Какие чувства испытывает солдат на войне? О чем он думает находясь за минуту до смерти? В многочисленных мемуарах и рассказах очевидцев, данный вопрос освещен почти всегда однобоко.Яркие эпизоды , и как правило положительные моменты. О том как проходит быт солдата на передовой , о чем он думает , что чувствует в бою и перед боем , не мало можно узнать из писем солдат домой. Предлагаю тем у кого есть переведенные письма и протоколы допроссов немецких солдат скинуть в эту тему.
Из писем немецких солдат на Восточном фронте Война Германии против Советского Союза 1941-1945 Каталог выставrи документальной экспозиции под редакцией Рейнгарда Рюрупа. Из-во Argon1992/ Письмо немецкого солдата Карла Руппа жене в Штутгарт, Центральный фронт, 1.1.1942 г. Дорогая моя жена! Пишу тебе первое письмо в этом году. Ты вложила в посылку письмо с такими милыми словами, что я их часто перечитываю. Ты пишешь о себе и нашем Юргене, и это звучит, как привет из другого мира. Знаешь, иногда мне кажется, что в моих письмах мнене удается по-настоящему ответить тебе. Но путь оттуда к нам так далек, и мы должны отгонять от себя мысли о родине и доме. Даже если я сажусь и хочу написать милое письмо, оно все равно будет отчетом о нашем ограниченном мирке, и вряд ли что- нибудь еще найдет в нем место, кроме наших забот и надежд. И все же каждый раз, когда я держу в руках привет от тебя, в душе возникает теплое чувство, но все, кто здесь, вынуждены в тысячный раз подавлять свои чувства, а если кто и пытается выразить их в словах, то получается жалкая халтура. Но если нам удастся выбраться отсюда, все будет как раньше, и мы опять станем друг другу ближе. Отрывок из письма немецкого солдата Роберта Руппа своей жене, 22.11.1941 г. Я очень редко плакал. Плач является выходом, если долго находишься во всем этом. Только тогда, когда я снова буду с вами, переживая все это, вероятно, мы будем много плакать, и ты поймешь своего мужа. Здесь даже при виде самых печальных картин плакать не имеет смысла, а «сострадание» подло, если оно заменяет помощь и поддержку. Растет чувство личного бессилия и человеческой вины, которые пускают корни в душе каждого. Охватывает глубокий стыд. Иногда мне стыдно за то, что я любим. Ты же привильно меня понимаешь, Мария? Письмо немецкого солдата, отправленное полевой почтой из Сталинграда 31.12.1942 г. После капитуляции 6-ой армии полевая почта, которая уже не могла быть отправлена из котла, была захвачена Советской Армией в качестве трофея. Эти письма затем были переданы в фонды музея Сталинграда-Волгограда. Мои любимые! Сейчас сочельник, и когда я думаю о доме, мое сердце разрывается. Как здесь все безрадостно и безнадежно. Уже 4 дня я не ел хлеба и жив только половником обеденного супа. Утром и вечером глоток кофе и каждые 2 дня по 100 грамм тушенки или полбанки сардин или немного сырной пасты из тюбика - голод, голод, голод и еще вши и грязь. День и ночь воздушные налеты и артиллерийский огонь почти не смолкает. Если в ближайшее время не случится чуда, я здесь погибну. Плохо, что я знаю, что где-то в пути ваша 2-килограммовая посылка с пирогами и мармеладом, и еще от Арзанда Хеде и Зиндермана тоже посылки с пирогами и другими деликатесами где-то в пути. Я постоянно думаю об этом, и у меня даже бывают видения, что я их никогда не получу. Хотя я измучен, ночью не могу заснуть, лежу с открытыми глазами и вижу пироги, пироги, пироги. Иногда я молюсь, а иногда проклинаю свою судьбу. Но все не имеет никакого смысла - когда и как наступит облегчение? Будет ли это смерть от бомбы или гранаты? От простуды или от мучительной болезни? Эти вопросы неотрывно занимают нас. К этому надо добавить постоянную тоску по дому, а тоска по родине стала болезнью. Как может человек все это вынести! Есть ли все эти страдания Божье наказание? Мои дорогие, мне не надо бы все это писать, но у меня больше не осталось чувства юмора, и смех мой исчез навсегда. Остался только комок дрожащих нервов. Сердце и мозг болезненно воспалены, и дрожь, как при высокой температуре. Если меня за это письмо отдадут под трибунал и расстреляют, я думаю, это будет благодеяние для моего тела. У меня нет больше надежды, но я вас прошу, не плачьте слишком много, если вам сообщат, что меня больше нет. Будьте добры и милы друг к другу, благодарите Бога за каждый день, отпущенный вам, потому что дома жизнь такая хорошая. С сердечной любовью Ваш Бруно Письмо немецкого офицера, отправлен ное полевой почтой из Сталинграда 14.1.1943 г. Дорогой дядя! Сначала я хочу сердечно поздравить тебя с повышением и пожелать тебе дальнейшей солдатской удачи. По счастливой случайности я опять получил почту из дома, правда, прошлогоднюю, и в том письме было сообщение об этом событии. Почта сейчас занимает больное место в нашей солдатской жизни. Большая часть ее из прошлого года еще не дошла, не говоря уже о целой пачке рождественских писем. Но в нашем сегодняшнем положении это зло понятно. Может, ты уже знаешь о нашей теперешней судьбе; она не в розовых красках, но критическая отметка, наверное, уже пройдена. Каждый день русские устраивают тарарам на каком-нибудь участке фронта, бросают в бой огромное количество танков, за ними идет вооруженная пехота, но успех по сравнению с затраченными силами невелик, временами вообще не достоин упоминания. Эти бои с большими потерями сильно напоминают бои мировой войны. Материальное обеспечение и масса - вот идолы русских, с помощью этого они хотят достичь решающего перевеса. Но эти попытки разбиваются об упорную волю к борьбе и неутомимую силу в обороне на наших позициях. Это просто не описать, что совершает наша превосходная пехота каждый день. Это высокая песнь мужества, храбрости и выдержки. Еще никогда мы так не ждали наступления весны, как здесь. Первая половина января скоро позади, еще очень тяжко будет в феврале, но затем наступит перелом - и будет большой успех. Ну, я заканчиваю. С наилучшими пожеланиями Альберт Письмо немецкого ефрейтора Гельмута К. об отступлении из Крыма, отправленное полевой почтой, 27. 4.1944 г. Крым Мои дорогие родители + Рената! Наверное, вы каждый день ждете с нетерпением почту в большом беспокойстве за меня. Но вы же знаете, я пишу так часто, как могу. Я пережил плохие дни. С пасхи я пережил такие дни и часы, которые ни с чем нельзя сравнить. Руководство войск здесь, в Крыму, оказалось абсолютно бездарным. Я с пятью товарищами из нашей роты четыре дня спасался бегством от Ивана. Мы должны были петлять то направо, то налево. Остальные из нашей роты либо мертвы, либо в плену. В Крыму произошло настоящее бегство немцев. Вчера пришел приказ фюрера удержать Севастополь. Наверное, в скором времени для нас наступят тяжелые времена. В настоящее время ситуация на поле боя совсем не в нашу пользу. Это никуда не годится, когда маленькие людишки решают стать политиками. На второй день пасхи я получил письмо от матери от 28. 3. 44 г. Итак, Вернигероде тоже стал жертвой этой преступной войны! Будем надеяться, что ее виновник скоро встанет к позорному столбу и будет осужден. Как вы живете, и как идут дела? Я надеюсь, что ваш дом и двор не пострадают. Сейчас можно писать только авиапочтой. Пожалуста, передайте привет всем моим близким. Прислала ли фрау Германн вино и что она написала? Сколько стоил ремонт Мерседеса в декабре, и как он теперь ездит? Напишитем могу ли я написать Карлу-Отто (адрес). Ведь тетя В. умерла ужасной смертью. Всем шлет сердечный привет и ждет писеьм от вас ваш Гельмут ©2000 OSTFRONT, при цитировании и публикации представленных материалов обязатель
Старший сержант Курт Хуммель, полевая почта L 31 605 Lg Pa. Париж, — местной партийной ячейке Северная Россия, 12.08.1941 Большевистские условия неописуемы. Я не мог даже представить, что такая нищета возможна. Люди здесь ничего не знают об электрическом освещении, радио, газетах и т.п.. Нельзя назвать то, где они живут, домами.. Только лачуги с гнилыми соломенными крышами. Вокруг огромные заброшенные поля. Нет ни одной, даже маленькой, лавки. Это то, что люди называют советским раем. Я желаю немногим отщепенцам, которые все ещё остаются в Германии, побывать здесь. Куда ни глянь, везде одна нищета. Каждый, кто это видит, понимает, как прекрасна Германия. Главные дороги — как тропинки Солдат Хайнрих Штар, — в Гамбург, коллегам по работе из Hochbahn A. G.* Северная Россия, 12.08.1941 Дороги. Мы в пехоте, вероятно, лучшие судьи хороших и плохих дорог, потому маршируем по ним километр за километром. Тут Советы также палец о палец не ударили. Главные дороги не лучше, чем тропинки. Поверьте мне, мои дорогие товарищи, любые солдатские проклятия справедливы после перехода на 40 или 50 километров по таким дорогам. Кроме того, +30-35 градусов в тени, а огромные пыльные облака дышать не дают. Болота, леса и плохие дороги мешают военным действия, но мы продолжаем наступать. --------------------------------------------------------------------------------
Интересные письма, я где то встречал что их перед отправкой в тыл прочитывали, и те в которых есть осуждения высшей ставки расстреливали или осуждали. Тут же такого не опубликовывается
Люди просят - грех отказать. Здесь много всяких, на разный вкус, поэтому право выбора предоставляю читателю. http://militera.lib.ru/db/index.html
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПИСЬМА НЕМЕЦКОГО СОЛДАТА. У нас есть сложности в отношениях с местным населением. Конечно мы освободили их от жидовского большевистского ига, от ужасного рабского труда. Ты, конечно, знаешь об этих кошмарных колхозах и ГУЛАГЕ? Об уничтожение этого кошмара мечтал каждый честный европеец. Захватив восточные земли мы сделали огромны шаг в осуществление этой мечты. Правда колхозы пока что функционируют, поскольку нашим гражданским властям удобнее именно через них собирать у крестьян продовольствие необходимое для борьбы за их свободу. Мы так же мобилизуем некоторые количество местной молодежи на работу в Рейхе, где они познакомятся с благами немецкой цивилизации. К сожалению не все аборигены не понимают целей нашей миссии. Эти белорусские или русские (чёрт их разберёт!) мужики — дикие создания. Бородатые, неопрятные, их дома не имеют централизованного потопления, они даже не знают, что такое туалетная бумага! А как они относятся к женщинам! Неудивительно, что многие из них становятся легкой добычей еврейско-большевисткой пропаганды. Они уходят в леса и присоединяются к бандитам, нападающими на солдат, гражданских служащих и мирных местных жителей. Периодически нам приходится проводить акции по умиротворению эти негодяев. Я знаю, что живя в нейтральной стране, ты порой слышишь обвинения распространяемые врагами, о якобы имеющих место преступлениях совершаемых вермахтом. Позволь заверить тебя, что это всё клевета. Я живу в Германии уже 10 лет и никаких так называемых «преступлений нацистов» не видел. (Конечно был печальный инцидент «Хрустальной ночи». Мы все осуждаем это проявление эмоций, к тому же полиция быстро навела порядок). Даже с захваченными бандитами и их пособниками солдаты моего взвода обращаются гуманно (по моему даже слишком гуманно!). Их арестовывают и передают для дознания в гестапо. Разумеется есть и честные русские. Сегодня я говорил со старостой русской деревни в котором расположен наш батальон. Во время прошлой войны он был в плену в Австрии и умеет немного говорить по немецки. Он заверил меня, что все крестьяне ненавидят Сталина и комиссаров, и что им никогда так хорошо не жилось как при немцах. Правда, люди боятся сказать это открыто, опасаясь репрессий со стороны бандитов. Мне этот мужик показался настоящим сыном матушки России. Правда, позже за ужином, обер-фельдфебель Карл сказал мне, что не стоит доверять всему тому, что тебе говорят русские. Многие из них дружелюбны лишь на словах, а на деле являются осведомителями бандитов. Я в это всё же не верю, не может быть чтобы эти люди не испытывали благодарности к своим освободителям. Но ты знаешь некоторые мои геноссе, считают, что все белорусы заражены большевизмом и поголовно являются бандитами и террористами. Нельзя сказать, что эта точка зрения не имеет под собой основания. Недавно произошел кошмарный случай. Возвращаясь из отпуска группа наших солдат по ошибке заехала в деревню, находящуюся в так называемом «освобождённом районе» (т.е. районе контролируемом бандитами). Это были отличные парни, один из них Питер Шульц, милый 19 летний мальчик, музыкант, был моим лучшим другом. И представь себе, что толпа этих диких русских не-людей, вытащила наших ребят из машины, забила дрынами и утопила в колодце... Не могу об этом спокойно писать... Впрочем подробности об этом можно узнать в отчёте Красного креста. Посланная в деревню зондеркоманда, конечно сожгла пару домов и наказала нескольких десятков виновных, но что это уже изменит... Человеческая жизнь бесценна. Да и для русских это всё равно не наказание, они иначе относятся к человеческой жизни чем мы. Недавно наш патруль пытался задержать малолетнего связного бандитов, но это паршивец подорвал себя гранатой
Очень добротная книга, выдержки из допросов, писем,дневников, выкладывать - места не хватит ДОПРОС ВОЕННОПЛЕННЫХ в формате PDF, 256251 bytes, скачивается бесплатно http://www.vrazvedka.ru/main/learning/vopros-ob/surin.shtml
Еще выдержки... На возвышенном западном участке фронта окружения идут упорные бои за так называемый Казачий Курган, считающийся ключом кольца обороны. С него можно контролировать переправы через. Дон. Борьба за эти высоты, за высоту 102, у которой погибли три немецкие дивизии, или за высоту 129, вокруг которой окопался мой полк, требует больших жертв. Как часто я пробирался от командного пункта полка в расположение моих рот! Днем и ночью, во время буранов, а также в тумане, когда ничего нельзя было различить уже за десять шагов. Если ехать на мотоцикле от Дмитриевки по пологому подъему, где все покрыто гладким льдом и путь преграждают похожие на дюны снежные сугробы, приходится включать малую скорость. Дорога разбита тысячами солдат, шагавших неуверенно, ощупью. Каждый, кто с трудом пробирается вперед, проходит мимо трупов, которые раньше лежали примерно в ста шагах южнее дороги. С каждым днем они оказываются ближе. Мертвые придвигаются к живым. Страшная картина. Снег, который сегодня, как саван, прикрывает трупы, на следующий день сметается леденящим ураганом, и трупы тянутся к небесам в позах, в которых их оставила жизнь. Поле, усеянное мертвыми телами, неописуемо страшно. С ужасом смотришь на обнаженные конечности, разорванные грудные клетки, сведенные судорогой руки. И каждый раз я не могу оторвать глаз от этого страшного зрелища - от мертвых лиц, совсем недавно беспечно юных, или солдат старших возрастов, вчера еще полных энергии. Теперь лица их застыли в скорбной гримасе и под густыми бровями остекленевшие выплаканные глаза. Во имя чего они приняли смерть, во имя чего бесцельно погибли? Никто не должен отворачиваться от этого зрелища. Никто не должен пройти мимо, и пусть гнетущие вопросы никому не дают покоя. Вот небесно-голубые мертвые глаза. Темной ночью линейный связной посветит фонариком, и они вдруг засверкают, напомнив о жизни.
25.10.1941 г. Мы находимся в 90 км от Москвы, и это стоило нам много убитых. Русские оказывают ещё очень сильное сопротивление, обороняя Москву, это можно легко представить. Пока мы придём в Москву, будут ещё жестокие бои. Многие, кто об этом ещё и не думает, должны будут погибнуть. У нас пока двое убитых тяжёлыми минами и 1-снарядом. В этом походе многие жалели, что Россия – это не Польша и не Франция, и нет врага более сильного, чем русские. Если пройдёт ещё полгода – мы пропали, потому что русские имеют слишком много людей. Я слышал, когда мы покончим с Москвой, то нас отпустят в Германию. (Из писем солдата Сим3.12.1941 г. Вот уже более трёх месяцев я нахожусь в России и многое уже пережил. Да, дорогой брат, иногда прямо душа уходит в пятки, когда находишься от проклятых русских в каких-нибудь ста метрах и около тебя рвутся гранаты и мины. (Из письма солдата Е. Зейгардта брату Фридриху, г. Гофсгуст.)она Баумера.) 30.11.1941 г. Моя любимая Цылла. Это, право говоря, странное письмо, которое, конечно, никакая почта не пошлёт никуда, и я решил отправить его со своим раненым земляком, ты его знаешь – это Фриц Заубер. Мы вместе лежали в полковом лазарете, и теперь я возвращаюсь в строй, а он едет на родину. Пишу письмо в крестьянской хате. Все мои товарищи спят, а я несу службу. На улице страшный холод, русская зима вступила в свои права, немецкие солдаты очень плохо одеты, мы носим в этот ужасный мороз пилотки и всё обмундирования у нас летнее. Каждый день приносит нам большие жертвы. Мы теряем наших братьев, а конца войны не видно и, наверное, не видеть мне его, я не знаю, что со мной будет завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых. Я думаю, что каждый немецкий солдат найдёт себе здесь могилу. Эти снежные бури и необъятные поля, занесённые снегом, наводят на меня смертельный ужас. Русские победить невозможно, они… (Из письма Вильгельма Эльмана.) 5.12.1941 г. На этот раз мы будем справлять Рождество в русском “раю”. Мы находимся опять на передовых, тяжелые у нас дни. Подумай только, Людвиг Франц убит. Ему попало в голову. Да, дорогой мой Фред, ряды старых товарищей всё редеют и редеют. В тот же день, 3.12, потерял ещё двух товарищей из моего отделения… Наверное, скоро нас отпустят; нервы мои совсем сдали. Нойгебауэр, очевидно, не убит, а тяжело ранен. Фельдфебель Флейсиг, Сарсен и Шнайдер из старой первой роты тоже убиты. Также и старый фельдфебель Ростерман. 3.12 погиб также наш последний командир батальона подполковник Вальтер. Ещё ранен Анфт. Бортуш и Коблишек, Мущик, Каскер, Лейбцель и Канрост тоже убиты. (Из письма унтер-офицера Г. Вейнера своему другу Альфреду Шеферу.) 5.12.1941 г. Милая тетушка, присылай нам побольше печенья, потому что хуже всего тут с хлебом. Ноги я уже немного обморозил, холода здесь очень сильные. Многие из моих товарищей уже ранены и убиты, нас всё меньше и меньше. Один осколок попал мне в шлем, и на мину я тоже успел наскочить. Но пока я отделался счастливо. (Из письма солдата Эмиля Нюкбора.) 8.12.1941 г. Из-за укуса вшей я до костей расчесал тело и настолько сильно, что потребовалось много времени, пока всё это зажило. Самое ужасное – это вши, особенно ночью, когда тепло. Я думаю, что продвижение вперёд придётся прекратить на время зимы, так как нам не удастся предпринять ни одного наступления. Два раза мы пытались наступать, но кроме убитых ничего не получали. Русские сидят в хатах вместе со своими орудиями, чтобы они не замёрзли, а наши орудия стоят день и ночь на улице, замерзают и в результате не могут стрелять. Очень многие солдаты обморозили уши, ноги и руки. Я полагал, что война закончится к концу этого года, но, как видно, дело обстоит иначе… Я думаю, что в отношении русских мы просчитались. (Из письма ефрейтора Вернера Ульриха к своему дяде в г. Арсендорф) 9.12.1941 г. Мы продвигаемся вперёд донельзя медленно, потому что русские защищаются упорно. Сейчас они направляют удары в первую очередь против сёл, - они хотят отнять у нас кров. Когда нет ничего лучшего, - мы уходим в блиндажи. (Из письма ефрейтора Экарта Киршнера) 11.12.1941 г. Вот уже более недели мы стоим на улице и очень мало спим. Но так не может продолжаться длительное время, так как этого не выдержит ни один человек. Днём ещё ничего, но ночь действует на нервы… Сейчас стало немного теплее, но бывают метели, а это ещё хуже мороза. От вшей можно взбеситься, они бегают по всему телу. Лови их утром, лови вечером, лови ночью, и всё равно всех не переловишь. Всё тело зудит и покрыто волдырями. Скоро ли придёт то время, когда выберешься из этой проклятой России? Россия навсегда останется в памяти солдат. (Из письма солдата Хасске к своей жене Анне Хасске) 13.12.1941 г. Сокровище моё, я послал тебе материи и несколько дней назад – пару ботинок. Они коричневые, на резиновой подошве, на кожаной здесь трудно найти. Я сделаю всё возможное и буду присылать всё, что сколько-нибудь годится. (Из письма ефрейтора Вильгельма Баумана жене) 26.12.1941 г. Рождество уже прошло, но мы его не заметили и не видели. Я вообще не думал, что мне придётся быть живым на Рождество. Две недели тому назад мы потерпели поражение и должны были отступать. Орудия и машины мы в значительной части оставили. Лишь немногие товарищи смогли спасти самую жизнь и остались в одежде, которая была у них на теле. Я буду помнить это всю свою жизнь и ни за что не хотел бы прожить это ещё раз… Пришли мне, пожалуйста, мыльницу, так как у меня ничего не осталось. (Из письма ефрейтора Утенлема семье в г. Форицхайм, Баден) 27.12.1941 г. В связи с событиями последних 4 недель я не имел возможности писать вам… Сегодня я потерял все свои пожитки, я всё же благодарю бога, что у меня ещё остались мои конечности. Перед тем, что я пережил в декабре, бледнеет все бывшее до сих пор. Рождество прошло и я надеюсь, что никогда в моей жизни мне не придётся пережить ещё раз такое Рождество. Это было самое несчастное время моей жизни… Об отпуске или смене не приходится и думать, я потерял все свои вещи, даже самое необходимое в последнем обиходе. Однако не присылайте мне ничего лишнего, так как мы должны теперь всё таскать на себе, как пехотинцы. Пришлите лишь немного писчей бумаги и бритву, но простую и дешёвую. Я не хочу иметь с собой ничего ценного. Какие у меня были хорошие вещи и всё пошло к чёрту!... Замученные вшами мы мёрзнем и ведём жалкое существование в примитивных условиях, к тому же без отдыха в боях. Не подумайте, что я собираюсь ныть, вы знаете, что я не таков, но я сообщаю вам факты. Действительно, необходимо много идеализма, чтобы сохранять хорошее настроение, видя, что нет конца этому состоянию. (Из письма обер-ефрецтора Руска своей семье в г. Вайль, Баден) 6.09.1942 г. Сегодня воскресенье, и мы, наконец, можем постирать. Так как моё бельё всё завшивело, я взял новое, а также и носки. Мы находимся в 8 км от Сталинграда, и я надеюсь, в следующее воскресенье мы будем там. Дорогие родители, всё это может свести с ума: по ночам русские лётчики, а днём всегда свыше 30 бомбардировщиков с нашей стороны. К тому же гром орудий. (Из письма солдата 71 пд Гергардта (фамилия неразборчива)) 8.09.1942 г. Мы находимся на позициях в укреплённой балке западнее Сталинграда. Мы уже продвинулись до стен предместья города, в то время как на других участках немецкие войска уже вошли в город. Нашей задачей является захват индустриальных кварталов северной части города и продвижение до Волги. Этим должна завершиться наша задача на данный период. До Волги отсюда остаётся ещё 10 км. Мы надеемся, конечно, что в короткий срок возьмём город, имеющий большое значение для русских и который они так упорно защищают. Сегодня наступление отложили до завтра; надеюсь, что мне не изменит солдатское счастье, и я выйду из этого наступления живым и невредимым. Я отдаю свою жизнь и здоровье в руки Господа Бога и прошу его сохранять и то и другое. Несколько дней тому назад нам сказали, что это будет наше последнее наступление, и тогда мы перейдём на зимние квартиры. Дай бог, чтобы это было так! Мы так измотались физически, так ослабли здоровьем, что крайне необходимо вывести нашу часть из боя. Мы должны были пройти через большие лишения и мытарства, а питание у нас было совершенно недостаточным. Мы все истощены и полностью изголодали, а поэтому стали бессильными. Я не думаю, что наша маленькая Ютхен голодает дома, как её папа в этой гадкой России. В своей жизни мне приходилось несколько раз голодать в мои студенческие годы, но я не знал, что голод может причинять такие страдания. Я не знал, что можно целый день думать о еде, когда нет ничего в хлебной сумке. (Из неотправленного письма ефрейтора Ио Шваннера жене Хильде)
гор. Брянск 15 сентября 1943 г. Дорогая Герда! ...Теперь я стою в Брянске. Через город проходит передовая линия. Но это уже не город, а груда развалин. Да, когда мы сдаем город, то оставляем только развалины. Справа, слева и сзади нас высоко поднимаются взрывы. Фабрики сравниваются с землей. Огонь не берет только печи, они выглядят как лес из камней. Мосты и железные дороги летят в воздух. Громадные глыбы домов рассыпаются при хорошо организованном взрыве. Громадные пожары превращают ночь в день. Поверь мне, таких разрушений никакими бомбами англичанин не в состоянии добиться... И если мы отойдем до границы, то у русских от Волги до немецкой границы не останется ни одного города, ни одного села. А этого он, наверное, не выдержит. Да, здесь господствует «тотальная война» в высшем ее совершенстве. То, что здесь происходит,— это нечто невиданное в мировой истории. И несомненно, это явится решающим для исхода войны, а именно — в нашу пользу. Пусть даже Томми будет в Италии, нас здесь это мало касается. Как только на Востоке закончится борьба, что уже не за горами, все остальное — детская игра. В этой великой борьбе нашего народа наша собственная судьба не имеет значения, для этого будет время, когда мир будет завоеван. Я знаю, что на родине благодаря тяжелым налетам вы переживаете трудные времена. Но, поверь мне, гораздо хуже, когда враг находится в собственной стране. Гражданское население здесь не имеет выхода. Без крова, они должны голодать и мерзнуть... Мы к населению относимся еще человечнее, чем собственные земляки... Твой Карл. ИЗ ПИСЬМА УНТЕР-ОФИЦЕРА 473-ГО НЕМЕЦКОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА 253-Й ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ КАРЛА ПЕТЕРСА ГЕРДЕ БЕККЕР.15,09,43Г
26.10.1941 г. Сижу на полу в русском крестьянском доме. В этой тесноте собралось 10 товарищей из всех подразделений. Можешь представить себе, какой тут шум. Мы находимся у автострады Москва – Смоленск, неподалёку от Москвы. Русские сражаются ожесточённо и яростно за каждый метр земли. Никогда ещё бои не были так жестоки и тяжелы, и многие из нас не увидят уже родных. (Из письма солдата Рудольфа Руппа своей жене.) 15.11.1941 г. Мы здесь уже пять дней, работаем в две смены, и пленные работают с нами. У нас развелось очень много вшей. Прежде поймаешь когда одну, когда три, а вчера я устроил на них облаву. Как ты думаешь, милая мама, сколько я поймал их в своём свитере? 437 штук… Я всё вспоминаю, как отец рассказывал про войну 1914-1918 г., - теперешняя война ещё похуже. Всего я написать не могу, но когда я вам расскажу об этом, у вас глаза полезут на лоб… (Из письма фельдфебеля Отто Клиема.) 3.12.1941 г. Вот уже более трёх месяцев я нахожусь в России и многое уже пережил. Да, дорогой брат, иногда прямо душа уходит в пятки, когда находишься от проклятых русских в каких-нибудь ста метрах и около тебя рвутся гранаты и мины. (Из письма солдата Е. Зейгардта брату Фридриху, г. Гофсгуст.) 3.12.1941 г. Хочу сообщить тебе, дорогая сестра, что я 26.12 сбил русский самолёт. Это большая заслуга, за это я, наверное, получу железный крест первой степени. Пока мне повезло взять себе с этого самолёта парашют. Он из чистого шёлка. Наверное, я привезу его целым домой. Ты тоже получишь от него кусок, из него получится отличное шёлковое бельё… Из моего отделения, в котором было 15 человек, осталось трое… (Из писем унтер-офицера Мюллера сестре.)
Вот интересные письма в разгар Сталинградской битвы: 4.08.1942 г. За последние дни я не мог написать вам хотя бы что-нибудь, потому что с раннего утра до позднего вечера мы продвигались вперёд. 31.7. в 8 часов вечера мы перешли Дон севернее Ростова, а сейчас находимся уже в 60-ти км южнее Сталинграда. Мы проехали через все донские степи. Здесь иногда пройдёшь 100 км и не увидишь ни одного дерева, ни одной деревни. Местами степь была подожжена, и всё вокруг представляло собой большое огненное море. (Из неотправленного письма убитого обер-ефрейтора Вернера Линца своим родителям) 8.08.42 г. Сегодня тоже здорово продвигаемся. Мы сейчас находимся у железной дороги, которая соединят Краснодар со Сталинградом. По направлению к Сталинграду Противник укрепился и оказывает упорное сопротивление последними силами. Но мы их в ближайшее время уничтожим. (Из неотправленного письма убитого неизвестного солдата) 15.08.1942 г. Ты, видимо, недовольна моими письмами, но при всём моём желании я не могу больше писать, так как не хватает времени. Здесь у Сталинграда такой поход, который ещё не видал мир. Если мы окончательно заберём Сталинград, то мы значительно провинимся к концу войны. (Из письма обер-ефрейтора Артура Рейбике) 20.08.1942 г. Я чувствую себя хорошо и радуюсь хорошему здоровью. На этих днях падёт Сталинград и тогда решится дело с Россией. Мы только что слушали экстренное сообщение по радио о том, что Томми высадились во Франции и что всех их захватили в плен… Ну и у нас всё дело идёт по маслу. Ведь Сталинград скоро будет полностью уничтожен. (Из неотправленного письма неизвестного солдата) 23.08.1942 г. У нас идут ожесточённые бои. Было также несколько пленных, это очень забитые и необстрелянные вояки, которые во что бы то ни стало должны отстоять Сталинград, но это им не удастся. Я думаю, что скоро последний индустриальный город Сталинград тоже падёт. (Из письма ефрейтора Паннаха отцу)
25.12.1942 г. Хотя бы было достаточно хлеба, сухого хлеба… Когда я отсюда выберусь тогда ко мне не подходи – с меня хватит. (Из письма старшего солдата Лео Габеля) 27.12.1942 г. Рождественский подарок составил 500 граммов хлеба и 100 граммов. Мы так радовались этому, ибо от голода больно. Наша конина тоже уже на исходе, а к тому же ещё холод. Я буду доволен, если здоровым выберусь отсюда. (Из писем ефрейтора Вальтера Кобуса) 29.12.1942 г. Лежу раненным в блиндаже, без почты, без правильного ухода и голодать приходится немало. Что случилось тут в Сталинграде, уже и вам известно. (Из письма старшего ефрейтора Карла Мюллера) 29.12.1942. г. Вши… это хотя очень милые и преданные маленькие животные, но они не взяты на довольствие и нам приходится отдавать им свою часть, а это в настоящие время не совсем хорошо делать. (Из письма унтер-офицера Йозефа Шумахера) 29.12.1942 г. Тут в Сталинграде я зарезал трёх собак. Можете думать что хотите, главное то, что мясо вкусное. Я сварил себе сороку. Могу вам сказать, что она имеет вкус курицы – суп был такой жёлтый. (Из письма солдата Отто Зехтинга) 29.12.1942 г. Как долго ещё придётся ждать нашего освобождения, мы не знаем, но фюрер нас выручит, и поэтому выдержим. (Из письма фельдфебеля Густава Кремса) 30.12.1942 г. Наше положение очень серьёзное, но т.к. это тянется долго, свыкаешься со всем. Всё воспринимаешь как оно есть. Хуже уже не может быть. Радуешься, когда переживешь следующий день. (Из писем унтер-офицера Рихарда Крессе) 30.12.1942 г. Сегодня я случайно узнал от одного товарища из авиации, имеющего связь с почтой, что большая часть рождественских посылок возвращается обратно с пометкой “в настоящие время доставить невозможно”. Ты уже получила обратно? Хотя мы находимся в неблагоприятном положении, но не беспокойся, даже если посылки возвращаются обратно. Русские тоже умеют вести войну – это доказывает тот большой ход, который они сделали в последние недели. И это не только одним полком или дивизией, а гораздо большей массой. Мы надеемся, что это положение здесь за несколько дней будет исправлена, и можно будет рассчитывать на нормальную работу почты. (Из письма ефрейтора Бергарда Гебгардта) 30.12. 1942 г. Уже 6 недель находимся в сложном положении. Всё это время снабжаемся только с воздуха. Что при этом приходится на человека, ты себе не можешь представить. Если бы ты сегодня увидел меня, ты бы упал навзничь и не сразу бы встал. Увижу ли я всех снова – это ещё вопрос. Я с нетерпением ожидаю, будем ли мы освобождены. Долго мы этого не выдержим. (Из письма солдата Йозефа Хюнеркопфа) 30.12.1942 г. Если пройдёт ещё некоторое время, пока мы будем освобождены, нам так или иначе будет капут. Надеемся, что все это изменится, ибо иначе мы едва ли снова увидим родину… Хайль Гитлер! (Из письма старшего ефрейтора Йогана Кенига) 30.12. 1942 г. Мы уже 40 дней находимся в кольце. Неизвестно, сколько это ещё протянется, но нам с каждым днём хуже и хуже, т.к. организму не хватает сил – 200 граммов хлеба сыт не будешь. До сих пор резали лошадей, а теперь они закончились. Голод всё усиливается, еда всё уменьшается. Что будет дальше, я не знаю. Дров тоже мало, уже больше нельзя топить целый день и, следовательно, мёрзнем. Неыего есть и курить. Если вдруг возникнут болезни, будет скверно. Мы берём дрова из дзота, который сейчас не используется. Мы надеемся, что всё это скоро пройдёт, ибо долго выдержать нельзя. (Из письма вахмистра Отто Вебера)
Re: Оккупированные территории глазами немецких солдат Несколько выдержек из писем немецких пехотинцев для интереса о том, как они видят окружающие их вещи: 1.Старший сержант Курт Хуммель, полевая почта L 31 605 Lg Pa. Париж - местной партийной ячейке. Северная Россия, 12.08.1941 Большевистские условия неописуемы. Я не мог даже представить, что такая нищета возможна. Люди здесь ничего не знают об электрическом освещении, радио, газетах и т.п. Нельзя назвать то, где они живут, домами. Только лачуги с гнилыми соломенными крышами. Вокруг огромные заброшенные поля. Нет ни одной, даже маленькой, лавки. Это то, что люди называют "советским раем". Я желаю немногим отщепенцам, которые все еще остаются в Германии, побывать здесь. Куда ни глянь, везде одна нищета. Каждый, кто это видит, понимает, как прекрасна Германия. 2.Солдат Вальтер Сперат пишет в [НСДАП] управление окружной парторганизации Гамбург 6 Все, что я видел в так называемом "рае рабочих", никак не может быть названо прекрасным. Необходимо отправить сюда любого гражданина, который хотя бы слегка критикует наши усилия. Ему следовало бы поблагодарить Фюрера и движение за то, что этих условий нет на нашей Родине. Животные у нас живут лучше, чем люди здесь. Наши успехи до настоящего времени были велики, и мы не остановимся, пока не уничтожим корни и ветви этой заразы, что будет благом для европейской культуры и человечества.
Письма из Сталинграда:«Лучше не говорить родине всего. Скажу вам лишь одно: то, что в Германии называют героизмом, есть лишь величайшая бойня, и я могу сказать, что в Сталинграде я видел больше мертвых немецких солдат, чем русских. Кладбища вырастали каждый час... Война в России закончится только через несколько лет. Конца не видно»; «Оснащенные самым современным оружием, русские наносят нам жесточайшие удары... здесь мы должны в тяжелых боях завоевывать каждый метр земли и приносить большие жертвы, так как русский сражается упорно и ожесточенно, до последнего вздоха»; «Я не думаю, что Сталинград падет — русс ведь так упрям, вы себе и представить не можете»; «Специального сообщения о том, что Сталинград пал, тебе еще долго придется ждать. Русские не сдаются, они сражаются до последнего человека»; «Минуты не проходит, чтобы земля не гудела и не дрожала; иной раз кажется, что наступил конец света. Наш блиндаж трясется так, что стены и потолок осыпаются. Ночью настоящий град бомб. Вот каков фронт под Сталинградом. Уже много наших солдат рассталось здесь со своей молодой жизнью и не увидит больше родины. Никакие бомбы не помогают, русский как танк, его не прошибешь». 31 декабря 1942 года один из солдат направил письмо своей семье в Берлин: «Сейчас канун Нового года, а когда я думаю о доме, у меня сердце разрывается. Здесь все плохо и безнадежно. Уже четыре дня я не ел хлеба и живу только на супе в обед, а утром и вечером глоток кофе... Всюду голод, холод, вши и грязь. Днем и ночью нас бомбят советские летчики, почти не прекращается артиллерийский огонь. Если в ближайшее время не произойдет чудо, я погибну, мне очень плохо... Иногда я молюсь, иногда думаю о своей судьбе. Все представляется мне бессмысленным и бесцельным. Когда и как придет избавление? И что это будут — смерть от бомбы или от снаряда? Или же болезнь? Такие вопросы занимают нас постоянно... Как может все это вынести человек? Или все эти страдания — наказание Божье? Мои дорогие, я не должен был вам этого писать, но мое терпение кончилось, я растерял и юмор, и мужество, я разучился смеяться. Мы здесь все такие — клубок дрожащих нервов, все живут как в лихорадке. Если из-за этого письма я предстану перед трибуналом и меня расстреляют, то для моего измученного тела это будет избавлением от страданий».
Солдат Хайнрих Штар - в Гамбург, коллегам по работе из Hochbahn A.G. Северная Россия, 12.08.1941 Дороги. Мы в пехоте, вероятно, лучшие судьи хороших и плохих дорог, потому что маршируем по ним километр за километром. Тут Советы также палец о палец не ударили. Главные дороги не лучше, чем тропинки. Поверьте мне, мои дорогие товарищи, любые солдатские проклятия справедливы после перехода на 40 или 50 километров по таким дорогам. Кроме того, в тени - плюс 30-35 градусов, и огромные пыльные облака не дают дышать. Болота, леса и плохие дороги мешают военным действия, но мы продолжаем наступать. Флайер В.М., Res. - Лазарет Зальцведель - квартальному фюреру Шредеру Я видел в Советском Союзе "чудесный рай рабочих" со всей его чудовищной нищетой и хочу, чтобы все, кто думал по-другому, могли бы провести несколько недель здесь, чтобы увидеть и испытать то, что довелось испытать и увидеть нам. Нищета и ужас большевизма чудовищны. Я надеюсь, что добровольное вступление в ряды нашей великой армии может искупить мои прежние грехи, и что когда я вернусь домой, вы, дорогой товарищ, примете меня в партию как честного человека. С этой надеждой я шлю вам мои сердечные приветствия. Хайль Гитлер! Подписал В.М.
4.12.41 Дорогие Фрида, Вальтер и Гюнтер. Снова удалось написать вам письмо, у меня теперь почти нет времени - мы уже много дней на марше и тут уже не до писем. Сегодня первый спокойный день, будет ли так и завтра, мы не знаем, иногда идем назад, потому что здесь, под Москвой, творится черт знает что. Русские напрягли все свои силы - у них появилось много самолетов, которые постоянно нас бомбят, и танков, которые все под собой давят. Они так сильны, что наши танки ничего не могут сделать, и только артиллерия и тяжелые зенитки их уничтожают. Мы сегодня залегли в одной деревне, которую обстреливали накануне. Все тут разворочено. Повсюду обломки машин, повозок, орудий, грудами лежат мертвые лошади. Много убитых, и среди наших тоже. В моей роте ранены пять солдат, погибли ефрейтор, два унтер-офицера и лейтенант. Он уничтожил русский танк и в тот же день сам получил пулю в голову, когда брали эту деревню. Если война все-таки закончится и мы вернемся домой, то, наверное, даже не сможем описать, что здесь творилось. Второй батальон полностью раздавлен танками, не хотел бы я там оказаться... Надеюсь, Господь и дальше будет хранить меня и мы снова увидимся на родине. Сейчас опять холодно, и опять идет снег, зачем же здесь устроили войну... Я отправил сто марок, чтобы вы могли купить на Рождество что захотите, здесь деньги не имеют никакой цены. Сегодня первый раз нас поселили в трактире, раньше мы в России их не встречали. Тут же есть и магазин, я там нашел карандаши, почти пятьдесят штук, - пошлю их домой. До Москвы нам осталось сорок километров, возьмем ли ее, никто не знает, и если это случится, то у нас будет прекрасный рождественский подарок. Но боюсь, что Рождество будет очень плохим, если только не случится чудо... Оскар и любящий папа Гютерсло, 30 января 1942 Дорогой Гельмут! Большое спасибо тебе за письмо от 21 января. Особое спасибо за фантастическую посылку, которую я получила сегодня утром... Здесь совершенно не достать настоящих духов, а те, которые есть, пахнут невкусно. Конфеты ты бы лучше съел сам, потому что мы тут время от времени что-то получаем и нельзя принимать от солдат их "пожертвования". Дорогой Гельмут, напиши, куришь ли ты. Я могла бы выслать тебе по крайней мере несколько сигарет. Если бы в полевой почте отменили запреты, я бы взяла реванш за твои подарки. Ты пишешь, что там можно много чего купить? Мне кое-что нужно, но не могу же я от тебя этого требовать. Я уже давно пытаюсь достать кожаные или резиновые сапоги. Но я не настаиваю, к тому же я сомневаюсь, что там есть хоть какие-нибудь. Размер ноги у меня 37-38. Или если бы тебе удалось раздобыть шерсть синего или какого-нибудь другого цвета, я была бы тебе очень благодарна. А еще, если тебя не очень затруднит и ты можешь достать симпатичные темные чулки размера 9 1/2, я бы взяла пару... Пожалуйста, не сердись, что я написала целый список, и не утруждай себя... Эрна На передовой, 29 марта 1942 Глубокоуважаемый господин Ш.! Я с сожалением должен подтвердить Вам тот прискорбный факт, к которому Вас уже подготовил ортсгруппенляйтер НСДАП: Ваш сын, солдат Эдуард Ш., родившийся 21 мая 1908 года, геройски пал на поле брани 20 марта 42-го года за фюрера и народ, за будущее Германии... ...Мы похоронили его в достойной солдатской могиле недалеко от того места, где он погиб. На большом деревянном кресте в форме Железного креста выжжено его имя и покрашено краской. На тщательно насыпанном холмике лежит его каска, которую он носил в бою. Он лежит один в прекраснейшей местности, среди деревьев и кустов. Чтобы сделать его могилку еще красивее, мы соорудили вокруг нее изгородь из березовых столбиков. Могила сфотографирована. Проявим пленку и пришлем вам карточку. Хайль Гитлер! Днепропетровск, 18/IV 42 Дорогой товарищ К.! Теперь, когда Вы сами здесь, Вы лучше поймете, почему я так старался как можно скорее закончить свою военную подготовку, почему так важны SA и пограничная служба во времена, когда каждый отвечает только за себя. Сегодня нужно, как работяге на стройке, самому искать себе работу и, найдя, хвататься за нее. Понимаю, что мирная работа нравится Вам больше, чем убийства, но если к человеку пришла убежденность, что он необходим для сохранения всего народа, то тогда и это ремесло выполняют с гордостью и отдачей. Каждый на своем посту, куда его направили. Я сейчас до конца апреля, а может, до середины мая нахожусь в зондеркоманде и могу спокойно назвать свое местонахождение, потому что это украинская тыловая область. Потом меня снова направят в войска на фронт, это прекрасно... Ваш Эрнст Т. Берлин, 18.10.42 ...Большое спасибо, бабушка, что ты, несмотря на заботы о дедушке, нашла время поздравить меня с нашей свадьбой и с моим днем рождения... В следующем году это будет выглядеть по-другому. Я по-прежнему думаю, что с окончательным поражением под Сталинградом силы русских будут сломлены и в течение зимы они не придут в себя, чтобы следующей весной снова атаковать, как прошлым летом. Я все думаю о базирующейся на исторических ассоциациях дате - 16 ноября 1942 года. Следи внимательно! Считаем: берем первые два года войн 70-го, 14-го и 39-го годов и складываем их: 1870-1871 1914-1915 1939-1940 в получившемся числе складываем каждые две цифры попарно 37-41 38-29 38-79 10-05 11-11 16-11 количество единиц из получившейся даты прибавляем к первому году, чтобы получить окончательный год что получаем: 10-05-1871 - мир во Франкфурте-на-Майне 11-11-1918 - Компьенское перемирие 16-11-1942 - что будет с нашим врагом - Россией? Интересные расчеты, не правда ли? Если они не подтвердятся, не огорчайтесь. Наши храбрые солдаты и все задействованные в мобилизации внутренних сил народа специалисты и их помощники с каждым днем будут приближать нас к победе и каждый день, несмотря на зиму, лед и снег, несмотря на Рузвельта, Черчилля и Сталина, улучшать жизненные условия нашего народа, особенно нашего вермахта. 17.11.42 Дорогая, дорогая Ленхен! Сегодня у меня есть минутка, потому что я снова сижу на передовой в блиндаже нашего отделения и, разумеется (надеюсь, так и будет продолжаться), ничего не делаю. Такого затишья, тьфу-тьфу-тьфу, у нас уже давно не было. Вечером мы слушали отличную танцевальную музыку из Белграда, лежали на одеялах, в "камине" горели уже почти сгоревшие дрова, света больше нет, легкая дымка делала воздух непрозрачным - пахло табаком, тлеющими дровами и гренками, свет был погашен, оба товарища рядом со мной заснули один за другим, а я не спал и мечтал - разве это не прекрасно, мышонок? 13 ноября ездил в лазарет, который размещался рядом со складом, и навестил заодно нашего больного гриппом командира. Нашел маркитантские товары и приобрел все, что просил. На каждого получилось по бутылке сербского белого вина, полбутылки шампанского, трети бутылки рома, шестой части бутыли ликера, 394 (!) сигареты, кроме того - табак и сигары. Из мелочей - бумажные носовые платки, туалетная бумага, почтовые открытки, конверты и бумага для писем, открывалка для консервов, шапка-наушники, пятновыводитель, лезвия для безопасной бритвы. Все это обошлось мне в 44 марки и несколько пфеннигов. ...Пожалуйста, не посылай мне все, что тебе удается с таким трудом найти. Ешь и сама. Я ведь знаю, ты тоже сладкоежка. Нам тут теперь дают сладости, прежде всего леденцы и искусственный мед, но в последние дни давали столько вкусного, что ты сама скажешь: "Да, пожалуй, оставлю и себе что-нибудь". Целый ряд приятных событий говорит о том, что в районе крупного города о нас особенно заботятся: 12.11 каждый из нас получил плитку французского шоколада и еще три куска общим весом 350 граммов в качестве особого пайка. А вы к Рождеству получаете 125 грамм! Стыдно сказать, 14 ноября шоколад был уже съеден, а именно - я съел его частично с гренками, искусственным медом и маслом, которое мы теперь тоже часто получаем... Целую, твой Вольфганг Россия, 7.12.42 Моя дорогая, милая Паула! Я тоже собрался написать тебе письмецо, дорогая Паула. У меня долго не было такой возможности, а сейчас опять появилась. Дорогая Паула, мы были окружены, но сейчас вырвались из окружения. Еды в последние дни было очень мало, приходилось экономить. Дорогая Паула, четыре и два дня назад я получил по килограммовой посылке, сердечное тебе спасибо за это, дорогая Паула, получить эти посылки было большой радостью, у нас не было еды - и тут пришли эти посылки, как дар небес, еще раз огромное спасибо. Пряники и хлебцы были очень вкусными, колбаса тоже. Дорогая Паула, через несколько дней Рождество, чудесный семейный праздник, а я снова не могу быть с тобой и детьми, надеюсь, скоро настанет день, когда я смогу навсегда остаться с тобой, дорогая Паула. Дорогая Паула, если можно, пришли мне еще чего-нибудь поесть... Верный тебе и любящий тебя Йозеф
