1. Татьяна Попова: -- Нас сначала пешком гнали. Всю деревню Высокое Хвастовичского района, Калужской области. То в церкви переночуем, а то и на улице. А после посадили в вагоны и повезли. Помню, мы проезжали Берлин, все смотрели в окошко -- интересно же! Запомнилось: там серые дома. Это не понравилось. Лагерь наш был в городе Фельтен, что ли -- под Дрезденом. Мне ограда проволочная казалась очень высокой -- я ж маленькая была. Мама, сестра и брат работали на заводе, порох насыпали в патроны. Я полы мыла, карточки отоваривала -- меня водили на работу в немецкую семью, мне 8 лет было. Муж у них воевал. Они меня кормили, что сами ели: картошка, суп, каша. Нет, чтоб издевались, такого не было. Ненависти не было, мы ж дети. Слова понимала немецкие, все понимала, что они мне приказывали. А теперь все забыла, 65 лет все же. Искалеченная жизнь, искалеченная судьба у меня, конечно. А теперь -- что ж, простила: это ж был нацизм. Никто ж не виноват был. Я к немцам отношусь -- спокойно, это ж война, нацизм, это ж какая-то кучка... А в 45-м приехали наши танки. Счастье, победа, все радовались! Никто нас не организовывал, сами пешком домой пошли. Остаться? И мысли не было. Это сейчас хотят в чужие страны, а тогда такого не было. А после больше такого счастливого в жизни уже не было. Ну что, в совхозе работала. А после, как Сталин умер, я уехала оттуда и в Нару на шелковый комбинат устроилась. Сначала мотальщицей, потом в красильный цех. 472 тыщи в месяц пенсия, "с узниками", в том числе "за узников" 84 тыщи старыми. Помогают ли дети? Сын военнослужащий, ушел из армии, там же сокращение, живет на свою пенсию с семьей. Жить тяжело, конечно, но я ж еще работаю сторожем - так, правда, пять месяцев денег не платят, там 300 тыщ зарплата. Вот если б их платили, тогда б можно было пошиковать маленько. Марки я первый раз получала в 94-м году. 1000 марок. Так на них телевизор купила себе "Самсунг". А оставшиеся -- так, по хозяйству. Естественно, приятно было получить денег. Хоть немного нас поддержали, не забыли -- немцы, я имею в виду. Благодарность, конечно, есть к немцам, хоть немного нам выходит поддержка. А от русской власти я никакой поддержки не получала, ничего, никогда -- только то, что заработала (сейчас, правда, это с задержкой). Да, наше государство ничего нам не дало. А должно б! Но уж мы не дождем... 2. Нина Литова: -- К нам немцы пришли в октябре, это Нарофоминский район, деревня Литеево. И сразу нас погнали. Догнали до Смоленска -- пешком. Нет охоты вспоминать... (Руки у нее дрожат, когда рассказывает -- прим. авт.). Потом -- в Германию. На сахарном заводе... Одни дети там на фабрике работали. Привезут, бывало, свеклу, так мы разгружали. Уставали, конечно, придем с работы -- и валимся на нары, разговаривать уж и неохота. А я умела говорить. Даже переводила. Сейчас помню только обрывки каких-то считалок: Haensel klein ging allein in die weiten Weg hinein. Это по-русски -- "маленький мальчик, иди гуляй... (приблизительно верный перевод -- прим. авт.) Какие там витамины! Там, в лагерях, капусты бросят кочан, сварят, и раздавали. Я старалась маму спасала, я маленькая была шустренькая, где-то убежишь, попросишь еды у немцев -- они давали. Бывало, зайдешь, а там забегаловка, закусочная - ну, дадут бутерброд. Спасла маму? Спасла. До 76 лет она дожила. Не все немцы такие вредные, есть и добрые, так же, как у нас. Они ненавидели кого? Ребят, мужчин, а вот таких маленьких девочек как я -- жалели. Бывало, немец отпустит побираться, иду по улице -- трупы лежат. Еще, бывало, подойду, документы посмотрю. Это наши бойцы, пленные, и дети. Особенно маленьких детей они уничтожали, грудных. А потом они наоборот стали. Помню одна знакомая своего ребенка положила в снег -- у нее еще же четверо, не под силу ей было прокормить -- так немец ей велел ребенка взять обратно: чтоб работник вырос. Бомбили нас американцы, спрятаться некуда. Брат умер в 68-м, в 35 лет -- бывало как тревога, так у него... в туалет с расстройства. Это ужасно... Освобождали нас американцы. Американцев там, правда, мало было, одни негры. Целое лето они нас в своем лагере откармливали. После в русский лагерь на 3 месяца, там нас проверяли. И маму спрашивали -- вам что, мало показалось, что еще везете в Россию немку? Мама заплакала, какая ж немка, это моя дочь, так вот сложилась судьба... Там весь день на работе по-немецки, а после упала и спишь, я забыла русский. Это было страшное несчастье, что я не знала по-русски, все смеялися. Да и теперь... Я соседке рассказала, так теперь чуть к ссоре, так она меня оскорбляет: немецкая подстилка, немецкая шлюха. Я даже в соцзащиту ходила жаловалась... Я не умела по-русски разговаривать, мне трудно было перестроиться. Я стеснялась, четыре класса кончила и бросила школу и осталась без образования... Что интересное было в Германии? Конечно там культурная жизнь. Режим соблюдается дня, все питание там режимное, уборка у них чистая. Культура у них очень хорошая. Нам до них не дожить, не добиться. Я вот своих ругаю. Через нас москвичи едут на дачу, там мусор из окон выбрасывают. А там -- нет, там чистота-порядок, несмотря что была война, все следили. Я б туда съездила, да не хватает... 3. Тамара Котова: -- Я хочу чтоб вы от меня услышали самое главное. Можно? Я сама жительница Белоруссии. Мне бы не сорваться, не заплакать, -- вы тогда меня бейте, чтоб я не плакала. Можно? Когда фашисты пришли, я был взрослая, комсомолка. Нас сразу собрали смотреть, и людей зарыли живьем на наших глазах (она быстро и тихо плачет в мятый платок, после успокаивается). Евреев зарыли. Мы ушли в лес. Я вышла замуж, и у меня ребенок был, два года. Муж -- активно участвовал в партизанском движении, взрывы-подрывы, он всегда ходил. И я очень часто ходила с ним. Мне очень хотелось, если что, то чтоб и я там погибла вместе с ним. Ну молодость, 17 лет, поймите. Помню, партизаны застряли в болоте, так немцы их не стреляли а кололи штыками в спину, 18 человек закололи. Мы их закрывали простынками льняными, из деревни принесли, и хоронили сразу же. Однажды я вышла из леса, и вижу -- мама стоит, ей 42 года, и держит сына моего. Я к ним, меня полицай отгоняет. Так загнали их в сарай и на моих глазах сожгли, 170 человек. Я не помню ничего, только огонь и крики, это же мгновенье. (Дальше она рассказывает сбиваясь, ей не хватает воздуха досказывать слова до конца. Пять или шесть фраз было совсем не разобрать -- прим. авт.). ...Нас погнали дальше. Проволока под током, овчарки... Потом в вагоны, там только стоять, если сядешь, затопчут. Кто плачет, кто есть просит, кого выкинули с вагона уже мертвого... Потом поезд остановился, взяли шланг и через дырку провели его в вагон, дали воду. Нам кинули одну буханку хлеба на всех... И вообще хотелось тогда умереть. Сварили нам суп из такой капусты кольраби -- вы знаете, что это такое? -- пустой. И по половничку, по очереди чашку подставляли. Конечно, очень хотелось есть. Вы знаете, жажда покушать... Город Нойдам, возле Франкфурта на Одере. Я там была в лагере, барак на 170 человек. Был таз, в котором 170 человек мылись по очереди. Ну что, обычные условия лагерные, вот как у нас сейчас держат друг на дружке. Я ж слушаю информацию, мы ж не тупые люди, разбираемся. Вы знаете, я ненавижу то, что было. Почему сейчас возрождение фашизма в России? Я ненавидела тех, кто пришел к нам убивать ни за что. А сейчас с удовольствием я б поехала туда где я работала. Мне немецкая женщина кусочек хлеба давала из кармана, иногда. А зимой она мне принесла -- как их сейчас называют -- колготки, так фабрикант не разрешил надеть. Я, конечно, не думала что я вернусь. И вот бой за город. Качаются ворота в лагере, и вот уже я обнимаю солдата с бородой, и он говорил по-белорусски! Счастье же. И вот мне удалось из русского лагеря уехать домой. Встретила земляка, из моей деревни, он помог. Меня посадили в вагон, в поезд с ранеными. Меня сажали в окно, на самый верх, где чемоданы. И я поехала домой. Там было заполнено, одни раненые, я ехала и никуда не вышла все время пока ехала, не опустилась ни разу вниз, нельзя было -- и на полу лежали раненые. Мне подавали пить и есть, но я не ела и не пила, а то ведь выйти нельзя. ...Я вышла только в Минске, меня покормили, я стояла плакала, потому что Минск был одни руины, одни столбы. А недавно я получила инфаркт -- приехал муж, которого я не видела 51 год. Приехал повидаться. Он вырос! Мы расстались, ему было 18, а теперь 75. Он на две головы вырос! Я только нижнюю часть челюсти узнала. Он с другой женщиной живет, откуда он знал, что я жива, в той суматохе. Я, как его увидела, потеряла сознание и ничего не помню. Вот -- восьмой месяц пошел. Однажды я приехала в Минск, в общем вагоне, накопила своих копеек. Меня там встречали хлебом-солью, я как увидала (рассказывает она сквозь рыдания - прим. авт.), и упала, и никуда не смогла съездить. Хотела повидать знакомых на день Победы, но не получилось ничего. Врачи пришли, там народ-то добрее, меня кололи бесплатно целую неделю. А я в Белоруссии вышла замуж за солдата, мы прожили 36 лет. У меня моя радость -- мои дочери. Если бы вы их сейчас видели, какие они прекрасные... Они понимают мою боль. Они мне говорили -- мама, держись. Для меня трагедией было ехать получать от немцев деньги.
Re: Разные судьбы наших женщин.. Спасибо за рассказы. Скажу, честно, у меня всегда в памяти рассказы родной сестры моей бабушки, которую в возрасте 21 года угнали в Германию. Вспоминала она это постоянно, что с болью, а что и с приятными воспоминаниями. Терещенко Анна, 1921 года рождения, рожденная в селе Вильшанська Новоселица, Гребенковского р-на, Киевской области. Рассказывала, что долго пряталась во время облав на молодежь, но новый полицай из местных повыдавал всех до единого вплоть до мест, где они могли скрываться. Пешком погнали до близлежайшего железнодорожного узла, а там долгие дни без воды и еды в Германию. Выгрузили их на территории Западной Германии. Сразу определили на какой-то химический завод, где жизнь простого работника не ставилась в грош, а жили они, вернее существовали, кто сколько мог выдержать.Односельчанка, которая держалась бабушки была уже не жильцом, но бабушка путем выполнеия своей и ее норм, а также отдавая часть своей мизерной пайки спасла подругу. Это потом по возвращению домой последняя перестала разговаривать, здороваться со своей спасительницой только из-за зависти. Это не прошло даром и в конце седьмого месяца работы на заводе бабушка начала сдавать, да так, что перестала ходить. Вмешался случай в виде приехавшего на завод фермера, которому нужна была помощница по хозяйству. Власти завода не долго думая списали бабушку и отдали бауеру, как она всегда потом называла этого фермера. С этой поры жизнь наладилась: быстро выздоровела, спала на перине (это тогда, когда дома спала на соломе, постеленной прямо на пол).Бауер был без одной ноги, которую потерял на Первой мировой, имелась также фрау и двое взрослых дочерей. По словам бабушки именно здесь она пережила одни из самых радостных моментов своей жизни. Ее приняли как члена семьи. Запомнилась невероятная педантичность немцев:первый завтрак в 7.00, потом в 9.00, потом еще, еще..Относились к ней очень хорошо. Правда были и мрачные моменты, которые напоминали о войне. Ближе к концу 1944 в ходе облавы немцы расстреляли практически на улице французкого и польского работников. За что, бабушка не хотела об этом говорить. И вот пришел момент освобождения. Был тут и курьез. Освобождали территорию, на которой находилась бабушка америкосы, сплошь чернокожие. Так вот, представте себе простую украинскую сельскую девушку, которая не только не видела, но и не слышала о том, что бывают люди с другим цветом кожи. Чуть не упав в обморок от страха она закрылась в туалете и не выходила до тех пор, когда не появились белые солдаты.. Расставалась с семьей бауэра трогательно. По ее словам все плакали и предлагали остаться.. Но куда там -домой до батькив, к братьям и сестрам (а их, переживших войну вместе было 5). Вот так приехала обратно на солому, послевоенный голод.. Все время потом говорила, что жалеет, что не осталась. Одна односельчанка осталась, вышла замуж за австралийского солдатика и укатила вместе с ним. В 1992 презжала с ним в село. Конечно не сравниться нашим старикам с ихними.. Но это судьба.. А марки бабушка восприняла как должное - чего только стоила робота на химзаводе..Но и опять,как известно, у нас без махинаций не возможно. Немцы выдавали все четко и по графику. Наши-задерживали и прокручивали деньги в банках. Еще ждали, когда люди умрут..Вообщем скотство это все. Умерла Терещенко Анна (это ее девичья фамилия под которой она была угнана в Германию) в 1997 году.
Re: Разные судьбы наших женщин.. Крайчек,спасибо! Сижу,читаю,и,бля,слезы наворачиваются.. Сколько люди натерпелись! И немцы простые тоже ни в чем не виноваты.. Есть же примеры,есть нормальные люди и были всегда.. Слава Богу не отравленные ядом человеконенавистничества.
Re: Разные судьбы наших женщин.. Да, дорогой камрад, чего не потеряли многие немцы из гражданских - так это человечность. Бабушка еще рассказывала, как гнали колонну советских пленных на какой-то объкт (да, это было в далекой Западной Германии), так многие жители немецкой деревни стояли со слезами на глазах, а потом резко бросились в дом выносить кто что может (жили они хорошо).Конвоиры ничего не могли сделать, ибо бюргеры то свои..Вот такая тяжелая судьба у многих и пребывание в немецком рабстве навсегда до конца дней засело в их памяти..
Re: Разные судьбы наших женщин.. Еще хотел отметить такой момент, что глядя на фотографии угнанных, в том числе, которые показывала бабушка, а это были и коллективные фото, какие красивые и молодые лица изображены на них!Всем известно, что наши деченки - украинки, белорусски, русские самые красивые в мире. А в то время никто на их красоту и молодость не смотрел и они были вынуждены отдавать свою молодость, силы, энергию и жизнь на рабскую и неблагодарную работу на немецких заводах и фабриках. Подрывали свое здоровье, погибали, а взамен ничего не получали кроме ударов плеток, миски баланды и перспективы освободить свое место для следующей несчастной..
OST ... И вспоминать страшно – это одна боль, горе, страдания, непосильный рабский труд и постоянная тоска по Родине, родным. Было мне 18 лет в 1943 г. Многих в селе забрали в Германию, дошла очередь и до меня... В Донецке прошли комиссию, и нас отправили поездом в телячьих вагонах. Охранники обращались с нами жестоко, ехали мы голодные... Ели макуху, которую некоторые успели захватить. Из воспоминаний Натальи Михайловны Белой Война застала курсантов военного училища врасплох. Ее никто не ждал так скоро... Николая вместе с другими курсантами фашисты взяли в плен в нижнем белье: подняли с постелей в казарме и повели в лагерь. Как в самой невероятной и неправдоподобной сказке, как в дурном сне. Пленных гоняли в порт, их заставляли грузить немецкие пароходы русским хлебом, их заставляли разгружать ящики с боеприпасами. Ящики при удобном случае роняли в море. Тех, кто попадался на этом деле, расстреливали на месте. Отправил несколько ящиков на морское дно и Николай. А потом фашисты отправляли на дно морское тех пленных, которые ослабли от голода и болезней... Невольнические черные маршруты привели Николая Ртищева в Северную Норвегию. И опять приходилось разгружать пароходы с боеприпасами. «О, проклятие, – шептал Николай, – помогать врагу убивать своих же, хоть косвенно, из-под палки, под дулом автомата, но все же помогать». С тремя верными товарищами Николай сбежал из порта и скрылся в лесах. Помогли ему в этом норвежцы, снабдив беглецов картой местности, спичками и штык-ножом от немецкой винтовки... Голодные, разутые и раздетые беглецы брели на восток. Задумали парни почти непосильное дело – пересечь территории двух враждебных стран: Норвегии и Финляндии – и выйти к своим. Из воспоминаний Николая Федоровича Дьякова Неожиданно вошли с собаками (овчарками) немцы. Я в этот момент был больной. Заставили одеться и увели на сборный пункт, бывший лагерь военнопленных. Собрали нас 2500 человек мужчин разного возраста. Пешим этапом под конвоем гнали нас в Умань (это 280 км). По пути многие не выдерживали, падали, и их расстреливали. Где приходилось ночевать – были сараи. Нас набивали палками один к другому (битком) стоя. Конвоировали этап 40 автоматчиков. На белой лошади в конце колонны ехал немецкий офицер. Один из автоматчиков ранил его. Он упал с лошади. Он успел вскочить на лошадь и умчаться в обратный путь. Неожиданно сзади налетела моторизированная колонна, которая обезоружила автоматчиков, безоружных автоматчиков увели... [По-видимому, описывается неудачная попытка освобождения односельчан переодетыми партизанами. – ИБ]. А нас положили на полутораметровый снег у дороги. И решали нашу судьбу: расстрелять всех или везти дальше... Нас 4 часа держали, лежа на животе на снегу... Кормили нас очень плохо. Бросали нам куски хлеба и куски брюквы... Привезли нас в лагерь Бордесхолм под Кельном, прокладывали железную дорогу... После больших налетов на Кельн нас заставляли выносить трупы и расчищать завалы от бомбежки. ...Нас, 12 человек.., перевели в Гамбург в лагерь Моордам-101, где под конвоем водили на работу. На работе нас кормили с тазов: дают в таз воды и брюквы, это в заводе. В лагере мы получали хлеб с опилками, но очень вкусный по тому времени. Завод наш Сигнал-Верстадт... работал по ремонту светофоров после бомбежки. Условия работы были тяжелые... Время работы с 7 утра до 5–6 часов вечера. Зарплату нам начали платить в последнее время по 15–16 марок , денег этих ни на что не хватало, только на чеснок, если попросить кого-то купить. Если кому-то удавалось какими-то путями достать буханку хлеба (или найти на мусоре, или кто-то бросит) – за это наказывали весь лагерь... Если полицейские... у кого-то что-то найдут из питания, то садили в карцер (стоячий бункер). Из воспоминаний Андрея Федоровича Компанийца ...Был такой случай в г. Даршау... Было воскресенье, нерабочий день. В такие дни нам ужин не давали, хотелось кушать. С кухни в мусорном сарае была выброшена мелкая морковь и очистки свеклы для свиней, мы сбегали в этот сарай. Нас заметил лагерьфюрер, за это нас посадили в подвал, в котором было полно каменного угля, без света, было осенью, холодно. Не помню, сколько мы так просидели, нас собирались отправить в страшный лагерь Штутгоф, но как-то обошлось. За это две недели нам не давали есть... Из воспоминаний Марины Прокофьевны Тюльменковой Привезли нас в Польшу, прошли комиссию, а дальше направили нас в лагерь в г. Линц, снова прошли комиссию. А с лагеря направили в город Рид, куда приехал Бау[э]р и купил нас, заплатив 5 марок за человека. Нам повезло, нас купил Бау[э]р вместе с Женей Баженко, мы с ней с одного села соседи. Привез нас в с. Саламандру, завел в готель и купил пива. А мы его не пили и плакали, так как очень хотели кушать. В лагере мы ели одну брюкву... Работали мы... с 4 утра до 10 вечера... Вдвоем доили 40 коров и ухаживали за 20 телками, косили, складывали сено и выполняли всю работу по дому. Пухли руки, ныла спина, и все время думали, когда же это кончится, чтобы отдохнуть и поспать хоть немножечко дольше. Давали нам на год костюм, деревянные кольчуги, рубашку и рейтузы. Обращались с нами жестоко, кормили остатками с хозяйского стола. С родителями не переписывались и не знали, живы ли родители... В мае 1945 г. приехали на мотоциклах и машинах американцы с белыми флагами и сказали, что война окончена, вы свободны... Новый сайт об угнанных в Германию.... http://www.zwangsarbeit-archiv.de/
Подскажите, а нет ли реестра, в электронном виде, осторбайтеров? Давно хочу узнать судьбу одной из родственниц, была "угнана на Германию", но после этого нет от нее никаких известий.
Различным аспектам явления "Остарбайтер" как такового, посвящена данная тема: http://reibert.info/forum/showthread.php?t=27577
Тема уже есть http://www.reibert.info/forum/showthread.php?t=27577 ... на секунды опередил Transpspeer...
Лебедь Галя. Угнана в Германию в феврале 1943 г. в 15 с половиной лет. Мама вначале меня прятала. Даже в выгребной яме сидела, когда полицаи с облавами ходили по селу. Я маленькая была, худенькая. Да разве ж от полицаев скроешься. Я с дочкой одного полицая в одном классе училась. А однажды пришли и сказали маме: "Или дочка поедет в Германию, или ты.". А куда ж маме ехать, если я самая старшая, а Нине только 12 исполнилось, Наде - 9, Толику - 4, а Гришутка слепой родился и было ему всего два годика. Что делать? Собрала меня мама, выплакала слез немеряно, когда провожала на старнцию Дала мешочк с семечками на дорогу. Так на тех семечках я и доехала до той Германии. По дороге парни, которые постарше и посмелее, выдернули доски с пола вагона. Повыпрыгивали. А слышим - стрельба. Не знгаю, удалось ли им сбежать. А нас повезли дальше. В Гамбурге выставили на платформе перед вагонами. Ходят немцы, выбирают. Наверное, на заводы выбирали, потому что меня все обходили. А потом подошел Фрайтаг Вольдемар. Старый уже. Бауер. Посмотрел на меня, поцокал языком. И забрал с обой. Юбер Любек. Крайс Сегеберг. На всю жизнь запомнила этот адрес. Сказали, что я буду смотреть за детьми и помогать по хозяйству. У них девочка была маленькая еще. Годика два, как нашему Гришутке. Она училась говорить. И я училась вместе с ней. Я ее учила русским словам. Семья была небогатая. А хозяин еще и в русском плену был в первую мировую. Немного говорил по-русски. А в первый день увидела хозяйка мой мешочек с мамиными семечками. Смотрит, как я лузгаю их. Удивляется. Я угостила. Она попробовала. Посмеялась. У них сын пропал под Сталинградом. Плакала хзяйка день и ночь по нему. Говорю ей: " Видите, Вам жалко сына. А моей маме разве меня не жалко? Я же даже письма написать ей не могу". А она ме отвечает : " Анна, Анна.. Разве мы виноваты в этой войне? И твоя мама плачет, и я плачу". Нет, меня в общем, не обижали. Один раз только хозяин побил меня, когда я не захотела в силосную яму за кошкой прыгать. Не буду, говорю, жалко Вам кошки? А меня не жалко? Вот он меня и побил, что не послушалась и не прыгнула в яму. А я знала, что в силос прыгать опасно. Можно утонуть. У бауера в хозяйстве работали еще поляки, французы. Крепкие парни были. Одну польку, которая рабюотала у соседа, в лагерь отправили. Строптивая она была. А что я? Два вершка от горшка. Тяжелого не могла поднимать. Но бидоны с молоком тяжеленные приходилось грузить нателегу, когда собирали молоко. Коров доить. За детьми хозяйскими смотреть. Хозяйке помогать. Но мне не привыкать было. Я и дома за старшую была, когда мама с утра до вечера на работе. Придет, а мы по двору спим, кто где пристроится. Пособирает нас, перенесет в хату, укроет. Ну, а утром ни свет, ни заря опять на работу. А мы сами. А когда американцы пришли, нас всех собирали. Хозяйка мне "приданное" собрала - корзинку в дорогу. подушечку пуховую подарила. Ой, лучше не вспоминать, как мы ехали домой. Как на нас солдаты наши смотрели. Мы же все для них были подстилками немецкими. Боже, как вспомню. Девчата на вокзалах в чемоданах детей оставляли. Боялись, что в лагерь нас повезут. Нет. американцы нас не агитировали остаться. НО многие оставались. Меня француз звал с собой. Да только как же я домой не вернусь? Я ж старшая была в семье. Мама дома и младшие сестренки с братишками. Я не знала тогда, что Гришутка умер. Вначале нас в наш лагерь в Польше где-то отправилис. Мы там урожай убирали в каком-то поместье. А потом начали по областям собирать и отправлять домой эшелонами. Я домой вернулась только в феврале 1946 =го уже.
Именно. Бабушка по матери была в Германии. Умерла уже, нету. О немцах только хорошие воспоминания у неё были. Не добрые, не отличные...а по человечески - хорошие. А по приезду....косые взгляды и клеймо. Не берегла "Родина" своих, не жалела, твари в верхах сидели.....просто твари...
У бабули соседка знакомая была, её совсем юной в Германию увезли, так тоже воспоминания о том периоде были вполне нормальные, как мне уже с её слов рассказывали - торты на велосипеде развозила. По поводу как люди пытались миновать чашу сию во время облав в вспоминается опять-таки со слов бабули, как у них одна соседка прибегала и хватала бабулиного брата, что б в случае чего выдать за своего сына, типа молодую с малолетним ребёнком не забрали бы. Не знаю действительно это так или нет, но вот такая история.
