Выкладываю здесь интересное письмо (в оригинале) рядового первого класса Луиса Куперберга, которое он написал своей сестре Элеаноре 28 августа 1944 года. "H'ya kid, Glad to hear from you. Just a few words. We're outside [censored] and at the moment of writing, we're on an hour alert. We've been on the go for over a month with a day and a half rest in: between. We've run the gamut since the memorable battle at [censored] and now we're seeing Jerry at close quarters. He's still the same stubborn shrewd fighter, but his arrogance has left him and he now pleads that all he wants is for the war to end. Well, we'll see to that, and soon. The last week or so saw my outfit help close the gap at [censored], and as you know over fifty thousand prisoners were taken. Even our boys, the medics, have been picking them up. Well, the casualties have run heavy on both sides, but it's a joy to see the Jerries run three to one, and believe me, our boys throw the book at them when they can. One memorable day we had about ninety Jerries in about ten hours. We treated every type wound you can think of and didn't lose a patient.… One kid, an SS trooper, had a perforating wound of the frontal region of the brain. I cleaned it and treated it, and during the course of debriding, cleaned out a chunk of brain tissue that hung loose. He will be affected in that he will have no sense of inhibition. What glory for Hitler! I've seen chunks of shoulder missing; guts hang out of open stomachs; missing feet, legs, arms, what glory in war? Yet they fight, young and old, knowing as they admittedly know, they've lost the war. But Hitler demands they fight to the death--and they do. I speak German pretty well, I speak to them. What can I say.… They have robbed and murdered and raped, and they lie on my slab, innocent like and in pain, and I give them the same care, the same treatment I give our own boys. Yet all the while, I know these same men have killed my cousins and aunts and uncles in Poland, have tortured and killed without compunction, and despise me because I am a Jew. But I treat them. Occasionally, when I am through and Jerry blubbers out his thanks, I tell him I am a Jew. He seldom believes me. He may say, hurriedly, it matters not to him, he has never killed any Jews, but fear is on his face and I see the lie, but still I treat them. One day we had five medics and their major. They helped around with the wounded and hated to leave. I told them I was a Jew. They didn't believe me. When finally they left for a prisoner of war cage, they actually embraced me. What could I do. One had been in Russia three years, the others were all old soldiers, they knew I was a Jew, they didn't believe me, but embraced me. An old fellow, his face and his bearing attesting his fear of what his propagandists told him he might expect at our hands, kept me busy reassuring him we were not savages. I hated every minute of it. An SS trooper arrogantly refused a blood transfusion because it was American blood, we forced it into him, we should have let him die. I fixed a German when gas gangrene had set in, and my friends marveled that I, a Jew, should touch him, much less clean his infection. But I can't explain that. How can you hate one defenseless man? Jerry cries at the little things, Jerry is maudlin till it turns your stomach, but he fights till the last bullet, then cries Comrade. I've given dozens of doses of blood and plasma to Jerry, I've splinted his breaks, I've held him, and calmed his fears. I know he's a scourge for I've seen his handiwork. Yet, when he stands there talking to you, or lies there looking at you, you can't project hate. I've seen him devastate a city and drive the populace before him, so as to deny what he himself cannot have, to others. And I've seen what he has left after he has taken what he has wanted, often at the point of a gun. I've seen the hatred in the eyes of the French whose men and husbands have been driven like beasts to work on the farms, and factories of German masters. I've seen the sores and maladies and the impoverished homes of peace loving farmers, who submitted their daughters to the pleasures of the German Officers so that they might hold what is still theirs to hold. Not every child suffers from rickets, not every girl has been raped, not every father has been taken to Germany to work [in forced labor] for the Todt Organization, but look into a Frenchmen's eyes and see what four years have done to him. Look down at the French civilian, the maquis, who at the age of forty-six led our own recon tank company into the woods and armed with a bazooka knocked out two tanks single handed and accounted for around a dozen Jerries before they blew his hand off. He lay on the stretcher and cried, but kid he cried from Joy. He didn't mind losing his hand, he had waited four long years - four long years! It was worth losing a hand! What made him fight at his age? What story of a wife murdered or a daughter raped lie hidden in his breast? The Captain felt compelled to add a postscript on his tag. "This man is a hero, treat him as such". Yet he didn't feel himself a hero, he only wanted to kill les boches. It's an odd fact that we forget quickly the unpleasant things in our lives but all those people who have had contact with the Germans, will they forget?… I've been to French homes and French farms. I've talked with these people. I don't need propaganda. Jerry is always well fed, always clean shaven, never filthy with mud and grime like our boys who live and fight in the field and come in stinking from the battlefield. Jerry takes what he can, he sleeps in the homes of the conquered, and half our prisoners are the slaves he has picked up in Russia and Poland and turned into a labor corps. It is often pitiful to see the emaciated bodies of these men as against the bloated Jerry. How deep is their hatred? What has Jerry wanted? What has he intended? Has he tried to prove that he is better than other peoples? He isn't for we can do everything he can, and do it better. Has he tried to rid the world of evil? The world only recognizes him as evil. Then what has he wanted? I'll tell you what he has wanted. I'll tell you so that you'll know and not forget. I will tell you so you'll know why your two brothers are fighting for their lives, and why you, at your age (seventeen! When I left I gave you a dollar. It was the most money you ever saw in your life, you were fourteen then), I want you to know, so that when you come up against the same foe, that you're fighting so that one people suddenly turned mad have not the right to enslave the world so that they may live in luxury. I want you to know that when a child lies on the stretcher before you with a bullet in her chest and she's bleeding to death because she's only five and you can't stop the bleeding, and her mother lies outside, wounded and helpless, and the grandfather loses a leg, because he refused to comply with a Jerry demand for food he didn't have! I want you to know that your elder brother ,held that girl and heard her cry, and he lied to that child's mother to calm the fear in her heart and he looked on dumbfounded as the old man lost his leg--all because he didn't give the Nazis food he "didn't have. I want you to know that you're a Jew and in the eyes of the German you have no right to breathe the same air as the rest of the world.… I want you to know that no matter what happens to Morris or myself, we know the true enemy, and we want you to know it, it's the people, any people who proclaim themselves better than all other peoples, and then set out to prove it by murder and trickery and by the stupidity of those who never bothered to reason for themselves".
На мой взгляд это обычная, хоть и не совсем грубая - но пропаганда. Стилистика письма ну очень подозрительна Про лечение всех СС-манов (и рефрен "А я вот еврей. А ведь я же еврей. Эгегей...") и радостного француза с оторванной рукой я уже где - не помню, но встречал... Ну а это можно было сказать и о собратьях самого пишущего во все времена:
ось перевів в перевдчику Рад слышать от вас. Всего лишь несколько слов. Мы за пределами [цензура] и на момент написания этого текста, мы на час тревоги. Мы были в дороге в течение месяца с полтора дня отдыха в: между ними. Закончились гамму с памятная битва на [цензура], и теперь мы видим Джерри на близком расстоянии. Он все такой же упрямый умный боец, но его высокомерие оставил его, и он сейчас выступает, что все, что он хочет на войну до конца. Ну, посмотрим на это, и в ближайшее время. На прошлой неделе или так видел свое оборудование поможет ликвидировать разрыв в [цензура], и как вы знаете, за 50 000 было взято в плен. Даже наши мальчики, медиков, были их собирать. Ну, число жертв запускать тяжелые с обеих сторон, но это радость видеть фрицы бежать 12:57, и, поверьте, наши ребята бросить книгу на них, когда они могут. Один памятный день у нас было около 90 фрицы примерно в 10 часов. Мы относился к каждому типу раны вы можете думать, и не потерять пациента. ... Один ребенок, кавалерист СС, было сквозное ранение в лобной области мозга. Я очистил его и относились к ней, и в ходе debriding, очистил кусок ткани головного мозга, которые были распущены. Он будет зависеть в том, что он будет иметь никакого смысла торможения. Что слава Гитлеру! Я видел куски плечо безвестно отсутствующим; кишки висят из открытых животах; отсутствующих ног, рук, ног, что славу во время войны? Тем не менее они воюют, старые и молодые, зная, как они правда знаю, они уже проиграли войну. Но Гитлер требования, которые они драться до смерти, - и они делают. Я говорю по-немецки очень хорошо, я говорю с ними. Что я могу сказать. ... Они грабили и убивали и насиловали, и они лежат на моем плиты, невинный, как и боли, и я даю им те же заботы, те же лечения я предоставляю наших мальчиков. Тем не менее все это время, я знаю, эти же люди убили моих братьев и дяди и тети в Польше, пытали и убивали без угрызений совести, и меня презирать, потому что я еврей. Но я их лечить. Иногда, когда я до конца и blubbers Джерри свою благодарность, я скажу ему, что я еврей. Он редко мне не верит. Он может сказать, торопливо, это вопросы не к нему, он никогда не убил ни одного еврея, но страх на лице, и я вижу ложь, но все-таки я их лечить. Однажды у нас пять медиков, и их основными. Они помогали всем с ранеными и не хотелось уходить. Я сказал им, что я еврей. Они не верили мне. Когда, наконец, они уехали в плену клетку, они на самом деле обнял меня. Что я мог сделать. Один из них был в России три года, остальные были все старые солдаты, они знали, что я еврей, они мне не поверили, но обнял меня. Старик, его лицо и отношение удостоверяющим его страх, что его пропагандисты сказал ему, что он может ожидать в наших руках, держал меня занят обнадеживает ему, что мы не дикари. Я ненавидел каждую минуту этого. Кавалерист С. высокомерно отказался от переливания крови, поскольку она была американская кровь, мы заставили его в него, мы должны дать ему умереть. Я фиксированной немецкой газовой гангрены, когда привел в, и мои друзья удивлялись, что я, еврей, должны прикасаться к Нему, а тем более чистить инфекции. Но я не могу это объяснить. Как вы можете ненавидеть друг беззащитного человека? Джерри плачет мелочи, Джерри слезливый, пока она превращает ваш желудок, но он борется до последнего патрона, а затем крики товарища. Я дал десятки доз крови и плазмы с Джерри, я splinted его перерывы, я держал его, и успокоил его опасения. Я знаю, что он бедствия, ибо я видел его рук. Однако, когда он стоит говорить с вами, или лежит, глядя на вас, вы не можете проекта ненависти. Я видел его разорить город и изгнать население перед ним, таким образом, чтобы отрицать то, что он сам не может иметь для других. И я видел, что он оставил после того как он принял то, что он хотел, часто дулом пистолета. Я видел ненависть в глазах французских мужчин и чьи мужья были вынуждены, как звери, чтобы работать на фермах и фабриках немецких мастеров. Я видел раны и болезни, и бедных домов миролюбивых фермеров, которые представили своих дочерей в радости немецких офицеров, чтобы они могли держать, что еще их провести. Не каждый ребенок страдает от рахита, не каждая девушка была изнасилована, а не каждый отец был доставлен в Германию для работы [к принудительному труду] для Тодт, но смотреть в глаза французов и посмотреть, что четыре года с ним сделать. Посмотрите вниз на французский гражданский, маки, который в возрасте 46 главе нашей танковой роты реконструкции в лес, вооруженный гранатомета выбил два танков одной рукой и составили около десятка фрицы, прежде чем они взорвали руку с. Он лежал на носилках и закричал, но парень он закричал от радости. Он не возражал потеряв руку, он ждал четыре долгих лет - четыре долгих лет! Следует потери руки! Что заставило его воевать в его возрасте? Какая история жены убитого или дочь изнасиловали таятся в груди? Капитан был вынужден добавить постскриптум на его метку. "Этот человек герой, относиться к нему как таковую". Тем не менее он не чувствовал себя героем, он только хотел убить Ле бошей. Это нечетное факт, что мы забыли быстро неприятные вещи в нашей жизни, но и все те люди, которые имели контакт с немцами, будут ли они забыли? ... Я был на французском дома и французском языках хозяйств. Я разговаривал с этими людьми. Мне не нужна пропаганда. Джерри всегда хорошо кормили, всегда чисто выбритый, никогда грязными грязи и копоти, как наши ребята, которые живут и драку на поле и прийти в вонючих с поля боя. Джерри принимает, что он может, он спит в домах завоевана, и половина наших заключенных рабов он взял в России и Польше и превратился труда корпуса. Очень часто жалко смотреть на изможденные тела этих людей, по сравнению с раздутым Джерри. Насколько глубока ненависть? То, что Джерри хочет? То, что он намерен? Неужели он пытался доказать, что он лучше других народов? Он не потому что мы можем делать все, что он может, и делать это лучше. Неужели он пытался избавить мир от зла? Мир признает только его как зло. Тогда что же он хотел? Я вам скажу, что он хотел. Я вам скажу так, что вы будете знать и не забывать. Я вам скажу так вы будете знать, почему ваши братья борются за их жизнь, и почему вы, в вашем возрасте (17! Когда я ушел, я дал тебе доллар. Это был самый деньги, которые вы когда-либо видел в своей жизни, Вы были тогда 14), я хочу, чтобы вы знали, так что когда вы вышли против того же врага, что вы боретесь с тем чтобы один народ вдруг ума не имею права, чтобы поработить мир, чтобы они могли жить в роскоши . Я хочу, чтобы вы знали, что, когда ребенок лежит на носилках перед вами с пулей в груди, а она, истекая кровью, потому что она только пять, а вы не можете остановить кровотечение, и ее мать лежит за пределами, раненых и беспомощных, а также дед потерял ногу, потому что он отказался выполнить требование Джерри для производства продуктов питания у него не было! Я хочу, чтобы вы знали, что ваш старший брат, постановил, что девочка, и услышал ее крик, и он лгал, что мать ребенка, чтобы успокоить опасения в ее сердце, и он посмотрел на ошеломленный, как старик потерял ногу - все потому, что Он ничего 'т дать нацистам пищи, которую он "не имеет. Я хочу, чтобы вы знали, что ты еврей, и в глазах немецкого вы не имеете право дышать тем же воздухом, как остальной мир. ... Я хочу, чтобы вы знали, что независимо от того, что происходит с Моррис или себя, мы знаем, что истинный враг, и мы хотим, чтобы вы знаете, это человек, любой человек, кто провозгласил себя лучше, чем все другие народы, а затем и требовалось доказать его убийство и обман и глупость тех, кто не потрудился
Предлагаю создать раздел на форуме с названием "Письма американских санитаров-евреев своим сёстрам" и общаться в том разделе только на английском, идише и иврите! (так сказать, на языке "оригинала"). Нельзя допустить, чтобы такая ценная (во всех смыслах) информация "пылилась" в "КУРИЛКЕ" и находила недопонимание ... будучи переведенной на другие гойские языки!!!! Не кошерно это!
Поддерживаю Adi целиком, ибо к сожалению отношусь к народу угро-финско-славянско-татарского замеса. Родственные языки-тюркские, славянские и коми-пермяцкие. Не имеющие родства с германской группой.
