с кроватями много пыток было выдумано. ))) делать мостик, держась за быльца кроватей, называлось "сушить крокодильчиков". ))) сильно высоким подставляли еще табуретку. а коротышкам разрешалось делать мостик держась только за одно быльце. )))
сначала учился в военном училище в Харькове, потом написал рапорт и меня отправили дослуживать под Киев, в кастрированную дивизию при артполигоне около Переяслава-Хмельницкого.
Ето нормально.Меня записали кинологом.Сначала учебка в Золочеве,потом Львов и наконец хороший город Тернополь.На кончцертах в оцеплениях почти всегда стояли.Или патрулировали.Деды хорошие попались-не сильно грузили
а я в войска приехал уже дедом-сержантом. ))) у нас в батальоне обеспечения дофига отчисленных курсантов было, начальство в округе почему-то считало нашу ВЧ ужасной дырой и посылало туда провинившихся бывших курсантов как бы в виде наказание. а на самом деле была прикольная часть, дыра конечно, но все было как у людей. и выпить, и закусить, и бабы (переяслав - город женщин, там какие-то ткацкие фабрики, мужиков совсем не было)
ага, а как на разводе зачитывают список дембелируемых, так все стоят тихонечко, даже не перднут. (хотя давно все знают список наизусть от писарей))) а потом бегом в штаб, и нафик от этого сладкого сна подальше!! ))))
Я помню п/п-к один по ошибке случайно не тот номер набрал.. Ответ: - Да п/п-к: - Кули да, представляться надо когда спрашивают! Ответ: - Генерал такой то слушает п/п-к подавился, бросил трубку и грит помощнику: - Ну ладно ты побудь тут, а я проедусь пойду на машине по делам )
С вами говорить шо уксус пить. Я ваще ка бэ на службе и сейчас... И ваще... верить или нет это ваше право. Ток срать не надо Ок. Не надо показывать себя через чур вумным, все знающим и везде бывающим. Это глупо. А если я тебе скажу что один парень в армии 500 раз подьем-переворот делал, поверишь? или опять будет "ты ваще служил...???
Я давно собираю перлы, посвященные армейской тематике , к сожалению не всегда фиксировал авторство.Ну да не страшно.Внесу и свою лепту. № 1 Тревожный чемоданчик «...Есть серия вопросов, задавать которые начальству нельзя ни в коем случае, это небезопасно для карьерного роста и здоровья физического. В свою очередь, искать ответы на эти вопросы самостоятельно небезопасно для здоровья психического. Над ними нельзя задумываться и искать в них смысл. Это вопросы: «зачем?», «почему?», «для чего это нужно?» и им по смыслу подобные». Из доверительной беседы умного начальника с подчиненным. Гоша, он же Гога, он же Игорь, несомненно, имел тягу к прекрасному. Но тяга эта выражалась в любви к миниатюрным предметам искусства. Вот если бы в те годы великий и ужасный Зураб Церетели уже понатыкал везде своих циклопов, то Гога, возможно, никогда бы и не стал этаким гурманом миниатюры, но Зураб тогда еще не был широко знаменит, наверное, потому, что и Лужков в те годы Москвой не командовал. Был разгар заката Совка - 1986 год, перестройка, борьба с пьянством и алкоголизмом, Афганистан. А Гоша только-только стал лейтенантом, и отгуляв свой первый офицерский отпуск, прибыл в первую свою (кстати, оказавшуюся в итоге и последней) воинскую часть, где и был немедленно назначен командиром одного из взводов одной из рот. Назначение не стало неожиданным: буквально несколько месяцев назад Гоша именно на этой должности проходил стажировку, причем старый взводный находился в это время в отпуске. Четверть взвода ушло на дембель, четверть пришла из учебки, часть сержантов поменялась - а в остальном все было уже привычным. Очень кратко представившись ротному и не успев вникнуть суть произошедших со времен стажировки изменений, Гоша получил три выходных дня и боевую задачу: найти своими силами жилье (что было очень непросто, учитывая, что в небольшую часть в небольшом подмосковном городке одновременно прибыло 36 лейтенантов!), обустроиться, приобрести и экипировать «тревожный» чемодан. Часть считалась придворной и образцовой, Гоше тут же выдали отпечатанный на бумаге и утвержденный начальником штаба части перечень этого самого «тревожного» содержимого. Вопрос с жильем для холостого лейтенанта и еще пяти таких же разгильдяев решился как-то сам собой методом подселения к еще одному такому лоботрясу в нелегальную общагу, в которую была превращена обыкновенная двушка на первом этаже одного из самых древних домов жилгородка. Это тема для другого рассказа, двумя словами атмосферу этого вертепа не передать...
Решив практически в первый день свою жилищную проблему, Гоша вечером скромно, но много отметил новоселье, а наутро выехал в Первопрестольную, находясь в нетерпении так же быстро и качественно выполнить вторую из поставленных ротным задач: приобрести и экипировать «тревожный» чемодан. Местом первоначального паломничества был назначен известный всей стране центральный (центральней не бывает) военторговский универмаг, именуемый в просторечье «Звездочка», материальный центр «Арбатского военного округа». Да-а-а, даже в самые тяжелые для страны времена Москва славилась своей зажиточностью. Военный универмаг имел не только чисто военные отделы, но и первых вполне хватало, чтобы удовлетворить запросы не только непритязательных гостей с периферии, но и привередливый контингент центральных штабов. Последние были большею частью клиентами нескольких ателье, размещенных тут же, в бесконечных боковых ответвлениях несколькоэтажного монстра. Кстати, позднее первая (ставшая еще позднее последней) Гошина парадная лейтенантская шинель была сшита именно тут. Где-то на просторах одного из этажей Гоша впервые на витрине встретился с устройством, о котором раньше много слышал, а один раз даже держал в руках - курвиметром. В «тревожном» списке это слово фигурировало под пунктом 26 в составе фразы «Циркуль или оно». И этот циферблат с колесиком стоил пять с копейками, отличного качества циркуль - 1 рубль 26 копеек. К последнему прилагалась еще и сменная деталька, превращавшая циркуль в дальномер. В общем, измерителю «курв» на этот раз не повезло, хотя эстетский вкус Гоши пытался негодовать, взывая к разуму. Разум его враз образумил, объяснив, что четыре рубля разницы - это шесть (!!!) бокалов пива и две закуски в «Яме» на Пушкинской. Избалованный еще курсантскими отпусками вкус очень любил пиво с креветками, поэтому проглотил слюну и замолк. Там же Гоша совершенно свободно приобрел еще один аксессуар новой жизни - «линейку офицерскую» (2 шт. на всякий случай), компас и еще каких-то бестолковых, но совершенно необходимых для «тревожной» жизни мелочей... Не хватало главного - основного предмета поиска, а именно чемодана. Многие не очень радивые офицеры используют в тревожных целях старые, отслужившие свое емкости. Помимо того, что вид их, мягко говоря, испорчен длительной жизнью в сложных условиях, размер чаще всего не соответствует потребностям. И стоят они на проверках (а для других целей тревожный чемодан в мирное время никогда не используется) с огромными потертыми или бесформенными баулами, всем своим видом портя у проверяющих впечатление об офицерах как образцах стройности, аккуратности и подтянутости. Гоша был не таким. На четвертом верхнем этаже в как положено дальнем углу искомое наконец нашлось. Небольшой отдельчик торговал исключительно чемоданами. Среди всяческих изделий из модного кожзама на «молниях» блуждающий Гошин взгляд остановился на удивительно добротной серии в классическом стиле: благородно-немаркий светло-коричневый цвет говна, твердый корпус непонятно из чего, но не из пластмассы, металлические замочки с ключиком, крепкая ручка. Начиналась серия «мечтой оккупанта», а заканчивалась... Заканчивалась она тем, к чему Гошин взгляд намертво прилип. Он не мог оторваться от элегантного изделия, которое и чемоданом-то назвать было сложно. Уже, вроде и не кошелек, но еще и не совсем чемодан - этакая переносная шкатулочка размером где-то 23 на 35 см, никак не больше. Гоша крутил его и так и эдак, прикидывая, сможет ли он вместить в эту игрушку все почти 40 наименований списка. Кроме красоты неземной и миниатюрности был чемоданчик весьма пухленьким - сантиметров 20, что и решило Гошин выбор. За пять с большими копейками рублей Гоша стал обладателем своего счастья. Глаз у Гоши оказался алмаз - офицерская сумка входила внутрь ровненько. С остальным пришлось трудиться... Итоговое содержимое чемоданчика формировалось не сразу. Все было подчинено главному замыслу: в чемодане должен был поместиться полный список по габаритному минимуму, но с сохранением абсолютной функциональности и добротности. Вот только основные вехи: В офицерскую сумку вошли все основные мелочи, вся канцелярия, гигиена, ножи-ложки и что-то еще, закрыв сразу более половины списка. Для примера: тетрадь была в 12 листов (она самая тонкая), позицию «цветные карандаши или фломастеры» закрывал один, но зато двухцветный карандаш - синий с одной стороны, красный с другой. Не подкопаешься! Карандаш простой - естественно «Кох-и-Нор» НВ, идеально отточенный. Тюбик зубной пасты - самый маленький, щетка - детская. В общаге нашлась ничейная кружка - аналог эмалированной солдатской в 330 г, только ровно в два раза меньше - 170 г. Курсант, стажировавшийся у Гоши, подарил ему миниатюрный круглый кусочек французского туалетного мыла «для путешествий», да еще и в жесткой упаковке как в футляре. Сапожная щетка была куплена самая маленькая, тюбик с кремом тоже. Вместо трудно вписывающейся в размер чемодана солдатской фляги была за копейки приобретена легкая, герметичная пластиковая плоская прямоугольной формы, емкостью, тем не менее, ровно литр. Портянки (лейтенанты тогда ходили в сапогах) - летние, они тоньше, плотно свернутые в трубку. Полотенце - вафельное, выпросил у старшины, старое (тонкое) и обрезанное, но ведь полотенце! Ну и так далее...
Фонарик сначала был обычный - плоский, чуть позднее по случаю в той же Москве-матушке удалось приобрести генераторный. Помните такой - жмешь его как эспандер, а он светит тебе в ответ? И чем чаще жмешь, тем лучше светит. Ясно, что долго таким не насветишь, зато извечная проблема дохлых батареек решается навсегда. С сухпаем особых вопросов не возникло - не мудрствуя, Гоша узнал у все знающего старшины роты калории солдатского рациона на сутки и приобрел банку сгущенки и такую же по размерам банку тушенки, здраво рассудив, что ужать их все равно никак нельзя, а норму калорий они примерно покрывали, тем более, что в описи было написано туманно: «запас еды на сутки». Х.З. - а может, именно эти сутки попадают на разгрузочный день? Весь список был закрыт. Упаковка чемодана - отдельное мероприятие, требовавшее сосредоточенности и комбинаторских способностей, коих у Гоши, несомненно, было в достатке. Кубик Рубика и «Пятнашки» были в свое время у него в фаворе, тетрис появился позже. Все тревожные вещи абсолютно плотно, продуманно, без непозволительных промежутков укладывались, внутреннее пространство кружки тоже не пустовало, наверх клалась офицерская сумка-планшет, и крышка чемоданчика даже легко, с небольшим совсем нажимом закрывалась! А на внутренней поверхности крышки был приклеен утвержденный начальником штаба список-опись. Одна была беда: плащ-палатка вместе с офицерской сумкой в чудо-чемоданчик не помещалась. Или то, или другое. Гоша рассудил, что плащ-палатку можно и в скатке на ремне носить, это не только не возбранялось, но зачастую и полезным оказывалось - ее активно использовали по прямому назначению. А вторая плащ-палатка лейтенантам за малым сроком службы не полагалась... При своих лилипутских габаритах, но предельно плотной набивке снаряженный чемоданчик весил как и любой его «взрослый» собрат. Первый раз его проверил ротный. Не веря своим глазам, он убедился, что по каждому без исключения пункту описи из игрушечных недр достается соответствующий предмет. И навсегда от Гоши отстал, приклеив его чемодану прозвище «волшебный сундучок». Однажды еще комбат посмеялся над французским мылом, но тоже претензий не имел. Судьба взводного такова, что отчитываясь за подчиненный личный состав, сам он перед высокими проверяющими остается практически чист: его оценка зависит от оценки взвода. Следующий раз над Гошиным чемоданчиком поудивлялись только через три года - сослуживцы и очередной начальник на новом месте службы. Отдел, в который старший лейтенант Гоша был взят начальником смены, стоял на отшибе. Начальник отдела слегка самодурствовал, к подчиненным был требователен, но в целом справедлив. Он заставил весь личный состав отдела содержимое тревожных чемоданов модернизировать. Так появилась итоговая и навсегда последняя версия Гошиного «волшебного сундучка». Каждая отдельная вещь или комплект в тревожном чемодане плотно сворачивались, обертывались белейшей финской телетайпной бумагой, на неё, отпечатанная на военном принтере (лазерных, да и вообще ПК тогда еще не было) клеилась бирка с названием, например: «Портянки. 2 пары», или «Щетка сапожная с кремом». Для окончательно убийства проверяющих все это засовывалось в полиэтиленовый пакет и заклеивалось скотчем. Вы скажете: а как же проверяющему проконтролировать содержимое пакета? Это ж после каждой проверки надо пакет переделывать? Так вот, за все время, которое я помню, ни один проверяющий, ни у одного сотрудника отдела не посмел потребовать такой пакет вскрыть! Видимо, у них дух захватывало при виде такой безмерной, строгой военной красоты. Это ж как попросить неразборное яйцо Фаберже вскрыть на предмет наличия в нем желтка... Очередное воинское звание ознаменовалось у Гоши и получением положенной по нормам новой плащ-палатки. А, надо сказать, последняя оптимизация и укладка содержимого в пакетики (видимо, за счет уплотнения последних) позволили даже высвободить в чемоданчике часть пространства. У Гоши появилась идея-фикс попытаться засунуть туда одну плащ-палатку, чтобы навсегда забыть о внутреннем содержании: взял чемоданчик и пошел на неожиданную тревогу с абсолютной уверенностью в его полном соответствии списку-описи. После укладки плащ-палатки наверх на сумку-планшет крышка не закрылась. Гоша поменял их местами. Впечатление, что сейчас крышка закроется не появилось, однако Гоша был настойчив. Он стал на крышку сверху коленями. Видимо вещи в чемоданчике сами поняли неотвратимость судьбы. Карандаши чуть съежились, кружка чуть повернулась, тюбик зубной пасты вообще принял очертания окружающей его среды, все свертки выдохнули и... Крышка мягко щелкнула обоими замками. Кто служил, тот знает сколько весит плащ-палатка. Чемоданчик увеличился в весе еще на два килограмма, габариты остались прежними. Вот в таком окончательно законченном виде «волшебный сундучок» тихо уснул на очередном новом месте службы Гоши - в одном из отделов командного пункта. Место для чемоданчика было тихое. Офицеры КП занимались своими оперативными делами, строевая жизнь чаще всего обходила их стороной... Уже и СССР развалился, уже и новую форму в российской армии ввели, отменив, в частности, сапоги. Уже и Гоша стал старшим офицером, то есть майором. А тревожный чемоданчик все лежал на антресолях отдельской комнаты практически не тревожимый. Разве что опись поменялась после прихода нового начальника штаба, да консервы традиционно два раза в год по окончании плановых проверок реализовывались по назначению, после чего заменялись. Традиция была такая: и закусь приличный, и срок годности соблюдался. По утилитарной причине Гоша отказался от сгущенки (неудобный закусь), заменив ее на пачку несладкого печенья.
Еще капитаном Гоша как-то в одну из проверок совершенно честно умудрился сдать на классную квалификацию «Мастер», после чего все последующие проверки для него превратились в сущую формальность: вступил в действо принцип неприкасаемости «мастеров мало, их надо беречь». И все проверки проходили мимо, не особо напрягая, тем более, что и проверяющие-то практически все свои были. И вот в эту служебно-идиллистическую картину решил вмешаться злой рок в лице старого начальника штаба части, наконец-то оставшегося за командира части с намеком на возможность стать таким по-настоящему. Имея очень острый зуб на КП, в ходе ежегодных плановых учений он монаршим повелением приказал построить весь офицерский состав на плацу, дабы проверить у него все что можно, а именно внешний вид, тревожные чемоданы и противогазы. На плац погнали всех, даже дежурные смены усиления. Гоша не смог отвертеться, и хотя за «волшебный сундучок» он ни грамма не боялся, перспектива переться километр туда и километр обратно, стоять по жаре на плацу его не радовала. Но на то они тяготы и лишения. Родину на учениях защищать - это вам не только вводные решать, которые сам придумал. Когда очередь предстать пред светлые очи НШ дошла до Гоши, он уже устал. Взгляд НШ, как вы понимаете, сконцентрировался на «волшебном сундучке»: - Что это? - спросил он не слишком строгим от удивления голосом. - Это - тревожный чемодан, товарищ подполковник! - Вот эта х... ф... Вот эта косметичка - чемодан? - Так точно! Приобретен в специальном отделе военного универмага. - И вы, товарищ майор, хотите мне втереть в мозги мысль, что в этом э... ридикюле находится полный список положенных вещей? - Так точно! И этот список утвержден вами, товарищ подполковник! - У него там все, - улыбнулся посвященный в тайну «волшебного сундучка» мой начальник отдела. - А я не верю! - орал НШ. - Где ваша плащ-палатка? - В чемодане, - удивился Гоша типа «а где же ей еще быть». - Так, вскрывайте это чудо, и будем все по списку проверять! И понеслось. Крышка «сундучка» отскочила, Гоша достал сумку-планшет, затем демонстративно жестом фокусника встряхнул, расправив плащ-палатку, показывая, какая она настоящая и большая, и небрежно постелил ее на асфальт. НШ зачитывал очередной пункт из описи, взятой у Гошиного соседа, Гоша предъявлял вещь к осмотру. НШ цокал языком, ёкал, блякал, кхекал, но ни к одной вещи придраться не мог. - Мыло? А почему такое маленькое? - Это полноценный кусок, еще в упаковке. А в подписанной вами описи размер не указан. - А-а-а, фонарик! Включите-ка мне его? И долго вы так сможете жмякать и жужжать? - Меня учили стойко преодолевать тяготы и лишения воинской службы. Фонарик безупречно рабочий, а его конкретный тип и характеристики в описи не указаны. - Ага! И вы хотите мне сказать, что вот этой банки тушенки и пачки печенья вам хватит в случае чего? - Рацион, конечно, не всесторонне сбалансированный, но по количеству калорий он почти соответствует дневной солдатской норме, что вполне позволит мне продержаться сутки до подхода основных сил с полевой кухней. - А вот эта игрушечная кружечка что вам позволит? - Она позволит мне выпить 170 граммов любого напитка. А если мне покажется мало, я налью еще одну. Начальник отдела и рядом стоящие офицеры тихонько писали кровью, НШ заводился. - Конверты! Есть. Тетрадка! Есть. Цветные карандаши! Что это? - Это двухцветный карандаш. В нем сочетаются два основных, требуемых для нанесения на карту обстановки цвета - синий для врага и красный для обозначения своих позиций. А других цветов военная топография не требует. - Носки, 2 пары! Тут Гоша достал и предъявил девственно чистый и бесконечно аккуратный ополиэтилененный пакетик с надписью «Портянки 2 пары». - А-а-а-а!!! - возрадовался победе НШ, - Что это? Что это, я вас спрашиваю? Нахрена офицеру портянки, если сапоги три года как отменены, я вас спрашиваю!!! Тут, надо признаться честно, Гоша «включил дурака». Нет, он не забыл отмену сапог и, соответственно, портянок. Просто давно запакованный сверток нашел в чемоданчике свое постоянное место, и любое изменение эту идиллию нарушило бы. А запись в действующей описи оставляла лазейку. - Меня учили, товарищ подполковник, что вопрос «нахрена» в армии самый вредный. А в описи, которую вы держите в руках и которая подписана вами же, в этом пункте стоит «Портянки или носки». Заметьте: не «Носки или портянки», а именно «портянки» сначала.
- А голова у вас есть? Как вы собираетесь их в берцы засовывать? - Никак не собираюсь. У меня и берцев-то нет, не выдали за неимением на складе! - Вот видите, - попытался надавить на логику НШ, - зачем же вам тогда портянки? - Мне это неизвестно, но раз так написано в описи... - Бля!!! Штаб, описи переделать! А вам, товарищ слишком умный майор, портянки заменить на носки! Об исполнении доложить! - Есть! На КП Гоша стал героем, отбив у нового командира части желание приставать к оперативникам с глупыми предложениями. А вскоре уехал в длительную командировку, где тревожные чемоданы не требовались. По возвращении он прослужил еще год и уволился по окончании контракта с 20 годами выслуги. На «волшебный сундучок» стояла очередь, но он передал его самому молодому, забрав из него только сумку. На память. © UGO
Добавлю еще.Пожалуй только анонс и ссылку,а то захекаюсь копи-пастить, как любят сейчас говорить-много буков. Олег Дивов"Оружие возмездия" ТЕМ КТО СЛУЖИЛ В СОВЕТСКОЙ АРМИИ «Оружие Возмездия» – очень смешная, местами просто издевательская, а местами и трагичная история из армейской жизни. Ничего подобного раньше не печатали: это воспоминания сержанта, служившего в уникальной части. Добро пожаловать в Бригаду Большой Мощности, которая давит все на своем пути и стреляет так, что земля трясется. Автор уверяет: если вы были в Советской Армии, то, прочитав «Оружие Возмездия», лишний раз убедитесь, что служили не зря, а кто не служил, лишний раз порадуется, что армия обошлась без него. Но и тем, и другим он обещает несколько часов здорового смеха вперемежку со светлой грустью. http://artofwar.ru/d/divov/samohodka.shtml
Еще такое.Дальневосточно-дембельское Письмо домой …И снова океан, раздавленный тяжелым хмурым небом, лежит неподвижно. Бескрайняя холодная равнина. Ни птиц, ни кораблей. Все мертво. Только холодный мокрый ветер рывками утягивает свое озябшее тело в серый океан. Небо опускается все ниже и ниже. Вот уже набрякшие тучи задевают плоть океана клочьями своих рыхлых, провисающих грив. Небо пластами стекает к туманному горизонту. Еще один пласт неба… еще один… еще… Слоями, чешуей, старой кожей тучи стягиваются с неба. Вот уже смутно проявляется холодный эллипс заходящего солнца. Горизонт оскаливается островерхими горами. Океан сужается до пролива. - Ё-ё-ёй, банда! Кто хочет ловить нарушителя?! Казарма взрывается: скрипят двухъярусные койки, по деревянному полу стучат голые пятки, на лицах радостное возбуждение: - Японец? Наш? - Наш. Какой-то шизик: хочет плыть в Японию на надувной лодке! Казарма трясется от хохота: до Хоккайдо – тридцать километров холодного осеннего моря. - Погранзаставу подняли «в ружье»! Погранцы сообщили нам! Нужно десять человек! Желающие есть?! Желающие есть. Меня среди них нет. Желающие получают один автомат с двумя магазинами и уходят. Я снова смотрю в окно. Тучи оплавились в лучах закатного солнца и стекли за японские горы. Пролив поблескивает робкими солнечными зайчиками. Шероховатую гладь воды режут редкие полосы зеленого и голубого. На другой стороне пролива зеленеют подножья высоких гор с заснеженными вершинами. Мягкий розовый луч скользит по воде солнечной дорожкой. Еще один день. Из семисот тридцати. Выхожу из казармы. Прохладный вечерний воздух обволакивает запахами моря и травы, хвои и пучки. Все тихо. Все спокойно. Лишь мелкие прибрежные волны с легким шелестом накатываются на берег и растворяются в песке. Наш маленький мирок затерялся в тесном полукольце сопок, что крутыми склонами уходят в воды пролива. Одна треть населения этого мирка ушла за нарушителем государственной границы СССР: какое никакое, а разнообразие, да и дома будет о чем рассказать. Оставшиеся две трети занимаются своими делами: деды и фазаны режутся в карты, курят или спят; молодежь работает на кухне, в дизельной и «стирается на полах»; чмыри выполняют особые поручения: стирают дедовские носки, олимпийки и хэбушки или вместе с молодыми драят пол. Вынимаю из кармана маленький станок из четырех спичек связанных черной леской, швейную иголку и пакетик с пучками разноцветной лески. Выдергивая из пучков по волоску, плету цепочку. Особый дембельский шик -–уехать домой с плетеной цепочкой из семисот тридцати звеньев. Десять звеньев красного цвета, десять зеленого, десять черного, десять желтого… Японская леска бывает каких угодно цветов. Красиво, когда разного цвета, да и считать десятками удобнее. Вчера у меня было триста шестьдесят звеньев. Сегодня еще штук двадцать сплету. Особенно не тороплюсь: до дембеля еще год. Не год, правда, а меньше – месяцев десять. Но такая уж традиция: до приказа министра обороны об увольнении из нее отслуживших и призыве в нее молодежи, я отслужил год, а после приказа – уже полтора года. Счет идет сразу на полугодия, месяцы здесь не в счет. Эта традиция одинакова для всех: и только что призванный, и отслуживший три или четыре месяца, считаются самым молодым призывом, одинаково зовутся «духами», и на вопрос: «Сколько отслужил, сынок?», обязаны бодро отчеканить: «Только что с корабля, бля буду!». На материке «духи» отвечают: «Только что с поезда, бля буду!». Самых старых традиция тоже касается: двадцать пятого сентября, то есть за день до приказа, дед еще дед, и отслужил он полтора года, а двадцать шестого, после церемонии «празднования Приказа Министра Обороны», дед становится дембелем, и за плечами него, соответственно, уже два года. Подняв голову, замечаю на песчаном отливе нашу «группу захвата». Вылинявшие от частых стирок и жаркого солнца хэбушки с черными погонами почти сливаются с желтизной пляжа. Запыленные сапоги вязнут в сухом песке. Один из «захватчиков» нагибается и что-то поднимает. Остальные медленно окружают его. Что-то нашел. Волны часто выносят на наш берег обрывки японских тралов из цветной лески, очень прочные капроновые рыбацкие сети со стеклянными поплавками и фосфорными приманками для глубоководных рыб или для ночного лова, авторучки, одноразовые зажигалки, серебристые и золотистые кепки с эмблемами фирм и прочие «подарки Японии». Найти и выслать домой японский «кепон» или пластиковый бочонок-термос из-под пива «Саппоро» - верх удачи. Офицеры за такие находки наказывают, но не очень строго: конфискуют в свою пользу, и все. Сам ротный любит перед строем прикурить «беломорину» от японской пьезозажигалки. Однажды на нашу «точку» приехал командир полка и полчаса «дрочил» толпу за «преклонение перед капитализмом»: «Японцы выбрасывают, а советские солдаты подбирают… Позор, товарищи мудаки!». Потом нас отправили работать на сопку, где расположена огневая позиция. И сверху было хорошо видно, как подполковник отправился на своем уазике по отливу, как только что материвший нас верзила в офицерских погонах выходит из машины и вдвоем с сержантом-водителем набивает уазик «подарками Японии». Два десятка сапог загрохотали по скрипучей рулежке плаца. - Ну что, поймали? - Поймали, да только не мы, а погранцы. - Что нашел, Никотин? - Зажигалку. - Засвети. Обыкновенная одноразовая зажигалка из зеленой прозрачной пластмассы. Стертый кремень. Ржавый верх. В зелено колбе плещется немного сжиженного газа. - Заменю верх, вставлю кремень и в полку загоню, - поясняет Никотин. Я киваю. На прошлой неделе наши пацаны такую же зажигалку где-то обменяли на гитару. Зажигалки, леска и прочая дребедень – на острове вроде валюты. Все это охотно берут и гражданские, и солдаты, и офицеры. Гражданские из лески плетут прочные и красивые сумки и продают редким туристам, солдатам нужно рисануться на гражданке, а офицеры и прапорщики продают это по своим каналам на материке. Однажды, в полку, за квадратный метр оранжевого трала нам полный тягач загрузили белым хлебом. За минуту до вручения японского подарка, старшая по пекарне гражданская женщина из вольнонаемных с совершенно искренним сочувствием объясняла нам, что «хлеба нету, и не скоро будет». Я понимающе киваю: десяток таких зажигалок, и Никотин едет домой в новенькой парадке с полным комплектом лакированных значков солдатской доблести: «Воин-спортсмен», «Специалист 1 класса», «Отличник Советской Армии», плюс комсомольский значок с «закруткой», как у ордена. Толпа заваливает в казарму. Через несколько минут на плац вылетает один из чмырей. Правая щека «морально опущенного» горит румянцем от оплеухи. В руках – чужие сапоги, сапожная щетка и тюбик с черным кремом. Чмырь со злостью что-то бурчит себе под нос. Я улавливаю лишь бедную рифму – «сиктым - Никотин». Ясно – Никотин заставил чмыря привести свои сапоги в порядок. Захожу в казарму. В углу, на моей и соседней койках, пацаны дуются в «джокер». Прохожу к тумбочке, достаю пачку писем и иду в ленкомнату. Сев за стол, долго разглядываю маленькую картинку на конверте: ЦУМ «Самара». … Вот я вхожу в универмаг. Сбоку обдает волна теплого воздуха: защита магазина от зимнего морозца. Заворачиваю налево. Прохожу мимо прилавков с газировкой и тортами. А вот в закутке и кафетерий. Сейчас я возьму кофейный напиток «Утро» за одиннадцать копеек и три булочки по три копейки. Пообедав, вернусь с большой перемены в техникум, отсижу последнюю пару, а потом поеду на электричке домой. В электричке я со своими постоянными попутчиками из поселка Керамика буду играть в карты… Я уже протягиваю буфетчице двадцать копеек, как вдруг из «картежного» угла доносится восторженный рев громилы Юрика: «Ва!!! Я рекордсмен!!! Восемьсот тридцать девять очей!!!». Элегантная самарская буфетчица расползается в обрюзгшую базарную Зойку. Жену прапорщика из транспортного парка. Буфетчицу солдатского кафе из почти забытого мной учебного батальона. Вот Зойка уже свирепо пузырит свои зенки, чтобы злобно завизжать: «Нет сдачи!! Следующий!», но я вынимаю письмо, и Зойка испаряется. «Здравствуй, дорогой наш внучок и сынуля!!!.. Как тебе там?.. Как вас там кормят… не болеете ли… Ты пишешь, что тебе там хорошо, но пойми… Вчера передавали о совместных японо-американских маневрах… Почему долго нет писем?.. В газетах пишут о страшных тайфунах над Хоккайдо…». Милые мама и бабушка, хорошо еще, что в газетах пока не пишут про «ужасы дедовщины»! Ну что я могу вам написать? О чем? О затравленном нарушителе границы? А если письмо попадет в особый отдел… О дембельской цепочке? Глупо. О том, что стволы наших орудий, хоть и повернуты в сторону Японии, но забиты песком и прочим мусором? О зажигалке Никотина? О Мамеде, что за баней стирает олимпийку Добряка? О том, что прапор своровал у нас ящик мыла, и мы вторую субботу тремся лишь мокрыми мочалками? О том, что наша единственная связь с большой землей – тягач – сломался, и мы, выкурив последние запасы папирос, курим чай и сушеные листья бамбука… Я вырываю двойной лист из тетради по политзанятиям и, как и во всех предыдущих письмах, пишу про природу. Пишу про яркое южное солнце, которое красит снежные вершины далеких гор в розово-фиолетовое, про роскошный субтропический лес провитый лианами, про черных бабочек размером с ладонь, про искрящиеся прозрачные волны теплого моря. И, естественно, про то, что жив и здоров, а на обеденных столах у нас стоят бачки с жареной горбушей и алюминиевые миски с красной икрой. Про то, что кроме рыбы и икры у нас ничего, даже хлеба, нет, я не пишу. Иначе, придется писать и про сломанный тягач, который отвезет в полк это и шесть предыдущих моих писем, сразу же после ремонта. А тягач когда-нибудь обязательно отремонтируют. © Мест
Еще из творчества Загорцева А.В. Пару недель вокруг Кавказа Развед-десантный ротный и его заместитель по ВДП сидели в своей ВИП палатке , ели водку и играли на Сеге-мегаДрайв в "Мортал-Комбат". На улице было слякотно и просто мерзко. Ротный наверное сотый раз побил своим Лю Кэнгом замовскую Соню, и решил выйти на улицу, может отлить а может ещё зачем. Вернулся он через две недели, продрогший, обросший щетиной , злобно чертыхающийся в ментовском "шуршуне" и с огромным рюкзачищем за спиной. В палатке было чисто убрано трофейные паркетные полы блистали, печка "солярис" жарко гудела. Сега стояла на паузе, как раз на том моменте когда ротный выходил на улицу, зама в палатке не было. - Отстооооой, заорал , ротный,- ооотстой ты где скотина подлая ??? "Отстоем" назывался ротный писарь он же по совместительству "палаточный" и личный повар ротного худосочный младший сержант , разительно напоминавший героя с одноименной "погремухой" из фильма "Горячие головы". "Отстой" материзовался достаточно быстро, близоруко прищурился, его сенсоры опознали ротного и младшой сержант, утирая скупую слезу нахлынувшую от умиления при виде ротного, молвил - Товарищ старший лейтенант вы вернулись ????, - Ага, вернулся а где мой зам ???? - Так а я не знаю вы ж меня тогда на Ханкалу услали ,- - А замполит, где ???, где взводники ??, где старшина ??? где рота вся ??? - Нету никого все куда то пропали , я ж поехал, с медиками а когда вернулся , в роте вообще никого, только я, банщик наш и пару калек в палатках. - Так , мля давай, баню, и жрать готовь картошечки там, мяска пожарь, у нас там как с запасами ?? - ОК, ответил "Отстой" и развил бурную деятельность. Ротный поплелся к комбату. Комбат сидел у себя в штабной палатке и от скуки палил из АПСа по крысам. - Товарищ, подполковник, я прибыл, -отрапортовал ротный. - АА, ну как съездил ? - Зае..сь - Ну иди отдыхай, а твоя ротушка убыла по распоряжению ОГВ(С) в Шатойский район, отдохнешь и завтра к ним, вертушка туда где то в часиков двенадцать будет. Недоумевающий ротный поплелся в палатку, пиная по дороге комки грязи и попадавшихся на встречу бойцов.
продолжение Две недели назад. Перед тем как выйти в слякотный ноябрь 95 года из своей комфортабельной палатки, ротный напялил на ноги резиновые бахилы и нырнул наружу. Сквозь мерзкий дождик, он увидел грязнючий БТР, въезжающий на площадку для машин перед штабом батальона. "Чё за черти ?",- подумал ротный и заинтересованный погарцевал к штабу. Черти оказались какими то чувашскими омоновцами приехавшими непонятно откуда, и непонятно зачем. Пьяненький командир ОМОНА, уже вовсю обнимался с не менее адекватным комбатом. Ротный из восклицаний понял, что омоновец и разведывательный комбат когда-то вместе, гоняли душьё по Афгану и "крыши" данных офицеров до сих пор гуляют где-то по перевалу Саланг. Тут бы командиру роты ретироваться, но он застрял в грязевой промоине и пока вытаскивал ногу а потом сапог, был замечен и опознан бдительным комбатом вследствие чего немедленно призван к комбатовской ноге. -Дрруххх ,-возопил комбат, слушай задачу!!!!! -Ага, -сделал обманно радостный вид ротный командир. -Садись, сейчас с ребятами на БТР, и покажи им дорогу до Владикавказа, а то они, малость того подзаблудились, помоги им там, потом через Моздок вернешься с нашей колонной... "Ни х..во девки пляшут", подумал ротный. - Товарищ подполковник разрешите, в палатку зайти , замам задачи поставить и одеться- вооружится ?????,- - Нееееет, вперед на БТР. Ротный чертыхнулся и поплелся на БТР , зыркая по сторонам и надеясь выцепить какого-нибудь своего бойца, что бы послать, за оружием и сносной одежонкой, фиг там никого не попалось. Через тридцать минут они проезжали Чернореченский блок-пост, нахохлившийся ротный сидел на командирском месте, давал указания водителю, жевал бутерброд с салом и прихлебывал водку из горлышка. Чуваши- омоновцы радостно горланили песни и мирно постреливали по бутылям с бензином стоявшим вдоль дороги, продавцы суррогата с надписями "чистейший 92 из России", громко матерились им вслед и показывали факи. В районе Шаами- Юрта омоновский БТР на всем скаку сбил коровенку которая попыталась нагло забодать бронетранспортер. Водила открыл пасть и успел молвить только,- - Ого, бля!!!!! Корова подброшенная в воздух взметнулась метра на три и с криком "Йо-хо-хо" грохнулась на башку незадачливому водятлу. При этом коровенка сбила с брони еще трех омоновцев. Командующий отрядом милиции особого назначения, приказал открыть огонь, причем цели и секторы обстрела не указал. Провоевали минимум минут пятнадцать. Ротный залез в башню помог наводчику зарядить КПВТ и сразу же устранить утыкание патрона. Потом опомнились и начали считать потери, водятел , от столкновения своей маковки с коровенкой получил компрессионный перелом шейных позвонков, шея его стремительно опухала, и он только покряхтывал и вращал глазищами. Сброшенные с брони отделались ушибами и переломами ребер , плюс у одного омоновца титановая сфера получила сотрясение мозга. Распуганный мирняк начал собираться стремительно словно селевой поток. Послышались вопли женщин оплакивающих бесчинствованиями врагов федералов ни за , что растерзавших несчастную корову. Ситуация складывалась аховая. Запасной водила в комплект ЗИП БТРа не входил, нужного специалиста не нашлось, поэтому развед-десантный ротный сам быстренько прыгнул за штурвал и дал по газам. Так они неслись до самого Ачхойского поста. В районе Самашкинского леса злобные боевички из формирования какого-то полевого командира ( то ли Ушата Помоева, то ли Рыдвана Навозова), пытавшиеся провести ДТА на маршрутах следования колонн Федеральных войск, увидев мчавшийся БТР на носу которого возлегала корова, открыли рот, какой -то омоновец вышвырнул пустую бутылку водки которая, попала в шапку- пуштунку главному подрывнику, тот перепутал проводки и подорвался сам ,не успев крикнуть "Аллах акбар". В Ачхое перевязались, перезарядились, съели по шашлыку и выпили еще водки и подарили друзьям корову. Собратья омоновцы помахали отъезжающему БТРу сферами и принялись тормозить всех проезжающих через блок приговаривая и жутко кокетничая -Мааасковский Амоооончик, ручки на капотик. Испуганные мирные жители тоже кокетничали, и засовывали в документы различные купюры , вообщем все как всегда. Карабулак и Назрань проехали без происшествий, на Черменском кругу омоновцев встречали свои братья чуваши, разбившие небольшой лагерь. Ротный разведчиков очнулся через два дня, похмелятся не стал а начал выяснять как ему добраться обратно, выходило , что никак, зато ему подарили новенький темно-серый "шуршун" прехорошенькие берцы, и трофейный автомат "Борз". Разведчик опечалился и готов был податься во Владикавказ до своих собратьев разведбатовцев. Однако ближе к полудню через блок прошла колонна этих самых разведчиков, старшим колонны был сам начальник разведки армии. Полковник увидев знакомое лицо остановил колонну, и попытался поиметь ротного. Однако доблестный омон отстоял старшего лейтенанта, а так как и самый главный разведчик тоже когда -то, бывал за "речкой", то он подарил старлея командиру омоновцев еще на пару дней для помощи, и проводки мвдшной колонны куда то в сторону Георгиевского, для получения какой то инженерной фигни (развед-десантный ротный все дороги Северного Кавказа знал на пять с плюсом). Командир омона клятвенно пообещал , передать ротного лично в руки "босса". Главный разведчик хряпнул на посошок и понесся дальше. На следующее утро омоновская колонна поехала в сторону Георгиевского и доехала без приключений. Все , что надо получили, все, что не надо сперли и убыли восвояси. Однако убыли по странному, грузовики поехали на Моздок для того, что бы влиться в какую то еще более мощную и грандиознейшую колонну, а БТР сопровождения поехал обратно к Владикавказу почему то через Ставрополье. Обалдевший ротный сидел за штурвалом, курил сигареты, на ходу пил пиво и мечтал служить в чувашском омоне. А в Ставрополье было холодно, и личный состав потихоньку вмерзал в броню. Водила-ротный развернул над собой брезентовый колпак, и врубил печку, омоновцы один за одним скучивались в десанте, вскоре на броне не было никого, и БТР бодро утюжил асфальт трассы. Через минут сорок езды, мочевые пузыри омоновцев постоянно прихлебывавших пиво переполнились и все стали требовать немедленной остановки. Командир омона удовлетворил их просьбу словом ,-"А вот х..й вам, ждем ближайшего поста". Некоторые нетерпеливые парни попытались открыть створку и справить нужду, однако эта затея потерпела крах. Какая то шикарная иномарка из администрации губернатора Ставрополья попыталась обогнать БТР, но тут нижняя створка распахнулась показался какой то паренек в бронежилете со спущенными штанами и судорожно сжимающий в трясущихся ручонках свой "ствол". "Ого!!!" восхитился водитель иномарки и чуть не ушел в кювет. Омоновский командир прекратил приступ эксгибиционизма, обещанием лишить всех "тринадцатой". В десанте бтра раздавались поскуливания и подвывания. Наконец показался долгожданный пост. Ребятки дежурившие на посту были сытые и лощеные особо не напрягались и поэтому с опаской посмотрели на подкативший бронетранспортер. Тут все люки и створки распахнулись и на божий свет выскочила толпа вооруженных до зубов людей, одетых в броники и каски, причем люди не оглядываясь на всей скорости ломанулись к посту. Дежурившие в этот день менты открыли рты, потом некоторые из них побросали оружие и перевыполнили все существующие нормативы по бегу в неизвестном направлении, другие бросив стволы задрали к верху лапки и попытались сдаться. Однако прибывшие товарищи резко пробежали мимо них и "атаковали" бетонную коробчонку с корявой надписью "ТУВАЛЕТ.." Развед-десантный ротный справил нужду под колеса и призадумался над смыслом надписи, выходило если перевести с английского надпись обозначала "двух валетов", что выглядело весьма двусмысленно. Довольные омоновцы нырнули в теплый десант и ринулись дальше, местные менты по предводительством своего лихого командира снова стали занимать свои места,а замполит данного поста затаил обиду на непрошеных гостей, так как своей принадлежностью к МВД России они сорвали все красочное описание того подвига, который оный замполит готовился совершить, и уже на бегу продумывал первые строчки наградного материала.
Вскоре чувашский ОМОН прибыл во Владикавказ, и оттуда почему то убыл в Моздок. Как оказалось омоновский командир все попутал и им надлежало сопровождать супер колонну выдвигавшуюся в сторону Грозного. Разведчик ротный, уже чуть ли не на положении штатного водилы, с помощью мвдшных технарей, провел обслуживание транспортера, получил новые колеса переобул "лошадку", заправился и все снова с песнями и матерными прибаутками тронулись в славный город Моздок. Доехали хорошо, на аэродроме разыскали свою колонну и стали в общий строй, и простояли в этом строю еще трое суток. Ротный плюнул на все и воззвал к совести командира ОМОНа. Омоновец вздохнул, жаль было отпускать хорошего водилу, договорились с мвдшным бортом, нацепили на спину ротного рюкзачище с подарками и запихнули ротного в вертолет. Через два дня колонна тронулась, и славные чуваши омоновцы проезжая станицу Галюгаевскую увидели своего собрата разведчика на блок-посту, отчаянно матерящегося и махающего им руками. Оказалось, что ротного по ошибке запихнули в вертолет с Ввшной разведгруппой которая для ведения поиска по Терскому хребту, вывелась по воздуху и десантировалась недалеко от станицы Знаменской. Офицер ответственный за вывод принял ротного за ввшного разведчика и выпихнул его вместе с остальными. Разведчик даже и не удивился, выпрыгнул и пошел выполнять задачу. Причем вованы разведчики сперва поудивлялись потом заценили неожиданную помощь (разведчик Терский хребет знал тоже на оценку отлично).Задача была выполнена, искомые нефтеперегонные заводики были обнаружены и уничтожены. Вертолетчики ,эвакуирующие ввшных разведчиков по просьбе общественности подбросили до ближайшего поста федералов и вот развед-десантный ротный снова очутился в дружественных объятиях со стаканом водки в руке. "Когда же все это закончится", подумал он и не морщась выпил родной "беслановской" водки. В Грозный колонна входила не через "Северный" а через Петропавловскую и Ханкалу. Прибыв на Ханкалу ротный спрыгнул с БТРа и опрометью кинулся к своим знакомым мотострелкам, омоновцы вытирая скупую слезу махали ему вслед сферами и пустыми бутылками. У своих знакомых ротный, даже за стол не присел, вытребовал бмпэху и на всей скорости ломанулся в родные пенаты.... ........................................................................................................................... Ротный помылся в своей бане схряпал сковородку картошки, снял Сегу с паузы и его виртуальный подчиненный Лю Кэнг в три удара прикончил бедную Соню. Подготовился к завтрашнему вылету, разобрал подарки, вытащил трофейный "борз", покрутил его в руках зевнул, потом завернул ублюдочный пистолет -пулемет в бумагу каллиграфическим почерком сотворил надпись " Моему лучшему другу..... Целую в щечки Джохарик. Д.", и премерзко улыбаясь послал младшего сержанта с мужественным позывным "Отстой", заложить сей предмет в палатку управления, под подушку батальонного контрика. Писарюга был виртуозом своего дела и исполнил сей трюк, исключительно скрытно и незамечено.................. ......................................................................Далее следует душещипательный рассказ о том, что было с замом по ВДП.
