Константин Абраменко. Закат прищурился через прицельную планку тополя

Константин Абраменко. Закат прищурился через прицельную планку тополя. Часть I


7 апреля 1943 года наш эшелон прибыл на железнодорожную станцию Близнюки. Когда батальон покидал учебный лагерь в Дебице, там можно было еще увидеть остатки грязноватого снега, а здесь, в Украине - уже почти лето. Нас расквартировали в селах, которые были беспорядочно разбросаны вдоль железнодорожной магистрали: 1-я рота - в Миролюбовке; 2-я рота - в Коростовке; 3-я рота - в Анно-Рудаево; моя 4-я рота и штаб батальона - в Рудаево.



С первого же дня начались тактические занятия и боевые стрельбы, ночные марш-броски с полной выкладкой. Мы уже привыкли к этому. Ежедневная боевая учеба с коротким перерывом на сон вырабатывала главное, что отличало войска СС - стойкость. В окрестностях этих деревень, по видимому, в 1941 году были жестокие бои - много уничтоженных русских танков и орудий, окопов и траншей. Которые успешно использовались нами как мишени для боевых стрельб. Кроме того, было завезено большое количество пустых металлических бочек из под керосина - это были отличные мишени для стрельбы по движущимся целям из пулеметов и противотанковых орудий. Для этого бочки пускали по склонам, которыми так богата эта местность - они так устрашающе гремели... Это были тяжелые дни (нам тогда так казалось) - в атаку, в оборону, в атаку, в оборону - тонны земли лопатами... Одежда и обувь быстро приходили в негодность, многие были перевязаны бинтами и перемазаны йодом... Мы думали, надеялись, что теперь то мы готовы к боям, что скоро будет передышка, но наш командир батальона шрурмбанфюрер СС Георг Эберхардт думал иначе...



Вообще то, о чем думал наш штурмбанфюрер, одному Богу было известно. Это был молчаливый человек, уравновешенный, никогда не повышал голос на нижних чинов. Помню, как в самом начале, при первом знакомстве с личным составом, он «отбрил» одного из наших парней. Тот обратился с обязательным «господин майор», а штурмбанфюрер сделал замечание, что это «господин» в войсках СС не принято, тем более на фронте. Парни из взвода управления рассказывали, что несколько раз приезжали офицеры из полевой жандармерии и просили командира выделить людей для прочесывания балок в поисках партизан. И каждый раз наш штурмбанфюрер отказывал, мотивируя это тем, что вверенное ему подразделение не полицейское, а мотопехотное и он не имеет права срывать графики боевой учебы. Мы, смешно теперь даже вспоминать, тогда даже расстроились этому обстоятельству - по сути, в большинстве своем, мы еще были совсем мальчишки и даже эти месяцы изматывающей боевой учебы не выветрили окончательно из наших голов героев Карла Мая. А каков наш командир батальона на самом деле, мы узнали значительно позже, под огнем противника.



Но все же один раз нам пришлось ловить партизан. А дело было так - унтершарфюрер СС Штайнцель, из немцев, вернулся из краткосрочного отпуска, то ли из Бохума, то ли из Бремена. Так вот, в первую же ночь он вышел "по малой нужде" и был застрелен. Мы были подняты по тревоге, с криками «Партизаны!!!» выскочили из домов и открыли беспорядочную стрельбу в темноту. Взводные командиры моментально навели порядок, рассредоточили людей, расставили пулеметные расчеты и организовали преследование. Кого преследовать - было непонятно… Группы прочесали местность вдоль поселка и вернулись назад ни с чем. Никаких партизан обнаружено не было. Но один из патрулей, в темноте и с перепуга, застрелил юношу из местных жителей, который куда-то пробирался через поселок. Имел ли этот мальчик отношение к партизанам - вряд ли. Жалели ли мы об этой случайности? Скорее нет – только что погиб наш товарищ.
Все это, да еще и неприятная история во второй роте (во время купания утонул солдат), дали все основания командирам предположить, что дисциплина в батальоне не на высоте, личный состав расслабился. И средство здесь одно - увеличить нагрузки. Куда же больше?!! Мы исходили тоннами пота под палящим солнцем Украины - дальние марш-броски, тактические занятия с полным вооружением и окопы, окопы, окопы...
Единственным развлечением (если это можно назвать развлечением) было наблюдать как детонируют штабеля старых боеприпасов при прямом попадании. Дело в том, что в полях тогда валялось много старых снарядов и мин, ребята собирали их и использовали как мишени. В деревни роты возвращались в 3-4 часа утра, но отдых потом… В первую очередь чистка вооружения, обслуживание и заправка техники, приведение внешнего вида в порядок. Когда я читаю воспоминания некоторых своих камерадов, то не перестаю удивляться - романтические созерцания темноты украинской ночи, кваканье лягушек в пруду, письма далеким и недоступным девушкам... Я спал как убитый, без снов, только мозг отсчитывал эти драгоценные часы, минуты, секунды... Тогда нам казались такие нагрузки излишними, занятия – подавляющими. Часто вспоминали Дебицу - почти курорт. Значительно позже, когда столкнулись нос к носу с русскими и после пережитого в «котле» 44-го года под Черкассами, я понял - навыки, заложенные тогда, в апреле-мае под Близнюками, помогли нам выжить в этом кошмаре.

Наверное тебе будет интересно как все начиналось? Для меня все началось с городка Дебица в Польше. Куда я прибыл из Таллина в начале октября 1942 г., вступив в Эстонский легион СС.



Даже не в саму Дебицу, а в так называемый «Лагерь на болоте». До войны, как нам рассказывали, это был учебный лагерь польской кавалерии. Местность показалась мне достаточно унылой и по-кавалерийски однообразной - посреди невзрачной вересковой пустоши были разбросаны казармы. Тем не менее, это был настоящий военный лагерь: казармы, дома офицеров, штаб, солдатский клуб, склады, гаражи, хранилища и т.д. На каждую роту приходилось по три деревянных казармы. Наши солдатские казармы, состояли из спальных комнат, учебного класса, бытового помещения и канцелярии. В каждой спальной комнате стояло три двухъярусные кровати, шкафы, стулья, большой стол и небольшая чугунная печка для обогрева. Что сказать, довольно сносно.



В первый же день каптенармус выдал нам ужас как много всевозможного барахла: каждому ложку, нож, вилку, салфетки, простыни, наволочки и теплые одеяла. И даже ночную рубашку, такую длинную, смешную, в немецком стиле, такой у меня не было ни до, ни после. Каждый день мы получали все новые и новые вещи: стальной шлем, рюкзак, 3 комплекта нижнего белья, 3 коричневые рубашки, 2 пары шерстяных носков, черный галстук, шейные платки, пояс, парадную форму, повседневную форму, сапоги, шинель, патронную сумку, сумку для хлеба, флягу, маленькую палатку с деревянными и металлическими палками, противогаз, лопату, штык, оружие - и многое другое, что сейчас и не вспомнишь. Унтер-офицер показал, как это все должно быть размещено в шкафу, мы добросовестно последовали его примеру, но когда вернулись с первой вечерней пробежки, то нашли все вещи на полу: разложить в шкафах еще раз!... Еще раз!... Весьма кстати были выданы специальные пакеты с бритвенными принадлежностями, пуговицами, нитками-иголками, сапожными гвоздями и ветошью для чистки оружия - отсутствие даже одной пуговицы или крючка, гвоздя в подметке влекло за собой суровое наказание. Наш унтер-офицер, к примеру, оправлял нас за эти провинности на перекладину. Нам, изнеженным рафинированным юношам, казалось это несправедливым и диким, но нас ломали в лучших традициях прусской казармы. Должен сказать, что на начальном этапе некоторые не выдерживали и возвращались в Эстонию. Но таких было не много - больше этой муштры мы боялись выглядеть в глазах родных и друзей трусами и дезертирами.

 

День начинался с физической зарядки и обливаний холодной водой. Парни с хуторов были хитрей и дальновидней - за завтраком они утоляли голод бутербродом с сыром и колбасой, предусмотрительно припрятанным с ужина. Менее запасливые, в том числе и я, довольствовались только кофе и несколькими затяжками сигареты. Из тех трех сигарет, которые были положены на день, да и то тайком - до обеда курить запрещалось. Прежде, чем приступить к занятиям, унтер-офицеры проверяли тщательность уборки помещений и внешний вид. И если что-то не так - все отделение будет отдуваться из-за одного - на перекладину! Можно сказать, что жизнь пошла как по маслу - в соответствии с точным армейским графиком.



Самым ожидаемым событием конечно же был обед – нам не просто постоянно хотелось есть, мы были голодные как волки! Сказывались и занятия в поле, да и непривычно скудный рацион – чечевица, говядина… Но с другой стороны – очень неплохо было все приготовлено и много овощей. После ритуальной фразы «Guten Appetit!» все содержимое бачков уничтожалось в считанные минуты. Да и по правде сказать, унтер-офицеры не очень то позволяли рассиживаться за столами.



Не сразу у меня наладились дружеские отношения с камерадами. Формирование подразделения это такое время, когда состав постоянно меняется – каждый день новые люди. Да и к тому же, я ведь не был добровольцем «первой волны» - первые команды добровольцев прибыли в Дебицу еще в сентябре 42-го. Это были наши эстонские парни из учебного лагеря в Пскове (113 человек), потом группа прибалтийских немцев из полицейского батальона прибыла из Киева. Это, в основном, были немцы, которые покинули Эстонию в связи с советской оккупацией в 1940 г. Как я уже говорил, я был в «таллинской» группе. Из Таллина мы выехали по железной колее 6 октября 1942 года и в пути были 4 дня. В пути несколько парней отстало от поезда, бегали на станциях за кипятком и отстали, прошло несколько дней, пока они догнали нас. Но что характерно – никто не пропал бесследно, никто не дезертировал. Потом каждую неделю прибывало еще 70-80 человек пополнения.



Как нас поселили, как муштровали на первых порах – я уже рассказывал. Считаю нужным только добавить, что каждая комната в казарме – это отделение. Три отделения составляли учебный взвод, в одном бараке размещалось два взвода. Это я к тому, что помимо младших офицеров, на каждый барак приходилось по 1-2 офицера-инструктора. Первыми моими инструкторами были лейтенанты Пауль Маитла и Эльмар Сельма. Но самое интересное началось с прибытием группы немецких инструкторов из полка СС «Германия».





Инструктором нашего барака был назначен унтерштурмфюрер СС Герберт Кольше. В общем, он был неплохим человеком, хоть и строго придерживался учебной программы, но мог поговорить с солдатами, морально поддержать. Но иногда этот офицер преображался, что на него находило – одному Богу известно (я впоследствии встречал таких). Мог устроить ночью «маскарад» - заставить бегать солдат вокруг барака. Или приказать собирать шишки: необходимо собрать тысячу шишек и сложить их возле барака в кучки по 100 штук. Но он не знал эстонцев – ребята научились прятать шишки под мох в лесу, чтобы использовать их в следующий раз. Мы затаили в душе обиду на этого офицера, но моментально простили в первом же бою – он не прятался за наши спины, первый шел под пули, старался беречь личный состав. И будучи уже адъютантом батальона, погиб на наших глазах, уничтожив магнитной миной Т-34 в бою под Андреевкой.

 

В октябре 1942 года на должность командира 1-го полка Эстонского легиона СС был назначен оберштурмбанфюрер СС Франц Аугсбергер.


Оберштурмбанфюрер СС Франц Аугсбергер

Чуть позже прибыл гауптштурмфюрер СС Георг Эберхардт, который был назначен командиром нашего 1-го батальона. В соответствии с приказом от 10 декабря 1942, наш батальон стал включать в себя 3 гренадерских роты и одну (моя рота, 4-я) роту тяжелого вооружения. В декабре большая группа эстонцев была направлена на курсы младших офицеров СС. Но и много наших парней, обычных штурманов и ротенфюреров, уехали на всевозможные специальные курсы: командиров противотанковых орудий в Гильверсам, операторов беспроводной связи в Познань и даже кое-кто в офицерскую школу СС в Бад-Тельц. Это было очень своевременно, так как после Рождества в батальон начали поступать противотанковые пушки, гаубицы-пушки, зенитные автоматы, минометы различных систем, тяжелые и легкие пулеметы. Так что подготовленных специалистов требовалось много, даже те 97 немецких младших офицеров и специалистов, которые дополнительно были переведены из полка СС «Германия», не решали всех проблем. Должен сказать, что до этого мы обучались применять только личное оружие – винтовки «Маузер», пистолеты-пулеметы и пистолеты.

Командиры конечно понимали, что солдату также необходимы развлечения, нельзя людей держать в постоянном напряжении, нужно время от времени «сбрасывать пар». Выбор был большой – кино, пивная, библиотека, театр. Мы, эстонцы, конечно предпочитали пивную. Пиво, как для гражданского, было не самого высокого качества, но как для солдата - достаточно хорошее. Нас там собиралось довольно много народа, после 2-3 кружек начинали петь эстонские песни. Кстати, врач батальона, доктор Вернер Лауманн, в шутку называл эстонцев «певцы свободы». Все очень просто - слово «свобода» довольно часто встречается в эстонской песне. Самыми любимыми были «Сауна тара» и «Матс – хороший человек». Немецкие инструкторы научили нас и своим песням – «Эрика», «Лили Марлен», «Вестерланд»… Несколько раз немцы начинали издеваться над эстонской песней. Потом начали возмущаться, что польские официантки всегда обслуживали эстонских парней в первую очередь. Частенько такие скандалы, разумеется, заканчивались побоищами. Одним из самых заводных и очень физически сильных драчунов был Михкель Роо, также известный как «Варба Сасс». Да и другие не отставали, всегда дружно наваливались на обидчиков. Я, к слову, был из рыбацкой семьи, во время летних каникул постоянно с отцом выходил в море. А слабые и пугливые в море, как правило, не задерживаются. Да и регулярные физические упражнения и занятия рукопашным боем давали свои плоды.

Сочельник мы встречали в прямо в лагере, в пивной. Настроение было у всех приподнятое – командир противотанкового орудия Ильмар Айнсаар специально был откомандирован в Эстонию за подарками. Мы все были счастливы получить подарки из далекой Родины. 20 января в батальон влилось еще 46 земляков, которые прибыли из Киева.


Мой друг унтершарфюрер СС Ильмар Айнсаар (справа)

Примерно в тоже время, прибыли и первые грузовые автомобили. Порядок был в подразделениях СС в этом вопросе весьма жесткий – каждый солдат должен был пройти обучение и сдать экзамен по вождению и устройству автомобиля. Надо сказать, что первые тренировки по автоделу начались еще в декабре, на стареньком трофейном Студебеккере прямо по дорожкам учебного лагеря. Когда же начали поступать новенькие Опели и мотоциклы в большом количестве (батальону требовалось много автотранспорта),



занятия ускорились, стали проводиться по более насыщенному графику: в одиночку, колонной, по пересеченной местности, ночные марши, устройство и ремонт бензиновых и дизельных двигателей. Но это уже скорее касалось именно водителей, солдаты других специальностей проходили обучение по сокращенной программе. Особенно доставалось шоферам нашей роты тяжелого вооружения – маневры с прицепленными орудиями, маскировка машин и т.д. В пивной мы частенько обсуждали своих офицеров. В отличии от немецких солдат (у них это в крови), эстонцы никак не могли избавиться от привычки иметь свое мнение. Так вот, я хорошо помню, что в основном очень хорошо ребята отзывались о механике батальона оберштурмфюрере СС Мартине Лаутерне. Он пропесочивал и наказывал нерадивых, но тех, кто любил технику и знал моторы, уважал и поощрял. Сам до войны инженер-механик, этот офицер прекрасно разбирался в технике и не гнушался лично заниматься ремонтом.



Не обошлось и без казусов: инструктор автомобильных курсов, младший офицер, при выезде в Дебицу отлучился перекусить, а курсанты решили самостоятельно проехаться и в итоге разбили автомобиль. Наказание было суровым и коллективным: весь батальон был в следующую ночь поднят по тревоге. Многие думали, что это рутинная учебная тревога с построением и не стали одевать носки, только сапоги. Через час марш-броска по пересеченной местности эти парни имели не ноги, а один сплошной волдырь. Когда мы вернулись утром в лагерь, батальон замер на плацу и горе-шоферам был дан приказ выйти из строя. И все только тогда поняли причину ночных мучений. С виновных сняли погоны и отправили на 7 суток под арест. Все мы были отправлены спать, учения в этот день были отменены , а пострадавшие были отправлены в лазарет лечить ноги. Командир батальона Эберхардт и доктор Лауманн перед этим лично прошли через все казармы и заставили всех без исключения показать ноги. Гауптштурмфюрер СС Эберхардт не сердился, он был скорее раздосадован, ему казалось, что мы гораздо лучше подготовлены. А на поверку оказалось – мальчишество, разгильдяйство. И, честно говоря, мы были не в обиде на него, мы действительно уважали своего командира, хоть и знали его такой короткий промежуток времени.
Вам может показаться странным, что в моем рассказе все офицеры какие-то очень хорошие люди и отличные солдаты. Это не так, вернее – не совсем так. Было достаточное количество командиров, которые вроде бы как офицеры и на месте, но как люди – откровенное дерьмо. Это касается как немцев, так и моих земляков эстонцев. Вот только откровенных трусов я что-то не припоминаю, а так – были всякие… И такие, которым сейчас бы и руки не подал. Вернее, сейчас может быть и подал. Потому, что как бы там ни было, но все они погибли в 43-м - кто под Андреевкой, кто под Кленовой… Говорить о них, вспоминать - нет желания. Хорошо – не могу, а плохо – не стоит о мертвых…

11 февраля 1943 года с курсов подготовки младших офицеров вернулись наши парни – 51 новоиспеченный унтершарфюрер СС. Не успели мы обрадоваться встрече, как началась подготовка к принятию присяги. Пару дней все крутились как белка в колесе, приводили себя и лагерь в порядок.
Вот столько лет прошло, а не могу забыть этот дождливый день – 13 февраля 1943 г. Мы застыли в шеренгах – под звуки оркестра на флагшток взлетел флаг со свастикой. Но вот по шеренгам пробежало волнение, удивленный шепот – а где же эстонский флаг? Это замешательство было отмечено организаторами процедуры – после затянувшейся паузы подняли и наш эстонский триколор. Текст присяги за давностью лет забылся, что-то такое: «Я клянусь во имя Бога безоговорочно повиноваться вождю немецкой армии Адольфу Гитлеру в борьбе против большевизма и как храбрый солдат я всегда готов отдать свою жизнь …» С напутственными словами выступили командир полка и командиры батальонов. Завершилось это действо торжественным прохождением колон, оркестр играл старую немецкую солдатскую песню «У меня был товарищ».
Все ощущали, что финал нашего пребывания в глубоком тылу близок – скоро на фронт. Никто не сомневался, что это будет Восточный фронт. 19 февраля батальонная разведка наконец получила ожидаемых 25 бойцов, большинство из них были немцы с фронтовым опытом. Еще через день, 75 наших товарищей были отправлены в Германию, в Лауэнбург. Мы шутили по этому поводу, называли их тыловиками, не зная тогда, в какую «мясорубку» впоследствии они попадут. Никого из них я впоследствии не встречал, ни на фронте, ни после войны в США…
Несколько недель назад произошла трагедия под Сталинградом, немецкие офицеры были подавлены, это ощущалось во всем. Однако быстро взяли себя в руки – повседневные заботы, боевая учеба не оставляли времени для долгих переживаний. Еще меньше печалились мы, простые эстонские солдаты – это была трагедия нашего союзника, не более. Мальчишки, что мы тогда понимали – да абсолютно ничего. Месяц спустя, 23 марта 1943 года наш 1-й батальон был выведен из состава полка и началась подготовка к переброске в Украину. Дальнейшая боевая подготовка должно была продолжиться непосредственно там, в прифронтовой полосе.



4 апреля 1943 года наш батальон был погружен в эшелон на станции Kохановка. «Я буду рад видеть Вас в Эстонии» - сказал на прощание командир полка Франц Аугсбергер, причем на эстонском языке. Год спустя, некоторые из нас действительно с ним встретились в Эстонии, но большинство парней осталось в украинской степи навсегда.

Рассказал о наших днях, проведенных в Дебице, лишь с одной целью, чтобы было понятно – в Украину мы прибыли не желторотыми юнцами, а более-менее подготовленными солдатами. Но вот это «более-менее» как раз и не нравилось нашим командирам. И они прилагали максимум усилий, чтобы разнообразить подготовку. По этому, под Близнюками нам «задали перца» - атаки за «огневым валом», то за артиллерийским, то за минометным… Чего греха таить, почти каждый из нас тогда напустил в штаны… Тупая и монотонная, на первый взгляд, немецкая методика боевой подготовки (повторение одних и тех же операций 10, 20,…, 100 раз) довела наши действия до автоматизма – заряжай, разряжай и т.д. Но было и другое, очень разумное, культивировавшееся в войсках СС – взимозаменяемость. Я, по армейской специальности, был заряжающим противотанкового орудия, но мог работать и наводчиком. Да и с обязанностями командира расчета справился бы. Наш командир взвода противотанковой артиллерии утерштурмфюрер СС Ральф Фискар даже научил нас выполнять мелкий и средний ремонт орудий в полевых условиях. Уж очень он хорошо в них разбирался, знал все системы, включая зенитные и всевозможные трофейные. И того же требовал от нас. Эти навыки, скорее всего, и спасли мне жизнь во время прорыва из окружения под Черкассами. «Тридцатьчетверки» русских не раскатали нашу колонну полностью только потому, что нам удалось не растеряться в той неразберихе и из 88-мм. зенитного орудия их образумить. После 12 попаданий остальные отвернули…


В конце апреля 1943 года вернулись наши камерады из Голландии, где они обучались специальности «наводчик орудия».



Кроме 50-мм. орудий у нас появились и отличные трофейные русские 76-мм. противотанковые пушки. Они нам достались от финнов из батальона «Нордост», которые уехали домой, на родину. Вообще то, от финнов нам много чего досталось – вооружение, техника, традиции… Мы заняли их место в полку «Вестланд» 5-й дивизии СС «Викинг», и нужно было соответствовать, не ронять марку – очень они себя здорово показали в боях, очень их немцы и голландцы уважали… И мы старались.


Финские добровольцы. Батальон СС «Нордост». Константиновка. 1943 г.

 

Большинство единиц автотранспорта осталось в Дебице, с собой сюда привезли только оружейные мастерские, тягачи и полевые кухни. Как я уже упоминал, всю недостающую технику (и автомобили тоже) нам передали финны. Тем не менее, группа водителей была командирована в Германию за совершенно новыми грузовиками с дизельными двигателями.



Помнится, с этой финской техникой была тогда смешная история у ребят из 3-й роты. На бензобаке одного из мотоциклов «Zündapp» было написано женское имя – Лотта. Командиру роты оберштурмфюреру СС Фрицу фон Бекманну это очень не нравилось, но он не подавал вида – многие знали, что подругу оберштурмфюрера тоже звали Лотта. Вот так, долгое время посыльный и ездил «на подруге командира» по украинской степи.
В середине мая 1943 года были затеяны грандиозные учения – командование дивизии СС «Викинг» желало дать окончательную оценку боевой подготовке батальона «Нарва». За ходом учений наблюдал лично командир 5-й панцер-гренадерской дивизии СС бригадефюрер СС Герберт Гилле, «папаша Гилле», как его называли в дивизии.


Командир 5-й панцергренадерской дивизии СС «Викинг» группенфюрер СС Герберт Гилле

Как нам потом рассказали наши командиры, он был чрезвычайно доволен тем, что увидел. Конечно, нашему командиру батальона было приятно вдвойне. Я хорошо помню его слова перед строем: «Под моей командой были лучшие европейские солдаты, но таких как эстонцы, я не видел прежде". Чего скрывать, нам были приятны слова командира, тем более, что каждый понимал – они заслуженны. И все чувствовали, что назревают серьезные события, что предстоит путь на север, возможно в Харьков. И, наконец, была дана команда на подготовку к маршу. Только не туда, куда все предполагали…

20 мая 1943 года, колонна батальона СС «Нарва» начала марш в направлении станции Славянск, а затем далее – к поселку Ясная Горка. К вечеру этого же дня мы были на месте. Очень много лет прошло, а я до сих пор помню этот очень красивый и аккуратный поселок. Ясная Горка была расположена на высоком холме, улицы широкие и очень правильно спланированы – параллельно и перпендикулярно. Было такое ощущение, что этим занимался архитектор с опытом планирования больших городов. Если раньше роты размещалась в разных селах, то теперь мы были все вместе – каждая рота занимала целую улицу.






ул. Рылеева, п. Ясногорка


ул. Волховская, п. Ясногорка

 

ул. Петровского, п. Ясногорка


ул. Л.Украинки, п. Ясногорка


ул. Николаевская, п. Ясногорка

Командир батальона совсем не дал нам времени на раскачку и обустройство быта. Боевая учеба началась сразу же на следующее утро. И это несмотря на то, что всю ночь мы занимались обслуживанием техники после марша и почти не спали. Наша 4-я рота отрабатывала отражение танковой атаки прямо «с колес». По сигналу командира роты «Внимание! Танки!» колонна останавливалась, мы выкатывали орудия и занимали оборону. Потом оборудовали и маскировали позиции. Занятия проводились на холмах и высотах западнее Ясной Горки, местность там малоподходящая для этого – холмы изрезаны глубокими оврагами. Эти овраги местные крестьяне называет очень смешно - «балка». Но на этом, в общем то, весь смех и закончился – начался сезон летних дождей. И сезон борьбы с густой и липкой глинистой массой, которую наши острословы метко назвали «степной асфальт». Ох и выматывал нас этот «степной асфальт»... Часто наши грузовики просто вообще не могли двигаться – приходилось останавливаться, штыками и саперными лопатами отдирать эту глину, выковыривать ее из под крыльев автомобилей. Немного позже наши командиры убедились, что в такие моменты разумнее остановиться и подождать, пока дождь закончится. И действительно, уже через пол часа дорога была сухой и вполне проходимой. Ничего удивительного, летом 1943 года жара стояла неимоверная – от 35 до 40 градусов по Цельсию. Пот лился из под наших шлемов ручьями и мы мечтали только об одном – поскорее вернуться в поселок. Возвращались, как было у нас заведено, всегда с песнями.

Но были и светлые моменты в наших серых солдатских буднях. В редкие дни отдыха нас возили грузовыми автомобилями в Славянск. Там в кинотеатре крутили какие то скучные немецкие ленты и кинохронику. Но все изменилось, когда нам разрешили посещать театр варьете в Краматорской. О, что это были за представления! Вы только представьте себе – зал битком забит солдатами, гудит как улей и вдруг… гаснет свет. И сразу тишина… И в этой тишине, в свете софитов – изящная, с тонкой фигуркой, едва одетая фрейлейн начинает петь… Это непередаваемо, что я в тот момент чувствовал. Было такое ощущение, что все это – фронт, смерть, этот проклятый «степь-асфальт» - где то очень далеко… А я дома, отец смолит баркас, а мама готовит такую любимую мной запеканку из салаки… А что творилось, когда опускался занавес и зажигался свет – мы аплодировали так, что было удивительно как не падает кровля. И в течение нескольких дней, только это и было темой наших разговоров во время перекуров. После представления мы, как водится, направлялись в солдатскую пивную. Единственным недостатком которой было то, что она располагалась недалеко от военной комендатуры. Тут все дело в том, что дружное пение солдатских песен, после кружки-другой пива, частенько заканчивалось потасовками. Яблоком раздора, как правило, являлась устойчивая неприязнь немцев к румынским солдатам из находящийся неподалеку авиационной части. Драка заканчивалась появлением патруля и водворением особо буйных в комендатуру. Иногда мы просто шлялись по городу, потом пешком возвращались в свой поселок. Нужно сказать, что Краматорская поразила наше воображение – никто не ожидал здесь, в украинской степи, увидеть такой современный, почти европейский город. С многоэтажными красивыми домами, с театром, большими заводами.



Вот местное население нас откровенно боялось. Хотя командиры строго-настрого запретили нам отбирать что-либо у крестьян. Любые случаи мародерства обязательно расследовались и виновные наказывались очень строго. Вплоть до разжалования и по решению суда СС переводу в штрафные части. И дело было не в проявлении какого либо гуманизма, а в банальном поддержании воинской дисциплины. А кражи, мародерство считались ее грубейшим нарушением, вопиющим. От которого один шаг до полного разложения воинского подразделения.
А вот кто нас совсем не боялся, так это пожилые крестьянки. Дело в том, что батальонный интендант где-то разжился большим количеством щелока. И мы с большим успехом приноровились менять ее на продукты. Крестьянки торговались до последнего, не было случая, чтобы последнее слово оставалось не за ними. Очень часто, по вечерам, хозяйки домов, в которых мы жили, пели песни вместе с нами. Мы даже пытались их научить нашим, эстонским песням. И вообще, в этом поселке мы чувствовали себя спокойно и в безопасности – в окрестностях не было партизан. Во всяком случае, мы ничего об этом не слышали.
Вспомнил один случай, который, к сожалению, связан с нашим земляком, эстонцем. Гренадер 3-й роты, Александр Варвас украл курицу с крестьянского подворья. Даже не украл, а просто отнял. Хозяйка подворья не испугалась, а пришла в штаб и пожаловалась самому штурмбанфюреру. Командир батальона приказал провести опознание, мы около часа стояли на плацу, но крестьянка не опознала своего обидчика. Но через несколько дней вся правда вылезла наружу – мстительный Варвас (вообще, дерьмо человек, хоть и земляк) надел этой женщине ведро на голову и начал гонять ее по подворью. Расследование было коротким, наказание справедливым – передали в полевую жандармерию, предварительно сняв погоны и отпоров нарукавную ленту «Нарва». Что с ним далее было мне неизвестно, но в батальон он уже не вернулся. После войны камерады рассказывали, что встречали его позже в эстонской дивизии СС. Потом, в Польше, он убил какую то женщину, был направлен в штрафной батальон, где вскорости и погиб. Вообще, у этого Варваса было какое то темное криминальное прошлое. Он и в Эстонский легион СС вступил только для того, чтобы избежать наказания за какое-то совершенное преступление. К счастью, таких типов в батальоне было немного.
В конце мая нам довели приказ, что каждый солдат, который воевал на Восточном фронте с 1941 по 1942 год, может взять 20-дневный отпуск. Под этот приказ попадали и те, кто служил в эстонском полицейском батальоне и охранных полках. Таким образом, более 150 камерадов убыли на побывку в Эстонию. Еще около 80 эстонцев были переведены в другие подразделения дивизии «Викинг» - разведывательный батальон, зенитный дивизион, артиллерийский полк. Остальные остались в Ясной Горке и продолжили боевую учебу.


По состоянию на 1 июня 1943 года, добровольческий эстонский панцер-гренадерский батальон СС «Нарва» имел следующую структуру – в батальоне 3 гренадерские роты и одна рота тяжелого вооружения. Гренадерская рота (200-220 человек) состояла из 3 взводов, во взводе 3 отделения. Каждое отделение имело на вооружении 2 ручных пулемета. К тому же, в каждой роте был взвод тяжелого вооружения – 3 отделения тяжелых пулеметов и 1 отделение 80,2 мм. минометов.

Гренадерская рота имела следующую технику:
• 12 грузовиков для отделений + 2 грузовика для минометов
• 1 Volkswagen командира роты
• 1 вездеход KF2-15
• 1 грузовик для ремонтного оборудования
• от 2 до 3 мотоциклов с колясками для связных
• 1 полевая кухня
• 2 грузовика для продовольствия
• 2 грузовика для боеприпасов
• 1 грузовик для ротного имущества (одежда, обувь и т.д.)
• 1 грузовик с газогенераторным двигателем

4-я рота тяжелого вооружения:
• 3 76,2 мм трофейные противотанковые пушки
• 3 50,0 мм противотанковые пушки
• 6 пехотных орудий
• 8 тяжелых 80,2 мм минометов
• 2 зенитные пушки

При штабе батальона базировались взвод связи (телефонная, радиосвязь, посыльные), взвод разведки, саперный взвод и санитарный пункт.
По национальному признаку в батальоне была следующая картина:
Немцы - 15 офицеров, 56 унтер-офицеров, 126 рядовых;
Эстонцы - 7 офицеров, 68 унтер-офицеров, 701 рядовых;
В целом - 22 офицера, 124 унтер-офицера, 827 рядовых;
Итого - 973 списочного состава.

Командирские должности батальона были распределены следующим образом

1-я рота: командир роты гауптштурмфюрер СС Яан Раудсоо, командиры взводов унтерштурмфюрер СС Герберт Нугис и унтерштурмфюрер СС Вильгельм Гельзлайхтер;
2-я рота: командир роты оберштурмфюрер СС Герберт Бургдорф; командиры взводов унтерштурмфюрер СС Ганс Гетце, унтерштурмфюрер СС Хандо Руус, гауптшарфюрер СС Вальтер Груббе;
3-я рота: командир роты оберштурмфюрер СС Фриц фон Бекманн; командиры взводов унтерштурмфюрер СС Герберт Фиала и гауптшарфюрер СС Вальтер Блейдтайер;
4-я рота (тяжелого вооружения): командир роты оберштурмфюрер СС Карл Зильберлайтнер, командиры взводов унтерштурмфюрер СС Ральф Фискар (противотанковые орудия), унтерштурмфюрер СС Альфред Энсман (минометы), унтерштурмфюрер Эдуард Киршбаум ( пехотные пушки).
Штаб: унтерштурмфюрер СС Бернхард Лангхорст, финансист батальона унтерштурмфюрер СС Хютфельд, ведущий мастер вооружения батальона штурмшарфюрер СС Альфонс Kлюба, интендант батальона штурмшарфюрер СС Генрих Фолкертс, механик батальона оберштурмфюрер Мартин Лаутерн, мастер амуниции и обмундирования штурмшарфюрер СС Эвальд Войталла.
Командир батальона штурмбаннфюрер СС Георг Эберхардт, адьютант батальона унтерштурмфюрер СС Герберт Кольше.

Продолжение следует...

 

А что это за художественное произведение такое? Было ли оно опубликовано в бумаге?

 

Нет, публиковал ранее на разных форумах. Художественное произведение - это очень громко сказано. Просто попытка какие то свои знания, имеющуюся информацию преподнести вот в таком виде. В первую очередь, это было интересно самому. А вот вторую часть не закончил, давно в полусыром виде пылится. А все потому, что с каким бы уважением я не относился к этим солдатам, все же что то мешает принять на веру количество уничтоженных танков под Андреевкой. А изучение доступных мне документов 1-й Танковой армии, 40-го танкового корпуса, "соседей" эстонцев, 46-й пехотной дивизии - на данном этапе не подтверждает заявленное количество. И эта неприятность с доками дивизии СС "Викинг". Излишние знания приумножают печаль...

 

Так и так понятно, что 100 танков за день они уничтожить сами никак не могли. Здесь нужно помнить, что батальон никогда не действовал сам по себе, его постоянно поддерживали - то артполк, то танки (например, 2/СС-ПцРгт 5 Мальтхоффа в бою 21.7. настреляла полтора десятка танков - вот в это охотно верю). Так что, скорее всего это цифра сборная, общими усилиями - все битые танки в полосе действий батальона в июле-августе 1943 года.

 

Осмелюсь предложить Вам новое название Вашего повествования - "На прицеле - закат"/ "Закат на прицеле".

 

Я с Вами совершенно согласен, целиком и полностью. Нужно разбираться с этим более досконально. Разберемся. Уверен. Вопрос времени.

 

Уважаемый коллега, спасибо. Мое название корявое, согласен. Но это на первый взгляд, в первом, т.с. приближении. Я потом объясню, что оно означает. И каким образом возникло.