорят, при тайфуне скорость ветра может быть под 120-150 миль в час. Я был рад, что мы не сидим в палатках в старом расположении роты.

7 сентября 1968

Примерно в 22.00 шестого числа тайфун обрушился на берег в пятнадцати милях к югу от Фубай. Сильный ветер держался до 18.00 следующего дня. Порывы ветра в 75-100 миль в час нанесли большой ущерб в Хюе, Фубае, Кэмп Игле и окрестностях. С половины новых казарм посдувало брезентовые крыши. Нам в этом плане посчастливилось.
У кавалеристов опрокинуло и повредило три Хьюи. Серьезные повреждения были на авиабазе в Фубае, особенно среди самолетов и вертолетов, стоявших на открытых площадках.
В расположении LRP все насквозь промокло. Дождь, летевший практически горизонтально, попадал внутрь наших построек через затянутые сеткой окна. Сухим осталось только то, что лежало внутри наших сундучков.
Весь вечер дул довольно свежий ветер, однако где-то к 22.00 небо очистилось. Нам потребуется несколько дней, чтобы все просушить и восстановить некоторое подобие порядка.
Мы слышали, что на равнинах случилось серьезное наводнение, и тамошние жители разом потеряли все. Дороги и мосты просто исчезли. Вертолеты армии и морской пехоты следующие несколько дней будут заняты спасением сельских жителей и их скота из затопленных деревень. Свою помощь окажут и пережившие шторм патрульные катера флота.
Мне было любопытно, а как враг выдержал шторм? Черт возьми, не хотел бы я оказаться в одном из их туннелей, куда вода так и искала лазейки.
Ротный сообщил, что в дивизии хотели, чтобы, если погода останется хорошей, мы снова начали высылать группы. Последние три месяца Кэмп Игл обстреливали ракетами из окрестностей Нуйке, и командование хотело положить этому конец. Пока что наши группы не смогли найти стартовые площадки.

8 сентября 1968

Когда раздавали почту, я получил еще одну посылку от своей невесты и одиннадцать писем. Люди там, в Штатах понятия не имели, как важна для нас была почта. Это был наш единственный живой источник информации о том, что творится там, в Мире, который мы оставили. Это поддерживало жизненно важную связь с рассудком, за сохранение которого боролось большинство из нас. Я не знаю, как с этим справлялись парни, которые все время оставались с пустыми руками после визита почтальона.
Командир дивизии распустил нашу специальную группу до того, как у нас появился шанс сделать ее боеспособной. Видимо, он решил, что эта работа слишком опасна, чтобы ею занимался личный состав обычного разведподразделения. Мы разозлились, но большинство из нас понимало, что генерал, вероятно, спас наши жизни.

9 сентября 1968

Днем у нас была генеральная инспекция. Нас предупредили всего за двадцать четыре часа, так что пришлось рвать задницы, чтобы подготовиться к ней.
Предыдущий вечер мы провели за чисткой оружия, уборкой помещений, пополняя недостающее снаряжение и приводя в порядок расположение роты.
В день инспекции мы ждали в казармах, когда появятся проверяющие. Все мы чисто вымылись (ну, насколько это возможно для LRP), и надели свою лучшую камуфляжную форму. Койки были заправлены и выровнены, на расстеленных поверх них подкладках для пончо в четком порядке разложены оружие и полевое снаряжение. Первый сержант провел заключительный осмотр и обнаружил, что один из Старых Грязных Пижонов, и, пожалуй, главный торчок роты, представил для инспекции не только оружие и снаряжение. Удолбившись до умопомрачения, LRP до такой степени накачал Тайгердога коксом, что бедный сукин сын выпал в полный отруб. Пребывая под кайфом, Старый Грязный Пижон положил бессознательную тушку талисмана 2-го взвода на свою койку вместе со штатным военным имуществом.
Сержант посмотрел на LRP, потом обернулся и глянул на собаку, и сказал нам: "Уберите обоих из расположения роты, немедленно. Если кто-нибудь спросит, чья это койка, скажете, что владелец в отпуске".
Прибывшая группа проверяющих провела очень мало времени, осматривая нас и наше расположение. Они проверили снаряжение у парней, живущих в первой казарме. По пути через остальные их, похоже, больше интересовали постройки, чем их содержимое.
Казармы были в хорошем состоянии, но у нас было лишь одиннадцать дверей на девять построек. "Пчелки" еще не успели привезти нам недостающие двери и железо для кровли. Так что пока проверяющие осматривали одну казарму, Брюс Кайнс и трое других LRP стремительно снимали двери в здании, которое они только что осмотрели, потом обегали позади казарм, чтобы поставить двери туда, где их не было. Таким образом, проверяющие обнаружили, что двери имеются во всех постройках нашего расположения.
После поверхностного осмотра проверяющие занялись мелочами. Остаток дня они провели, проверяя, что на складе и в оружейке все соответствует отчетам, и что документация в дежурке ведется должным образом. Неудивительно, что мы выигрывали сражения и проигрывали войну. Чертова Армия имела совершенно иные приоритеты.

10 сентября 1968

Мы получили предварительное распоряжение на выход одиннадцатого. Это будет еще одна высадка на рассвете. Предполагалось, что дождь прервется на пару дней, предоставив нам окно, достаточное для проведения патрулирование.
Крупнокалиберный зенитный пулемет с позиции возле Шоссе 547 недалеко от базы огневой поддержки Бирмингем сбил один из наших разведывательных вертолетов, выполнявший плановое патрулирование. За прошлые несколько дней в этом районе было обстреляно уже несколько вертолетов. Вполне возможно, пулеметный расчет NVA все еще находился поблизости. Нашей задачей было найти их и вывести из дела.
Соерс и Суза, едва вернувшийся на службу, решили перевестись во взвод LRRP 3-го батальона 506-го полка, действующий в окрестностях Фуоквинь, в зоне II Корпуса. Временный взвод LRRP батальона действовал намного активнее нас и, по слухам, надрал изрядно задниц. Шварц и я решили, что это выглядит привлекательно и для нас, так что мы отправились в канцелярию заполнять необходимые бумажки.
Капитан Экланд вызвал нас к себе и спросил, почему мы просим о переводе. Когда мы сказали ему, что изрядно устали сидеть в расположении роты в ожидании заданий, которые, похоже, так никогда и не состоятся, он обещал, что если мы чуть-чуть потерпим до тех пор, пока не изменится погода, все задачи, с которыми мы сможем справиться, будут наши. У него были планы вернуть нас в Ашау и Руонг-Руонг. Если северовьетнамцы планируют в следующем году повторить Новогоднее наступление, то наращивание сил начнется там. Это звучало многообещающе и мы забрали свои рапорта. Вернувшись в свое жилище, мы обнаружили, что Соерс и Суза сделали то же самое.
Вся рота за исключением групп, готовящихся к выходу на следующее утро, провела день, наполняя мешки песком, возводя бункера и защитные стенки вокруг построек. Выход на патрулирование имел свои преимущества!
В роте произошла реорганизация. Нашу группу перевели во 2-й взвод. Нашим взводным сержантом теперь стал сержант Бернелл.

 

11 сентября 1968

Одна из групп 2-го взвода вступила в контакт сразу после высадки ранним утром. Они не могли вернуться на LZ, поскольку NVA подошли к ним сзади. Когда противник обошел их с трех сторон, они были вынуждены отойти в густые джунгли и запросить эвакуацию с помощью седла Макгвайра.
Когда поднимали первых троих LRP, эвакуационные вертолеты никто не обстреливал. Однако как только второй борт начал поднимать свой груз через кроны деревьев, NVA открыли огонь по вертолету и трем LRP, висящим в 120 футах под ним.
Кен Миллер и Брюс Кайнс находились на первом вертолете и своими глазами видели, что происходило со вторым. Они рассказывали, что, когда гуки открыли огонь, пилот резко пошел вверх, чтобы уйти подальше от вражеского огня. Едва LRP поднялись над деревьями, вражеская пуля перебила веревку, удерживающую Джонни Куика. Он упал на землю с высоты сорока-пятидесяти футов и потерял сознание от удара. Мистер Поли, уорент-офицер, управляющий вертолетом, тут же начал резко снижаться к деревьям, сдувая растительность по сторонам потоком от винта. Он продолжал спускаться все ниже и ниже в джунгли, кромсая ветки лопастями, пока не завис над самой землей. Двое других LRP, все еще находящиеся в "Макгвайре", снова оказались на земле. Они быстро сбросили подвесные, схватили все еще находящегося без сознания Куика, и взобрались на борт вертолета.
Борт поднялся и отправился обратно на базу, волоча за собой веревки с пустыми подвесными системами. Верные нашему кредо, LRP не оставили LRP.
Пилот был награжден Летным Крестом за Выдающиеся Заслуги за то, что спас LRP, а затем, рискуя своей жизнью и жизнями остальных членов экипажа, вернулся и забрал упавшего разведчика. Это была самая опасная часть полета, но совершенно обычная для мистера Поли. Летая с нами, он еще несколько раз действовал столь же дерзко и храбро.
Куик пережил падение, отделавшись не более чем несколькими царапинами и ушибами. Это был очень удачливый малый. Этот выход был для него последним, поскольку пятого октября он отправлялся на дембель.

15 сентября 1968

Пятнадцатого мы вернулись с очень успешного пятидневного выхода. Высадка одиннадцатого числа прошла без происшествий. Мы начали с обратного склона одного из наиболее высоких пиков, возвышающихся над Шоссе 547, и в течение двух дней двигались вокруг него к восточному склону.
Мы не нашли никаких свежих признаков присутствия противника. Все, что мы нашли – несколько мест ночевок американских подразделений численностью около взвода, но и им было, похоже, уже несколько месяцев. На то, что это были американцы, указывали выброшенные банки от сухих пайков; сигаретные окурки; и мелкие одноместные стрелковые ячейки. Все это уже начинали вновь затягивать пышные трехъярусные джунгли.
Согласно полученным приказам, мы должны были обследовать нашу AO в течение трех дней, прежде чем нас эвакуируют вечером третьего дня. Однако вновь начавшийся утром тринадцатого дождь заставил нас искать укрытие. Хотя дождь и маскировал наше передвижение, было слишком опасно продолжить патрулирование во время ливня, потому что вся наша авиация была прикована к земле.
Командир группы решил переждать непогоду, прежде чем выдвигаться на восточный склон горы. Мы прибыли в район, готовые оставаться там дольше, чем предполагаемые четыре дня. Тонини был твердым сторонником предварительного планирования, и всегда говорил, что лучше иметь и не нуждаться, чем нуждаться и не иметь. Так что пайков у нас было на семь суток.
В трехъярусных джунглях во время муссонных ливней наблюдался интересный феномен. Их плотная кровля служила зонтиком, защищающим нас от тропического ливня. О, вода, конечно же, все равно пробивалась, но не с такой силой, как на открытой местности. Постоянная дробь дождевых капель, падающих с крон деревьев высоко над нашими головами, была единственным признаком того, что проливные дожди приковали нашу авиацию к земле. И даже после того, как дождь там, наверху прекращался, нас еще долго продолжало поливать водой, просачивающейся вниз через плотный лиственный покров. Только связавшись по радио с нашими "эксреями", сидящими на Бирмингеме, мы могли узнать, какая сейчас погода.
Ночью третьих суток дождь прекратился, позволив нам утром четырнадцатого продолжить выполнение задачи. Подойдя к склону горы, возвышающемуся над дорогой, мы, наконец, выбрались из трехъярусных джунглей в двухъярусные. Мы полагали, что позиция крупнокалиберного пулемета должна быть где-нибудь на восточном склоне, возможно около гребня.
Мы двигались взад-вперед по склону, поднимаясь по мере продвижения. Пройдя две трети пути, мы обнаружили хорошо натоптанную тропу, спускающуюся от вершины. Мы оттянулись на десять метров и устроили линейную засаду.
Проведенный там остаток дня не дал результата. В сумерках мы сняли Клейморы, и отошли на НОП, который устроили в группе деревьев в пятидесяти метрах от тропы.
Утром пятнадцатого начался легкий дождик. Командир группы связался с "эксреями", чтобы узнать, как там наши вертушки. Те ответили, что погода не настолько плоха, чтобы отменить полеты, и похоже, что через пару часов должно совсем распогодиться. Тонини решил выдвинуть группу обратно к тропе и, держась немного в стороне, следовать вдоль нее к гребню.
Все еще моросило, когда я последовал за Адамсом вверх по склону. Я едва различал просвет в растительности справа от нас, где тропа, извиваясь, шла к гребню.
Мы прошли около ста метров, когда я увидел, что пойнтмен остановился и медленно опустился на колено. Не оборачиваясь, он поднял правую руку, растопырив пять пальцев, указывая, что впереди находятся пятеро гуков. Я замер. Он обернулся и жестом показал мне приблизиться и сесть сбоку. Подобравшись к нему, я посмотрел вперед и в пятнадцати метрах вверх по холму увидел пятерых NVA, сидящих вокруг стоящего на треноге 12,7-мм пулемета. Они смеялись и болтали, совершенно не подозревая о нашем присутствии.
Адамс просигналил мне быть в готовности стрелять по его команде. Он поднял три пальца, указывая, что мы будем стрелять на счет три. Он начал отсчет, кивая головой. Я наблюдал за ним уголком глаза. По его третьему кивку мы даванули рок-н-ролл. Трое NVA, бывшие ближе всего от нас, умерли мгновенно. Двое других рванули в гору, пока мы впихивали полные магазины.
Мы бросились вперед, стреляя на ходу, пока не выскочили на поляну, где лежали вытянувшиеся тела. Остальная часть группы подтянулась к нам, когда мы схватили пулемет и AK-47, лежащий рядом с одним из тел. Кто-то бросил гранату "вили-питер"* на тела и оставшееся снаряжение, и мы вшестером бросились обратно по склону, направляясь к открытому пространству у подножья горы.
Радист вызвал эвакуационный вертолет, который должен был подобрать нас на шоссе, в трех кликах к югу от Бирмингема. Двадцать минут мы ломились через кустарник вниз по склону, останавливаясь лишь, чтобы поменять тащащих тяжелое оружие. Местность начала выравниваться и вскоре мы уже бежали через доходящую до плеч слоновью траву к находящемуся в сотне метров шоссе. Хьюи уже кружил вверху, когда мы остановились на краю шоссе и бросили желтый дым.
Спустя несколько секунд мы были на борту, возвращаясь в Кэмп Игл. Наша задача была выполнена. Теперь NVA дважды подумают, прежде чем снова разместить что-то в этом районе. Те двое, что остались в живых, разнесут весть, что никто не может чувствовать себя в безопасности от людей с разрисованными лицами.
Когда мы вернулись в расположение роты, Соерс сказал, что только что слышал, что 2/506-го в Фуоквинь крупно попал под раздачу. Были тяжелые потери, особенно в разведвзводе. Мы решили, что стоит воздать должное капитану Экланду за то, что тот отговорил нас подавать рапорта о переводе.
Поздним вечером мы вшестером бездельничали в казарме, обсуждая ближайшие президентские выборы. Все мы думали, что демократы быстро проиграют войну, так что Хамфри** не пойдет. Мы согласились, что республиканцы, вероятнее всего, продолжат войну по тому же сценарию, что осуществляется в настоящее время, так что Никсон*** тоже никуда не годится. Оставался Джордж Уоллес****. Мы полагали, что если уж кто и сможет остановить всю эту мышиную возню и позволит нам одержать победу, так это он. Мы оказали ему безоговорочную поддержку. Конечно, решили мы, для страны, пожалуй, будет лучше, если он не станет добиваться переизбрания на второй срок.

16 сентября 1968

После крайнего выхода у нас случился перерыв. Каких-то определенных планов по задачам на ближайшее будущее не было. Снова начались непрекращающиеся проливные дожди, столь характерные для сезона муссонов. И примерно так будет на протяжении следующих двух месяцев. До окончания сезона дождей выходы на патрулирование будут эпизодическими и спонтанными.
Боеготовые группы держали свои рюкзаки собранными в готовности к внезапному получению предварительного распоряжения из штаба дивизии. Между группами шло непрекращающееся соревнование, кто круче. В промежутках между дождями мы готовились и тренировались. По возможности мы ездили в расположение MACV на Шоссе 1 на окраине Фубай, чтобы потренироваться в спуске по веревке.
Спускаться по веревке с зависшего вертолета – совсем не то, что с вертикального утеса. Утес дает твердую опору, от которой можно отталкиваться, спускаясь по нему. Веревка действует как отвес, поддерживая спуск в вертикальной плоскости. Фактически, спуск по веревке превращается в серию коротких мини-спусков, что позволяет полностью контролировать весь процесс. Стена утеса действует как трамплин, если можно так выразиться, от которого можно оттолкнуться, отпустив тормозящую руку, находящуюся у поясницы. Сила толчка и использование торможения определяют скорость и расстояние каждого сегмента спуска.
Когда спускаешься с вертолета, нет никакого утеса, от которого можно оттолкнуться. Энергию обеспечивает только лишь сила тяжести. Как только ступаешь с лыжи вертолета в пустоту, начинается неконтролируемое падение к земле. Нет никакой твердой стены, позволяющей управлять снижением или сделать остановку для отдыха в ходе спуска. Единственный способ замедлить или остановить спуск перед контактом с землей – увеличить усилие, с которым тормозящая рука прижимается к пояснице. Если тормозить недостаточно сильно, есть риск, получив травму, выбыть из строя и сорвать задачу группы. Если затормозить слишком сильно, можешь оказаться в дурацком положении, повиснув вверх тормашками где-то между вертолетом и землей, зацепившись за веревку, а ее свободный конец обмотается вокруг твоей тормозящей руки. Если ты не обладаешь феноменальной гибкостью, проворством и силой циркового акробата, единственный способ освободиться из этого положения – отпустить тормозящую руку. Если ты достаточно быстр, то, возможно успеешь снова схватить ее и затормозить, не сломав руку, прежде чем ударишься оземь. Если же ухватить извивающуюся веревку не удалось, тормозящей рукой следует немедленно зажать рот. Так ты не дашь находящемуся поблизости противнику услышать твой вопль и не поставишь под угрозу остальную часть группы.
Таким образом, совершенно ясно, что спускаясь по веревке с вертолета, контроль приносится в жертву скорости. Очевидно также что, спускаясь вниз по нейлоновой веревке со 120 футов, как говорят у нас в LRP, "мгновенно оказываешься во власти сил природы и противника". В такой ситуации очень легко напрячься, что приведет к преждевременному торможению, результатом которого, без вариантов, будет позорная поза "отдыхающей летучей мыши". Если же случится перекомпенсация, и ты слишком расслабишься, то тут же окажешься с торчащим из задницы четырехдюймовым суком, или стоящим на земле с джангл-бутсами, оказавшимися где-то в районе бедер.
Какой-то лайфер-мазохист, обеспокоенный редкими случаями, в которых наши бойцы были поражены огнем противника в ходе спуска, изобрел "новый" метод, который должен будет увеличить наши шансы достичь земли невредимым. Это блестящее нововведение в технике специальных операций получило вводящее в заблуждение название "прыжок со слабиной".
Техника этого дела требовала чтобы "прыгун" пропустил спусковую веревку через закрепленный на "швейцарском сиденье" ***** карабин, затем, обернув ходовой конец вокруг коренного, снова пропустил его через карабин. Это совпадало со стандартной процедурой. А дальше начиналось отличие. Прыгун выпускал из карабина где-то порядка сорока-восьмидесяти футов веревки и сматывал этот ее кусок, находящийся между ним и местом крепления на полу вертолета. (На случай, если мое объяснение показалось бессмысленным – теперь он окажется висящим на веревке в сорока-восьмидесяти футах от места ее крепления к полу кабины вертолета.) Спрыгнув с лыжи вертолета, он пролетит практически в свободном падении сорок-восемьдесят футов до тех пор, пока, выбрав слабину, дюймовой толщины пуповина не натянется, и он не повиснет под зависшей вертушкой. Если он затормозит слишком сильно, то немедленно поймет это, поскольку его правую руку выдернет из сустава. При слишком слабом торможении его ощущения будут примерно те же, что у парашютиста, падающего с небес с "фитилящим" куполом.
Мы решили, что группы, выглядящие лучше всех, получат "право первой ночи" в ограниченном количестве заданий, получаемых ротой.
Вечером шестнадцатого меня назначили в караул сидеть в бункере вместе с Кеном Миллером, Билли Волкэбаутом, и парнишкой из 1-го взвода по фамилии Маккэйб. Миллер был невысоким крепкого вида солдатом, который прибывшим в 1-ю Бригаду весной 67-го. Он был из группы Онест Джона Берфорда и за прошедшие два месяца побывал на нескольких горячих заданиях. Вам бы понравился этот парень! Мы прикалывались над его ростом, отпуская всякие шуточки по поводу туннельных крыс и бомбардируя его остроумными сравнениями между ним и типичным гуком. Он достаточно добродушно отбивал наши нападки на свой рост до тех пор, пока не решал что с него довольно, после чего находил слабое место и вышибал из нас дерьмо. Оказаться тем, кто выведет Миллера из себя, было весьма невыгодно!
Другие двое LRP были чистокровными индейцами. Отец Маккэйба был губернатором всех резерваций аризонских апачей. Через пару лет, после дембеля он мог бы занять место своего отца.
Волкэбаут был чероки из Оклахомы. В прошлом году он закончил среднюю школу Улисса С. Гранта в Оклахома-Сити, и сразу же завербовался в армию. В школе он был чемпионом штата по борьбе и телосложением напоминал пушечное ядро с руками и ногами. Полагаю, именно поэтому он получил артиллерийский ВУС. Его отец, кажется, был важной шишкой в одной из нефтяных компаний в Оклахоме, так что парнишка рос отнюдь не бедным, неимущим индейским пацаном.
У нас в роте было несколько индейцев, и большинство из них были превосходны в поле. Они хорошо делали свою работу, но неохотно брали на себя лидерство. Они действовали вместе с командой, но редко как часть команды.
Когда мы вчетвером болтали, сидя в бункере, появился Тонини и сказал, что наша группа расформирована. Шугеэр отправился в тыл на дембель. Крейзи Адамса загадочным образом перевели из подразделения, и никто не знал, почему. Шеррер вчера отправился в свой тридцатидневный дополнительный отпуск. Райдера Лэйнга назначили в другую группу, и ему осталось меньше двух месяцев до продления. Элсберри решил, что исчерпал всю удачу, какая у него была. Ему оставалось всего одиннадцать недель, так что ротный решил снять его с полевых операций и назначить своим водителем. Единственная проблема была в том, что у нас не было никаких машин! Тонини через две недели должен был отправляться в отпуск, по возвращении из которого ему останется лишь три недели. Так что из всей группы остался я один, а отправляться на задание в одиночку меня абсолютно не перло.
Тонини сказал, что меня назначат в группу сержанта Бернелла. Я был рад. Помимо того, что о нем отзывались как об одном из лучших командиров в роте, остальными челнами его группы были Джон Соерс, Франк Суза, Джим Шварц, и Билли Волкэбаут. Все они были добрыми друзьями, и я знал, что каждый из них исключительно хорош в поле.
Группа Бернелла постоянно боролась с группой сержанта Контрероса из 1-го взвода за право получать самые трудные задания и иметь самый высокий боевой счет.

17 сентября 1968

В промежутке между ливнями мы вчетвером обваловали возле вертолетки площадку двенадцать на двадцать четыре фута, на которой должен будет разместиться ротный солдатский клуб. Капитан Экланд дал разрешение, пока мы добывали или приобретали (эх-х!) все необходимое для завершения проекта. Его шутливый ответ на наш запрос послужил карт-бланшем, которого мы добивались, чтобы сделать то, что мы собирались, чтобы закончить работу. У меня создалось впечатление, что ротный сам когда-то был пехотинцем.
Мы могли покупать пиво и газировку в лавке по десять центов и продавать в клубе по пятнадцать. Прибыль мы используем для приобретения для клуба такой роскоши, как холодильник, стерео, телевизор и, наконец, вентиляторы. Командир выпросил на роту пару бензиновых генераторов, так что теперь у нас было электричество.
Для начала мы где-то нашли старый ящик-холодильник, потом вчетвером скинулись, на покупку дешевого радио, а также достаточного количества пива и газировки, чтобы открыться. Мы построили бар, полки, столы и стулья. Стены были украшены разворотами из Плейбоя и большим постером с Джеймсом Дином верхом на Харли. Все было довольно топорно, зато у нас не было членских взносов. В Роту F наконец-то пришла цивилизация! Что нам нужно было в качестве завершающего штриха, так это несколько красавиц. Черт, да даже несколько дурнушек пришлось бы кстати.

* Дымовая граната М34 с белым фосфором. Сленговое название образовано по двум первым буквам обозначения содержимого (WP – White Phosphorous) (прим. перев.)
** Губерт Хамфри, кандидат от Демократической партии (прим. перев.)
*** Ричард Никсон, кандидат от Республиканской партии (прим. перев.)
**** Кандидат от Американской независимой партии. На этих выборах получил 13,5% голосов избирателей и 46 голосов выборщиков – самый значительный результат третьей партии за всю историю выборов (прим. перев.)
***** Импровизированная нижняя страховочная система ("беседка"), изготовляемая из веревки (прим. перев.)

 

20 сентября 1968

Лейтенант Джексон, наш оперативный офицер, сказал, что он, капитан Экланд и лейтенант Уильямс написали рекомендательные письма и приложили их к моему рапорту в OCS. Он понятия не имел, сколько времени займет весь этот процесс, но от всей души желал мне удачи.
Сегодня 2/17-го кавалерийского получил первые два боевых вертолета Кобра. Вся рота отправилась в расположение кавалеристов подивиться на смертоносные машины. До нас доходили слухи об их возможностях. Если их характеристики окажутся хотя бы наполовину такими же, как вид, в ближайшем будущем Чарли окажутся в полном дерьме.
Дождь шел с перерывами весь день. В промежутках мы отрабатывали эвакуацию с помощью седла Макгвайра. Армия должна брать с нас плату за такое. В жизни не испытывал ничего более волнующего. Полет на конце дюймовой веревки в 120 футах под вертолетом был, пожалуй, вторым по остроте ощущением после секса! Ты чувствуешь, что твоя жизнь висит на тонкой ниточке. Это было захватывающе!
После того, как наша тройка отработала, пилот потащил следующую партию LRP слишком быстро и приложил висящую троицу об стену одного из бункеров периметра. К счастью, бункер был укреплен отнюдь не сталью, и никто не пострадал.
Седло Макгвайра представляло собой не более чем три 120-футовых веревки, прикрепленных к днищу Хьюи, с брезентовыми ремнями, образующими петли на конце. Чтобы полет прошел безопасно, висящие на концах веревок LRP обязательно должны были держаться за руки, или еще как-нибудь уцепиться друг за друга. Если они не сделают этого, то начнут раскачиваться под вертолетом туда-сюда как маятники, что могло привести пилота к потере контроля.
Кроме того, как только подвесные были заняты, пилот должен был медленно подняться вертикально до безопасной высоты перед тем, как начать горизонтальный полет в безопасное место. Это предохраняло спасенных LRP от протаскивания по кронам деревьев, а также минимизировало раскачку. Проблема тут состояла в том, что время, проведенное в зоне эвакуации, оказывалось больше, чем позволяла безопасность. Хьюи, висящий в 120 футах или меньше над землей, таща три веревки, для вражеских стрелков представляет замечательную устойчивую цель. Если по какой-то причине вражеские стрелки предпочтут меньшие, более трудные цели, для этого отлично подойдут три тела, висящие на веревках над самыми деревьями.

23 сентября 1968

Утром двадцать третьего дождь полностью прекратился. Вышло солнце, на небе не было ни облачка. Ротный решил, что, пока из дивизии не насыпали задач, это подходящее время для постройки бункеров и защитных стенок вокруг всех построек в расположении роты.
Дон Линч, наш ротный водитель, взял у транспортников 2,5-тонный грузовик, и вместе с парой LRP из 1-го взвода направился в Фубай, чтобы привезти песка.
Когда они вернулись через час, у них был не только песок, но еще и восемнадцать вьетнамцев. Каким-то образом Линчу удалось заставить их согласиться наполнять мешки песком по пятнадцать пиастров за штуку. Это составляло порядка 1,5 центов. Какая сделка! Зачем использовать для выполнения этой черной работы высокооплачиваемых, хорошо подготовленных американских военнослужащих, когда обычный вьетнамский крестьянин с радостью выполнит эту изнурительную задачу за цену сигареты. Линч хорошо знал, что делал. Этот подвиг займет свое место в летописи истории LRP.
Деньги на оплату вьетнамцам мы взяли из клубных доходов. Капитан Экланд благословил проект, и мы немедленно загрузили их работой. Четверо LRP контролировали вьетнамцев, в то время как остальные бездельничали, играли в футбол на вертолетной площадке, или писали письма домой.
Тем вечером около восемнадцати наших забрело в солдатский клуб 501-го батальона связи. Ходили слухи, что у заведующего клубом лайфера завелась 16-мм пленка с реально хардкорной порнухой. Если и есть в мире что-нибудь, нравящееся кровожадному LRP больше, чем испортить Чарли денек, так это секс. Даже если он просто смотрит на него. Полагаю, едва тебе удастся "подкрасться и засадить", это навсегда останется частью твоей системы!
Однако прибыв на место, мы обнаружили, что старый толстый REMF установил входную плату в два доллара за возможность посмотреть порнуху. Мы были не против заплатить за развлечение, но два доллара с носа за просмотр пары подпольных порнофильмов – это было на грани грабежа. Отдавая входную плату, мы предупредили штаб-сержанта, что фильмы должны быть хорошими.
Мы забрались в набитый битком клуб, удачно найдя места за грубыми деревянными столами. Несколько парней протолкались через наполненное дымом помещение к бару, вернувшись с несколькими охапками холодного пива. Расставляя банки на столе, они выглядели несколько рассерженными. Обычная цена в двадцать пять центов за банку была удвоена. Мы не возражали против клуба, пытающегося получать честную прибыль, но все это дерьмо становилось слишком нажористым. Но будучи по натуре веселыми и добродушными парнями, мы решили держать рты на замке и заниматься своим делом.
Пока мы ждали начала сеанса, прошло девяносто минут. Естественно, сидя в жаре и духоте, мы были вынуждены покупать все больше пива по завышенной цене. Мы не могли не заметить, что в уже переполненное здание продолжали запускать солдат. Концентрация углекислоты вкупе с сигаретным дымом и воздействием алкоголя начинала отрицательно сказываться на характере LRP. Нам не нравилось находиться в тесноте, окруженными таким количеством REMF.
Наконец на сцену вышел NSO и, подняв руки и призывая к тишине, объявил, что у них небольшая проблема с проектором, и показ начнется немного позже.
Большинство из было согласно подождать, но один LRP из 1-го взвода взял от переполненного клуба все возможное. Он заорал, что не собирается ждать всю ночь, чтобы краем глаза глянуть на манду, и потребовал вернуть входную плату. Лайфер ответил, " никакого долбаного возврата не будет!"
Сейчас я уже даже и не скажу, что больше разозлило нашего LRP – выбор слов или общая нехватка такта, но разъяренный рыжеволосый малыш подскочил и завопил: "Ах ты грязный гнилой сукин сын, я хочу мои деньги назад, и я хочу их прямо сейчас". У большинства REMF не хватит духу противостоять разозленному LRP, но этот здоровяк-сержант смотрел на крошечного парнишку в камуфле и черной бейсболке сверху вниз. Должно быть, он полагал, что содержимого этой формы, не достаточно, чтобы надрать ему зад. Кроме того, глядя на обращенные к нам лица, становилось понятно, что они превосходят восемнадцать присутствующих LRP в соотношении примерно десять к одному. Такое преимущество ему, похоже, понравилось.
Он глумливо глянул на LRP сверху вниз: "Хорошо, маленький залупон, пойдем, выйдем и поглядим, сможешь ли ты получить с меня свои долбаные два доллара".
NCO спрыгнул со сцены и отправился к двери с LRP, идущим за ним по пятам. Весь клуб повалил за ними. Едва LRP вышел в дверь, сержант быстро развернулся, сорвал с его головы черную кепку, а потом отвесил пинка, рассчитывая заставить того петь сопрано. Теперь LRP был действительно разозлен. Общеизвестно, что LRP дерутся грязно (приходится, когда все время находишься в меньшинстве), но мы не ожидали это от REMF. На самом деле, мы вообще не ожидали, что они будут драться!
Так что наш LRP буквально налетел на здоровенного клубного коммандос и принялся колотить его как пасынка. Мы, столпившись вокруг, принялись подбадривать его. Внезапно, парочка реальных героев из батальона связи решила выручить своего старого сержанта, схватив LRP сзади и держа его руки, пока лайфер будет лупасить того по больным местам.
Есть два урока, которые должны преподавать REMF во время SERTS. Первый: не наезжать на LRP. И второй: не наезжать на LRP, когда рядом его друзья. Семнадцать приведенных в ярость LRP набросились на всю толпу. Маленькие островки камуфляжа посреди моря оливы! Последовавшая за этим драка продлилась несколько минут. Было слишком тесно для хорошего удара. Но это не мешало нам пытаться.
Наконец разнимать драку прибыла пара дюжин "эм-пи". После того как порядок был восстановлен, они позволили серьезно побитому NSO рассказать свою довольно одностороннюю версию произошедшего. Недолго думая, они прикрыли лавочку, приказав всем расходиться по своим подразделениям. Нашего героя бесцеремонно отволокли к начальнику военной полиции, а NCO и еще семерых REMF отправили в медпункт.
Семнадцать удрученных и разбитых LRP вернулись в расположение роты. Мы хорошо бились, но один из нас числился пропавшим без вести, и пока он не вернется в роту, задание не могло считаться успешным.
Капитан Экланд и первый сержант Уолкер были вне себя от ярости. Они решили дождаться следующего дня, чтобы сходить на гауптвахту и вернуть пропавшего товарища. Они полагали, что проведенная за решеткой ночь охладит нашего злющего рыжеволосого LRP.
Мы помылись и отбились, зная, что продолжаем традицию LRP. Вновь несколько LRP бросили вызов подавляющему превосходству и вышли победителями. В последнее время жизнь стала немного скучновата, и это поможет сплотить роту для того, что ждет нас в будущем.

24 сентября 1968

Пропавший без вести LRP вернулся в расположение поздним утром. Товарищи-LRP приветствовали его как героя, а первый сержант слегка надрал ему задницу. Однако улыбка на лице старшого сделала этот момент менее травмирующим. Рыжий носил свой синяк как медаль за доблесть.

26 сентября 1968

В некрологе, помещенном в свежем выпуске "Звезд и Полос" я прочел, что неделю назад в бою возле Кэмп Эванс погиб Гэри Льюис. Мы вместе проходили подготовку в Форт Гордон, а потом в десантной школе. Проведя вместе несколько уикендов, мы стали довольно близкими друзьями. Он был из Кеокука, Айова, у него осталась жена с двумя маленькими дочерьми. Он попал в Нам за неделю до меня и был назначен во 2 батальон 502-го полка. Это был первый случай, когда я терял в бою близкого друга. Несколько дней я чувствовал опустошенность, пустоту внутри. Я вспоминал о развлечениях, которым мы предавались, длинных беседах о доме и том, чем мы собирались заняться по возвращении туда. Теперь он не вернется, никогда больше не увидит свою жену и маленьких девочек. Боль, которую они испытывали в этот момент, должно быть, была невыносима. Я мог лишь надеяться, что моим любимым никогда не придется пережить ничего подобного.

27 сентября 1968

У нас появилась проблема с добыванием пива для клуба. В лавке его не было, и там не знали, когда оно снова появится. Вроде бы были какие-то проблемы с доставкой его в Кэмп Игл из Дананга.
Парень, назовем его Флэш, вызвался взять у транспортников 2,5-тонный грузовик, сгонять в Дананг и привезти пива. К сожалению, когда офицер из транспортной роты узнал о наших целях, то отказался подписать путевой лист для этой поездки. Одним из недостатков маленькой роты, находящейся в оперативном подчинении у большого подразделения, является снабжение и обеспечение, которое кроме чрезвычайных случаев очень сложно получить. Транспорт, логистика, продукты, отпуска и присвоения званий – все это шло через вышестоящее подразделение. Большую часть времени мы получали лишь половину необходимого, а то и вовсе ничего.
Флэш попросил ротного разрешить ему и еще паре парней из его группы слетать в Дананг на выполняющем грузовой рейс вертолете, чтобы купить пару паллет пива для клуба. Капитан Экланд предупредил, чтобы они держались подальше от неприятностей, но сделали все необходимое для успешного выполнения задачи.
Добравшись до Дананга, они вскоре обнаружили, что нехватка пива в армии отнюдь не ограничивается уровнем дивизии. Его не было нигде. Им сказали, что транспорт с пивом, как ожидалось, вот-вот должен встать в док на разгрузку. Если они согласятся подождать денек-другой, то у них не будет никаких сложностей с получением должного количества.
Вертолет должен был вернуться в расположение кавалеристов к 16.00, кроме того, у троих LRP не было никаких документов, позволяющих им остаться в Дананге до утра. Флэш решил провести небольшую разведку и поглядеть, что можно добыть. Мистер Грант, пилот, сказал, что к 15.00 они должны быть на взлетке. Если они не появятся до 15.15, то он улетит без них.
Поход в местный "бум-бум хаус"* позволил троим LRP не только сбросить напряжение, но и получить информацию о том, что в центре снабжения ВВС имеются огромные залежи пива.
Они поймали машину и двинули на авиабазу, где вскоре обнаружили, что полученная ими информация была верна. Пообщавшись с сержантом-снабженцем они договорились махнуть несколько поддонов пива в обмен на AK-47 и еще несколько сувениров от NVA. Единственная проблема состояла в том, что им не хватало времени, чтобы вернуться к вертолету и организовать транспортировку.
В ходе дальнейшей разведки обнаружился оставленный без присмотра на стоянке возле базы 2,5-тонный грузовик. Пока никто не видел, трое LRP "позаимствовали" машину и отогнали ее к публичному дому, где занялись внесением изменений в опознавательные знаки. Теперь рота F 58-го пехотного (LRP) стала обладательницей собственного автопарка.
Они вернулись на склад и загрузили в грузовик два поддона пива. День клонился к вечеру, и чтобы засветло добраться до Кэмп Игл, оставалось не так уж много времени. Однако риск попасть в засаду на Шоссе 1 казался меньшим злом в сравнении с опасностью быть арестованным в Дананге по обвинению в самовольном оставлении части и угоне транспортного средства.
Они пробирались по переполненным улицам, пока не выехали на шоссе с твердым покрытием, идущее на север, в сторону Фубай и Кэмп Игл. По пути на север они встретили несколько движущихся навстречу конвоев, в то время как движения военных транспортных средств в попутном направлении почти не было.
Вскоре они выбрались из населенного пункта и понеслись по шоссе. Сорок с лишним миль до Кэмп Игл они проделали меньше чем за час. Когда они проезжали через лежащие вдоль Шоссе 1 деревушки, их пару раз обстреляли. До Кэмп Игла они добрались перед самым закатом, где по прибытии на главное КПП им пришлось ответить на несколько весьма сложных вопросов.
Благодаря их смелости в анналы LRP была вписана еще одна успешная миссия, а нам теперь не приходилось беспокоиться о том, как в случае нужды добыть грузовик в транспортной роте. Теперь у нас был свой собственный.

* Бордель (прим. перев.)

 

28 сентября 1968

На следующий день LRP, которого я, чтобы не подводить Терсеро и роту в целом, назову Айронмен, в одиночку совершил еще один незабываемый подвиг.
Командир роты имел в своем распоряжении джип, предоставляемый автопарком кавалеристов. К сожалению, каждый раз, когда возникала такая необходимость, ему приходилось отправлять своего водителя, Айронмена, с оформленным по всем правилам запросом. Само по себе получение машины никогда не было проблемой. Раздражало лишь, что через всю эту мышиную возню приходилось проходить всякий раз, как возникала нужда. Опять же, нам обычно доставался тот джип, который требовал ремонта.
Айронмен обнаружил в противоположном углу Кэмп Игл стоящий на подпорках джип. Пообщавшись с механиком расположения, он выяснил, что машина только что из капиталки, и все, что для нее нужно – новые шины. Поскольку джип находился на отшибе, Айронмен быстро оценил ситуацию и придумал план. Час спустя единственное, что от него осталось, это четыре деревянных подпорки и несколько масляных пятен на красной глине. LRP нанесли новый удар!
Чтобы обзавестись резиной для своей добычи, Айронмен стырил четыре запаски с нескольких соседних джипов. Сделав это, он просто завел машину и отогнал ее в расположение роты. Через двадцать минут с помощью небольшого количества оливковой и белой краски автопарк роты F пополнился второй машиной.
Сержант Рей Зощак заменил сержанта Бернелла в качестве КГ нашей группы. Обязанности Бернелла как взводного сержанта стали отнимать слишком много времени, чтобы он мог продолжать возглавлять группу. В тот же вечер в роту пришли четверо новичков. Все они перевелись из линейных подразделений. Двое из них попали в мою группу вместо Соерса и Сузы, отправлявшихся в школу Рекондо в Натранг. Я познакомился с обоими новичками, и сразу нашел общий язык с одним из них. Его звали Терри Клифтон. Терри был из Флориды и половину срока прослужил в 1 батальоне 502-го. Не знаю, что меня в нем привлекло, но этот парень сразу мне понравился. В отсутствие Соерса и Сузы, Зощак, новый командир нашей группы, попросил, чтобы я в какой-то степени взял Клифтона под крыло и ввел его в курс жизни. Его ждала пара недель тренировок, прежде чем Зо возьмет его на задачу.

29 сентября 1968

Денек выдался унылый. Шварц, Луни, Клифтон, и я были в наряде, выступая надзирателями за вьетнамцами, наполнявшими мешки с песком в расположении роты. Новизна ощущений от флирта с беззубой старой каргой и болтовни с ее пятнадцатилетним переводчиком давно выветрилась. Теперь это был лишь еще один утомительный способ провести время годичного срока, начинающего походить на пожизненное заключение.
Мы закончили возведение всех бункеров и огневых позиций, и теперь занимались обваловкой всех наших построек (само собой, начав с канцелярии и обиталища лайферов!). Я не мог не задуматься о том, кто будет вычищать все эти мешки потом, когда война закончится.
Джонни Куик пригласил нас собраться в клубе после ужина. На следующий день он отправлялся в тыл и дальше в Мир. Он отмечал свое спасение, имевшее место пару недель назад в ходе эвакуации под обстрелом с помощью седла Макгвайра, и со времени возвращения с того выхода был пьян ровным слоем. Он хотел попрощаться со всеми в роте и платил за всех.
Джонни был одним из самых известных парней в роте. Перед тем, как отправиться во Вьетнам, он был инструктором на курсах выживания в центре подготовки Сил Спецопераций в Форт Брэгг. Одна из его любимых историй была о том, как он шокировал курсантов, откусывая голову живому цыпленку, сцеживая кровь в кружку и потом выпивая ее. После этого он ощипывал его и ел сырое мясо, показывая, через какие крайности может оказаться необходимо пройти, чтобы выжить в джунглях.

30 сентября 1968

Утром тридцатого в роте случилась трагедия. Ротный писарь отправился разбудить Джонни Куика, чтобы тот мог позавтракать перед отлетом в Бьенхоа. Джон никак не реагировал на его попытки. В конце концов он понял, что что-то не так. К этому моменту проснулось еще несколько LRP из группы Джона, включая одного из медиков роты. Он проверил пульс Джона и обнаружил, что наш добрый друг был мертв.
Весть от смерти Джона стремительно разлетелась по всей роте. Его тело быстро увезли в похоронную команду, так что большинство из нас так больше и не увидело нашего друга. Все подразделение было в шоке. Невероятно – такой прекрасный друг и яркий товарищ прожил год в аду, чтобы помереть на койке в день, когда он должен был отправиться в тыл. Услышав об этом, большинство из нас решило, что это какая-то невероятная, извращенная шутка. Но это была не шутка. Джон ушел!
В ходе расследования его смерти обнаружили, что по окончании вечеринки в нашем клубе Джон отправился в клуб вертолетчиков, чтобы попрощаться с мистером Поли и мистером Грантом. Спустя пару часов, проведенных там за выпивкой, кто-то предложил ему показать, как он ел сырого цыпленка в Форт Брэгге. Джон согласился продемонстрировать, если кто-нибудь добудет цыпленка. Вскоре один из пилотов притащил здоровенную жабу из тех, что водились в пиявочном пруду возле вертолетной площадки. Джон сказал, что хоть это и не цыпленок, но нечто достаточно похожее. Он оторвал задние ноги жабы и начал есть их, вместе с кожей и тому подобным. Доктор, выполнявший вскрытие, предположил, что азиатская жаба содержала яд, который заставил сердце Джона остановиться. В обычной ситуации он был бы недостаточно силен, чтобы убить взрослого человека, но при том количестве алкоголя, что содержалось в крови Джона, его оказалось достаточно, чтобы случился сердечный приступ.
Это была первая потеря в роте с момента моего прибытия в июне месяце. Это было настолько глупо и бессмысленно, что ошарашило всю роту. Никто не хотел говорить об этом. Мы беспокоились о его семье. Они ждали его домой через пять дней, живым! У Джона была невеста, которая ждала его. Вскоре после его возвращения они собирались пожениться.

 

2 октября 1968

Мы получили предварительное распоряжение на выход третьего числа. Это должна быть простая разведывательная задача. Пилот вертолета заметил замаскированную тропу возле базы огневой поддержки Брик. Мы должны будем наблюдать за ней, и докладывать о любой деятельности противника в районе. Нам предстоит провести там трое суток.
В этот раз Зо решил взять только пятерых. Барри Голдена, одного из Старых Грязных Пижонов из Сент-Луиса; Кена Муноза, нового парнишку из Индепенденса, Миссури; Майка Райффа из Канзас-Сити, перешедшего к нам из батальона связи; и меня. Я сказал Зо, что на этот выход ему надо бы взять другую четверку, потому что все, кроме него были из Миссури, а коренные парни из Миссури – подлейшие сукины сыны во всей округе.
Все еще шел мелкий дождь, но предполагалось, что где-то к вечеру он прекратится на пару суток. Остальные в роте вкалывали, возводя защитные стены вокруг построек.
Около двадцати LRP втихаря свалили на вертолетку и затеяли там жесткую игру в футбол со всеми подсечками, захватами и тому подобным. Это выглядело неплохой забавой, но Зо запретил нам участвовать. Он не хотел, чтобы кто-нибудь из нас поранился или травмировался перед завтрашним выходом. Я отправился поглазеть на игру. Рили Кокс по прозвищу Бульдозер, и Джо Билеш, раньше игравший в Филадельфия Иглз, проходили через линию как сквозь масло. Бум-Бум Эванс и Клеймор Оуэнс, игравшие в футбол в колледже на юге, были единственными, кто дерзал становиться у них на пути. Клифтон превосходно работал на распасовке, в чем не было ничего удивительного. Он как-то обмолвился, что был довольно неплохим квотербеком в школьной команде.
Терри немного расстроился, обнаружив, что мы идем без него. Я должен буду идти в голове. Зо натаскивал его на роль ведомого, но считал, что он все еще не готов. Хотя Терри провел в буше больше шести месяцев, Зо не возьмет на задачу никого, не будучи уверен, как он покажет себя в поле.
К вечеру температура упала примерно до пятидесяти градусов*. Наши организмы были не готовы к такому перепаду. Я прикинул, что эдак мы еще и поморозимся утром на высадке.

3-8 октября 1968

На рассвете нас высадили в воронку от авиабомбы. Мы оказались на склоне горы, прямо над тем местом, где была обнаружена тропа. Чтобы добраться до нее, нужно будет спуститься примерно на двести метров.
Я обнаружил тропу, пробираясь вперед через густую растительность. Она была хорошо укрыта, так что, раздвинув кусты, я оказался всего в трех футах от нее. Я замер, подняв руку ладонью наружу, предупреждая остальных членов группы, идущих следом, что я нашел ее.
Зо подошел ко мне, окинул взглядом и мотнул головой, давая знак отойти назад. Мы оттянулись на десять метров вверх по холму и направились параллельно тропе на запад. В сотне метров мы обнаружили плотную рощу деревьев, растущих в пяти метрах от тропы там, где она пересекала небольшой ручеек, бегущий по склону горы. Мы устроили периметр в густых зарослях. Это была прекрасная позиция, позволяющая контролировать тропу, оставаясь незамеченными. Она была немного ближе к тропе, чем мне бы хотелось, но это было единственное найденное нами место, откуда можно было наблюдать, находясь в укрытии поблизости.
Тропинка была хорошо натоптана, но ручей раздулся от недавних дождей и выглядел непроходимым. Зо решил провести здесь все три дня и предупредил нас о необходимости полной звукомаскировки. Нам придется есть пайки холодными, а если потребуется облегчиться, отползать метров на пятнадцать вверх по склону и, сделав дело, закапывать все результаты. В джунглях запах человеческого дерьма подобен неоновой вывеске. И американское дерьмо пахнет совершенно не так, как вьетнамское. Думаю, это потому, что в нашем не было столько рыбьих голов.
В том месте было ужас сколько пиявок. Устроив наш НП, мы по очереди раздевались, чтобы осмотреться. Я снял с себя восемнадцать гадин. Одна из них присосалась прямо у меня под поясом, и я случайно раздавил ее, снимая снаряжение. Весь перед моих штанов пропитался кровью. Когда раздавленная пиявка сползла у меня по ноге, я понял, в какой заднице мы оказались. Мы были слишком близко к тропе, чтобы намазаться имеющим сильный запах репеллентом, так что нам пришлось прикладывать горлышко пластикового флакона к каждой пиявке, чтобы заставить ее отвалиться. Когда это происходило, мы давили их пальцами. Суровая цена за возможность поужинать!
После налетевших ночью москитов мы готовы были благословить пиявок. Нас облепили орды гудящих кровопийц, лезущих в глаза, уши, носы, и рты. Единственным облегчением было натянуть подкладку от пончо на голову и подоткнуть ее со всех сторон. Но даже тогда постоянное гудение сводило нас с ума.
Тропа оставалась пустой все три дня. Мы были как на иголках в ожидании эвакуации. Мокрые джунгли и голодные насекомые преподали нам урок страдания длиной в семьдесят два часа. Мы должны были выдвинуться обратно к вершине горы, откуда нас эвакуируют в районе полудня.
Во время восьмичасового ситрепа ротный сообщил, что мы остаемся на позиции еще на трое суток. Он посоветовал нам выдвинуться на гребень, куда он подкинет дополнительные пайки, батареи для раций и запас сухих носков. Идея с пополнением запасов не нравилась командиру группы, он не хотел риска обнаружения группы так близко к тропе. У нас не было проблем с водой, но еда и батареи должны были закончиться на следующий день. Получить сухие носки было бы приятно, но они намокнут через пару минут после того, как мы их наденем. Ротный дал нам координаты точки сброса припасов и сказал, во сколько нужно быть там.
Когда Зо спросил, почему наш выход продлили, ему ответили, что с совершавшего плановый патрульный полет вертолета заметили двадцать или больше NVA, идущих по тропе в паре кликов от нас. Так как они, похоже, двигались в нашем направлении, командир хотел, чтобы мы подождали и поглядели, что это за публика. Если они не появятся через пару часов, мы должны будем двинуться в направлении места их обнаружения, и попытались найти их. Он также поставил задачу по возможности захватить пленного.
Мы вышли впятером, осторожно направляясь вверх по склону. Найдя среди деревьев у самого гребня небольшую поляну, мы вышли на связь, сообщив координаты. Вскоре на место прибыл Хьюи и сделал проход над вершиной. Он не смог нас обнаружить, хотя мы четко видели, что он пролетел прямо над головами. Зо связался по рации и сказал пилоту развернуться и, выждав десять минут, возвращаться. На этот раз мы выложим сигнальное полотнище, чтобы он мог точно определить наше положение. О дымах не могло быть и речи, а пасмурная погода делала невозможным использование сигнального зеркала.
Вскоре Хьюи вернулся, на сей раз обнаружив нас. Он развернулся, снижаясь, и медленно пролетел над нашей позицией. Выпихнутый из него баул шлепнулся в десяти футах от места укрытия группы. Через пару секунд вертолет ушел. Мы быстро распаковали и распределили между собой пайки, носки и батареи. Пустой баул мы спрятали в ложбине, привалив сверху корягой.
Соблюдая крайнюю осторожность, мы вернулись на наблюдательный пункт. Мы снова разместились, не тратя времени на установку Клейморов, пока Зо сползал к тропе в поисках признаков того, что противник проходил тут, пока нас не было.
Он быстро вернулся и дал знать, что они не проходили мимо нашей позиции. Он указал на свои часы и подал знак, что мы будем ждать здесь в течение одного часа, а затем отправимся туда, где вертолет заметил NVA.
Казалось, прошло всего несколько минут, когда Зо дал сигнал впрягаться в рюкзаки. Мы двинулись на запад, опять держась выше по склону параллельно тропе. До того, как опустилась темнота, заставившая искать укрытие на ночь, мы прошли почти километр.
Я заметил какие-то густые кусты в десяти метрах от тропы. Мы забрались в них и устроили НОП. На сей раз, мы решили потратить немного времени и установить наши пять Клейморов. За исключением возвращения москитов, ночь прошла тихо.
На рассвете мы собрались и вновь начали движение. Через сотню метров мы вышли к месту, где наша тропа пересекалась с другой. Мы с ведомым подкрались к ней и обнаружили, что она примерно такого же размера и отличается лишь покрывающими ее свежими следами. Не все они были от сандалий Хошимина. Некоторые, совершенно явно, были от обуви наподобие кедов, которую носят NVA. Судя по следам, большинство вражеских солдат, похоже, двигалось на восток. Мы поспешно вернулись той же дорогой к остальной части группы, укрывшейся в зарослях в десяти метрах позади, и доложили Зо о результатах.
За четыреста метров до этого места мы проходили мимо воронки от авиабомбы, чья величина позволяла свободно посадить вертолет для нашей эвакуации. Зо решил устроить наблюдательный пункт прямо тут, на перекрестке. Если нас засекут, или мы возьмем пленного, то, по крайней мере, возвращаясь к PZ, будем двигаться по знакомой местности.
Мы собрались вместе и забазировались в двадцати метрах от перекрестка. Зо взял Райффа, своего связиста, и переместился к тропе, в то время как остальные остались на базе. Он вернулся спустя два часа, сказав, что видел группы из шести и десяти NVA, прошедших цепочкой мимо его позиции, расположенной в пяти метрах от тропы.
Мы разделились на подгруппы захвата и наблюдения, и двинулись к тропе, держась примерно в двадцати пяти метрах друг от друга. Никаких действий противника за весь остаток дня мы не наблюдали.
В сумерках мы вернулись на базу и провели еще одну ночь, позволив полчищам москитов пировать на нас. Никогда не видал их в таких количествах. Эти ублюдки действовали так, как будто ничего не ели лет двадцать. Я задумался, а как справляются с ними находящиеся поблизости вражеские солдаты.
На рассвете следующего дня мы выдвинулись к тропе и снова заняли позицию. Через несколько минут возглавляемая Зо подгруппа захвата, находившаяся в двадцати пяти метрах дальше по тропе, нажала тангенту своего радио, давая знать, что они видят противника. Потом звук в рации Голдена начал быстро прерываться: один, два, три, четыре – я потерял счет на шестнадцати. Голден обернулся ко мне, мы замерли и затаили дыхание. Мы были подгруппой наблюдения.
Похоже, солдаты противника подходили с другого направления и, судя по сигналам Зо, их должно было быть в количестве.
Мы вдвоем залегли, укрывшись в пяти метрах от тропы, и насчитали тридцать шесть прошедших мимо нас NVA. Они были в оливковой форме, у большинства на головах были пробковые шлемы. Они не несли рюкзаков и другого тяжелого снаряжения. Это указывало, что они находятся в нескольких часах пути от своего базового лагеря. Мне все время казалось, что один из них вот-вот посмотрит и увидит нас, лежащих укрывшись в кустарнике, но они проходили, не замечая нас.
Когда они исчезли из виду, Голден поглядел на меня и покачал головой. Вот это были гуки! Они не разговаривали и не перешучивались, двигаясь быстро, с интервалом в три метра.
Через десять минут Зо шепотом передал по радио, чтобы я и Голден возвращались на базу. Мы собирались поменять планы.
Когда мы собрались на базе, Зо сказал, что активность противника в районе слишком высока, чтобы пытаться произвести захват. Оставаться тут еще тридцать шесть часов тоже контрпродуктивно. Мы уже обнаружили передвижение NVA в районе, и если оставаться тут лишь для того, чтобы посчитать их, дело может закончиться тем, что кого-нибудь убьют.
Кроме того, так как дожди прекратились, скорее всего, в ближайшее время уровень воды в ручье вернется к норме, что сделает вторую тропу пригодной к использованию. Оставшись ждать, мы получаем риск появления противника вблизи обеих наших точек эвакуации.
Зо вышел на связь и запросил раннюю эвакуацию. В ней отказали. Все имеющиеся вертолеты были заняты, эвакуируя другую группу. Нам приказали продолжать выполнение задачи, сообщив правда, что наша эвакуация, запланированная на 16.30 следующего дня, будет перемещена на 08.00.
Мы втроем остались на базе, в то время как Зо и Райфф отправились обратно наблюдать за тропой. Зо сказал, что они вернутся перед самыми сумерками.
Оба вернулись за час до заката, предварительно радировав нам о своем приближении. Зо сообщил, что они наблюдали на тропе еще две группы NVA. Сперва это было двенадцать человек, а затем через три часа мимо прошел патруль из шестнадцати человек. Зо был обеспокоен. Он сказал, что все NVA, которых мы видели, держались настороже, что было необычно. Он задумался, а не были ли они в курсе нашего присутствия в районе. Он решил, что в оставшееся время нам стоит избегать рискованных действий и оставаться на базе.
Невзирая на усталость, той ночью никто из нас толком не спал. Дело было не только в постоянном гуле москитов, не дающем нам уснуть. Нас держало в напряжении знание о том, что куча солдат NVA шастает взад-вперед по тропе в двадцати пяти метрах от нас.
На рассвете последнего дня нашего выхода мы спокойно сняли Клейморы и оправились назад, к нашей PZ. Когда мы подошли к ней, Зо остановил группу, в то время как я отправился вперед проверить воронку. Она была чиста, не было никаких признаков присутствия противника поблизости. Для вящей уверенности я обошел вокруг и потом вернулся к группе.
Зо связался с эвакуационным бортом. Подбор должен был пройти четко. Мы были менее чем в четырехстах метрах от пути движения противника, и исходя из того что мы узнали, посреди его полкового базового лагеря. Как только прибудет вертушка, нам нужно будет сматывать очень быстро.
Прошло десять минут, когда мы услышали, что ротный запрашивает ситреп. Слик был в трех майках от нас. Дождавшись характерного звука рубящих воздух лопастей, мы бросили зеленый дым. Через несколько секунд мистер Поли свесил правую лыжу своего вертолета через край воронки в десяти метрах от нас.
Все пятеро вскочили как один в безумном броске к безопасности на борту Хьюи. Поли уже поднимал вертушку от земли, когда мы с Райффом схватили Зо за лямки снаряжения и втянули на борт. Зо оглядел кабину и всех нас, как будто хотел сказать: "Мужики, какая досада, что веселье закончилось!" Он показал нам два больших пальца и стрельнул сигарету у борттехника.
На окружающих меня лицах читалась накопившаяся за прошедшие шесть дней усталость. Внезапный сброс напряжения оставил нас всех истощенными и опустошенными. Для меня это был новый опыт. Я уже немного побывал в бою, но практически всегда это был мгновенный всплеск действия, заканчивающийся в течение нескольких секунд. Быстрый прилив адреналина, за которым следовал столь же стремительный спад. Не было даже времени на то, чтобы заметить страх... до тех пор, пока все не закончится.
Действовать длительное время в районе, кишащем вражескими солдатами – это совершенно другое. Не было никакого прилива адреналина, никакого спада. Вместо этого тело, казалось, находилось в состоянии постоянной готовности, в почти бесконечном ожидании. Было такое чувство, что кто-то постоянно стоит позади с хлыстом в занесенной руке, готовый задать жару. Ты не можешь полностью расслабиться, потому что на самом деле не был до конца на взводе. Ты находишься в состоянии постоянного напряжения, которое через некоторое время начинает истощать, высасывая энергию и лишая рассудка. Но это было то, с чем нужно научиться иметь дело, если собираешься выжить.

*+10оС (прим. перев.)

 

10 октября 1968

Все группы были переформированы. На дембель ушло так много Старых Грязных Пижонов, а на их место перевелось столько новичков, что произошел дисбаланс опытного личного состава. В некоторых группах было по шесть опытных человек, в то время как в других хорошо если у командира и радиста за плечами было несколько боевых выходов. Даже Дон Линч из штабной секции согласился сходить на несколько задач с группой Лу Ондруса.
Голдена перевели из нашей роты сразу после нашего возвращения с крайней задачи. Мы слышали, что его отправили в Бьенхоа на должность бортстрелка или что-то вроде того. Он недавно продлился на несколько месяцев, чтобы уволиться раньше.
Райффа назначили старшим радистом в группу сержанта Контрероса. Кен Муноз ушел в группу к сержанту Фэдели. Кен был одним из двух "прямоногих" в роте. Он прибыл примерно в то же время, что и я, и побывал на нескольких выходах в составе группы Контакта Джонсона, а потом в группе Онест Джона Берфорда.
Соерс и Суза до октября были в группе Зо. Они оба прошли курсы патфайндеров и последние несколько недель находились в школе Рекондо в Натранге. Вполне вероятно, что окончив их, они станут командирами своих собственных групп. Они были первоклассными LRP, и я без колебаний пойду в поле с любым из них.
После переформирования из первоначального состава группы остались лишь Зо и я. Шестым у нас был Терри Клифтон, но он еще не ходил на задания. Сержант Бернелл, наш взводный сержант, назначил для пополнения нашей группы Джима Шварца, Дейва Бидрона, и Билли Волкэбаута. Шварц числился в группе Зо где-то с середины августа, но почему-то не был с нами на крайнем патрулировании.
Шварц был хорош в поле. Он очень любил идти в голове. Это был крутой пацан из Чикаго с чувством юмора, граничившим с неприкрытым цинизмом. Вместе с ним я прошел через основной и расширенный курс подготовки, и прыжковую школу, но все время на курс позже. Он прибыл в роту за неделю до меня, и мы стали неплохими друзьями.
Бидрон тоже был из Чикаго. Дейв с его уличной сметкой выглядел умудренным в глазах таких как я, получивших консервативное воспитание парней со Среднего Запада. У Дейва был определенный шарм, способный вызвать улыбку даже в плохой день. Даже когда он просто разговаривал – это уже было целое представление. Определенно, это был красочный персонаж. Он должен был встать на должность младшего радиста. Дейв был ростом около шести футов и очень мускулистым. Как-то мы играли в футбол на вертолетной площадке. Пытаться заблокировать его в игре было все равно, что попробовать сдвинуть пожарный гидрант.
Волкэбаут, чистокровный чероки из Оклахомы, должен был стать старшим радистом группы. Бочкообразный атлет был просто создан, чтобы таскать рацию.
Клифтон был, мягко говоря, не типичным LRP. Он был строен, но мускулист. Похоже, он вполне комфортно воспринял все во время тренировок, через которые мы его пропустили. Он выглядел как человек, которого не так-то просто напугать. Вскоре после его появления в роте мы стали лучшими друзьями. Зо решил поставить его в тыловое охранение на должность младшего разведчика.
К моему изумлению, меня назначили ЗКГ, и я должен буду идти ведомым позади Шварца. Для меня была большая честь, что Зо столь хорошо думал обо мне, что сделал своим заместителем в группе. За четыре месяца, что я прослужил в LRP, мне довелось побывать еще в трех группах. И я считал Зощака лучшим КГ роты F. У него, родившегося и выросшего в Филадельфии, было чувство джунглей, казалось противоречащее его опыту горожанина. Зо был превосходен в буше. Некоторые командиры групп позволяли курить в поле и разрешали своим людям греть воду для кофе и приготовления пищи. Зо действовал по учебнику. Мы не курили, не пользовались сухим горючим и не делали ничего другого, могущего выдать противнику наше местонахождение. Он постоянно поддерживал строжайшую звукомаскировку и был мастером в общении с помощью мимики и жестов. Его уверенность и самообладание под огнем вдохновляли нас. Находясь с ним в поле, мы чувствовали себя непобедимыми. В результате его команде доставались лучшие задачи. Зо редко приходилось патрулировать в пустой АО.
Зо проследил, чтобы я получил CAR-15. Они были у большинства стариков, но на всех их, похоже, никогда не хватало. Говорили, что большая их часть до нас просто не доходила, поскольку на них сразу накладывали лапы офицеры-тыловики. Он сказал, что тот, что достался мне, раньше принадлежал Тонини.
Опять полил дождь. Мы знали, что солнце появилось ненадолго. Была середина сезона муссонов, так что любой день без дождя можно было рассматривать как премию.

16 октября 1968

Наконец-то прекратило поливать. За пять дней беспрерывного дождя наша часть Вьетнама превратилась в болото. На самом деле ничего толком не изменилось. Красное и коричневое стало темнее, а зеленое – насыщеннее. Растительность стала еще пышнее, таковое было возможно. По крайней мере, исчезла проникающая повсюду красная летняя пыль.

16 октября 1968

После обеда на холме сразу за нашим периметром обнаружили четверых вьетнамцев. Они, вроде бы, возились вокруг одной из могил, но было видно, что они смотрят на наш периметр несколько более заинтересованно, чем обычно. Когда ротному сказали об этом, он позвонил командиру 2/17-го кавалерийского и запросил вертолет, чтобы вылететь "за проволоку" и захватить из для допроса.
Через несколько минут на нашу вертолетку приземлился Хьюи-слик, Ларри Чемберз, Клифтон, и я забрались на борт. Вертолет взлетел и выполнил короткий перелет за периметр, к месту, где работали вьетнамцы.
Когда мы оказались поблизости, они начали признаки чрезвычайной нервозности. Они заработали быстрее, стараясь выглядеть максимально занятыми.
Мы сели на вершину холма рядом с ними и втроем спрыгнули на землю. Обычно когда американский вертолет приземлялся поблизости, простые гражданские бросали все свои дела, и пытались укрыться от разносимого потоком от винта мусора. Эти четверо не стали. Они продолжали работать, совершенно не обращая внимания на приземлившийся в пятидесяти футах Хьюи.
Мы подбежали к ним и обнаружили, что один из них был древним белобородым стариком, чьи глаза выдавали ужас, который он испытывал при нашем приближении. Трем другим было, похоже, слегка за сорок. Они, наконец, прекратили свое занятие и обернулись к нам. На их лицах не было никаких эмоций. Двое из них, выглядевшие помоложе, казалось, подумывали о том, чтобы сбежать, но остановились, когда Клифтон и я направили на них оружие.
Мы попытались спросить их, что они делают возле нашего периметра, но, похоже, никто из них не говорил по-английски. Наши же познания во вьетнамском были слишком ограничены для ведения беседы.
Мы обыскали их и задержали до возвращения вертолета, привезшего двоих солдат из кавалерийского и скаута Кита Карсона*. Вьетнамцы продолжали пытаться показать нам свои документы. На карточках были их фотографии, но мы не могли прочесть ни слова, потому что там все было по-вьетнамски.
Скаут начал расспрашивать, кто они такие, и что делают в запретной зоне. Они показали ему свои документы и сказали, что пришли всего лишь за тем, чтобы обиходить могилы своих предков. Они заявили, что не знали о том, что находятся в запретной зоне. Похоже, это была полнейшая ерунда. Все вьетнамцы в окрестных деревнях были обязаны знать, что район вокруг Кэмп Игл закрыт для гражданских лиц. Эти четверо, должно быть, были из каких-то других мест, или не моргнув глазом врали нам.
Скаут Кита Карсона раздулся от ярости. Полученные вопросы его совершенно не удовлетворили. Он хотел забрать их в штаб дивизии для дальнейшего допроса. Мы посмотрели друг на друга и пожали плечами. Нам не было никакой разницы, что с ними будет. Мы же не полицейские! Так что нас более чем устраивало, что дальше ими будут заниматься в дивизии.
Сержант из кавалеристов вызвался забрать их. (Если они окажутся вьетконговцами, он, наверное, тоже получит поощрение за их захват!) Мы смотрели, как двое солдат и скаут связывают этим четверым руки, и грузят их на борт вертолета. Я никогда не забуду выражение неописуемого ужаса, стоявшее в глазах старика, когда вертолет взлетел, направляясь к вертолетной площадке дивизии.
Мы втроем дождались, пока осядет пыль, а затем отправились вниз по холму к периметру.

18 октября 1968

Еще один день без дождя! И еще на день ближе к дембелю! Я позаимствовал у Дэна Робертса магнитофон и сделал запись для Барб. Не знаю, почему я не додумался сделать этого раньше. Конечно, слыша звуки наших голосов, мы будем гораздо ближе друг к другу, чем обмениваясь письмами.
Я нашел затруднительным облечь свои мысли в слова. У меня выработалась привычка говорить без всех этих бесполезных прилагательных, переполняющих гражданскую речь. Во Вьетнаме мы научились не тратить силы впустую, ведя длительные диалоги. Часто мы проводили дни в поле, вообще не произнося ни слова. Самым сложным было избежать солдатского жаргона. Раньше я не обращал на это внимания, но за короткие четыре с половиной месяца, проведенные в стране, я изучил совершенно новый язык. Это было почти пугающе! Казалось, что каждое четвертое слово было "ебать". Я потратил больше времени стирая, чем записывая на пленку. Ладно, хрен с ним! Надо будет только получше следить за своей речью по возвращении домой.

20 октября 1968

Мы получили предварительное распоряжение на выход двадцать первого числа. Разведка обнаружила штабной радиопередатчик в долине Ашау, прямо на границе Лаоса и Вьетнама. Они были уверены, что определили его местонахождение с точностью до одного квадратного клика. Передачи пеленговались в течение двух последних недель, все время из одного и того же места. Они хотели, чтобы мы отправились и нашли им ее. Если охраны будет мало, мы должны будем уничтожить ее самостоятельно. Если же вокруг будет слишком много гуков, то мы отойдем на безопасное расстояние и позволим позаботиться о них военно-воздушным силам. Похоже, нас ждет славная забава. Мы пробудем на выходе лишь двое суток, максимум трое. Зо распорядился взять достаточное количество C-4 и детонирующего шнура, чтобы сделать дело. Я бы взял с собой даже одноразовый гранатомет, просто так, для безопасности.

21 октября 1968

Наш выход отменили в последнюю минуту. Группа "охотников-убийц" кавалеристов ранним утром обнаружила антенну и радиопередатчик. По этому месту прошлись "Кобры", а потом был нанесен авиаудар, после чего последовало несколько вторичных взрывов. Похоже, это было очень кстати, потому что я проснулся совершенно больным, с тошнотой и слабостью. Оставалось надеялся, что это не было что-нибудь серьезное.
И снова предварительное распоряжение. На сей раз выход намечался на двадцать третье. Мы должны будем действовать к юго-востоку от базы огневой поддержки Бирмингем. За несколько дней до этого район был опылен дефолиантом, и в дивизии хотели посмотреть, что при этом вскрылось.

23 октября 1968

В 10.00 мы приземлились на вертолетной площадке в центре базы Бирмингем. Было решено, что нам лучше всего выдвинуться в АО пешком. Мы никак не могли понять причину такого решения. Там хватало пригодных для высадки площадок, поскольку вся АО превратилась в одну большую поляну. Даже те листья, что еще цеплялись за остатки того, что когда-то было одноярусными джунглями, высохли и были цвета оберточной бумаги. Никакая растительность не могла пережить опыление дефолиантом. В живых не оставалось ничего. Даже насекомые и животные делали "ди-ди" из этих мест.
Нам говорили, что дефолиант безвреден для животных и людей, но могу ручаться, что против растительности он точно был охрененно эффективен.
По звуку мы, должно быть, походили на полк, марширующий по складу с яйцами. Для соблюдения звукомаскировки просто не было никакой возможности. Сначала это пугало, но через некоторое время мы начали понимать, что шансы на то, что издаваемый нами шум приведет противника в готовность, чрезвычайно малы. Там просто не осталось мест, где он мог бы залечь и ждать в засаде. Если они смогут услышать и увидеть наше приближение, то и мы, скорее всего, услышим и увидим, как они устраиваются. Нет, NVA были бы полными дураками, если бы остались сидеть и ждать посреди всего этого опустошения лишь для того, чтобы истребить группу LRP из шести человек. Им бы просто не удалось скрыться, чтобы похвастать этим перед кем-нибудь.
Земля вокруг нас была устлана шестидюймовым слоем мертвых листьев. Лиственный покров над нами исчез. Мертвые лианы оплетали обнаженные деревья, как будто какой-то давным-давно ушедший ткач сделал последнюю отчаянную попытку удержать все вместе. Как будто сама природа умерла там!
Я видел последствия торнадо и лесных пожаров. Но это было совсем не то. Там, где проходил торнадо, оставались признаки жизни. Лесной пожар уничтожал свидетельства своего опустошения. Ни одно живое существо не переживало дефолиант. Повсюду были свидетельства полной смерти джунглей. Невозможно было сделать и шага, не наступив на них.
Живые джунгли наполнены звуками. Птицы, животные, насекомые, даже растительность, объединяются, создавая слышимый и ощутимый гул, дающий представление о процветающей вокруг жизни. Вокруг нас не было никакого гула. Полнейшая, абсолютная тишина. Само отсутствие звуков усиливало любой производимый нами шум, превращая его в оглушающий рев. Жуткое, лишающее присутствия духа ощущение! Мы не привыкли слышать то, как мы движемся.
Жара была невыносима. Абсолютное отсутствие тени позволяло солнцу поджаривать нас, пока мы быстро двигались через район разведки. Мы ни на мгновение не могли избежать этого.
Зо гнал нас. Нам нужно было пройти большое расстояние. Необходимости соблюдать скрытность не было, так что мы ломились вперед, обследуя каждую груду мертвой растительности в поисках того, что могло скрываться под ней.
Первую ночь мы провели, сгрудившись в узком русле ручья. Пытаясь избежать теплового удара в течение дня, мы почти исчерпали наши запасы воды. Приходилось проталкиваться сквозь мертвую растительность, чтобы добраться до имеющей солоноватый привкус жидкости под ней. Мы наполнили наши фляги. Я сомневался, были ли необходимы таблетки халазона, которые мы кидали в них. Казалось невозможным, чтобы что-нибудь живое могло пережить опыление химикатами.

* Программа "Скауты Кита Карсона" (Kit Carson Scout Program), начатая в конце 1966 года 5-й группой военной контрразведки, предполагала использование перебежчиков из состава Вьетконга в качестве скаутов-разведчиков в подразделениях морской пехоты. По мере расширения программы "Скауты Кита Карсона" начали использоваться и в пехотных подразделениях Армии США (прим. перев.)

 

24 октября 1968

На следующее утро, мы перекусили и тут же двинулись дальше, спеша завершить задание. Примерно в двух кликах от Бирмингема мы наткнулись на пустой базовый лагерь примерно ротного размера. Его, похоже, оставили совсем недавно, наверное, сразу после обработки дефолиантом. Мы обнаружили восемь больших хижин, построенных из бамбука и крытых соломой. Мы могли бы пройти прямо рядом с ними. Единственное, что выглядело неестественно, выдавая их – сухая солома на крышах. Вся остальная сухая листва лежала на земле.
Возле хижин мы нашли несколько одиночных укрытий и больших бункеров. Засохшие шарики вареного риса и несколько предметов одежды служили подтверждением тому, что обитатели покидали это место в спешке. В одном из бункеров я нашел котелок и флягу северовьетнамской армии.
Выйдя на связь, мы сообщили координаты лагеря. На самом деле это было не так уж важно. Чарли все равно никогда сюда не вернутся.
Мы пошли дальше, по-прежнему торопясь покрыть оставшееся расстояние до RZ. Когда Зо делал четырехчасовой ситреп, мы не удивились, когда он запросил раннюю эвакуацию. Мы прошли трехкликовую АО за рекордное время, и не было никакого смысла оставаться в поле еще на одну ночь. Кроме того, все мы начинали немного нервничать. Мы провели в этом дерьме большую часть последних двух суток, и начинали чувствовать себя неуверенными и чрезмерно открытыми.
Мы были приятно удивлены, когда ротный согласился на эвакуацию. Через тридцать минут мы были на борту вертолета, возвращающегося в Кэмп Игл. Убраться из мертвых джунглей было большим облегчением. У меня было мало сомнений в эффективности дефолианта. Он лишал противника джунглей. Уберите укрытие Чарли, и уберете самого Чарли. Может быть, поскольку мы не можем сбросить на Вьетнам атомную бомбу, стоит обработать его дефолиантом?

25 октября 1968

Мы отдыхали после задания. Я принял свой третий с момента возвращения душ. Все мы испытывали зуд от пыльцы и грязи, осевшей на нас на том выходе. Может быть, это было лишь наше воображение, я не знаю. Зловоние смерти смыть нелегко.

26 октября 1968

Нам отдали приказ отправиться за периметр и на закате устроить засаду. Час спустя задание отменили. Казалось, что-то витает в воздухе. Но никто не знал, что именно.
В 14.00 из дивизии пришел приказ ограничить перемещения личного состава расположением роты. Три наши группы, находящиеся в поле, получили приказ прервать выполнение задачи и эвакуироваться. Мы заметили, что внутренние дороги Кэмп Игл патрулируют джипы, полные "эм-пи". Явно затевалось что-то крупное, но мы ничего не знали об этом дерьме.

27 октября 1968

Что бы то ни было, оно закончилось. Ранним утром был дан отбой общедивизионной готовности. Ходили слухи, что 101-я собиралась совместно с несколькими другими дивизиями совершить массированную десантную операцию к северу от DMZ*, в то время как еще несколько дивизий союзников должны были начать наступление с севера участка I Корпуса. Предположительно, до 80% армии Северного Вьетнама было сосредоточено к северу от DMZ, и наше командование решило отправиться туда, и пнуть их под зад раз и навсегда. Уж не знаю, был это реальный факт или выдумка, но в тот момент идея однозначно казалась хорошей. Если это было так, должно быть, какой-то долбаный политик узнал об этом и аннулировал план прежде, чем он был введен в действие. Ну, вы знаете, мы не можем закончить войну слишком быстро! Нужно сделать Нужно сделать еще там много долбаных денег!
На послеобеденном построении ротный сообщил, что мы собираемся направить шесть групп по десять человек в район, где, как предполагалось, находилось до четырех тысяч NVA, в том числе элитный 457-й батальон. Капитан Экланд, казалось, был несколько обеспокоен поставленными задачами. Это было непохоже на нашего Старика. Когда приказ доходил до нас, он обычно выглядел собранным и строгим. А сейчас обычно окружающая его аура уверенности в себе, казалось, потускнела. Впервые с того момента, как я оказался в подразделении, я почувствовал реальный страх перед выходом на задачу. У меня было плохое предчувствие. Все это происходило в то время, когда война, кажется, разгоралась.

28 октября 1968

Похоже, это была неделя отмен. Армия сделала это снова. В последний момент разведка доложила, что, возможно, на тот момент в этом районе сосредоточено целых десять тысяч NVA. В дивизии решили, что будет безрассудно посылать шестьдесят LRP в район с таким количеством гуков. Да что, черт возьми, за чушь! Они, должно быть, думали, что с четырьмя тысячами мы сможем справиться. На шесть тысяч больше, на шесть меньше – да какая разница! Господи! Они думали, что если их будет на несколько тысяч больше, это даст им больше шансов? Капитан Экланд сказал, что, как сообщалось, там, в окрестностях долины Руонг-Руонг появился полковник Мот, его старый враг, командир печально известного 5-го полка NVA. Он был известен тем, что, как предполагалось, постоянно передвигался по джунглям с небольшой группой охраны, инспектируя вверенные ему подразделения. У него был шрам на левой щеке, и он носил на портупее 9-мм пистолеты с перламутровыми рукоятками. Ротный надеялся, что, будучи там, полковник мог бы наткнуться на одну из наших групп. Хм-м-м! Как знать, все может быть!

29 октября 1968

Первый сержант сказал, что пришел приказ о присвоении мне звания специалиста четвертого класса. Вовремя! Я предполагал, получить повышение еще в сентябре. Он сказал, что мы получили наши производства после того, как кавалеристы получили свои.
Весь день мы провели за постройкой новых бункеров и укреплением старых. Мы таскали дополнительные мешки с песком вниз, на огневые позиции возле Пиявочного пруда. Это была полная ерунда! Если в какую-нибудь из этих траншей попадет минометная мина или ракета, нас не спасут никакие мешки с песком.
Группы Берфорда и Грегори сегодня днем вытащили из их AO, но не раньше, чем они на пару завалили шестерых NVA. В наших группах потерь не было.
Я получил приказ двадцать девятого ноября прибыть в школу Рекондо. Мы со Шварцем должны будем оказаться на одном курсе. Мы действительно очень надеялись попасть туда. Предполагалось, что обучение будет жестким, но пройти его будет равносильно получению степени магистра в области LRP. Это стало бы финальным штрихом в нашем обучении и подготовило к назначению командирами групп. Кроме того, это были бы еще три недели из срока нашей службы. Мы вернемся в роту как раз перед Рождеством.

30 октября 1968

Когда раздавали почту, я получил пленку с записью от Барб. Господи, звуки ее голоса навевали воспоминания. То, что дома у меня есть девушка, дразнило меня, точно так же как всех остальных, у кого они были. Да это было обычное дело: "Эй, парень, тебе недолго осталось ждать получения "Дорогого Джона"**, или: "Хорошо, приятель, наверняка какой-нибудь Джоди прямо сейчас заправляет шершавого твоей подруге". Это поддразнивание было не из-за жестокости. Скорее всего, этими подколками пытались скрыть собственную неуверенность. Но все равно это было болезненно. Я не мог убедить их, что моя девочка была совсем другой. Мы были вместе в течение семи лет, сходясь и расставаясь, и было приятно сознавать, что, вернувшись домой, я женюсь на девственнице. Это не значило, что я не предпринимал активных попыток, но тогда, в начале шестидесятых, хорошие католические девочки все еще пытались сделать выбор между браком и женским монастырем. С моей девочкой у Джоди не было бы шансов.
Эта пленка заставила меня понять, каким далеким стало мое прошлое. Мир превратился в фантазию. Моей реальностью стал Вьетнам. Он стал моим прошлым, настоящим, и будущим. Большинство из нас рассказывало о планах, которые мы осуществим, вернувшись в Штаты. Но каждый раз, когда кто-то приближался к дате дембеля, его обуревали предчувствия и сомнения относительно способности приспособиться, вернувшись домой. Я ощущал себя столь же уравновешенным, как и все остальные, и все же приходилось прилагать колоссальные усилия, чтобы в перспективе перенести Вьетнам и то, что я тут делаю. Бывали времена, когда я чувствовал, что проигрываю, пасуя перед сложившимися обстоятельствами. А ведь шел лишь пятый месяц моего срока. Перспективы выглядели ужасающе.

31 октября 1968

Снова начался дождь. Перемена погоды подпитывала депрессию, в которой я находился. Она переросла в физическое недомогание, которое могло повлиять на мои действия в поле. И я был не единственным, с кем такое происходило. Кое-кто из моих друзей поведали, что у них развился синдром "шорттаймера"***, хотя они еще не были накоротке.
Погода и отсутствие заданий заставляли дни тащиться еле-еле. Чтобы провести время, мы писали письма. Это не помогало. Когда мы не выходили в поле, у нас было полно времени для писем, но ничего, чтобы написать об этом домой. Когда же мы в поте лица тянули лямку на патрулировании, мы много о чем могли бы написать, но на писанину совершенно не оставалось времени. Некоторые парни взялись придумывать всякое дерьмо, лишь бы иметь что сказать своим любимым. Я просто писал скучные письма.
Мы с Терри Клифтоном отправились в клуб пропустить по паре пива. Он спросил, что меня беспокоит и предложил свою помощь. Возможно, мне и было нужно выплакаться у кого-нибудь на плече, но слезы и жалобы были нетипичны для мужественного LRP. Так что я отклонил его помощь, сказав лишь, что немного тоскую по дому. Он засмеялся и предупредил, чтобы я не слишком много мечтал о доме. Он сказал, что, будучи в линейной роте повидал слишком много парней, застигнутых врасплох, когда они предавались мыслям о доме. Он заявил, что будет весьма признателен, если я вытащу башку из задницы и прежде чем беспокоиться о возвращении домой, задумаюсь о том, как благополучно завершить свой срок. В этом году он уже потерял всех товарищей, которых должен был потерять. Он был действительно хорошим другом, и я знал, что он прав, но мне было тяжело преодолеть происходящее со мной.
Бездействие добивало нас. Я испытывал стойкое чувство, что вся рота добровольно вызвалась бы на самоубийственную задачу по взятию в плен Хошимина, лишь бы только вновь оказаться в поле.

* Демилитаризованная зона, отделяющая Демократическую Республику Вьетнам (Северный Вьетнам) от Республики Вьетнам (Южный Вьетнам). Была установлена по результатам Женевской Конференции 1954 года. Граница проходила по реке Бенхай, впадавшей в Южно-Китайское море в районе 17-й параллели (прим. перев.)
** "Дорогой Джон" (Dear John) – письмо от подруги в котором сообщается, об окончании отношений в связи с тем, что она нашла другого (прим. перев.)
*** Шорттаймер (short-timer) – военнослужащий, которому осталось меньше двух месяцев до конца срока пребывания во Вьетнаме, "дембель" (прим. перев.)

 

2 ноября 1968

Наши молитвы были услышаны. Две наши группы получили задания, и вышли первого на рассвете. Обе вернулись в течение трех часов с результатом в виде девяти уничтоженных NVA. Группа Контрероса взяла шестерых, а ребята Берфорда – еще троих. Кен Миллер, ЗКГ Онест Джона Берфорда, сказал, что NVA шли за ними от самой чертовой LZ.
Приостановка президентом Джонсоном бомбардировок Северного Вьетнама, похоже, вывела противника из укрытий. Они, казалось, стали более дерзкими, более чем раньше желали сохранять контакт и бороться. Они также стали лучше вооружены и у них было больше боеприпасов. Наш общий боевой счет должен будет возрасти. К сожалению, их, наверное, тоже.
Наше правительство, похоже, склонялось к тому, чтобы не дать нам выиграть войну. Его некомпетентность и неграмотная оценка ситуации стоили жизни большому количеству прекрасных молодых людей. Если бы эти ублюдки просто приехали и посмотрели, какую цену мы платим за их глупость, возможно, что-то поменяется. Это было трагично. Мы признали за ними право отправить наш народ на войну. Но, ей-богу, сделав это, почему они не могут просто отъебаться от нас, и не позволят нам сделать работу, выиграв ее?
Зо, Терри, и я сидели на бункере, обсуждая все эти дела, и мы придумали чертово решение проблемы. Нужно будет сформировать новое подразделение, укомплектованное палатой Представителей. Сенаторы будут служить там в качестве NCO. Командовать подразделением будет президент, а вице-президент будет его заместителем. Президент может сохранить за собой весь штат правительства, чтобы те были у него штабными офицерами. Госсекретарь, министр обороны, и начальник Объединенного комитета начальников штабов будут командовать ротами.
Мы дадим им недель шесть потренироваться ведению боя в горных и пустынных условиях, а также проведем дополнительный курс борьбы с массовыми беспорядками, а потом отправим всю эту гребаную шоблу в Нам, выбивать NVA из джунглей. Подразделение можно будет назвать 1-й Исполнительно-Законодательной полковой боевой группой. Разумеется, им нужно будет навязать свод глупых правил ведения войны и совсем не повредит, если им свяжут руки за спиной – чтобы все было по-честному. И пусть эти сукины сыны поймут, смогут ли они выиграть войну в этих условиях. Может быть, оставшиеся в живых станут хоть чуть-чуть умнее!
Ранним вечером второго числа Хюе, Фубай и Кэмп Игл подверглись ракетному обстрелу. Все эти нападения, похоже, были не особо эффективными, но они случались все чаще и чаще.

3 ноября 1968

Мы получили предварительное распоряжение на четырехдневный выход в "ракетный пояс" возле горы Нуйки. Нас должны будут высадить ранним утром четвертого числа. Задачей было обнаружение ракетных установок северовьетнамцев, обстреливавших Кэмп Игл и Хюе на протяжении последней пары недель. Мы должны были определить их местонахождение, а затем уничтожить, вызвав артиллерию или авиаудар. В случае необходимости мы должны будем сделать это самостоятельно. Капитан Экланд чувствовал, что единственный способ найти их состоит в том, чтобы держать наши группы в том районе когда они будут запускать свои ракеты.
Было решено, что мы высадимся на брошенной базе огневой поддержки, находящейся непосредственно на вершине Нуйки. Армейские вертолеты часто летали взад-вперед над ней, и нередко зависали в поисках признаков наличия противника. И ротный решил, что при быстрой высадке с совершающего обычный патрульный облет вертолета наши шансы остаться незамеченными будут выше среднего.
Еще одна группа из состава 1-го взвода высадится через полчаса после нас, возле "Пиявочного острова" примерно в двенадцати милях к югу от нашего района. Разведка докладывала, что ракеты, поражающие Фубай, запускались из окрестностей "Пиявочного острова" на Реке Благовоний. Если нашим двум группам не удастся обнаружить ракетные установки противника, вечером четвертого дня нас эвакуируют, и нам на замену в эти места будут высажены другие группы. В конечном счете, в момент пуска там будет хотя бы одна из наших групп.
Наша группа состояла из меня в качестве ЗКГ в голове; Терри Клифтона, идущего моим ведомым; Зо, командира группы, занимающего третье место в построении патруля; за ним будет идти старший радист, Билли "Индеец" Волкэбаут; сопровождаемый Дейвом Бидроном, отвечающим за связь с артиллерией; и, наконец, "Стинки" Джим Шварц обеспечивал безопасность нашего тыла. Это была хорошая группа. У всех кроме Клифтона за плечами было не меньше десяти выходов. Клифтон, продливший свой срок на шесть месяцев, перейдя в LRP после года, проведенного в линейной роте, тоже не являлся неизвестной величиной.

4 ноября 1968

Высадка прошла четко по плану. От Кэмп Игл мы полетели прямо к горе Нуйки, подойдя на малой высоте к оставленной базе. Мистер Грант, наш пилот, начал заход на покрытую металлическим настилом вертолетную площадку по центру расположения. В последний момент он перелетел посадочную площадку и завис над крышей укрепленного командного пункта в двадцати метрах от нее. Не знаю, почему он передумал, но это спасло нам жизнь. Мы спрыгнули с вертолета на крышу бункера, а с нее на землю. Через несколько минут Зо обнаружил американскую двухсотфунтовую бомбу, закопанную носом вверх под краем настила вертолетки. Она была оборудована нажимным взрывателем и должна была сработать при помещении нагрузки на настил. Если бы мистер Грант собрался высадить нас на нем, всех разметало бы на месте.
Мы доложили о нашей находке и получили приказ обойти ее стороной. По завершении нашего задания ее должна была уничтожить артиллерия.
Следующие несколько часов мы провели, наблюдая за тремя похожими на пальцы гребнями, идущими вдоль склона Нуйки. Зо и Клифтон проверили остальную территорию базы на предмет еще каких-либо неожиданностей, но ничего не нашли. Они обнаружили, что наши маленькие друзья обшарили всю вершину, перерыв брошенное американское барахло в поисках всего, имеющего хоть какую-то ценность.
Выйдя с бывшей базы огневой поддержки около девяти часов, мы начали осторожно спускаться по восточному гребню горы. Инженеры расчистили растительность на расстоянии около двухсот метров от базы. Единственным укрытием были большие валуны и поваленные деревья. Джунгли начинались вновь у самого конца гребня, где он спускался к Реке Благовоний. Мы двигались в патрульном порядке, с интервалом в десять метров. Несмотря на разбросанные тут и там бревна и валуны, я ощущал себя открытым и совершенно беззащитным. У меня было стойкое чувство, что за нами наблюдают.
Зо остановил группу у скопления больших валунов примерно в полусотне метров от границы леса, дав Клифтону и мне сигнал проверить лежащие впереди нас джунгли. Когда мы двое, осторожно двигаясь, начали удаляться от группы, волосы у меня на затылке встали дыбом. Это было прекрасное место для засады. Целый взвод NVA мог скрываться прямо за теми деревьями. Если они окажутся там, то у нас не будет ни единого шанса.
Мы пробирались от валуна к валуну, стараясь использовать любые возможные укрытия. Когда мы пересекли линию опушки и начали искать признаки наличия противника, я почувствовал, что сердце так и рвется у меня из груди. Все было чисто. Поверхность грунта была нетронута.
Вернувшись на открытое место, мы просигналили остальной части группы выдвигаться. Мы стремились достичь плотной растительности, где чувствовали себя более комфортно. Там можно было укрыться, а в этой игре мы были хороши.
Мы с Терри ждали подхода остальной части группы, когда послышалось характерное "тум,.. тум,.. тум,.." с которым минометные мины вылетают из ствола. Звук шел из долины к северу от нас. Я перевел взгляд на остальную часть группы и поднял сжатый кулак – сигнал опасности. Они тоже слышали минометы и были заняты тем, что, рассыпались среди валунов в поисках укрытия. Терри и я плюхнулись на землю, когда первые три мины разорвались на середине ближнего склона. КГ заорал, подзывая нас. Мы подскочили и рванули к ним, как только были выпущены следующие три мины. Едва мы добежали, как следующая порция рванула на обратном скате хребта. Нас взяли в вилку, но гребень представлял собой очень узкую цель для минометчиков NVA. Однако мы понимали, что накрытие нас минами – лишь вопрос времени.
Зо и младший радист сместились на пятнадцать метров по склону, чтобы определить позиции минометов противника. Он схватил гарнитуру рации Бидрона, и через считанные минуты 105-миллиметровки с базы огневой поддержки Кирпич принялись зашвыривать снаряды в долину. Он укладывал осколочно-фугасные снаряды туда и сюда, после каждого залпа делая паузу для корректировки. Ниже нас прозвучало два вторичных взрыва, взметнувших столбы плотного, черного дыма, вздымающиеся выше нашей позиции. Минометный обстрел прекратился и Зо обернулся к нам с широкой ухмылкой на лице.
Мое внимание привлекло движение на южном гребне. Я привстал, чтобы разглядеть получше, и обнаружил несколько солдат противника, двигающихся вверх по горе, в направлении базы. Они пытались выгнать нас на высоту. Я окликнул Зо и доложил ему о происходящем. В ответ он прокричал, чтобы я брал остальную часть группы и двигал обратно к вершине. Я повернулся к Клифтону, Волкэбауту, и Шварцу, чтобы дать команду следовать за мной, но они уже были на ногах и бежали. Я обернулся, глядя на Зо, все еще сидящего среди скал на корточках рядом с Бидроном и ставящего артиллерии еще одну огневую задачу.
Когда мы подошли к вершине, я бросил взгляд сквозь ряды проволочной спирали, ожидая увидеть стрелков NVA, готовых вцепиться нам в глотки. Но мы выиграли эту гонку. Вершина горы оставалась свободной от противника, пока мы перевалили через гребень. Мы заняли оборону по периметру, наблюдая за склонами. Через несколько минут к нам присоединились двое оставшихся товарищей, совершенно запыхавшиеся в ходе подъема.
Я залег на большой плите из известняка, возвышавшейся над южным гребнем. Было непонятно, что произошло с NVA, которых я обнаружил. Они были ближе к вершине, но, похоже, вернулись обратно, увидев, что мы покинули укрытие. Я оглядел периметр и других LRP. Мы были слишком сильно рассредоточены, вшестером пытаясь занять позиции, предназначенные для роты. Если северовьетнамцы решат выбить нас, мы окажемся под сильным нажимом, пытаясь отбить их.
Зо снова вызвал огневую поддержку, на сей раз, привлекая артиллерию с двух баз. Снаряды начали рваться в долинах по обе стороны восточного хребта и вдоль края леса на южном гребне.
Услышав звук Хьюи, мы посмотрели вверх и увидели вертушку управления, кружащую в вышине. Находящийся на борту ротный радировал, что у него наготове четыре боевых вертолета Кобра, готовых отработать, как только мы дадим отбой артиллерии. Зо связался с "красноногими", чтобы те прекратили огонь. Как только разорвались последние снаряды, капитан Экланд прошел поперек южного гребня, выбросив желтый дым. Одна из "змей"* последовала за ним, вспарывая местность плотными ракетными залпами. Мне стало даже слегка жаль бедных ублюдков, скрывающихся в джунглях под нами.
Когда третья Кобра начала заход, прямо под разрывы ракет из укрытия выскочили трое северовьетнамцев, одетых в зеленую форму и бросились вверх по находящемуся подо мной склону. Оказавшись на гребне хребта, они заколебались, как будто пытаясь сориентироваться. Они, видимо, решили, что лежащий ниже них лес будет лучшим укрытием, поскольку все трое развернулись и направились прочь от меня, к деревьям. Они были примерно в сотне метров, когда мои первые две пули попали в спину ближайшему северовьетнамцу, покатившемуся кубарем. Я сделал еще три быстрых прицельных выстрела в следующего, после чего тот, раскинув руки, улетел в джунгли. Последний из солдат противника достиг укрытия прежде, чем я смог поймать его на мушку, но я выпустил весь остаток магазина в листву, среди которой он исчез.
Наконец, Кобры израсходовали свой боекомплект и вернулись в Кэмп Игл на перезарядку. Капитан Экланд, все еще кружащий наверху, снова вышел на связи и сказал Зо, что у него на подходе несколько "шустрил" (Фантомов F-4). Он посоветовал нам пригнуться и наслаждаться шоу. Я увидел первый истребитель-бомбардировщик, заходящий с востока над Рекой Благовоний. Он был ниже нас, когда сбросил свой груз двухсотфунтовок и резко ушел вверх из долины, преследуемый по пятам ударной волной. Я мог заглянуть в кабину к пилоту и сидящему сзади него, когда они освобождались от своего груза. После захода третьего F-4 в долине ниже меня прозвучали вторичные взрывы. Должно быть внизу в долинах вокруг Нуйки у гуков находилось много боеприпасов. Мы испортили им все планы, и я решил, что они, должно быть, чертовски разозлены этим. Я понял, почему они обстреляли нас из минометов вместо того, чтобы заманить в засаду в долине. Они там кое-что прятали, и не желали, чтобы мы разнюхали это.
Когда F-4 закончили свою работу, на их место вернулись Кобры, начав с того, чем кончили. Программа реально начала нам нравиться, когда КГ решил, что мы потратили достаточно денежек Дядюшки Сэма. Время близилось к половине четвертого пополудни, и мы должны были уйти оттуда прежде, чем стемнеет. Зо связался с ротным и запросил эвакуацию, попросив его проследить, чтобы пилот не сел где-нибудь возле заминированной вертолетной площадки. Командир ответил, что мы должны подождать шесть-ноль майков**, прежде чем будем эвакуированы, потому что другая группа, находящаяся ниже нас возле "Пиявочного острова", только что вступила в перестрелку с охраной на тропе и оказалась под угрозой. Так как у нас на нашей маленькой вершине все было под контролем, он решил сначала эвакуировать их.
Прошло тридцать минут, когда Терри крикнул, что у него движение среди деревьев вниз по склону от его позиции. Зо доложил по связи, что, похоже, мистер Чарли идет взглянуть на нас. С вертушки управления ответили, что один Хьюи уже на пути к нам.
Я перебежал к Клифтону взглянуть, насколько серьезно положение. Склон там был крутой, и я очень удивился, что северовьетнамцы пытаются подойти с этой стороны. Возможно, это был отвлекающий маневр. Мы закинули вниз, в деревья восемь или девять гранат, и движение прекратилось. Я вернулся на свою позицию как раз когда Хьюи прибыл на место. Он был один и кружил высоко над нами. Пилот запросил ситреп. Должно быть, он сильно нервничал, собираясь эвакуировать нас без прикрытия ганшипов. Он запросил дым. Зо бросил банку в центр периметра, и пилот сказал, что наблюдает фиолетовый дым.
Вертолет начал медленно снижаться по спирали, нацеливаясь в центр базы. Волкэбаут напомнил ему о ловушке. Когда он оказался рядом, мы бросились с наших позиций навстречу ему. Вертушка приземлилась на крыше штабного бункера, и мы запрыгнули на борт, стремясь побыстрее смотать с горы. Не теряя времени, пилот стартовал, заложив вираж с набором высоты, и взял курс на Кэмп Игл.

* "Змея" (snake) – прозвище боевого вертолета "Кобра" полученная им отчасти из-за названия, а отчасти за характерный узкий, змееподобный силуэт (прим. перев)
** Шестьдесят минут (прим. перев)