Система здравоохранения СССР в годы войны.

Вот наткнулся на такую интересную статью.

http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1378529

 

"Формирование госпиталей недопустимо затягивается"

Вера существовала и существует всегда, даже во времена воинствующего атеизма и подавляющей все и вся идеологии большевизма. Именно так, свято и беззаветно, наши соотечественники верили и верят в то, что забота о раненых во время Великой Отечественной войны была одной из главных задач партии и правительства и их органов в республиках, областях и городах. И что героические врачи и медсестры под бомбами, не отходя от пациентов сутками, спасали их жизни и возвращали их в строй. А весь народ помогал в этом важнейшем деле как мог, ухаживая за ранеными, отдавая им последние крохи и сдавая для них кровь. Вера подкреплялась тем, что существует огромное множество реальных, а не литературных примеров самоотверженной помощи раненым.

Может быть, поэтому документ, обнаруженный в архиве, вызвал сильное удивление. В ноябре 1943 года в записке с грифом "Секретно" нарком здравоохранения СССР Георгий Митерев сообщал заместителю председателя Государственного комитета обороны (ГКО) СССР Вячеславу Михайловичу Молотову:

"Наркомздрав Союза ССР отмечает, что за последнее время со стороны Советов народных комиссаров некоторых союзных республик, край и облисполкомов имеет место ослабление внимания к делу организации лечения раненых и больных бойцов и офицеров Красной армии.

В ряде союзных республик и областей (Грузинская, Узбекская ССР, Дагестанская, Башкирская АССР, Горьковская, Ивановская, Ярославская обл.) часть эвакогоспиталей плохо подготовлены к зиме, здания не отремонтированы, не утеплены, не остеклены, не имеют запасов топлива.

Формирование новых госпиталей недопустимо затягивается (Куйбышевская, Молотовская, Пензенская, Свердловская обл. и др.) вследствие неподготовленности зданий, несвоевременного обеспечения их кроватями, топчанами, транспортом, столовой и кухонной посудой.

При перегрузке отдельных госпиталей допускается вредная практика размещения раненых на полу вместо выделения в этих случаях дополнительных помещений.

Городские прачечные не обеспечивают потребности эвакогоспиталей в стирке белья. Эвакогоспитали имеют совершенно неудовлетворительный конный транспорт, лошадьми не укомплектованы, а местные исполкомы вместо помощи нередко в ущерб делу госпиталя используют его для нужд коммунального хозяйства.

Для заготовки овощей выделяются глубинные районы, в силу чего командование эвакогоспиталей при плохом состоянии транспорта лишено возможности своевременно заготовлять, сохранять и вывозить овощи.

Шефские организации в сравнении с прошлым заметно снизили свою активность в оказании помощи госпиталям по обслуживанию раненых и больных".

Митерев хотел исправить положение, используя авторитет Молотова:

"Для устранения указанных недочетов прошу Вас дать телеграфное указание председателям совнаркомов союзных республик и председателям край-облисполкомов".

Однако реакция на записку наркома оказалась еще удивительнее, чем ее содержание. Помощник Молотова написал: "С т. Митеревым условлено, что телеграмм посылать не следует". И документ отправили в архив.

 

"Вносят в руководство госпиталями путаницу"

В воспоминаниях двух главных руководителей советской медицины военной поры — наркома Митерева и начальника Главного военно-санитарного управления Красной армии Ефима Смирнова много говорилось о трудностях, которые приходилось преодолевать в те годы. Причем не только в лечении раненых, подборе и подготовке медицинских кадров, но и в делах организационных. Как оказалось, два руководителя не могли разделить сферы ответственности. Медицинские учреждения, прежде всего эвакогоспитали, куда с фронта эвакуировали раненых, порой получали взаимоисключающие указания, что явно не шло на пользу лечению бойцов и командиров.

"Нашу санитарную службу,— писал Митерев,— приходилось непрерывно совершенствовать... Нужна была большая четкость в деятельности всей сети эвакогоспиталей, чем та, которая существовала. Но что именно требовалось сделать? Прежде всего передать их в руки одного хозяина, покончить, если можно воспользоваться термином мирного времени, с обезличкой. Или по крайней мере ясно разграничить, какие госпитали находятся в компетенции Главного военно-медицинского управления и какие — Наркомздрава СССР и подчиненных ему ведомств. Мы встретились с Е. И. Смирновым. "Что же нам предпринять?" — поставили мы себе вопрос. Тщательно оценили опыт, взвесили, так сказать, факты. Не помню в деталях разговоров, которые мы тогда вели, но в конце концов договорились о следующем: систему эвакогоспиталей, включая фронтовые и расположенные в прилегающих к фронту районах, считать за Главным военно-медицинским управлением, а все тыловые — за органами народного здравоохранения, но под определенным контролем и при помощи санитарных отделов местных военных организаций. Довольно быстро схема координации нашей работы стала вполне ясной, и ее можно было представлять на рассмотрение Совнаркома и Государственного Комитета Обороны".

В постановлении ГКО, принятом в сентябре 1941 года, граница проводилась довольно точно:

"Медицинское обслуживание раненых и больных бойцов и командиров в тыловых районах страны возложить на Народный комиссариат здравоохранения Союза ССР, а в армейских и фронтовых районах — на Главное военно-санитарное управление Красной Армии".

"а) снабжение эвакогоспиталей Наркомздрава Союза ССР продовольствием, фуражом, денежным довольствием, проездными документами раненых и больных военнослужащих и обменным фондом белья по нормам и в порядке, установленном в Красной Армии;

б) организацию эвакуации раненых и больных в тыловые районы;

в) распределение по эвакогоспиталям Наркомздрава Союза ССР раненых и больных бойцов и командиров через эвакопункты".

Как вспоминал Митерев, схема помощи раненым получилась простой и логичной:

"В ротах и на линии боя первую помощь раненым обыкновенно оказывали сам раненый или его товарищ, санитарный инструктор или фельдшер. Далее следовали полковые перевязочные пункты, где определялась тяжесть ранения, корригировалась первоначально оказанная помощь, обеспечивалась последующая эвакуация. Затем следовали главный перевязочный пункт, медико-санитарный батальон, откуда раненые следовали в военно-полевые и эвакуационные госпитали. В этой схеме объединялись два принципа: медицинская помощь приближалась к бойцу и обеспечивалась нормальная эвакуация раненого по этапам".

Однако Митерев писал и о том, что даже после постановления ГКО разграничить права и обязанности между ведомствами удалось далеко не сразу. И это подтверждала справка ЦК ВКП(б) "О ненормальных взаимоотношениях на местах между органами Наркомздрава и Главвоенсанупра Красной Армии", составленная для секретаря ЦК Андрея Андреева в июне 1942 года, через девять месяцев после принятия постановления ГКО:

"За последнее время на Ваше имя поступил ряд материалов, свидетельствующих о ненормальных взаимоотношениях в работе между представителями Наркомздрава Союза ССР, Главвоенсанупра Красной Армии и их местными органами. Проверкой установлено, что, несмотря на имеющееся постановление ГКО от 22.IX.41 г. N 701сс, которое четко разграничивает обязанности между органами Наркомздрава и Главсанупра в области лечебно-эвакуационного обслуживания раненых, имеются факты, когда начальники отделов эвакогоспиталей в областях, краях и республиках и начальники санотделов военных округов или эвакопунктов вносят в руководство госпиталями путаницу и свою работу проводят несогласованно, чем наносят вред делу руководства лечением раненых".

Примеров приводилось множество, и среди них выделялась скандальная история о лечении сердоликом по методу биолога Бадигиной. Она вставляла камень в устройство, напоминающее современные фены, и направляла горячий воздух на раны.

"Нач.санотдела Сибирского военного округа,— говорилось в справке ЦК,— было отдано распоряжение провести с врачами госпиталей курсы по изучению лечебного метода Бадигиной (лечение "излучением" сердолика), рассмотренного в свое время Ученым медицинским советом Наркомздрава СССР, признанного необоснованным, в силу чего он не был утвержден".

Кроме того, на республиканском, областном и городском уровнях продолжалось ведомственное противостояние военных и гражданских медиков:

"Нач.санитарного отдела Средне-Азиатского военного округа т. Павловский систематически созывает начальников эвакогоспиталей и отдает им распоряжения, даже не ставя об этом в известность Наркомздрав Узбекской ССР...

Нач.отдела эвакогоспиталей Читинского облздравотдела т. Рыбкин наложил дисциплинарные взыскания на начальников эвакогоспиталей N 9 и N 32 за допуск к обследованию госпиталей представителей эвакопункта".

Трения, как свидетельствовал тот же документ, продолжались и в Москве:

"Несогласованность в работе наблюдается даже между Наркомздравом СССР и Главвоенсанупром Красной Армии. 6-8 мая в Москве Наркомздрав СССР проводил совещание Госпитального Совета. В эти же дни состоялось совещание начальников эвакопунктов, созванное Главоенсанупром. По всем этим вопросам мы вызвали в ЦК ВКП (б) Наркомздрава СССР т. Митерева, его заместителя т. Миловидова и нач. Главвоенсанупра т. Смирнова о необходимости положить конец фактам неправильных отношений в центральных аппаратах и о необходимости издания совместного приказа Наркомздрава и Главвоенсанупра, устраняющего такие пороки, как параллелизм, а иногда противопоставления в работе, трения между СО (санитарными отделами.— "Власть") округов и эвакопунктами, с одной стороны, и Наркоздравами и управлениями эвакогоспиталей — с другой. Совместный приказ Наркомздрава СССР и Главвоенсанупра Красной Армии предупреждает, что впредь виновные в нарушении постановления ГКО N 701сс, превышающие свои служебные права, вносящие в дело руководства лечением раненых путаницу, будут сниматься с работы и предаваться суду".

 

"В эвакогоспитале установлены вопиющие безобразия"

На протяжении целого года с начала войны межведомственные дрязги действительно мешали работе госпиталей. Каждое ведомство, к примеру, стремилось заполучить врачей, которых остро не хватало.

"В июле 1941 года,— вспоминал генерал-полковник медслужбы Смирнов,— началось дополнительное формирование эвакогоспиталей на 750 000 коек. Это составляло примерно 1600 госпиталей. Кроме того, с начала войны по 1 декабря 1941 года были сформированы 291 дивизия с медсанбатами, 94 стрелковые бригады с медико-санитарными ротами и другими медучреждениями усиления. В 1941 году, если не считать медико-санитарных рот стрелковых полков и семидесяти шести отдельных танковых бригад, их было сформировано более 3750, каждое из которых должно было иметь минимум от двух до трех хирургов. Если взять минимально среднюю цифру — четыре хирурга на учреждение, нам потребовалось бы их 15 000. В связи с этим для нас было недопустимой роскошью иметь даже по три хирурга на учреждение, так как они нужны были еще и для проводившегося в 1942 году формирования медицинских учреждений... Призванные на войну из запаса и составляющие основную массу медицинского состава действующей армии либо совершенно не были знакомы с военно-полевой хирургией, либо знали ее очень слабо, не имели опыта. Да что говорить о них, если с некоторыми тонкостями этой дисциплины были мало знакомы даже военные врачи. В Военно-медицинской академии на это не обращалось должного внимания".

Но военные, имевшие право призывать всех, кроме стариков и многодетных матерей, пользовались этим преимуществом. Эвакогоспиталям Наркомздрава доставались те, кого не призвали. В "Справке о состоянии госпиталей в Горьковской области", присланной в Москву в январе 1942 года, говорилось:

"В Горьковской области 88 госпиталей, рассчитанных на 34 435 коек (без госпиталей НКО). 34 из них, на 15 440 коек, дислоцированы в гор. Горьком, 54 — с коечностью 18 895 — в районах и городах области... 19 госпиталей в области совершенно не имеют хирургов, а в некоторых крупных госпиталях имеется по 1-2 хирурга. Например, в госпитале N 2817 на 1100 коек всего один хирург. Затруднения в обеспечении госпиталей хирургами увеличиваются из-за недостаточной квалификации врачей. Из 83 хирургов области квалифицированных — 26, средней квалификации — 29 и малой квалификации — 28".

"Лечебная работа во многих госпиталях,— докладывали тогда же из Куйбышевской области,— организована неудовлетворительно. Недостаток хирургов, слабая их квалификация, отсутствие квалифицированной консультации приводит к неправильному лечению больных и длительной задержке раненых в госпиталях. В Тимашевском госпитале 3277 вовсе нет хирурга, поэтому нет возможности своевременно производить операции в тех случаях, когда это необходимо, а приходится ожидать приезжего хирурга. В Кинельском госпитале 1653 нет ведущего хирурга, и врачи не знают современных методов лечения огнестрельных переломов конечностей".

Не меньшей проблемой, чем хирурги, оказались и начальники госпиталей. Для управления большим медицинским учреждением требовались навыки и опыт. Поэтому сразу же начались проблемы в обслуживании больных. Причем даже в тех условиях, где из-за удаленности от фронта их, казалось, не могло быть.

"Антисанитарное состояние ряда госпиталей (грязное белье),— в ноябре докладывал ЦК ВЛКСМ в ЦК ВКП(б) о состоянии дел в Сталинграде,— отчасти объяснялось большой перегрузкой госпиталей, но в основном плохой работой руководящего состава госпиталей. Люди рассчитывали отдавать стирать белье в коммунальные городские прачечные, а общественные прачечные не могли обслужить госпитали. Надо было организовать свою собственную прачечную, а некоторые руководители госпиталей не хотели утруждать себя этой работой. В результате ряд госпиталей был в антисанитарном состоянии".

Из-за ведомственной несогласованности и дрязг во многих случаях госпитали оставались то без топлива, то без продуктов, то без медикаментов. Из-за несвоевременного подвоза обмундирования и обуви выздоровевших красноармейцев и командиров месяцами не выписывали.

Однако существовали проблемы и другой природы. В огромном количестве госпиталей отсутствовал самый простой инвентарь, от кроватей до посуды. Из-за дефицита тарелок и ложек, как докладывали из многих госпиталей, процесс кормления раненых превращается в настоящую пытку. Комиссар Военно-санитарного управления Брянского фронта полковой комиссар Семенов летом 1942 года докладывал командованию о результатах проверки госпиталей в Тамбове:

"В эвакогоспитале НКЗ 2663 при проверке мной установлены вопиющие безобразия. Лечебный процесс организован совершенно неудовлетворительно. Врачебным составом госпитали не укомплектованы, организация питания поставлена отвратительно плохо: массовые жалобы больных на плохое приготовление пищи и несвоевременную ее выдачу. Завтрак начинается с 8 часов утра и продолжается до 12 часов дня, обед начинается с 16 час. дня, продолжается до 21 часа, ужин начинается в 21 час и продолжается до 2 ночи. Такое положение вызывает массовое возмущение раненых. На 356 чел. раненых, находящихся в госпитале, имеется 12 ложек, нет чашек, тарелок, ножей, вилок, кружек и пр. посуды".

Все это выглядело чудовищно. В предвоенных документах Политбюро много говорилось о создании мобилизационных запасов. В том числе запасов медико-санитарного имущества, необходимого для развертывания госпитальной сети. Но, как свидетельствовал в мемуарах Митерев, к моменту развертывания имущества не оказалось:

"Эти запасы были сосредоточены на складах в западных и дальневосточных районах страны. Многое оказалось израсходованным в период военного конфликта с Финляндией и, к сожалению, не восполнено. Быстрое в первые недели продвижение гитлеровских полчищ в глубь нашей территории привело к тому, что значительная часть медицинских мобилизационных запасов оказалась для нас потерянной. Оно и понятно: на восток в первую очередь эвакуировались промышленные предприятия и трудовые коллективы... Ну а что касается коек, носилок, больничного белья, то до них просто ни у кого руки не доходили. Поэтому-то в течение всей войны койками и бельем для эвакогоспиталей потребности на девять десятых обеспечивались населением. В заботе о раненых жители тыловых районов страны видели свой высокий патриотический долг и выполняли этот долг свято... Мы связывались с руководителями тех или иных республиканских, краевых, областных партийных и советских организаций, объясняли им положение дел. Это было необходимо, чтобы они могли вовремя обеспечить новые лечебные учреждения за счет дополнительной мобилизации внутренних ресурсов, так как в централизованном порядке мы могли покрыть самую незначительную часть потребностей госпиталей. Правда, редко, но все же случалось в ответ слышать: "Но мы же исчерпали все свои возможности! Подкиньте в централизованном порядке побольше". "Сейчас заводы, как известно, выпускают оружие, а не кровати",— возражал я и прекращал ненужный спор. И не было случая, чтобы население не обеспечило госпитали из своих средств. Отдавали каждую вторую кровать и подушку, простыню и наволочку, полотенце и занавеску. Несли стаканы и графины, шторы и стулья".

Правда, документы показывают, что случаи отказа все же бывали, и не так уж редко. Там, где население не агитировали, а иногда и не подстегивали местные власти, о необходимости помощи раненым забывали и местные руководители, и простые граждане. Куйбышевский обком ВКП(б) в январе 1942 года в ответ на обвинения ЦК в недостаточной помощи госпиталям в докладе в Москву полностью признавал свою вину:

"Шефство над госпиталями почти везде в лучшем случае сводится к оказанию подшефным той или иной материальной помощи. По большинству же госпиталей шефство существует только на бумаге. Шефство над госпиталем 1653 в Кинели, например, выразилось только в том, что шефы к Октябрьским дням принесли бойцам подарки, и то после напоминаний. Шефов над госпиталем 3277 в Тимашеве много по счету, но в госпитале они не бывают. Нет живого общения шефов с ранеными, они не принимают участия в организации политмассовой работы, не оказывают никакой заботы о трудовом устройстве выписываемых бойцов... Госпитали не имели приспособленного к зимним условиям транспорта для перевозки больных. Кинельский госпиталь 1653, расположенный от станции в 7 километрах, не озаботился приобретением даже простых саней, не говоря уже об утепленных кибитках. На все 4 Сызранских госпиталя имеется только одна санитарная машина. Это приводит к тому, что раненым приходится долго ожидать на станции отправки в госпиталь. Не все госпитали озаботились приобретением теплых вещей для укутывания раненых при их перевозке. В госпитале 1643 больных при перевозке укрывают легким одеялом, а на ноги в лучшем случае тапочки".

 

"Имелись случаи воровства продуктов от раненых"

Как свидетельствуют архивы, множество случаев вопиющих безобразий нельзя объяснить ни ведомственными неурядицами, ни потерей мобилизационных запасов, ни трудностями снабжения в военное время. В докладе полкового комиссара Семенова о тамбовском эвакогоспитале N 2663 говорилось:

"Территория госпиталя и служебные помещения находятся в антисанитарном состоянии, во дворе валяются окровавленные бинты, вата, различные отбросы с кухни, кости, тряпки и т. д. Двор загрязнен до невозможности, раненые возмущаются, но никто из работников госпиталя и руководителей облздравотдела не принимает никаких мер. Антисанитарное состояние пищевых блоков, служебных помещений и дворов является угрозой для вспышки желудочно-кишечных заболеваний и различных эпидемических заболеваний.

Красноармеец 1-ой гвардейской с. д. т. Кудаев П. М. заявил мне: "Я прибыл в этот госпиталь 2663 16.7.42 г., сегодня 23.7.42 г., но мне тут не могут сделать перевязку и сменить бинт. Я разбинтовал свою руку сам и вижу, что завелись черви. Я обращался к врачу этого госпиталя еще 20.7.42 г., мне обещались оказать медицинскую помощь, но до сих пор никто не обращает никакого внимания"".

Случаи наплевательского отношения к раненым наблюдались и в других госпиталях. В докладе Кировского обкома в ЦК, подготовленном в 1942 году, приводился следующий факт:

"Красноармеец Арипанов Н. И. ранен 12 января, умер 17 февраля 1942 г. с диагнозом осколочное ранение височной области. В истории болезни отмечено: "Больной сильно бузит, кричит, просит убить его, по-видимому, испытывает боли в животе, живот напрягает, исследовать трудно, была рвота". Консультация невропатолога: "Параличей, парезов нет, рефлексы в норме, патологических рефлексов нет. Диагноз: состояние острого психического возбуждения — перевести раненого в психиатрическую больницу". 11 февраля в истории болезни в психбольнице врач отметил: "Больной метался в постели, ударялся головой в кровать, зажимал себе руками покровы живота". 15/II у больного рвота, слабость сердечной деятельности и больной умирает. Патологоанатом. диагноз: инвагинация и омертвение подвздошной кишки, разлитой фиброзно-гнойный перитонит. Больной умер от гнойного разлитого перитонита как следствие имевшей место инвагинации кишки. Больному требовалась хирургическая оперативная помощь, но врач-невропатолог концентрировал внимание на состоянии нервной системы, врач-психиатр обращал внимание на психику больного, а о раненом человеке в целом забыли, что и привело к смерти. Больной находился в хирургическом госпитале, однако ответственному хирургу не был показан, а был переведен в психбольницу".

Во многом похожая картина наблюдалась и в столице. Акт обследования Боткинской больницы, проведенного 11 февраля 1942 года комиссаром ГВСУ РККА Редькиным, гласил:

"На день проверки в больнице находилось 2200 раненых и больных бойцов, командиров и политработников Красной Армии. Больница подчиняется Горздравотделу и в политическом отношении, согласно постановлению ЦК ВКП (б), обслуживается Ленинградским райкомом ВКП (б). При обходе и беседах с большим количеством раненых поступило много жалоб и установлено следующее. Шефы больницы (завод N 30, фабрика "Большевичка") явно недостаточно помогают больнице и даже не выделили дружинниц по уходу за тяжелоранеными... Поступило большое количество жалоб на плохое питание по качеству и количеству... С 7 февраля раненым сахар не подается. В больнице имелись случаи воровства продуктов от раненых, за что три санитарки уволены с работы. Уход за ранеными неудовлетворительный. Долго не приходят санитарки на зов больных (в части палат нет звонков, и раненым приходится криком звать санитарок). Лежачих раненых подолгу не моют и не обтирают. Красноармейцы Гуков и Самарин три дня лежали без нижних рубашек, и Гукову не заменяли испачканную им испражнениями простыню. У тяжелораненого Лысенко 5 дней тому назад были вши, его вымыли, сменили белье, а матрац и одеяло через дезинфекцию не пропустили. Не хватает некоторых предметов ухода, например, в отделении врача Дмитриевой на 70 человек имеется 2 утки, в то время как на складе больницы их больше 300 штук. В ряде случаев выявлена недостаточная иммобилизация гипсовыми повязками при огнестрельных переломах конечностей: мягкие, разболтанные, плохо фиксирующие гипсовые лонгеты при огнестрельных переломах плеча и предплечий; надломанные в паховых сгибах без фиксации голеностопных суставов и стоп гипсовые повязки при переломах бедер; плохо фиксирующие гипсовые повязки при тяжелых повреждениях коленных суставов".

Очень хотелось верить, что все эти случаи все-таки объясняются трудностями первого этапа войны и что потом лечение раненых значительно улучшилось.

 

Продолжение.

"Положение госпиталей осенью 1944 г. достигло катастрофического состояния"
http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1382556

 

"Действительное положение гораздо хуже"

Как показал поиск в архивах, нарком здравоохранения СССР Георгий Митерев, описывая в докладе Молотову бедственное положение тыловых госпиталей в 1943 году, по всей видимости, не стал упоминать о том, что выходило за пределы его компетенции,— о фронтовых медсанбатах и госпиталях, находившихся в подчинении Главного военно-санитарного управления (ГВСУ) РККА. Там, несмотря на все, что говорилось по радио и писалось в газетах о переломе в ходе войны, никакого перелома не наблюдалось. Практически любая проверка наряду с констатацией героической работы отдельных врачей, медсестер и санитаров, как правило, выявляла совершенно чудовищные факты.

В марте 1943 года комиссия, направленная секретарем ЦК ВКП(б) и председателем Всесоюзного комитета помощи раненым Андреем Андреевым на Калининский фронт, описывала процесс эвакуации бойцов в медико-санитарные батальоны (МСБ) и далее в тыл:

"От передовой линии до МСБ раненые эвакуируются пешком, с попутным автотранспортом или на лошадях. Нечетко отсортировываются по виду транспортировки. Раненые бойцы 113 полка с осколочными ранениями головы вместо транспортировки сидя были направлены пешком. В МСБ раненые не всегда попадают в надлежащие условия. Так, МСБ N 4 крайне ограничен в помещениях и имеет только две палатки типа ППМ. Раненые размещены скученно, особенно тяжелые нетранспортабельные. Штат МСБ не укомплектован, отсутствует три хирурга. Плохо с питанием (недостатки снабжения)... Из МСБ N 4 были отправлены три раненых бойца, которые по дороге, не достигнув следующего этапа эвакуации, замерзли. Санпропускника в МСБ нет, раненые отправляются без санитарной обработки".

Отправка в тыл выглядела ничем не лучше. Тех санитарных поездов, которые показывали в кино, с операционными, перевязочными и многочисленным квалифицированным персоналом на всех раненых, попросту не хватало. Не хватало даже рейсовых санитарных летучек — поездов не с пассажирскими, а утепленными товарными вагонами — теплушками. И подавляющее большинство пострадавших бойцов, как и в 1941 году, отправлялось в тыл в необорудованных товарных вагонах. Председатель Московского городского комитета помощи раненым Соколов в январе 1943 года докладывал Андрееву, что он увидел во время приемки таких поездов в столице и услышал от бойцов и командиров:

"За последнее время в Москву прибывает значительное количество раненых с Калининского фронта. Прибывающие раненые с возмущением рассказывают о чрезвычайно плохом медицинском и хозяйственном обслуживании на пути их следования. Проверкой установлены факты, когда раненые прибывают в Москву через 20-25 дней после ранения. Перевязки, как правило, задерживаются в связи с длительной транспортировкой и не производятся в течение 8-10 дней. Вагоны для перевозки раненых не оборудованы, хозинвентарь отсутствует, количество медицинского персонала недостаточно, и его работа на пути следования не организована.

В качестве примера можно привести состояние летучек N 759 и N 674. Летучка N 759 (нач. военврач II ранга Зильберберг) находилась в пути 4 дня. С летучкой прибыло 730 чел. раненых, из них 560 лежачих. Обслуживающего персонала было 33 чел.: 1 врач (начальник поезда), 1 военфельдшер, 4 медсестры и 27 санитаров. Летучка совершенно не оборудована для перевозки раненых: нет полностью нар, матрацев, сена, подушек, одеял; отсутствуют чайники для кипятка и кружки, не хватает ведер для воды; для раненых нет суден, мочеприемников или ведер, которые можно использовать вместо них. Раненые вынуждены использовать консервные банки.

Медицинское обслуживание поставлено в пути неудовлетворительно. Красноармеец Лунев с ранением заднего прохода прибыл в Москву без повязки. Красноармеец Иванов, имеющий перелом бедра, прибыл с шиной, совершено свернутой на сторону. В 25-м вагоне раненые не могли добиться питьевой воды, ехали в нетопленом вагоне, хотя дрова были. Начальник поезда вагоны не обходил и мер не принимал.

Питание организовано плохо. Все раненые независимо от тяжести ранения получали на руки сразу на весь день сухой паек. Паек был ниже нормы, полагающейся по форме N 10 и N 12. 29 декабря на весь день было выдано на человека 500 гр. сухарей, 25 гр. сахара, 100 грамм консервов и 200 гр. концентрата. В вагоне N 25 были факты продажи санитаром Васильевым табака и соли и покупки водки.

1 января в Москву прибыла санлетучка N 674. Начальник — военврач III ранга Вишневская, зам. по политчасти — красноармеец Титов. Летучка прибыла со ст. Жарковская. Все вагоны находились в антисанитарном состоянии. Раненые лежали на полу вагонов, на грязной и мокрой соломе, без носилок. Одеял не хватало. Судна и мочеприемники для тяжелобольных отсутствовали. В каждом вагоне было только по одной кружке для питья. Кружки грязные, в копоти. Ведер для воды не хватает. Чай заваривался в ржавом ведре. За неимением посуды для воды раненые таяли снег в консервных банках. В беседе с ранеными выяснилось, что продукты питания выдавались не полностью и ниже полагающейся нормы. Пища выдавалась без всякого учета категорий ранения. Тяжело раненным выдавались сухари, концентраты (пшено), которое не в чем было варить. Все раненые заявляют о том, что они всю дорогу голодали.

Аналогичные факты обнаружены в санлетучках N 675 и N 653".

Могло показаться, что подобное происходило из-за нерасторопности или безответственности медицинских руководителей отдельно взятого фронта. Однако записка Соколова рассеивала иллюзии. В ней говорилось:

"По вопросу безобразного состояния летучек, прибывающих с Калининского фронта, вызывался зам. начальника Главного санитарного Управления Красной Армии — бриг. врач т. Ходорков, который к данным фактам отнесся безразлично, заявив с пренебрежением, что они являются "мелочью" и что действительное положение на ряде фронтов с транспортировкой раненых гораздо хуже. Тов. Ходорков заявил, что направление раненых в тыл в необорудованных поездах вызвано тем, что санитарные поезда и рейсовые летучки задерживаются на путях и не продвигаются органами ВОСО (военные сообщения)".

 

"Болит желудок не знает чем"

Ситуация в тыловых эвакогоспиталях тоже не могла никого обрадовать. Даже в относительно благополучных медучреждениях, созданных на базе профсоюзных домов отдыха и санаториев и обеспечивавшихся, как неоднократно подчеркивалось, всем необходимым теми же профсоюзами, ситуация была катастрофической. Горьковский обком ВКП(б) в апреле 1943 года провел проверку эвакогоспиталей в области и сообщил Всесоюзному центральному совету профсоюзов о госпитале N 2842 профсоюза железнодорожников:

"Госпиталь организован на базе дома отдыха ЦК ж. д. в июне 1941 г. и находится в 150 км от Горького по ж. д. и в 5 км от ст. Бобыльская. Дорога очень плохая, проселочная. Профиль госпиталя хирургический для легкораненых. Количество коек — 200. В момент обследования в госпитале — 280 чел., добавочными койками заняты зал, часть столовой, коридоры и даже сцена. В палатах скученность, из-за невозможности поставить кровати часть больных спит на стульях... Палаты, коридоры и подсобные помещения грязные, закопченные, в уборных и в некоторых коридорах и палатах потолки протекают, полы во многих помещениях требуют капитального ремонта. В госпитале катастрофическое положение с водоснабжением. В момент обследования в госпитале не было воды даже для умывания больных. Госпиталь получает воду путем подачи ее из реки при помощи насоса, приводимого в движение электрическим движком. Движок требует капитального ремонта, постоянные аварии с ним лишают госпиталь воды и света. Всю зиму госпиталь освещался коптилками. Из-за отсутствия электричества не работал физиотерапевтический кабинет. Из-за отсутствия воды нарушался график мытья больных и смены белья. Летом электричества совершенно не было из-за отсутствия горючего для мотора".

И все же бытовые недостатки не шли ни в какое сравнение с тем, что в хирургическом госпитале не было ни надлежащего оборудования, ни хирургов:

"Рентгена в госпитале нет. Для рентгеноснимков и просвечивания больных госпиталь должен направлять в город Арзамас (10 километров проселочной дороги и 35 кил. по ж. д.). Это настолько затруднительно, что врачи больных совершенно не направляют на рентген... В госпитале имеется 5 врачей, из них один, нач. госпиталя, невропатолог, окончил мединститут в 1938 г., имеет 2,5 года клинического стажа, другой, нач. отд., врач-терапевт, имеет 6-летний стаж, третий — ординатор-педиатр выпуска 1941 г., четвертый — стоматолог, молодой хирург, пятый — ординатор-терапевт выпуска 1938 г... Хирургическая квалификация врачей слабая. В момент обследования в госпитале находятся 2 больных с паховой грыжей, в течение 2-х недель больные лежат неоперированными, так как ни один из врачей госпиталя не в состоянии сделать этих операций. В госпитале нет ведущего хирурга. До февраля месяца к госпиталю был прикреплен консультант-хирург из соседнего госпиталя НКЗдрава, который бывал в госпитале один раз в неделю, в феврале месяце из-за болезни консультант госпиталя не посещает... В момент обследования в госпитале находится ряд тяжелых больных, не соответствующих его профилю. В день нашего приезда умер больной Ермолаев, поступивший в госпиталь 2 недели тому назад с ранением черепа. Больной погиб после операции (трепанация черепа), проведенной по поводу абсцесса мозга нач. госпиталя т. Пантелеевым... Больной Бублик в тяжелом состоянии находится в госпитале с открытой формой туберкулеза. Истории болезни ведутся плохо, анамнез часто заполняется неграмотно медсестрами. Например, записано: "перенес не помнит что", "болит желудок не знает чем" и т. п.".

И все же госпиталь N 2842 был еще из лучших. В нем, несмотря на грязь в пищеблоке, вполне прилично готовили, и бойцы не жаловались на голод и не мерзли зимой. А вот из Кировской области в ЦК докладывали:

"Преобладающее большинство госпиталей к зиме не готово. Помещения не отремонтированы, окна в палатах не оклеены, санпропускники не отремонтированы, печи не просматриваются, в палатах дымно, уборные и коридоры не отеплены, на полах лед, больные падают. В ЭГ 3469 (Луза), в 7 отделении, крыша течет, нет отливной ямы, вода из санпропускника течет на улицу... Госпиталя, как правило, топливом не обеспечены. В ЭГ 3469 (Луза) ранбольные спалили заборы населения, в другом ЭГ в качестве топлива были использованы заборы и чердачные перекрытия".

Там же наблюдались беспрестанные перебои с питанием больных. Отправленные госпиталям вагоны с продуктами шли крайне медленно и временами терялись в дороге. Поэтому каждый госпиталь держал на армейском продскладе в Кирове своих "толкачей", чтобы обеспечить хотя бы минимальную регулярность поставок. Но и это был не худший вариант. Секретарь Воронежского обкома ВКП(б) В. Тищенко докладывал в Москву:

"В Воронежской области дислоцируются госпитали Юго-Западного и Воронежского фронтов... Группа Борисоглебских госпиталей была передана из состава Воронежского фронта в Юго-Западный фронт. Продскладом Санитарного управления Воронежского фронта этим госпиталям были выданы при переходе продукты на 10 дней — до 1 января 1943 года, а Санитарное управление Юго-Западного фронта впервые выдало им продукты 23 января. Таким образом, 23 дня января месяца эти госпитали жили запасами и совершенно не имели жиров, сахара, мяса, крупы и других продуктов питания. Наряда на сахар и мясо для указанных госпиталей нет до настоящего времени. Такая неповоротливость Упродснаба Красной Армии недопустима".

 

"Стали брать у быков кровь и поить ею раненых"

Как и недостатки в снабжении, недостатки в лечении наблюдались всюду, за исключением тех госпиталей, где работали лучшие и опытнейшие врачи. А их, как и прежде, остро не хватало. Как только по мере передвижения фронта на запад госпитали переходили из подчинения Наркомата обороны в Наркомздрав, знающие специалисты чаще всего покидали их, отправляясь ближе к фронту. Как говорилось в документах, главной причиной было нежелание терять воинское звание и полагавшийся к нему гораздо более весомый, чем у гражданских врачей, паек.

Заместитель начальника Военно-санитарного управления Северо-Западного фронта по политчасти полковой комиссар Бондарев докладывал политуправлению фронта:

"Доношу, что с момента передачи госпиталей из системы НКО в систему НКЗ (по Ярославской и Костромской группе) значительно ослабла дисциплина как среди раненых, так и среди личного состава. Конкретные факты: В ЭГ 3016 больной лежал в госпитале более двух месяцев, и у него не был обнаружен туберкулез легких. В ЭГ 3019 у больного Быкова врачи не заметили гнойный плеврит. В ЭГ 3354 у больного Варшавского просмотрели гнойный плеврит и гнойный перикардит. В ЭГ 1900 во время операции оставили в брюшной полости марлевую салфетку, больной умер 26 сентября от перитонита. В ЭГ 4921 палаты не имеют ночного освещения, даже нет коптилки. Раненый Гудков в потемках, пробираясь в уборную, оступился и упал, при падении ушиб сломанную руку, в результате открылось сильное кровотечение, от которого раненый погиб".

Подобные сообщения содержались практически в каждом докладе о состоянии госпиталей, приходившем с мест в Москву. Из Тамбовской области Андрееву, к примеру, докладывали:

"В госпитале для лечения кожно-венерических заболеваний до сих пор не восстановлена канализация, поэтому больные заразного и незаразного отделений пользуются общей уборной. Здесь же больные пьют воду из общего крана потому, что в отделениях нет бачков для питьевой воды... Отдел эвакогоспиталей областного отдела здравоохранения до сих пор не имеет главного хирурга. Госпитали НКЗ только на 55% укомплектованы врачами и на 75% — средним медицинским персоналом. Многие врачи пришли в госпитали без достаточной подготовки, с небольшим опытом практической работы. Врачи эвакогоспиталя 5359 не умеют накладывать кокситные гипсовые повязки, еще не овладели техникой переливания крови. В ряде случаев медсестры операционных и перевязочных нарушают правила асептики и антисептики".

Ко всем прочим бедам в подавляющем большинстве госпиталей продолжались проблемы с медикаментами и самым простым медицинским оборудованием.

"Почти во всех госпиталях,— говорилось в том же докладе из Тамбова,— ощущается недостаток в предметах ухода: не хватает подкладных суден, мочеприемников, термометров. В эвакуационном госпитале N 5359 (Наркомздрава) нет ни одного подкладного судна, а в инфекционном госпитале N 5363 недокомплект 25 подкладных суден".

"В госпиталях,— писал в донесении полковой комиссар Бондарев,— недостаточное количество таких ходовых предметов ухода, как подкладные судна, мочеприемники, клеенка, кислородные подушки, термометры, шприцы и т. д.".

А во время весенней и осенней распутицы ситуация даже во фронтовых медсанбатах становилась катастрофической:

"Дороги развезло — ни проехать ни пройти,— вспоминал выдающийся советский хирург Владимир Кованов о весне 1943 года на фронте.— А у нас скопилось более 300 тяжелораненых. Вывезти их никак не удавалось: машины, не доходя до госпиталя, застревали. Мы оказались как на острове, отрезанные от продовольственных баз и фронтовых госпиталей. Через связных посылали тревожные сигналы в тыловые учреждения армии и фронта. Однако результатов не было. С перевязочными материалами и медикаментами мы еще как-то выходили из положения, а вот с продуктами дело обстояло плохо. Местное население тоже ничего не имело, гитлеровцы выгребли все подчистую. Сердце сжималось, когда приходил в палатку к тяжелораненым. Все было сделано как надо, рана обработана хорошо, больной должен поправиться, а у него сил не хватает побороть изнуряющую инфекцию. Мы всеми средствами старались спасти раненых, собирали хвою, варили отвар, однако это не помогало. И неожиданно я вспомнил прочитанное где-то: на Крайнем Севере люди нередко пьют свежую кровь оленя, особенно охотники, которым в суровую зиму подчас приходится жить впроголодь. Мелькнула мысль: а что если попробовать провести эксперимент? У нас оставалось несколько быков, предназначенных для убоя. Взяли у быка несколько стаканов крови и дали тяжелораненому. Его мутило от одного ее вида и запаха. Пришлось сдобрить кровь пряными веществами и добавить несколько граммов спирта. Получилось нечто вроде "ликера". На этот раз раненый выпил и даже губы облизал от удовольствия. С этого и началось. Мы стали брать у быков кровь и поить ею раненых".

А там, где медикаменты имелись в относительном достатке, возникала другая проблема. В целях экономии ресурсов еще до начала войны список медикаментов, используемых в армии, резко ограничили. Начальник ГВСУ Ефим Смирнов писал в мемуарах:

"Второй пленум ученого совета, состоявшийся в декабре 1940 года, предложил оставить на военное время одну вместо двух существовавших в мирное время норм потребности в медикаментах. Она включила 89 наименований в расчете на 1000 человек... Существовавшие нормы на 100 человек в войсковых частях, включавшие 163 наименования медикаментов, и на 1000 человек, обращавшихся за медицинской помощью в гарнизонные поликлиники и получавших медикаментозную помощь, из номенклатуры в 205 наименований медикаментов были упразднены".

А после начала войны ограничили и список выпускаемых лекарств. Так что раненых лечили не тем, что требовалось, а тем, что имелось в наличии. А тех из них, кто понимал это и выражал недовольство, из рук врачей передавали в руки чекистов. Секретарь ЦК КП(б) Азербайджана Чеплаков в июле 1943 года сообщал в Москву:

"В эвакогоспитале 1544 боец Трофимов выразил лечащему врачу недовольство по поводу лечения и потребовал дать ему "хорошую мазь", какой его лечили немцы в бытность его в плену. Трофимов разоблачен как немецкий шпион и взят под стражу".

 

"Больные ходят босиком в дворовые уборные"

Многие недостатки в работе госпиталей, безусловно, объяснялись тяжелейшими условиями войны. Во время крупных фронтовых операций, как свидетельствуют документы, количество раненых в два-три раза превышало предельную емкость и фронтовых и тыловых медучреждений. Госпитали постоянно передислоцировались, занимали полуразрушенные и абсолютно неприспособленные помещения, что также создавало массу проблем со снабжением и лечением. Но это, однако, никак не объясняло постоянно ухудшающееся состояние тыловых эвакогоспиталей. В канун нового, 1945 года начальник ГВСУ Смирнов писал наркому здравоохранения Митереву:

"В связи с прогрессирующим ухудшением материального положения эвакогоспиталей НКЗ и ВЦСПС Среднеазиатских республик считаю необходимым довести до Вашего сведения нижеследующее:

1. Материальное положение госпиталей НКЗ и ВЦСПС Узбекской, Казахской, Киргизской и Таджикской ССР осенью 1944 г. достигло катастрофического состояния:

а) здания госпиталей не ремонтировались в течение 3-х лет, в результате некоторые госпитали (Самарканд, Джалал-Абад) из-за аварийного состояния зданий частично свернули свою работу;

б) транспорт госпиталей находится в плачевном состоянии и не обеспечивает минимума хозяйственных потребностей госпиталей;

в) снабжение ряда госпиталей водой и электроэнергией происходит с перебоями (Самарканд, Каган);

г) абсолютно нетерпимым является состояние снабжения госпиталей мягким инвентарем. Во всех госпиталях количество белья достигает 1-1,5 комплекта на койку, да и то крайне ветхого и изношенного. В некоторых госпиталях (Семипалатинск) обеспеченность бельем еще хуже. Полотенца отсутствуют. Большинство больных получают только одну простыню, многие лежат прямо на матрацах. Нательных рубах для всех больных не хватает. Даже офицеры не получают нательных рубах и постельных принадлежностей. Госпитальная обувь отсутствует. Больные ходят босиком в дворовые уборные и с грязными ногами ложатся в постели. Госпитальных халатов очень мало;

д) во всех госпиталях не хватает и столовой посуды, раненых кормят в 3-4 смены;

е) снабжение госпиталей медицинским имуществом чрезвычайно скудное. Наблюдается хронический голод на перевязочный материал, гипс и средства наркоза. Во многих госпиталях из-за отсутствия трубок, пленок, химикалий не работают рентгенкабинеты. В ряде госпиталей (Семипалатинск, Лениногорск)... не проводится хирургических операций из-за отсутствия марли и эфира".

Документы свидетельствовали, что проблемы среднеазиатских госпиталей отнюдь не локальные. В апреле 1945 года, например, начальник политотдела местного эвакуационного пункта (МЭП), распределявшего раненых по госпиталям Наркомздрава и контролировавшего ход лечения, гвардии подполковник Поспелов писал в ЦК Андрееву:

"В госпиталях Наркомздрава, входящих в систему МЭП-34, расположенных в Каменец-Подольской и Винницкой областях УССР, в настоящее время находится на излечении свыше 16-ти тысяч раненых бойцов, сержантов и офицеров Красной Армии. Однако лечение раненых находится на низком уровне вследствие того, что в госпиталях совершенно нет врачей необходимых специальностей. Так, например, в госпиталях NN 1289 (г. Проскуров), 5847 (Каменец-Подольск), 5965 (г. Винница) в настоящее время находится на излечении свыше 100 глазных раненых (помимо других), но в этих городах и в МЭП 34 нет ни одного хирурга-окулиста. В госпиталях NN 5335 (г. Проскуров), 5847 (г. Каменец-Подольск) и 2648 (г. Винница) имеется 150 раненых в челюсть, между тем ни в этих госпиталях, ни в МЭП 34 нет ни одного хирурга этого профиля. Такое же положение с нейрохирургами, урологами, ларингологами и венерологами. В госпиталях NN 6064, 5957, 3759, 1232, 5338, 3264, 3946 и 5940 совсем нет ведущих хирургов, а имеющиеся врачи вовсе не имеют хирургической практики, между тем в этих госпиталях на излечении находится свыше 4000 раненых. Требования начальника МЭП 34 подполковника м/с тов. Жукова, мои личные обращения в Главсанупр, Наркомздрав СССР (полковнику Бархатову), в Санотдел Киевского Военного Округа, Наркомздрав УССР не дали результатов".

Самое неприятное заключалось в том, что врачи были. Но кого-то из них на всякий случай держало при себе военное командование, кого-то не отпускали областные здравотделы и республиканские медицинские руководители. Получалось, что раненые с их проблемами абсолютно не волновали чиновников на всех уровнях власти. Кроме разве что секретаря ЦК Андреева и его небольшого аппарата, именовавшегося Всесоюзным комитетом помощи раненым. Они отвечали перед Сталиным за состояние госпиталей, но при этом почти ни на что реально не влияли. Андреев как глава комиссии партийного контроля мог привлекать провинившихся к партийной ответственности. Но тогда бы пришлось исключать тысячи ответственных работников.

 

"Трупы укладываются в могилы голыми"

Сотни тысяч солдат и офицеров Красной армии из-за ранения стали инвалидами. Но только в считаных областях при госпиталях организовывались курсы, на которых они могли получить специальность, соответствующую новому положению,— счетовода, часовщика, радиомеханика и т. д. А изготовление протезов иначе как издевательством над инвалидами войны не назовешь. Например, на всю Восточную Сибирь и Дальний Восток существовала только одна протезная мастерская. И повсеместно наблюдалась картина, описанная в 1945 году заместителем начальника ГВСУ генерал-майором медслужбы Ходорковым в записке народному комиссару соцобеспечения РСФСР А. Н. Сухову:

"При проверке в марте с. г. представителем ГВСУ КА установлено, что дело протезирования раненых с ампутированными конечностями, находящихся в эвакогоспиталях гг. Кисловодска, Ессентуки и Пятигорска, организовано и поставлено явно неудовлетворительно. Работа идет самотеком, никакого планирования ее нет; директор Пятигорской мастерской тов. Гранов работает бесконтрольно, распределением протезов распоряжается самостоятельно, без участия представителя МЭПа, очередности обеспечения протезами не соблюдает; протезист и смерщики редко бывают в госпиталях. В результате сроки изготовления протезов затягиваются до 6 месяцев и выше, и раненые то поодиночке, то группами ежедневно стекаются по собственной инициативе в протезную мастерскую, добиваясь получения протезов. Благодаря отсутствию контроля и беспорядочным индивидуальным посещениям ранеными протезной мастерской у работников последней широко развилось взяточничество не только деньгами, но продуктами и водкой... С 1 января по 15 марта 55% из числа готовых к протезированию раненых, не дождавшись протезов, уехало домой. Качество выпускаемых Пятигорской мастерской протезов низкое, отделка их грубая, неряшливая, вскоре после выдачи требуют ремонта или переделок".

При такой заботе о выживших уже не кажется чем-то сверхъестественным отношение к умершим. В докладе о положении в Туле и Калуге, полученном Андреевым в 1943 году, говорилось:

"Захоронение в Туле и Калуге военнослужащих, умерших в госпиталях, проводится на отдельных участках городских кладбищ. Осмотренные нами участки захоронения находятся в неудовлетворительном состоянии: не огорожены, надмогильные холмики не обложены дерном, есть обвалившиеся могилы. Надмогильных знаков или нет совсем, или же имеются в виде простого кола, забитого в изголовье могилы. На многих могилах нет номеров и надписей, и поэтому нельзя установить, кто в них похоронен. Участки не имеют профилированных дорожек, нет цветов; больше того, многие участки и могилы (Тула) заросли бурьяном и имевшиеся когда-то дощечки от времени покоробились, а надписи выцвели, смылись дождем. Имели место случаи, когда приезжавшие родственники не могли найти место захоронения своих близких. Трупы умерших перевозятся, как правило, в простых телегах или грузовых машинах, без гробов, еле прикрытыми брезентом, и нередко укладываются в могилы голыми".

Истина заключалась в том, что власти всех уровней перевалили заботу о раненых на население страны. Жители городов и сел несли в госпитали свою утварь и кровати, обеспечивая их потребности, как писал Митерев, на девять десятых на протяжении всей войны. Они же после тяжелейшей работы в поле и у станка приходили в госпитали, ухаживали за ранеными и нередко кормили их, отрывая продукты от своих скудных пайков и запасов. А их дети учились в школе в четыре смены, до глубокой ночи, поскольку все лучшие здания отдавали под госпитали.

Эти же люди отдавали для фронта и победы свою кровь. Руководители советской медицины с гордостью называли цифру 1,7 млн литров крови и вспоминали, что главы промышленных наркоматов поставили трудное условие: доноры через четыре часа после сдачи крови снова должны стоять у станков, поскольку так нужно стране. Донорам, правда, обещали особые пайки. Но и здесь партия и правительство остались верны себе. Начальник управления городских больниц Наркомздрава СССР Александровский писал в 1944 году в ЦК ВКП(б):

"Наркомторгом Союза ССР даны указания Наркомторгу Украины об улучшении снабжения доноров, однако этот вопрос до настоящего времени остается крайне тяжелым; почти во всех городах отоваривание пайка донора проходит неудовлетворительно".

А вот народ полностью оправдал надежды советского руководства. Жизнь в нечеловеческих условиях сделала его привычным ко всему. И именно поэтому более трех четвертей раненых, несмотря на антисанитарию, голод и неквалифицированное лечение в госпиталях, выздоравливали и возвращались на фронт. А совершенно незнакомые люди отдавали им последнее, надеясь, что где-то далеко так же будут заботиться об их раненых родных и близких. И это действительно был подвиг, от совершения которого советская власть полностью устранилась.

 

Военно-полевая медицина для партизан и медицинский геноцид в СССР...

http://zarubezhom.com/wishnevsky.htm

 

Заказная статейка, русофобского СМИ.
Пытаются из разных жутких фактов, которые, несомненно, могли быть, сформировать впечатление о том, что это система. Идиотски выглядят умозаключения о недостаточном снабжении и прочих моментах ,которые объясняются трудностями военных лет.

Вот другое мнение, поможет составить какое-никакое представление о военной медицине тех лет.

http://otvoyna.ru/medik.htm

 

Это "заказная статейка" опирается на документы. Вы их можете опровергнуть?

Полезно иногда отрвывать голову от подшивки "Красной звезды" и читать что-то еще помимо "Боевого листка"...

Отечественная война. 1941-1945. Василь Быков о цене человеческой жизни на войне

Тоже поди клевещет?

 

Приведенные документы не содержат информацию о том, как же ещё ухудшить положение раненых и дезорганизовать работу. Напротив, документы критичны, направлены на исправление этой ситуации. А вы и автор статейки пытаетесь представить это чуть ли не как целенаправленное истребление раненых . . .
Средняя Азия не отличалась в то время высоким уровнем развития + ещё сотни тысяч депортированных там осели. На всё есть объективные причины, которые при желании, можно издевательски перекрутить и сделать из них бредовые выводы. Это как с запятой у Солженицина по кол-ву заключенных ГУЛАГа, которая в 10 раз преувеличивает их число.

 

Ну конечно же нет. Что-вы, что вы.... Все делалось для спасения раненых солдат...

 

А по-вашему в тыл раненых должны дивизиями провожать или корпусами?
Каждый должен делать свое дело. Это маразм сетовать на то, что любому желающему не позволяли с ранеными в тыл ездить. Авторы статьи явно увлеклись. . .

 

Ну конечно ослепший от ранения в голову боец должен самостоятельно добираться до ближайшего госпиталя...

Очень хотел бы что вы полежали на передовой наматывая кишки на кулак и самостоятельно ползя в расположения медсанчасти...

 

Ослепший от ранения боец будет вывезен в госпиталь бойцом-санитаром или санинструктором (сами же цитировали). Ну а остальные будут исполнять СВОИ обязанности, нести службу по уставу. Табором провожать не будут, это армия, тем более, армия, которая победила в той войне ваших идейный отцов!

 

Ох жалко нет под рукой книжки... А то бы ткнул вас одним местов в воспоминания ветерана, который вообщую наблюдал ослепшего красноармейка, который беспомощно тыкался головой в деревья в овражке, пытаясь самостоятельно добраться до эвакопункта...

PS
Разумеется это очередная фальсификация и клевета на непогрешимую армию...

 

В воспоминаниях можно многое прочитать, в т.ч. и такое, что на уши не оденешь. В эпоху Брежнева писали одно, при Горбачеве - диаметрально противоположное.
Ранили солдата, ударился о дерево, жалко парня, но при чем тут военная медицина в годы войны?

 

Вы с темы не съезжайте.... Уж коли взялись разоблачать - то по пунктам и пишите с опорой на документы... А не голосите эмоционально с трибуны....

 

Аргументы есть:
Покажу на примерах последовательность оказания медицинской помощи раненым, начиная с экипажа.

Вынос или вывоз пострадавших с поля боя на батальонный медицинский пункт (БМП) или в места сосредоточения (их зачастую называли гнездами раненых) организовывал фельдшер батальона. Он и санинструктор оказывали доврачебную помощь.

Вот один из эпизодов. При овладении городом Звенигородка (январь 1944 года) был подбит танк командира батальона капитана Николая Маслюкова. Комбат погиб, два человека были ранены, из них один — тяжело. Уцелевшие члены экипажа вытащили раненых из «Шермана» и тут же их перевязали. Вскоре тяжелораненому фельдшер батальона лейтенант Михаил Паршиков наложил жгут, остановив кровотечение.

За головными танками шла группа медико-санитарного взвода бригады на двух американских бронетранспортерах. Ее возглавляла фельдшер старший лейтенант Полина Худолеева. Исключительно храбрая женщина, прекрасно знающая свое дело. Через 20 минут танкисты и три автоматчика были переданы в ее руки. Она и три санинструктора ввели пострадавшим противостолбнячную сыворотку и тщательно [304] обработали раны, выписали желтую медицинскую карточку переднего края — первичный санитарный документ, где указывались фамилия, имя, отчество раненого, год рождения, звание, должность, номер полевой почты, характер ранения, объем оказанной первичной помощи.

Без промедления эти пять раненых и погибший капитан Маслюков на втором бронетранспортере были отправлены на БрМП.

Во время отражения попыток противника деблокировать окруженную Корсунь-Шевченковскую группировку на вывоз раненых с поля боя были задействованы американский колесно-гусеничный бронетранспортер медсанвзвода и два «Студебеккера». 30 января сорок четвертого года я направился на корпусной склад получать боеприпасы для танков и одновременно повел прямо в медсанбат бронетранспортер и грузовик с 20 ранеными.

Считаю необходимым подчеркнуть, что в бронетанковых и механизированных войсках проблемы с эвакуацией пострадавших в вышестоящее лечебное учреждение не существовало. Если обстоятельства требовали — выделялись для этой цели даже боевые машины (танки или БТРы).

Особенно большое внимание командование и нашей 233-й бригады, и других частей 5-го мехкорпуса уделяло обеспечению высокопроходимым транспортом медиков полкового (бригадного) звена. После разгрома вражеских войск в районе Корсунь-Шевченковского было захвачено огромное количество автомашин, вездеходов, штабных автобусов и т. п. Из трофейных немецких транспортеров двумя усилили медсанвзвод бригады.
http://militera.lib.ru/memo/russian/loza_df/18.html
Лоза Дмитрий Федорович
Танкист на «иномарке».
Победили Германию, разбили Японию

 

Надо признать, что организация доставки раненых с поля боя в госпитали обеих гвардейских армий в период их участия в Прохоровском сражении не была налажена должным образом. Особенно наглядно это проявилось уже 12 июля. Вот лишь только два примера. Из политдонесения 6-й зенитно-артиллерийской дивизии 5-й гв. ТА 14 июля. Напомню, ее полки прикрывали непосредственно ударный клин армии.
«В вопросе направления раненых до сих пор нет ясности, дело в том, что 6-я зенад своего медсанбата не имеет, раненых мы должны направлять в медсанбат того соединения, которое мы поддерживали. Однако со стороны санотдела армии не только не дано им указание, но и частям дивизии не сообщено место развертывания армейских госпиталей. В силу этого часть раненых отправлены в медсанбат 9-й ГВ. ВДД»
Из донесения начальника политотдела 11-й гв. мбр 5-го гв. Змк полковника Дроздова на 14 июля:
«...Крайне тяжелое положение с эвакуацией раненых, поскольку ни в санбатах, ни в госпиталях их не принимают, и приходится везти в Ст. Оскол»2. Стоит отметить, что город Старый Оскол находился на расстоянии 100 км от района, где сражалась бригада.

Валерий Замулин. "Прохоровское побоище"

 

Так и будем перебирать все мемуары с разными фактами?
А потом посчитаем, в каких цитатах больше текста и сделаем гениальный вывод о военной медицине в годы ВОВ по всей стране?