После кончины генерала барона П. Н. Врангеля, Балканы неоднократно посещали с инспекционными целями его преемники и руководители русской воинской эмиграции: генералы Е. К. Миллер, А. П. Архангельский, В. К. Витковский, донской атаман граф М. Н. Граббе, В. Г. Харжевский. Приезжал в Югославию и бывший главком ВСЮР генерал-лейтенант А. И. Деникин, выступавший здесь со своими лекциями о международном положении и со своими оценками места и роли русской эмиграции в надвигающихся событиях. Что же касается генерала В. Г. Харжевского, то он неизменно, приезжая из Чехословакии в Болгарию, либо останавливался у полковника В. П. Конькова, либо находил время, для встречи со своим одно-полчанином. Так же, как и Париж, Балканы находились в центре внимания чекистов. В довоенные годы неоднократно появлялись сообщения о разоблачении советских агентов в русской эмигрантской среде в Болгарии и Сербии. Отказ от кутеповского «активизма» в 1930-х годах, привел к отказу от террористических актов против советских полпредов со стороны русских воинских организаций. В тупик русскую эмиграцию поставил советский адмирал — дипломат Ф. Ф. Раскольников, ставший «невозвращенцем». Самые горячие головы, из числа активистов НСНП, планировавшие на него покушение, отказались от своего первоначального плана. В Югославии русские военные в течении ряда лет, уже после «распыления», пользовались правом носить русскую военную форму и ордена. Многие из них служили в военных учреждениях королевской армии в офицерских чинах. В Сербию после «распыления» Русской Армии уехал генерал-майор Дроздовского артдивизиона генерал-майор В. Н. Чесноков. Он был кадровым офицером-артиллеристом и участвовал еще в Русско — японской войне. Как и его коллега — артиллерист Ерогин, во время последних боев в Крыму, он так же вступил в командование пехотой, ввиду больших потерь в офицерском составе у стрелков — он возглавил тогда 1-й дроздовский стрелковый полк и был ранен в бою у Карповой балки. В Галлиполийском лагере, когда Дроздовская дивизия была свернута в полк, он был назначен генералом Туркулом командиром 1-го батальона.
Созданию Русского Корпуса на Балканах, предшествовал стремительный разгром югославской королевской армии германским Вермахтом и его союзниками. Русские военные, которые состояли на военной службе, или числились в резерве, предлагали правящим кругам Югославии свою помощь, но разгром был столь стремительным, что русские сделать ничего не успели. В итоге бывшая Югославия, подобно бывшей Чехословакии, была расчленена Германией, Италией, Венгрией. Католическая Хорватия была провозглашена немцами независимым государством, союзной нацистской Германии. Вскоре в стране вспыхнула партизанская война против оккупантов. Ее вели с одной стороны красные партизаны коммуниста И. Броз Тито, а с другой стороны сербские патриоты — четники генерала Д. Михайловича. Кроме того, разгорелась давняя вражда между хорватами — католиками и сербами — православными. Сохранилось немало свидетельств этих варварских преступлений. В тоже время красные партизаны И. Броз Тито расправлялись со своими врагами, к которым относили не только оккупантов, но и своих соотечественников, которые не разделяли коммунистическую идеологию Тито и его сподвижников. Врагами они считали и русских эмигрантов. За короткий срок титовские партизаны убили в Сербии около 250 русских. Стихийно вооружаясь и создавая комитеты самозащиты, русские эмигранты и в первую очередь казаки, с помощью германских военнослужащих пытались давать партизанам отпор. В этих условиях родилась знаменитая инициатива генерала М. Ф. Скородумова по созданию Русского Корпуса, с которой он обратился к германскому командованию. Обращению генералу Скородумова предшествовало начало Советско — германской войны. В день нападения нацистской германии на СССР — 22 июня 1941 года на здании бывшего Императорского Российского Посольства в Белграде, был вывешен плакат с надписью: «Победа Германии — залог освобождения России!» В церквах русские люди молились за освобождение многострадального Отечества от советского ига. В сентябре 1941 года началось формирование Русского Корпуса. Однако немцы ограничили прием добровольцев Балканскими странами, а командир Корпуса генерал Скородумов вскоре был арестован гестапо, после того, как обнародовал свое знаменитое обращение: «Я поведу вас в Россию!» В командование Корпусом автоматически вступил его начальник штаба генерал-лейтенант Б. А. Штейфон.
Между тем арест немцами генерала Скородумова оскорбил русских людей и повлиял на колеблющихся, на тех, кто колебался и не мог решиться на окончательный выбор — участвовать, или не участвовать в Русском Освободительном Движении. Кроме того, как уже говорилось выше, немцы ограничили набор добровольцев в Корпус Бал-канами. Кроме Болгарии, группа русских добровольцев прибыла в Сербию из Румынии. Были добровольцы из Венгрии, Греции, Албании. Но в трех последних странах русских было мало, даже по сравнению с Румынией и поэтому основной приток был из Югославии и Болгарии. Позднее, в Корпус прибыли добровольцы из Буковины, принадлежавшей до 1940 года Румынии и вновь оккупированной Румы-нией в 1941 году. Согласно договоренности достигнутой с германским командованием, Корпус дислоцировался в Сербии, где должен был вести боевые действия против титовских партизан, совместно с немцами. После окончательного подавления партизанского движения, Корпус должен был быть переброшен на Восточный фронт. В течении трех с лишним лет солдаты и офицеры Русского Корпуса, включая и офицеров Дроздовских частей, участвовали в жестокой и изнурительной антипартизанской войне. При этом Корпусу приходилось взаимодействовать, или контактировать, с самыми различ-ными военно-политическими силами и группами. Не раз подразделения Корпуса вступали в бой с воинскими частями хорватских усташей уничтожавшими в те годы православных сербов. По мнению как русских, так и сербов, именно благодаря чинам Корпуса были спасены многие тысячи сербов от смерти. Занимая доты и бункеры вблизи дорог, мостов и туннелей, имев-ших важное военно-стратегическое значение, подразделения Русского Корпуса отбивали нападения титовских партизан и совместно с немцами участвовали в контрпартизанских рейдах. Настоящая война пришла на Балканы в 1944 года. Весной это выразилось в массированных бомбардировках Белграда и других сербских городов союзной авиацией. Были многочисленные жертвы среди мирного населения. Летом 1944 года на территорию Югославии вступили советские войска. В сентябре того же года последовал ожесточенный штурм Белграда частями Красной армии и титовскими парти-занами. Русский Корпус был вынужден отступать на север — в Хорватию. Туда же отходил с боями и 15-й Казачий кавалерийский корпус под командованием генерала Г. фон Паннвица. В Югославии части вермахта и корпуса, состоявшие из русских, теснили титовские партизаны и советские войска под командованием маршала Толбухина. Зимой 1944-1945 г.г. в боях у Питомачи близ венгерской границы, казаки из 15-го корпуса разбили советскую 32-ю дивизию. Русский Корпус в те месяцы понес большие потери из-за бомбовых ударов, наносившихся главным образом англичанами, уходя по горным до-рогам и тропам. С Корпусом уходила массам русских беженцев, в частности начальник 4-го Отдела РОВСа генерал И. Г. Барбович с семьей, престарелый генерал-от инфантерии В. Е. Флуг и генерал М. Ф. Скородумов, вновь вставший в строй рядовым солдатом. В отличие от 15-го Казачьего корпуса, Русский Корпус счастливо избежал выдачи англичанами сталинскому СМЕРШ. После пребывания в лагере у австрийского города Келлерберга, они получили возможность самим обустраивать свою судьбу в послевоенной Европе. Однако большинство чинов Русского Корпуса предпочло эмигрировать за океан.
На короткий срок западногерманский город Мюнхен стал одним из центров Русского Зарубежья в послевоенной Европе. Там оказались многие ветераны-галлиполийцы, как участвовавшие в Русском освободительном Движении, так и уклонившихся от участия в нем. В Мюнхене скончался генерал И. Г. Барбович в 1947 году. В Мюнхене жил вплоть до своей кончины начальник 2-го Отдела РОВСа капитан Дроздовского артдивизиона, ветеран Русского Корпуса В. М. Кравченко. В западногерманском городе Дармштадте прожили до конца своих Дней ветераны-дроздовцы полковники Л. И. Андреевский — георгиевский кавалер и Е.Х. Кроуль, а также П. А. Цырас-Мрозович, участвовав-ший еще в походе на Пекин. Жившие в Западной Германии дроздовцы наладили выпуск своего бюллетеня, аналог того, что выходил в 1920-х годах в Болгарии, а позднее во Франции. Тем, кто остался в Югославии, ждали арест и депортация в СССР. Советские карательные органы действовали с размахом. К 28 декабря 1944 года СМЕРШ в Югославии задержал: Членов РОВСа и его организаций ("Союз офицеров" и др.) - 41 Членов НТС - 9. Монархистов ("кирилловцев" и др.) - 4. Участников казачьих организаций - 6. Среди арестованных чекистами были: офицер Русской Армии И. П. Перекопский — начальник подотдела по формированию Русского Корпу-са, русский военный представитель при Королевстве Венгрии генерал К. В. Апухтин, военный инженер полковник А. П. Сахновский, бывший руководитель канцелярии штаба Корпуса Императорской Армии и Флота, помощник генерала Апухтина, генерал А. Л. Мирюшкин. Оба ге-нерала принимали участие в формировании Русского Корпуса. Был арестован генерал А. Н. Шестаков, состоявший в РОВСе, «Союзе русских офицеров» и «Союзе русских военных инвалидов». Был арестован бывший личный адъютант генерала А. И. Деникина А. Г. Высота. Но это было еще только начало. В Восточной и Юго-Восточной Европе аресты русских эмигрантов и членов их семей происходили и в 1946-м и в 1947-м годах. В Югославии русским пришлось еще хуже, после разрыва между Москвой и Белградом. Тогда титовские власти обрушили на русских эмигрантов репрессии, потому что в них местные коммунисты видели сталинских шпионов! Так продолжалось вплоть до смерти «великого вождя и учителя всех времен и народов» и расстрела маршала Берии, после чего советский лидер Н. С. Хрущев нормализовал советско-югославские отношения на соответствующем идеологическом и политическом фундаменте.
В знаменитой Белой Церкви в Белграде до 1944 года как уже говорилось, хранились знамена Русской Императорской Армии и наградные Николаевские знамена, учрежденные в 1920-м году в Крыму бароном П. Н. Врангелем. Ими были награждены «цветные» полки, в том числе и Дроздовские. В 1944 году знамена были вывезены из Белграда русскими. Их следы прослеживаются до Австрии. Там они теряются. По одним сведениям они хранятся якобы в каком-то цейхгаузе вместе с реликвиями Австро-Венгерской Императорско-Королевской армии в Вене. По другой версии, они погибли не то при пожаре, в конце войны, не то были сознательно уничтожены советскими военнослужащими по приказу свыше. Лишь только знамя 1-го Дроздовского стрелкового полка попало в конце концов за океан, где оно и хранится до сих пор. Удалось русским белградчанам сберечь и саркофаг генерала барона П. Н. Врангеля. Его заколотили досками, имитируя ремонт. Удалось сберечь и могилу генерала М. В. Алексеева.
Статья про Дроздовского из ж-ла "Братишка": СУДЬБА отвела генерал-майору Михаилу Гордеевичу Дроздовскому менее года жизни и борьбы в рядах Белого движения. Но несмотря на столь короткий срок, он остался одной из самых ярких и колоритных фигур в его истории, человеком, которого беззаветно — до самопожертвования! — любили сподвижники и люто — до зубного скрежета при одном лишь упоминании! — ненавидели враги. Достаточно хотя бы бегло познакомиться с биографией генерала, чтобы признать: и те и другие имели полное право на столь сильные чувства… Дроздовские — потомственные мелкопоместные дворяне Полтавской губернии. Издревле мужчины в их роду служили Отечеству в военном мундире. Больших богатств они не нажили, но некоторым удавалось подняться по служебной лестнице до высоких чинов и званий. В том числе — и отцу одного из будущих вождей Белого движения. В октябре 1881 года в семье генерала Гордея Дроздовского, проживавшего в то время в Киеве, родился наследник. Мальчик рано остался без матери. Отец, всецело занятый делами службы, дал ему по-настоящему спартанское воспитание. Правилам, привычкам и принципам, усвоенным в детстве и отрочестве, Михаил Гордеевич следовал всю жизнь. В 1892 году одиннадцатилетний сын генерала Дроздовского приказом по военно-учебным заведениям был определен для получения образования в полоцкий кадетский корпус. Однако вскоре Михаила перевели во Владимирский кадетский корпус, расположенный в Киеве, — ближе к месту службы отца. После семи лет учебы он становится юнкером санкт-петербургского Павловского пехотного военного училища. В те годы в его характере удивительным образом сочетались прямолинейность в суждениях и щепетильность в вопросах чести, стремление к самостоятельности и умение подчиняться, суровая самодисциплина и своенравие, усидчивость в учебе и озорство, граничившее с хулиганством, которое оборачивалось неделями, проведенными на училищной гауптвахте. Как вспоминал один из сокурсников, однажды Дроздовский даже вывесил свою визитную карточку на двери карцера, рассказывая всем, что училищное начальство выделило ему отдельную комнату. За что, кстати, схлопотал еще несколько суток заточения в «холодной». Зато на старший курс Михаил Гордеевич был переведен 13-м из 152 учащихся. А в 1901 году закончил училище по первой категории первого разряда, то есть, говоря нынешним языком — с отличием. Свежеиспеченный подпоручик распределяется в одну из элитных частей — лейб-гвардии Волынский полк, квартировавший в северной столице. Однако, не чураясь великосветских забав и развлечений, молодой офицер находит время на посещение библиотек и музейных архивов, занимаясь самообразованием. И осенью 1904-го с первого раза сдает вступительные экзамены в Николаевскую академию Генерального штаба. Перед юным поручиком и генеральским сыном открываются прекрасные перспективы служебного роста. Но начинается русско-японская война, и слушатель Дроздовский подает рапорт о направлении его в действующую армию «для приобретения практического боевого опыта, столь необходимого всякому офицеру». К такому рвению начальство отнеслось благосклонно: Михаил Гордеевич получает направление в 34-й Сибирский стрелковый полк с правом вернуться в академические классы после окончания «маньчжурской кампании», которая, как многим тогда казалось, будет скоротечной и победоносной… С проигранной русско-японской Дроздовский, уходивший на нее романтиком и сорвиголовой, возвращается в стены Академии Генштаба совершенно иным человеком: замкнутым, пропахшим порохом офицером-окопником, получившим несколько ранений и боевых орденов, не единожды смотревшим смерти в лицо. Теперь он точно знает, что война — не романтическая прогулка, а изнурительная, опасная и порой жестокая работа, не терпящая жалости и сантиментов. Но именно эту работу, эту профессию он окончательно избирает делом всей своей жизни. И потому, едва оказавшись в аудиториях, самозабвенно берется за учебу. Михаил Гордеевич не просто прилежно изучает темы, забитые в академические программы. Он пытливо штудирует периодическую и специальную прессу, знакомится с новинками в различных областях военного дела. И опять, как и в юнкерские годы, числится в лучших учениках. Академию Дроздовский успешно закончил в 1908 году. Так получилось, что вся его дальнейшая служба — в Приамурье, в Варшавском военном округе, на северо-западных границах империи — до начала Первой мировой войны и позже, вплоть до апреля 1917-го , проходила на штабных должностях. Впрочем, штабистом Михаил Гордеевич был весьма своеобразным: его легче было найти в полках и батальонах, чем застать в кабинете. Удобному креслу он предпочитал кавалерийское седло, большому, заваленному бумагами столу — перевернутый патронный ящик, ровному свету настольной лампы — дрожащий огонек коптилки, сооруженной из снарядной гильзы. И все это — не из чистой любви к экзотике походной жизни. Просто Дроздовский еще на сопках Маньчжурии усвоил: офицер, командир, начальник должен видеть поле завтрашнего сражения своими глазами, вникать в обстановку на месте, получать информацию о своих войсках и о противнике из первых рук, а не ждать, пока ее, уже устаревшую, доставят в штаб вестовые. Вот характерный пример из его боевой биографии. В 1913 году Михаил Гордеевич закончил полугодовые курсы летчиков-наблюдателей при Севастопольской авиашколе, а в 1914-м, занимая должность помощника начальника оперативного отдела штаба главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, лично вылетал на воздушную разведку вражеских позиций на аэропланах и аэростатах. Во время одного из таких полетов Дроздовский едва не погиб вместе со всем экипажем дирижабля. «Хотели полюбопытствовать и набросать немцам на головы несколько бомбочек, — иронизируя, писал он спустя несколько дней после того случая сестре. — Но по дороге минут десять непрерывным ружейным огнем нас обстреливали свои. Отделались благополучно: из людей никого не зацепило, но аппарат наш пробили в нескольких местах, и он стал весьма быстро снижаться. Испытал несколько кислых минут, ибо нет на войне ничего противней, как погибнуть от своих…». В сентябре 1916 года во время знаменитого Брусиловского прорыва Дроздовский, к тому времени начальник штаба пехотной дивизии, находившийся, как всегда, рядом с передовой, был тяжело ранен и на несколько месяцев выбыл из строя. В госпитале он получил два радостных известия: о своем производстве в полковники и награждении орденом Св. Георгия 4-й степени, после чего дела его гораздо быстрее пошли на поправку. Военно-врачебная комиссия дала заключение о его полном выздоровлении, и вскоре Михаил Гордеевич был назначен на должность начальника штаба 15-й пехотной дивизии. Во второй половине января 1917 года он прибыл к новому месту службы — на Румынский фронт. До Февральской революции оставались считанные дни…
(Продолжение) ОТРЕЧЕНИЕ Николая II и последовавшие за ним события не просто перевернули жизнь Дроздовского — для Михаила Гордеевича они стали глубокой личной трагедией, во многом изменившей взгляды на жизнь. В начале марта 1917-го в его дневнике появляется запись: «Оборвалось и рухнуло все, чему я верил и о чем мечтал, для чего жил, все без остатка. В душе пусто. Только из чувства личной гордости, только потому, что никогда не отступал перед опасностью и не склонял перед ней головы, только поэтому остаюсь я на своем посту и останусь на нем до последнего часа». В апреле полковника Дроздовского назначают командиром 60-го Замосцкого полка. Дисциплина в частях еще кое-как держится на привычке нижних чинов к повиновению и авторитете боевых офицеров. К тому же русские армии Румынского фронта, в силу его наибольшей удаленности от столиц, расположения на территории другой страны и наличия союзных войск, менее других оказались подвержены влиянию агитаторов всевозможных российских политических партий. Но и они постепенно начали разлагаться. Дроздовскому и другим командирам частей все сложнее и сложнее становилось держать в повиновении возбужденную революционными идеями солдатскую массу. В эти дни он записывает в дневнике: «Когда я первый раз услышал о «рабочих и солдатских депутатах», для меня стал ясен дальнейший ход событий. Я никогда в жизни не был поклонником беззакония и произвола, на февральский переворот смотрел как на опасную и тяжелую, но неизбежную медицинскую операцию. Но хирургический нож оказался грязным, надежда на исцеление больного ушла, смерть — неизбежна». В ноябре Михаила Гордеевича назначают начальником 14-й пехотной дивизии. Но принимать новую должность он не спешит: на фронте уже известно о захвате власти большевиками, их первых декретах и начале переговоров с немцами о выходе России из войны. Старой армии, по сути, уже не существует. «Несомненно, — пишет в дневнике Дроздовский, — что нетрудно было бы поплыть по течению и заняться ловлей рыбки в мутной воде революции. Ни одной минуты не сомневался бы в своем успехе, ибо слишком хорошо изучил людскую природу и природу толпы. Но невозможно поступиться честью ради выгоды: я — офицер… Почетного мира для нас уже не будет. Насколько я ориентирован — нет никаких надежд на спасение извне. Все это развязывает руки». Даже заклятые враги — германцы и австро-венгры — кажутся теперь ему меньшим злом, чем большевики. Чтобы начать борьбу с ними, Дроздовскому и многим офицерам на румынском фронте не хватало последней капли, переполнившей бы чашу терпения, чьего-нибудь клича. И таковой прозвучал: в декабре 1917 года главнокомандующий русскими армиями в Румынии генерал Дмитрий Григорьевич Щербачев получил письмо с Дона от генерала Михаила Васильевича Алексеева о начале вооруженной борьбы с большевиками, формировании Добровольческой армии и с призывом вступать в ее ряды. Письмо довели до офицеров. Надо ли говорить, что полковник Дроздовский был первым, кто на румынском фронте изъявил желание вступить в ряды Добрармии. Его и назначили командиром отряда добровольцев, формировавшегося в Яссах. Надо отметить, что поначалу идея добровольчества не имела особой популярности на Румынском фронте. По собственной инициативе активность проявляли лишь полковник Дроздовский и немногочисленные присоединившиеся к нему офицеры. Первым делом Михаил Гордеевич решил вопрос с вооружением своего пока немногочисленного отряда. Оружие и боеприпасы отбирали у дезертиров, которые в начале 1918-го оставляли фронт целыми подразделениями. Офицерские заставы и заслоны изымали у них винтовки, пулеметы и даже легкие орудия. Очень скоро в распоряжении Дроздовского оказались солидные запасы оружия и боеприпасов. А в феврале и сам процесс формирования офицерских частей для отправки на Дон приобрел централизованный характер: отряд Дроздовского переименовали в бригаду, вторая аналогичная воинская часть начала формироваться в Кишиневе. Казалось, еще немного — и на юг России двинется действительно мощная военная сила, способная восстановить рухнувший порядок. Увы, такого не случилось. После того как большевики в Бресте сели с немцами за стол переговоров, Румыния сочла для себя возможным также вступить в сепаратные переговоры с Германией, резко изменив свое отношение к дислоцированным на румынской территории русским воинским частям. Их попросту начали разоружать. Главком Щербачев и генерал Антонин Кельчевский, возглавлявший недавно созданное управление добровольческих войск, посчитав положение безнадежным, отдали приказ о роспуске всех находившихся в его подчинении офицерских формирований. Единственным командиром, отказавшимся его выполнить, был полковник Дроздовский. Румыны попытались разоружить бригаду силой. Но Михаил Гордеевич направил правительству недавних союзников ультиматум, в котором указал, что «разоружение добровольцев не будет столь безболезненно, как это кажется» и что «при первых враждебных действиях город Яссы и королевский дворец могут быть жестоко обстреляны артиллерийским огнем». Как только румынские войска попытались окружить лагерь дроздовцев, те выступили им навстречу в боевых цепях с примкнутыми штыками. А на ясский дворец, где в то время располагалась резиденция румынского короля, навели жерла орудий две артиллерийские батареи, находившиеся в распоряжении Михаила Гордеевича. Румыны немедленно отвели свои части. И на следующий день предоставили вагоны и паровозы для того, чтобы выпроводить бригаду в Кишинев. Оттуда полковник Дроздовский принял решение самостоятельно пробиваться на Дон, к генералам Алексееву и Корнилову. 667 офицеров, 370 солдат (в большинстве своем — Георгиевских кавалеров), 14 врачей и священников, 12 сестер милосердия — вот и все русское воинство, которое во второй половине марта 1918 года выступило в поход. Немногим более тысячи человек из тех сотен тысяч, что находились на Румынском фронте. Им предстояло пройти более 1200 километров — с боями по России, уже охваченной Гражданской войной…
(Продолжение) В КИШИНЕВЕ к дроздовцам присоединились несколько десятков добровольцев из расформированной бригады полковника Белозора. В районе Дубоссар к ним пробилась шедшая из Измаила сводная офицерская рота морской дивизии во главе с полковником Михаилом Жебрак-Русановичем. Пополняясь такими мелкими, но прекрасно организованными и сплоченными отрядами, бригада Дроздовского продолжала путь, с каждым днем становясь все более и более грозной силой. Сам Михаил Гордеевич сильно изменился в эти дни и внешне, и внутренне. Прекрасно понимая, какую ношу на себя взвалил, он все подчинил одной цели — спасению погибавшей Отчизны. «Дроздовский был типом воина-аскета: не пил, не курил, не обращал внимания на блага и удовольствия жизни, — вспоминал о нем бывший сослуживец капитан Владимир Михайлович Кравченко в книге «Дроздовцы от Ясс до Галлиполи», изданной в Германии в 1975 году. — Всегда в одном и том же поношенном френче с потертой Георгиевской ленточкой в петлице (из скромности он не носил самого ордена). Всегда занятый, всегда в движении. Трудно было понять, когда он находил время есть или спать. В походах, с пехотной винтовкой за плечами, он напоминал средневекового монаха Петра Амьенского, ведшего крестоносцев освобождать гроб Господень… По сути, полковник Дроздовский и был крестоносцем распятой родины». О том, что творилось у него в душе после всего увиденного в России, можно судить по дневниковым записям Дроздовского. «Мы живем в страшные времена озверения, обесценивания жизни. Этими дикарями, разнузданными хулиганами признается и уважается только один закон — «око за око». А я так скажу: два ока за одно око, за один зуб — все зубы, «поднявший меч от меча и погибнет». И далее: «В этой беспощадной борьбе за жизнь я встану вровень с этими страшными звериными законами. Жребий брошен, и по этому пути мы пойдем бесстрастно и упорно через потоки своей и чужой крови». Стоит ли удивляться тому, что вскоре большевики заговорили о дроздовцах как о некой карательной экспедиции, блуждающей по южным губерниям. В боях пленных они не брали. А над любыми ставленниками советской власти, схваченными в городах и местечках, через которые пролегал путь бригады, суд вершили более чем скорый. Приговор у дроздовцев был один: красный — значит виновен… Впрочем, доставалось от них не только комиссарам. Переправившись через Днепр, на просторах Левобережной Таврии Дроздовский в начале апреля вступил в царство бандитских батьков и атаманов. Узнав про некоего Махно, буйствовавшего в окрестностях Гуляй-Поля, решил проучить его. Несколько офицерских рот были посажены в вагоны и двинуты на столицу анархистов. Узнав, что «едут офицеры», махновцы обступили поезд, предвкушая, как было до этого, легкую поживу. А их встретили в упор огнем из пулеметов и винтовочными залпами, многих положив прямо у насыпи и вблизи железнодорожного полотна. Но добивать батькино войско времени не было, и Дроздовский повел бригаду к Мелитополю. А Махно с тех пор офицеров-«добровольцев», особенно дроздовцев, на дух не переносил. Чем ближе была конечная цель, тем тревожнее поступали сведения: якобы Дон пал, Добровольческая армия разбита и скитается где-то по Северному Кавказу, Корнилов убит… Настроение было мрачным, наваливалась тоска и безысходность. Все усилия казались тщетными, надежды — утраченными. «Мы — блуждающий остров, окруженный врагами: большевики, украинцы, австро-германцы! Трудно и тяжело!!!» — делает запись в своем дневнике Михаил Гордеевич. Но — замкнутый, осунувшийся, мрачный — он упрямо ведет поверивших ему и в него людей вперед, напролом, руководствуясь уже не здравым смыслом, а только собственной интуицией, годами выработанным упорством. И верой, что все их жертвы будут не напрасны. 17 апреля дроздовцы с боем занимают Мелитополь, еще через несколько дней — Бердянск. И там получают радостную весть: Дон восстал, Добровольческая армия жива и сражается! Дроздовский поворачивает к Таганрогу, но он уже занят высадившимися в нем германскими частями. Не вступая с ними в бой, дроздовцы обогнули город с севера и устремились к Ростову. Его штурмовали в пасхальную ночь. Авангард бригады во главе с полковником Михаилом Войналовичем с ходу прорвался к центру города, занял вокзал, закрепился там и до рассвета отражал ожесточенные попытки красных расправиться с горсткой храбрецов. Сам Войналович погиб, но подоспевшие основные силы дроздовцев вынудили большевиков покинуть Ростов. Но ненадолго: из Новочеркасска подошли бронепоезд и несколько эшелонов с матросами и красногвардейцами. Потеряв около сотни убитыми, Дроздовский вынужден был отступить из города. Но его усилия не пропали даром. Воспользовавшись ослаблением красных под Новочеркасском, 8 мая Южная группа казачьего полковника Денисова заняла столицу Войска Донского, завязав бои за город. Дроздовский стремительным маршем повел бригаду туда. Подоспел вовремя: казаки, непревзойденные конные воины в чистом поле, не устояли в двухдневных пеших боях в городских кварталах, начали отступать. И тут в тылу у большевиков появились дроздовцы. Развернувшиеся в цепи, сопровождаемые броневиками офицерские роты, устремились на штурм предместий. Сея смерть и панику, открыли огонь артиллерийские батареи бригады. Заблестели клинки над всадниками офицерского кавалерийского дивизиона… Бежавших красноармейцев и матросов преследовали и били на протяжении пятнадцати верст. Вечером того же дня дроздовцы, забрасываемые весенними цветами, вступили на улицы Новочеркасска. Казаки, ранее не особо жаловавшие «золотопогонников», встречали их как настоящих героев, с нескрываемым восторгом глядя на эту невесть откуда взявшуюся силу… Поход «отчаянной тысячи» Дроздовского, длившийся 61 день, завершился.
(Окончание) ВПРОЧЕМ, на Дон Михаил Гордеевич привел уже почти 3000 отлично обмундированных и вооруженных, закаленных в боях бойцов. А вся возглавляемая генералом Деникиным Добровольческая армия, изрядно потрепанная в боях 1-го Кубанского (Ледяного) похода, насчитывала в те дни немногим более 6000 штыков и сабель. Бригада Дроздовского, кроме стрелковоого оружия и 1 000 000 (!) патронов, располагала тремя артиллерийскими *батареями, *несколькими броневиками и аэропланами, собственной автоколонной грузовиков и радиотелеграфными подразделениями. Понятно, что атаман Петр Краснов, возглавивший в те же майские дни 1918 года Всевеликое Войско Донское, пожелал видеть дроздовцев в своем подчинении, предложив Михаилу Гордеевичу с его людьми стать «Донской пешей гвардией». Но для Дроздовского были неприемлемы политические взгляды атамана, пытавшегося создать на Дону самостоятельное государство и ради этого не брезговавшего союзом с немцами. Дроздовский, державник и монархист по убеждениям, считал свою бригаду частью русской армии, продолжавшей находиться в состоянии войны с Германией. И, в дополнение к этому, обремененной борьбой за единую и неделимую Россию с врагом внутренним. Участвовать в растаскивании страны на уделы он не желал и потому повел своих людей в район станиц Мечетинской и Егорлыкской, где набиралась сил вышедшая из жестоких боев Добровольческая армия. Подчиненные Михаила Гордеевича влились в ее состав на правах 3-й дивизии и теперь уже вполне официально стали именоваться «дроздовцами». Как и другие «цветные» полки Добрармии — «корниловцы» и «марковцы», — они обзавелись собственной формой: фуражками с белым околышем и малиновой тульей, малиновыми с белым кантом погонами. 23 июня 1918 года начался 2-й Кубанский поход «добровольцев». Первую большую группировку красных они разбили у станции Торговой. После крупной победы Деникин развернул свое воинство на сто восемьдесят градусов и, посадив пехоту на телеги, стремительным маршем двинулся к станции Белая Глина, где сосредоточилась 10 тысячная дивизия краскома Дмитрия Жлобы. Дроздовцы атаковали в авангарде «добровольцев», пытаясь сбить неприятеля с позиций неожиданной ночной атакой. Но она захлебнулась под убийственным пулеметным огнем. В залегших цепях недосчитались полковника Жебрак-Русановича и почти четырех десятков офицеров. Их судьба прояснилась только к полудню, когда дроздовцы вместе с подошедшими корниловцами и дивизией генерала Боровского заняли Белую Глину: во дворе одного из домов «добровольцы» нашли тридцать шесть обезображенных трупов. Тело полковника Михаила Жебрак-Русановича было обуглено — его пытались сжечь еще живого… В тот день даже Деникину не удалось остановить самосуда над пленными красноармейцами. Единственный, кто смог унять разъяренных от увиденного офицеров, был полковник Дроздовский. По инициативе Михаила Гордеевича сдавшиеся без боя красноармейцы (а таковых набралось достаточно) были сведены в 1-й Солдатский батальон и включены в состав его дивизии. Через два дня именно этим батальоном он атаковал 39-ю дивизию Красной Армии, занимавшую Тихорецкую. Участник тех событий вспоминал: «В Тихорецкой 1-й Солдатский опрокинул неприятеля, переколол всех, кто сопротивлялся. Солдаты батальона сами расстреляли захваченных ими комиссаров… Среди них не было старых солдат, одни заводские парни, чернорабочие, бывшие красногвардейцы. Любопытно, они искренне уверяли, что советчина им осточертела и что они только здесь поняли, где правда…». Кажется невероятным, но это факт: с того дня и вплоть до исхода Белых армий из Крыма основным источником комплектования дивизии Дроздовского стали пленные красноармейцы. В сентябре 1920 года их численность доходила до 4000 человек, то есть они составляли более 60 процентов личного состава дроздовцев! Перекопские укрепления в составе дроздовской дивизии защищало 1500 бывших бойцов Красной Армии. Таковы суровые реалии Гражданской войны… Взяв в Тихорецкой в качестве трофеев три бронепоезда, полсотни орудий, дюжину броневиков, десятки пулеметов, сотни винтовок и тысячи боеприпасов, Добровольческая армия продолжила развивать успех. Все лето ей сопутствовала удача: белые взяли Ставрополь, Екатеринодар, Армавир. Однако после того как на Кубань из Закавказья вырвалась 40 тысячная Таманская армия красных, положение обострилось. 23 октября большевики опять заняли Ставрополь, где устроили настоящую кровавую вакханалию и террор населения. Дивизия Дроздовского оказалась в числе тех частей, которые Деникин двинул с Кубани на помощь ставропольцам. В начале ноября начались тяжелые бои за город. Большевики были полностью изгнаны из Ставрополя 14 ноября. А днем ранее полковник Дроздовский, как всегда, лично вел свои батальоны в атаку в районе Иоанно-Мартинского монастыря и был ранен пулей в ступню. «Капитан Тер-Азарьев, снимавший вместе с другими офицерами Михаила Гордеевича с коня, — вспоминал один из дроздовцев, — рассказывал, что рана не вызывает опасений: простая царапина. Все мы думали, что Дроздовский вскоре вернется к командованию…». Однако отсутствие Михаила Гордеевича в дивизии затягивалось. А в середине января наступившего нового, 1919 года дроздовцы получили страшное известие, прозвучавшее словно гром среди ясного неба: их любимый военачальник скончался от заражения крови… РАНЕНОГО Дроздовского доставили в городскую больницу Екатеринодара, где и прооперировали. Его состояние ни у кого не вызывало опасений. 21 ноября Деникин своим приказом произвел Михаила Гордеевича в генерал-майоры, пожелав от себя лично скорейшего возвращения в строй. И вдруг состояние раненого резко ухудшилось. Дроздовского перевели в ростовский военный госпиталь, где он перенес еще несколько операций. Но спасти генерала уже ничто не могло… Непонятную роль во всей этой темной истории сыграл профессор Федор Михайлович Плоткин. Он был первым, кто осматривал Дроздовского после ранения и наблюдал его в екатеринодарской больнице. В Ростов за своим пациентом, несмотря на всю важность его персоны, профессор не последовал. Более того, вскоре после смерти генерала он покинул пределы России, благополучно пересидев за границей весь остаток Гражданской войны. Потом вернулся в РСФСР и, несмотря на свою службу у белых, как ни в чем не бывало приступил к преподавательской работе в Кубанском государственном университете на кафедре хирургии. А в 1930—1931 годах даже заведовал ею. В Советском Союзе профессор Плоткин стал автором ряда научных работ по проблемам полевой хирургии, причем одна из них, написанная в 1933 году, была посвящена послеоперационным осложнениям, вызванным латентной инфекцией… Как-то не очень верится, что специалист такого уровня мог недосмотреть за своим больным. Как бы там ни было, генерал Дроздовский — один из самых популярных военачальников Белой армии на юге России — скончался и был похоронен с почестями в Екатеринодаре, в Кубанском войсковом соборе Св. Александра Невского. В январе 1920 года, во время общего отступления белых к Новороссийску, когда Екатеринодар уже практически был занят частями Красной Армии, небольшой отряд, составленный из офицеров-добровольцев дроздовской дивизии, отчаянным броском пробился к центру города. Цель самоубийственного рейда была одна — вывезти из города останки любимого командира. Чтобы они не остались на поругание врагу, десятки дроздовцев заплатили кровью, некоторые — жизнью. Не многие военачальники удостаивались такой чести! В Новороссийске, когда уходящие в Севастополь пароходы брались штурмом, а ради лишнего свободного места на палубе на берегу оставлялись броневики, орудия и боеприпасы, цинковый гроб с останками Михаила Гордеевича был внесен на корабль торжественно и строго. И никто не решился бросить даже слово упрека сверкающим штыками и взглядами суровым дроздовцам. Понимая, что и Крыму долго не устоять, командование дивизии приняло решение похоронить останки генерала Дроздовского без огласки и под чужим именем. Место захоронения и фамилию, под которой он будет покоиться, во избежание широкой огласки и для лучшего сохранения тайны, знали лишь шестеро. Один из этих шестерых — Антон Васильевич Туркул, когда-то капитаном вышедший вместе с Дроздовским из Ясс и впоследствии дослужившийся до генерала, в 1943 году, используя свои связи в абвере, получил разрешение посетить занятый немецкими войсками Севастополь. Увы, найти могилу своего командира ему не удалось: вся местность вокруг Малахова кургана, включая Доковый овраг, где на небольшом кладбище покоился прах «полковника М. И. Гордеева», больше напоминала лунный ландшафт… К слову: на том же кладбище среди могил сотен русских воинов, павших при защите Севастополя в Крымскую войну, была похоронена и первая русская сестра милосердия Дарья Михайлова — легендарная Даша Севастопольская, ушедшая из жизни в 1910 году. А памятник генералу Михаилу Гордеевичу Дроздовскому все же был установлен: в 1952 году его открыли во Франции на кладбище Сен- Женевьев де Буа, где окончили свой земной путь многие дроздовцы, оказавшиеся в эмиграции. Артем Денисов
Последние бои Дроздовцев Вестник Общества Галлиполийцев, №57, 1938 год. По ряду причин, главными из которых следует считать подвижность и прерывность линии фронта, гражданская война увеличила значение маневра. Совсем нередкими на ее протяжении были случаи, когда одним только маневром, одной угрозой флангу или тылу противника и возможностью перехвата его путей отхода, удавалось заставить его не только очистить поле сражения, но часто и сложить оружие. Это обстоятельство в период гражданской войны привело к тому, что не бой, а часто маневр, целью которого прежде всего должно быть стремление дать противнику бой в выгодных для себя условиях стали ошибочно стали считать решающим средством войны. Беспрерывные бои и связанные с ними большие потери приводили к текучести состава пехоты и делали почти невозможным более или менее планомерное её обучение, вследствие чего она часто не могла полностью использовать силу своего оружия и не всегда была способна гибкому маневрированию на поле сражения. В силу указанных причин возросло значение конницы и как белая, так и красная стороны стремились к усилению этого рода войск, сводя кавалерию в крупные соединения, причем последние снабжались для увеличения их ударной силы большим количеством артиллерии и пулеметов „на тачанках", бронемашинами и авиационными средствами. В тех случаях, когда конница пускалась в крупные операции, ей придавали еще и сильную пехоту с тем, чтобы она, как это часто имело место при действиях совместно с нашими конными частями Дроздовской дивизии в Крыму, должна была составлять остов боевого фронта и рвать расположение противника там, где конница оказывалась бессильной. Настоящей статьей, посвящаемой двадцатилетию со дня начала Дроздовского похода, хочу отдельными штрихами на примере действий доблестной Дроздовской дивизии в период последних решающих боев в Крыму в октябре 1920 года показать, что там, где части были тверды и крепки, где управление ими сложилось и сработалось во время долгих предыдущих боев, решал судьбу операции именно бой, а не только маневр и что превосходящая по численности конница не в состоянии была ничего сделать, если она сталкивалась с хорошей и стойкой пехотой, пусть даже окруженной и отрезанной от баз, как это имело тогда место. Сосредоточив в десятых числах октября на Крымском фронте против Русской Армии, по своей численности в то время едва доходившей до тридцати тысяч штыков и сабель, пять советских армий (I-ая конная Буденнаго, II-ая конная Миронова*), IѴ-ая — Лазаревича, ѴI-ая — Корка, ХIII-ая — Уборевича**) (Миронов расстрелян сов. властью в 1922 г. Корк и Уборевич расстреляны сов. властью в 1937 г. ), в составе 13-ти стр. дивизий, 2-х отд. стр. бригад, 10-ти кав. дивизий и 2-х отдельных кавбригад, общей численностью в 103.500 штыков, 33.700 шашек при 527 орудиях, 2.660 пулеметах, 17 бронепоездах, 31 бронемашине, 29 аэропланах и 6 аэростатах), командование Южного фронта ставит им задачу перейти в общее наступление: “во что бы то ни стало не допустить отхода белых в Крым и согласованным концентрическим ударом уничтожить их главные силы, группирующиеся к северу и северо-востоку от перешейков, отрезать им пути отхода и стремиться на плечах отступивших овладеть перешейкам”. В частности, I-ой конной армии (14.000 сабель, 2.600 штыков) было приказано закончить в ночь с 14-го на 15-ое октября переправу через Днепр у Каховки и стремительным маршем 16 октября выйти на фронт Аскания-Нова—Громовка, отрезать белых от перешейков и решительным наступлением с юга на Агайман—Серагозы (в районе Торгаевка—Серагозы сосредоточивалась ударная группа ген. Кутепова), совместно с I-ой и II-ой конной советскими армиями окружить и уничтожить главные силы белых, имея в виду в случае необходимости ударом на Чаплинку оказать содействие коннице II-ой армии в разгроме тыла белых." Особо выделенным боковым отрядом было приказано перехватить железную дорогу в районе ст. Ново-Алексеевка.
15-го окт. I-ая и II-ая конныя и VI-ая советские армии уже имели на левом берегу Днепра почти все свои части и, развивая 16-го окт., согласно директиве, наступление, почти повсюду за исключением I-ой конармии, глубоко проникшей в наш тыл, находились в тесном соприкосновении с отходящими под и натиском нашими частями. К вечеру главные силы VI-ой советской армии, оттеснив 2-ой корпус ген. Витковского, подходили уже к району Перекопа. I-ая конная армия выхола в район Аскания-Нова — Громовка, её левофланговые дивизии были в районе Агайман — Ново-Успенская в десяти-пятнадцати километрах от ударной группы ген. Кутепова. II-ая| конная армия вела бои в районе В. Рогачик — Белозерка. VI-ая советская армия продвигалась к станции Федоровка. XIII-ая советская армия главными силами выходила на фронт Федоровка — Мелитополь. Считая маневр удавшимся, красное командование ход действий намеченной операции оценило положительно и, ошибочно полагая, что “разгром главных сил Врангеля вполне определился” подтвердило своим армиям прежние задами, а I-ой конной приказало ударить вместо Серагоз — на Сальково, т. е. вместо севера на юго-восток и восток. Этим предполагалось окончательно отрезать возможность отхода наших частей в Крым через остававшийся единственно свободным путь по узкому Чонгарскому перешейку. С утра 17-го октября I-ая конная армия своими правофланговыми частями — 4-ой, 14-ой кавдивизиями и особой кавбригадой двинулась дальше на восток; к вечеру 4-ая кавдивизия захватила район ст. Ново-Алексеевка, Сальково и Геническ и перерезала сообщение с Крымом. 14-ая кавдивизия сосредоточилась в селе Рождественское, а особая кавбригада со штабом армии в селе Отрада, в 8-ми верстах западнее. Между тем ударная группа ген. Кутепова не сталкивалась еще до этого дня с красными и, имея уже на путях сообщения со своими базами конницу противника, только приступала с утра 17-го окт. к выполнению намеченного Главнокомандующим плана. Не приходится поэтому удивляться, если последующие события для красных сложились в достаточной мере неожиданно, ибо с утра 17-го окт. на левом фланге армии Буденного создалось положение которое предопределило дальнейший исход операций по словам советских исследователей закончившихся „неуспехом" конармии и её „тактическим поражением". Один из них указывает даже, что в этот день „обстановка настолько уже изменилась, что едва ли было возможно из того положения, в котором конармия оказалась после своего перехода, что-нибудь предпринять, чтобы избежать катастрофы". Выдвинутые из резерва Главнокомандующего Конный корпус ген. Барбовича, Дроздовская дивизия, составлявшая остов боевого фронта ударной группы ген. Кутепова, и Терско-Астраханская конная бригада ввязывались с этого дня в бой с главными силами красных. В 23 часа 16 октября Дроздовская дивизия и Терско-Астраханская бригада выступили двумя колоннами из Рубановки, где они согласно приказу сосредоточились после полудня, и двинулись на юг — на Вознесенку, с целью атаковать ее одновременно с северо-запада и востока. Вознесенку занимали 3-й Латышский стрелковый полк и части 6-ой кав. дивизии т. Городовикова, составлявшие заслон I–й конной армии Буденного. Мороз доходил до 14 гр. Реомюра и недостаточно обмундированные войска страдали от холода. Во время минутных остановок на ночном марше по колоннам зажигались костры из сухой полевой травы, несмотря на запрещение это делать, чтобы не обнаруживать движения. Перед нашим выдвижением из Рубановки, последняя была атакована с севера пешими красными частями, приданными II-ой конной армии, но 2-м батальоном 2-го Дроздовскаго полка атака была отбита. На рассвете 17-го октября колонны подошли к Вознесенке, выбить красных из которой было приказано батальонам 1-го и 3-го Дроздовских полков. Атака была столь стремительна, что под конец боя, продолжавшегося менее 2-х часов, части 3-го полка обстреляли цепи 1-го уже ворвавшегося в село. Красная конница и пехота были отброшены и в беспорядке отскочили на запад. После трехчасового отдыха движение возобновилось снова двумя колоннами на Агайман, занятый 11-ой кав. дивизией 1-ой конной армии. Красные вели все время параллельное преследование, причем все их попытки к более энергичной атаке Дроздовцев во время движения пресекались в корне интенсивным огнем, даже без развертывания шедших в колонне, частей. В сумерках, в районе Ново-Репьевки недалеко от Агаймана красные перерезали было колонне путь и одновременно атаковали ее справа и сзади, но сосредоточенным огнем были рассеяны впереди, сброшены с нашего пути и отброшены справа и с хвоста колонны. В 19 часов в Агаймане, занятом незадолго перед тем конным корпусом вен. Барбовича после горячего боя с красной конницей, соединилась вся ударная группа ген. Кутепова. 6-я и 11-я кав. дивизии армии Буденного вместе с приданными ей пехотными частями по советским свидетельствам были отброшены в этот день „в беспорядке частью на запад, частью на юг". Связь со штабом армии у этих красных дивизий была утеряна. Утром 18 октября ударная группа двинулась из Агаймана на рождественское— Отрада, имея Дроздовскую дивизию в левой восточной колонне. Мороз ночью достигал 20 град. по Реомюру. Люди кутались во все, что попадалось под руку, некоторые набивали под рубаху солому... Почти с момента начала движения во фланг Дроздовской дивизии стали наступать конные части Буденного. Несколько позже на помощь красной коннице подтянулась и внушительная численно пехота. Лавы и цепи противника неотступно двигались по пятам и на фланге колонны, все время наседая на нее. Около 16 часов, шедший в голове 2й полк ген, Харжевского вступил в бой у Отрады с особой кавалерийской бригадой, занимавшей село вместе с полевым штабом 1-й конной армии, при которой находились Буденный и Ворошилов. 2-ой конный Дроздовский полк полк. Хабалова почти сразу же ворвался в село через его восточную окраину. Не больше чем через полчаса красная конница вместе со штабом кон. армии в полном беспорядке скакала по лощине из Отрады на Ново-Троицкое под исключительным по интенсивности огнем, который удалось сосредоточить и развить Дроздовской артиллерии. Наши пешие части, стараясь бегом выскочить на перерез красной коннице, покрывали ее ружейными залпами. В Отраде Дроздовский конный полк захватил полностью хор конных трубачей армии Буденного вместе с перевитыми красными лентами серебряными трубами и одного из чинов штаба. Этот бой едва не закончил карьеру нынешних красных маршалов. По нескольким советским описаниям устанавливается, что т. Буденному пришлось скакать „по задворкам села", а Ворошилова спасла бурка, в которой запуталась пика белого кавалериста. Почти одновременно с нашей атакой Отрады, разыгрался бой и у шедшего в арьергарде дивизии 1-го Дроздовскаго полка, который был атакован со стороны села Рождественского 14-й кавдивизией армии Буденного. Присутствовавший при отражений этой атаки ген. Кутепов сказал командиру полка ген. Чеснакову, что „никогда не видел раньше, чтобы пехота встречала кавалерийскую атаку с песнями и так спокойно, как на маневрах". Уже в темноте вся ударная группа снова собралась в Отраде, мест для размещения в которой для подошедших частей не хватало. К наступлению ночи противники располагались: в селе Ново-Троицком и его районе штаб конной армии и почти все её части вместе с 4-й кавдивизией, выбитой из Ново-Алексеевки — Сальково — Геническ частями 2-ой армии ген. Абрамова (3-й Донской дивизией ген. Гусельщикова, которой был придан 1-й взвод 3-й Дроздовской батареи, частями 7 ой пех. дивизии III корпуса ген. Скалона и Кубанским пластунским батальоном); в 8 -ми верстах восточнее в селе Отрада ударная группа ген. Кутепова; в 7-8 верстах еще восточнее по той же линии в селе Рождественском 14-я кавдивизия красных. Таким образом, части конармии оказывались разделенными нашей ударной группой. Пока командование 14-й кавдивизии, учитывая опасность для неё ночевки в Рождественском, обдумывало план соединения дивизии с остальными частями конармии, Корниловцы по приказу ген. Кутепова ночью атаковали село и выбили оттуда красных, после чего конный корпус вместе с Корниловской дивизией заночевал в Рождественском. В результате боев 17 и 18 окт. главные силы конной армии Буденного, долженствовавшие разбить нашу ударную группу и закрыть возможность отхода почти всех сил Русской армии в Крым, были сброшены с пути движения группы ген. Кутепова, причем управление красной конницей нередко нарушалось, а некоторые её части были при этом весьма сильно потрепаны. Так 1-я бригада 11-ой и 3-я бригада 6-ой кавдивизии утеряли связь со штабом армии вечером 17-го при беспорядочном отходе и оказались ночью в Ново-Троицком т. е. в 30-ти верстах южнее места боя. 2-я и 3-я бригады 14-й кавдивизии, потеряв связь со штадивом вечером 18-го окт. попали в Ново-Троицкое лишь 19-го октября, а 1-я бригада той же дивизии соединилась с ними только 20-го. Говоря о примерах массирования артиллерийского огня в период гражданской войны и удачного его использования, советский военный исследователь В. Триандафилов приводит действия ударной группы ген. Кутепова при её движении к перешейкам из Агаймана, когда, по его словам, „была использована вся мощь наличной артиллерии и указывает, что „огневая линия, которую удалось создать белым при этом отступлении оказалась для красной конницы непреодолимой". По словам того же автора, к концу дня 18-го октября белые уже „расчистили себе дорогу ,в Крым, разбив и отбросив в район Ново-Троицкое все части I-й конармии".
Весь день 19-го октября ударной группе ген. Кутепова было приказано задерживать в районе Александровка — Отрада — Рождественское конармию Буденного, сосредоточившуюся полностью на этом-участке, и тем дать возможность остальным частям Русской армии совершить спокойно их дальнейший отход, по приказу, в Крым. Первые два села обороняла Дроздовская дивизия, а третье — конный корпус ген. Барбовича и Корниловская дивизия. С рассвета начались атаки красной конницы на всем протяжении указанного фронта; вся конная масса Буденного была в движении, стремясь охватить нас со всех сторон и замкнуть кольцо окружения. Дроздовской дивизии пришлось отбиваться с севера, с юга, и с запада; защищенным оставалось только восточное направление на Рождественское, где доблестно вели бой переходивший неоднократно в конным атаки, конный корпус ген. Барбовича и Корниловцы. Волны красных всадников встречались нашим беглым артиллерийским огнем, пачками пулеметного огня и залпами пехоты. Мало кто из рядовых бойцов, участвовавших в этом сражении, мог представить себе, что делается у непосредственных соседей справа и слева, так как ничего, кроме вихря огня и грохота разрывов и выстрелов на собственном участке, слышно не было. Одну из первых и наиболее мощных атак на северную окраину Отрады приняли на себя части 1-го и 3-го полков, в передовых рядах которых находился начальник дивизии ген. Туркул. По его приказу наши части встретили эту атаку сначала полной тишиной и прекращением огня и только, когда красная конница была уже близко, ген. Туркул сам подал команду „огонь". С огромными потерями отхлынула эта начальная волна красных. Пулеметы кап. Трофимова останавливали всё живое в поле перед околицей села. Был момент, когда красные около 11 часов дня врывались уже было на левом фланге через кладбища в Александровку, угрожая этим и Отраде с тыла. За эту попытку командир особой кавбригады т. Колпаков, скакавший во главе эскадронов уже по улице селения, заплатил своей жизнью. На мерзлой земле перед селениями после каждой из атак, а они следовали с промежутками примерно в 1—11/2 часа, оставались лежать убитые и раненые люди и лошади. По полю бродили и носились кони, потерявшие своих седоков. До самого вечера продолжались атаки конницы, сопровождавшиеся интенсивной артиллерийской подготовкой, но успеха Буденному достигнуть не удалось. Фронт Александровка — Отрада — Рождественское полностью оставался в руках нашей ударной группы. Из захваченной у красного ординарца копии донесения Буденного выяснилось, что он просит на 20-ое октября отдыха-дневки для приведения своих частей в порядок и ссылается на то, что они прямо подавлены огнем и стойкостью сопротивления белых и понесли громадные потери вообще и в частности в высшем командном составе. За последние бои были убиты: начальник 11-ой кавдивизии т. Морозов, комиссар той же дивизии т. Бахтуров, тяжело ранен и с трудом был вынесен с поля боя начальник 4-ой кавдивизии т. Тимошенко, убит командир особой конной бригады т. Колпаков и многие другие чины командного состава. Командюж Фрунзе доносил главкому, Каменеву следующее: „поражаюсь величайшей энергии сопротивления, которую оказал противник. Он дрался так яростно и так упорно, как несомненно, не могла бы драться никакая другая армия. Казалось, что успех сражения склоняется в нашу пользу, и в боевых частях на фронте уже ожидали получения приказа об обратном движении на следующий день на север для преследования армии Буденного, как отмечено в сохранившихся боевых записях вечером 19 октября 1920 г. у автора этих строк. Но подтягивавшиеся со всех сторон к полю сражения свежие красные части создавали слишком неравные условия борьбы у самых перешейков, несмотря на одержанный над армией Буденного успех, и утром 20-го октября ударной группе ген Кутепова было приказано перейти к станции Сальково. Констатируя, что красные превышали нас численно более чем в четыре раза, советские источники отмечают, что „такого превосходства сил за все время гражданской войны красная армия не имела ни на одном из фронтов, ни в одной операции". Отойдя с боями к Сальково и пропустив через себя отходившие в Крым все наши войска, Дроздовская дивизия заняла фронт севернее перешейка с целью временно на этой линии задержать противника и тем обеспечить возможность медленной переправы наших частей по Чонгарскому мосту на полуостров. Атаковавшие нас в 22 часа 30 стр. дивизия IѴ-ой советской армии и 6-ая кавдивизия армии Буденного потеснили было наше расположение, но были остановлены и дальше в эту ночь продвинуться не смогли Сражение в Северной Таврии закончилось. Несмотря на прорыв всей конной армии красных в наш глубокий тыл, окружение ударной группы ген. Кутепова значительно численно превосходившими ее войсками, красные не смогли путем боя парализовать волю к сопротивлению наших войск. Их хорошие качества и соблюдение военных принципов дало нашему командованию возможность парировать незначительными частями действия многочисленных красных армий и сосредоточенным кулаком пробиться в Крым, нанеся поражение конной армии Буденного. План красного командования выполнен не был, ему не удалось добиться ни уничтожения живой силы противника в Северной Таврии, ни занятия „с налета" перешейков, при последовавших штурмах которых были уложены десятки тысяч красноармейцев,. погибших за чуждые им и попираемые теперь всем русским народом цели. Начались непрерывные атаки наших укрепленных позиций. На смену разбитым атакующим красным дивизиям и полкам выдвигались новые из глубоко эшелонированных резервов. Бои по количеству введенной в дело артиллерии напоминали самую напряженную борьбу за укрепленную полосу на фронтах мировой войны. Предел сопротивляемости белых частей и человеческих сил был уже превзойден. Обойденные по замерзшему Сивашу через Литовский полуостров наши части после неудавшейся контратаки в ночь с 26-го на 27 октября оставляют турецкий Вал у Перекопа и отходят на последнюю линию Юшуньских позиций. Дроздовские полки в боях теряют большинство командного состава. Заболевшего тифом начальника дивизии ген. Туркула увозят без сознания в лазарет. Командование дивизией принял ген. Харжевский.
И вот наступило роковое 29-ое октября. На рассвете — немного раз после этого нам уже оставалось встречать восход солнца на родной земле — переброшенная с Юшуни в район Карповой Балки Дроздовская дивизия вместе с приданными ей частями ген. Андгуладзе была двинута в свою последнюю контратаку. Предполагалось прорвать фронт красных с тем, чтобы бросить нашу конницу в тыл всей Юшуньской группы противника. Казавшееся почти невозможным для ваших сил приказание было выполнено. Удар был так силен и стремителен, что красные цепи, сбивая друг друга, отхлынули назад, оставив в наших руках орудия и свыше 1,000 пленных. Фронт был прорван и 3-ий батальон 1-го Дроздовского полка подходил уже к Карповой Балке... Но в образовавшийся прорыв не пошли те наши части, которые должны были быть брошены в тыл атакующим Юшунь красным, ибо к этому моменту вопрос об эвакуации Крыма был уже решен. „Получалось необычайно сложное положение", — говорит красный надчив Голубев — „когда противники, одержав крупные успехи на разных направлениях, взаимно угрожали тылам друг друга. Трудно сказать чем это могло бы кончиться..." Описывая этот же бой В. Триандафилов говорит, что около 11-ти часов положение сложилось настолько критически, что было опасение, что конница ген, Барбовича прорвется на Армянск в тыл всей ѴI-ой армии. Введением в дело последних резервов положение здесь было спасено." Оставшиеся без поддержки и сжатые с двух сторон подошедшими резервами красных, Дроздовцы принуждены были отойти в исходное положение. Последняя атака Дроздовской дивизии захлебнулась не по её вине. Полки вынесли из огня своих убитых и раненых. Их было больше, чем оставшихся в строю... По полученному в 17 часов на боевых линиях приказу Дроздовские части оторвались от противника и двинулись с фронта в назначенный им для погрузки Севастопольский порт. Начиналась суровая жизнь изгнания, и здесь Дроздовцы дали ряд примеров сплоченности, энергии и запечатлели новыми жертвами верность Белой Идее.
Пройдя из Румынии с боями походом более тысячи верст, отряд полковника Дроздовского соединился на Пасхе 1918 года с Добровольческой армией, заканчивавшей 1-ый Кубанский поход, к легендарности подвига которого присоединилось новое героическое сказание, внесенное на страницы истории Дроздовцами. Положение Добровольческой армии в то время было нелегким и присоединение Отряда, увеличившего армию по составу больше чем на половину, снабженную артиллерией и материальной частью, имело большое значение и дало возможность ей перейти к наступлению, открывшему Вооруженным Силам Юга России эру побед. Шестьсот пятьдесят боев, выдержанных Дроздовцами, составившими 3-ью дивизию Добровольческой армии, в период вооруженной борьбы с красными, свидетельствуют о том боевом напряжении, которое пришлось на долю доблестной дивизии. Трудно сказать какой из этапов пройденной борьбы является более славным в боевой истории Дроздовской дивизии; ко всем им нужно подходить с разными, но неизменно героическими масштабами. В последний период вооруженной борьбы в Крыму под водительством генерала Врангеля упоминания о Дроздовской дивизии не сходили со столбцов официальных сводок, победных реляций и газет. Также последние решающие бои достойным образом заключают славную боевую историю дивизии. Не сдержи ударная группа ген. Кутепова напора главных сил красных армий в описанных выше боях, пошатнись Дроздовская дивизия от удара конницы Буденнаго, последняя, разбив нас закрыла бы всей своей массой проходы Крыма и тогда мало кто из строевых бойцов Русской армии вышел бы из Северной Таврии невредимым. Последний удар, нанесенный Дроздовской дивизией 29 октября у Карповой Балки, не изменив общего положения всей Русской Армии, задержал наступление красных, расстроил их и не дал возможности приступить к немедленному преследованию, к которому они готовы были перейти; это увеличило значительно разрыв между отходившими нашими частями и противником. Не будь этого, конные части красных могли бы появиться в портах еще во время начала погрузки гражданского насёления Крыма и тогда в условиях, когда трагичность положения определяется буквально часами, судьба многих из русских, находящихся в данное время заграницей, могла бы сложиться совсем иначе. Вот почему многие из русских за рубежом, как военные, так и штатские в эти юбилейные дни Дроздовцев молитвенно помянут светлую память нашего Шефа ген. штаба генерала Михаила Гордеевича Дроздовского и всех героев, павших в бесчисленных боях. Всем же оставшимся верными Белым Заветам ныне здравствующим начальникам Дроздовских частей и рядовым бойцам — привет и слава! Когда вспоминаешь это, покрытое почти двадцатилетней давностью прошлое, все еще живое и до сего времени волнующее, ощущаешь, “что те из русских воинов, которые в хаосе смуты определили свое место среди борющихся сторон и пробирались в белый лагерь не с целью лишь числиться в его рядах, а со стремлением с оружием в руках сражаться за честь и спасение Родины, могут гордиться и быть признательными судьбе, если она поставила их в ряды такой боевой части, какой была Дроздовская дивизия”. Штабс-капитан Орлов
Сегодня 139 лет со дня рождения Михаила Гордеевича Дроздовского... http://www.youtube.com/watch?v=-VLUYj_gpRU
Невадовский Николай Дмитриевич. Родился 1878. Из дворян, сын генерала. 2-й Московский кадетский корпус, Константиновское артиллерийское училище. В 1909 штабс-капитан лейб-гв. 1-арт.бригады в Спб., мл.офицер Константиновск. артилл.уч-ща г.Спб. Во время Великой войны командовал 4-й батареей 15-й артбригады. Генерал-майор, командир 64-й артиллерийской бригады, инспектор артиллерии 12-го армейского корпуса. Георгиевский кавалер (за бой у д. Суховоля в августе 1914 года) . Дважды ранен. В феврале 1918 покинул службу и прибыл в 1-ю отдельную бригаду русских добровольцев полковника Дроздовского. Участник похода Яссы-Дон, рядовой, затем начальник артиллерии отряда полковника Дроздовского. В Добровольческой армии: с 31 мая 1918 инспектор конной артиллерии, инспектор артиллерии 1-го армейского корпуса, инспектор артиллерии Крымско-Азовской Добровольческой армии; с июня сентябрь-октябрь 1919 инспектор артиллерии Северного Кавказа, заведующий артиллерийским управлением ВСЮР, с 13 марта 1920 начальник Владикавказского отряда, в марте 1920 отступил в Грузию; с 4 мая 1920 инспектор артиллерии Сводного корпуса Русской Армии. Генерал-лейтенант (19 февраля 1919). В эмиграции во Франции, основатель и председатель Союза Добровольцев, редактор газеты «Доброволец». В Париже работал простым рабочим, позже был продавцом в винном магазине. Безработный. Погиб в октябре 1939 в Кенси под Парижем в автокатастрофе (его велосипед был зажат на улице между грузовиком и легковым автомобилем). Похоронен 21 октября 1939 в Кенси-су-Сенар. Жена Ольга Иосифовна, дочь Любовь (бар. Швахгейм, в Англии), сын – летом 1920 на Принцевых о-вах. Стихи Невадовского М. Г. Дроздовскому Не летать уже орлу в небесах голубых, Не бороться в грозу с сизой тучей, Не купаться в кристальных волнах световых, Не стремиться к Кубани могучей. Ты на век уснул, наш орел, Ты сражен большевистской рукою. И уныло звучит погребальный трезвон Над донской и кубанской землею. И угрюмо стоит твой железный отряд И слезинки кругляться в зеницах, А сердца грозным мщеньем злодеям горят, Притаившимся в дальних станицах. И семья твоя - нищая слабая Русь Безнадежно над трупом рыдает, И терновый венок за твой жизненный путь На останки твои возлагает.
Полковник Aндреевский Леонид Иванович (02.06.1897 - 11.02.1962) Родился 2 июня 1890. Одесский кадетский корпус 1910, Киевское военное училище 1912. Капитан 14-го стрелкового полка. Георгиевский кавалер. Вступил в отряд полковника М.Г. Дроздовского 26 января 1918. Участник похода Яссы-Дон во 2-й роте Сводно-стрелкового полка. В Добровольческой армии и ВСЮР в 1-м Дроздовском полку; затем помощник командира во 2-м Дроздовском полку. Полковник. Ранен. Эвакуирован 8 марта 1920 из Новороссийска на судне «Херсон». Летом 1920 на Кипре, затем в Русской Армии до эвакуации Крыма. Галлиполиец. В эмиграции в Югославии. Служил у немцев в Русском Корпусе. После 1945 – в США, член отдела Общества Галлиполийцев. Умер 11 февраля 1962 в Нью-Йорке.
Рухлин Дмитрий Никифорович (9 февраля 1883 - 19 октября 1956) Из мещан города Констанинограда Полтавской губернии. Православный. Общее воспитание - домашнее. Военно - окончил курс в Чугуевском пехотном юнкерском училище по 2 разряду. В службу вступил вольноопределяющимся в 35-й Брянский пехотный полк в 1901 г. Командирован в Чугуевское пехотное юнкерское училище в 1903. По окончанию курса произведен в подпоручики в 127-й пехотный Путивильский полк в 1906, где и проходил дальнейшую службу. Штабс-капитан. Служил в Дроздовских частях в годы Гражданской войны. Кавалер ордена Св. Георгия IV степени (ВП от 19.05.1915). Полковник. В Париже работал шофером. Бывший начальник Дроздовской группы во Франции. Умер 19 октября 1956 в Париже, похоронен на Сент-Женевьев-де-Буа.
Полковник Силкин Дмитрий Алексеевич Родился 22 октября 1889 в Новочеркасске. Из дворян ВВД, казак станицы Новочеркасской. Новочеркасское реальное училище, Новочеркасское военное училище 1912. Подъесаул 4-го Донского казачьего полка. В Добровольческой армии: в июне 1918 командир сотни 2-го офицерского конного полка, затем до 26 ноября 1919 помощник командира того же полка. Тяжело контужен 2 ноября 1919, с 7 декабря 1919 есаул, с 9 декабря 1919 войсковой старшина. В Русской Армии с июля по август 1920 командир 2-го конного полка, затем конного дивизиона Дроздовской дивизии до эвакуации Крыма. Полковник (с 1920). Галлиполиец. Осенью 1925 в составе Дроздовского полка в Болгарии. В эмиграции во Франции, шофер в Париже. Во время второй мировой войны в казачьих частях германской армии, командир бригады и 1-й казачьей пешей дивизии, заместитель походного атамана казачьих войск. Генерал-майор (с 15 мая 1945). Покончил жизнь самоубийством в Шпитале, чтобы не быть выданным советским властям. Жена:Силкина (урожд. Прозоровская) Анна Федоровна В гражданскую войну доброволец. Была зачислена в Донскую сотню 2-го конного Дроздовского полка. Награждена Георгиевским крестом и произведена в урядники. Скончалась 13 мая 1961 в клинике Geoffrey St. Hilaire-53. Похоронена на местном кладбище. 40-й день отмечался 18 июня 1961.
Юнкер Оллонгрен Михаил Константинович Семья: мать Екатерина Николаевна Оллонгрен (ур.Иванова) (1864-1924 ), отец Константин Константинович Оллонгрен (1860-1920 г.), сестры - Екатерина, Александра, Юлия и брата Николай. В 1919 году учился В Екатеринодаре, в Кубанском военном Алексеевском училище. Наравне с учебой юнкера принимали участие и в боевых действиях. Был знаком с генералом А.П.Кутеповым, еще когда учился в училище. В 1920 году юнкер 1-й пластунской роты Михаил Оллонгрен откомандировывается в Дроздовский полк, для принятия участия в военных действиях, против большевиков, и находится в полку вплоть до 1-го октября 1920 года. 1 ноября 1920 года значится в списках юнкеров 1-й пластунской сотни. До переезда в Болгарию Дроздовского полка, Михаил Оллонгрен находился в Галлиполи, под командованием генерала А.П.Кутепова, где исполнял обязанности санитара в 7-м передовом отряде Красного Креста. Разыскивался русской военной миссией. В феврале 1921 года его нашли, он значился, как беженец в городе Севмиево (Болгария). С 26-го января 1923 года Михаил Оллонгрен уже числится как вольноопределяющийся. Юнкера Алексеевского военного училища отправлялись на работы в разные районы Болгарии, непосредственно Михаил Оллонгрен имел пребывание в Тырново-Сеймиево, а работал в Княжево. В конце 30-х проживал в Пловдиевской полицейской области. Затем его следы теряются.
Кручеров Александр Никитич. Родился 1 июня 1881 года. На 1909 – поручик 60-го пехотного Замосцского полка. В Великую войну командир 270-го Гатчинского полка. Полковник. Награжден Георгиевским оружием. В Гражданскую войну – участник похода Яссы-Дон. В эмиграции преподаватель Кадетского корпуса.
Соединение отряда Генерального штаба полковника М.Г. Дроздовского с Добрармией. Виден трёхцветный национальный флаг
«Дроздовец» Воспоминания подпоручика ВСЮР, офицера бронепоезда «Дроздовец» Николая Ивановича Плавинского (1895-1961) об одном из эпизодов деятельности своего бронепоезда В настоящем очерке мне хочется воскресить в памяти один из эпизодов боевой жизни бронепоезда «Дроздовец». Этот бронепоезд был отбит дроздовцами у красных и считался одним из лучших наших бронепоездов. Наше победоносное наступление на Москву зехлебнулось. Красные бросили громадные силы в прорывы между линиями железных дорог, и наши полки не выдержали навалившихся на них масс, физически не выдержали. Так, например, Дроздовский стрелковый полк во главе со своим командиром генералом Туркулом (тогда ещё полковником) отбивался, по крайней мере, от двух дивизий красных, нанося им в разных местах короткие, но сильные удары. Полк, в котором если не ошибаюсь, насчитывалось тогда 300-400 человек, окончательно вымотал свои силы. Подкреплений ждать было неоткуда. Пришлось начать отступление. Отошедший на «базу» (ночная стоянка бронепоезда) со станции Дмитриев «Дроздовец утром получил распоряжение от командира Дроздовского полка немедленно возвращаться обратно. Бронепоезд под командой штабс-капитана Рипке работал как часы. Очередная смена заняла свои места, и бронепоезд полным ходом понёся навстречу глухо доносившемуся орудийному гулу… Командир впереди, на контрольной площадке, с биноклем в руках, офицеры по своим местам, сидят, свесив ноги внутрь, в окнах башен. Кто-то рассказывает анекдот. Смеются. Наводчик головного орудия затянул песню: «Я украшу тебя, как картинку…» Один из пулемётчиков, высунувшись в окошко, аппетитно жуёт сало. Точно на прогулку отправляются. Подъезжаем к маленькому полустанку перед железнодорожным мостом. За мостом слева холм, а справа равнина. До ст. Дмитриев совсем близко – версты две. И вдруг командир отдаёт приказ остановиться на полустанке и начинает пристально всматриваться туда, где дали ясные, но унылые сливаются с зеленоватым небом. Присматриваемся и мы. Нет сомнения: крупная колонна красных – пехота, кавалерия и артиллерия – производит глубокий обход Дроздовского полка. - Поручик К., - слышится резкий, отчётливый голос штабс-капитана Рипке, – вы видите? - Так точно, вижу. - Обстрелять на предельном прицеле. - Слушаюсь! 42-линейная пушка шлёт одного из своих разведчиков в гости к колонне. Второй, третий и четвёртый снаряды – и колонна начинает сворачивать в сторону. Артиллерия её не достаёт до нас. Опасность ликвидирована. Для охраны моста «отстёгивается площадка с 42-линейной пушкой, придаётся к ней небронированный паровоз вспомагательного поезда, «Дроздовец» трогается к ст. Дмитриев, ускоряя ход. По дороге справа встречаем первых дроздовцев – это полк. Трусов ведёт свою знамённую офицерскую роту (человек 25 – 30) «ликвидировать» ближайший обход, замеченный генералом Туркулом. Мы останавливаемся – знаем, что на подмогу им осталась площадка. Гул артиллерийской и пулемётной стрельбы становится веселее. Вот, наконец, видна и станция. Не доезжая до неё, слева около железнодорожной будки виднеется какая-то группа: это генерал Туркул со своим штабом. Он направляется к бронепоезду. Картина ясна и без приказания генерала Туркула. Слева красные, силой этак в дивизию, припёрли дроздовцев к полотну железной дороги. Тонкие, но упругие и крепкие, как сталь, цепочки дроздовцев стойко держались, время от времени переходя даже в контратаки, несмотря на то, что часть обоза была отбита, что артиллерия, отступая, чтобы выбрать позицию, пока не стреляла. Красные, очевидно решив покончить дело одним ударом, пошли густыми цепями одна за другой, но… пулемёты дроздовцев косили первую цепь, вторая залегла, наступление останавливалось. Вот тут-то и понадобилась помощь «Дроздовца». Заговорили восемь левобортных пулемётов и четыре орудия. Красные первое время как «вросли» в землю – перед нами точно мёртвое поле, над которым смерть занесла свою косу. Но наши гранаты и шрапнели заставили притихшие в смертельной тоске цепи красных всколыхнуться в последних судорогах: начались беспорядочные перебежки назад… Штабс-капитан Рипке, неизменно находясь на контрольной площадке, приказывает перенести огонь в непосредственный тыл красных цепей. Дроздовцы перешли в атаку. Всё шло хорошо, но дула орудий так накалились, что стрелять было опасно. А тут ещё новая беда – красные начали обстреливать бронепоезд химическими снарядами. Хлор затянул тяжелой пеленой все пространство около бронепоезда. Невозможно было смотреть, дышать – слёзы катились градом, ежесекундно нужно было сморкаться… А мы все продолжали стрелять. Штабс-капитан Рипке не тронулся с места. Наконец, красные смешались окончательно, их артиллерия замолчала. Только тогда бронепоезд был выведен из полосы хлора. Дроздовцы быстро выравнивали фронт. Обоз отбит. Генерал Туркул приказал отходить. Бронепоезд продолжал «дышать полной грудью» - всеми четырьмя орудиями, прикрывая отступление… Впервые было опубликовано: Плавинский Н. «Дроздовец» // Россия забытая и неизвестная. Белое движение. под ред. проф. С. В. Волкова. Т. 20. М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. — С. 381-384
