Талантливейший человек,чего только стоит его операция (дуб),по освобождению Бенитто Муссолини.Довольно интересно было почитать его мемуары.Правда недавно нашел такую статью,а судить вам-Родился Отто Скорцени 12 июня 1908 года в Вене, в семье инженера. В 1926 году поступил в Венский Технический университет, где к 1931 году выучился на строительного инженера. В студенческие годы он обзавелся своим знаменитым шрамом на левой щеке. Случилось это в результате пьяной драки, хотя некоторые его поклонники утверждают, что в результате фехтовального поединка. Окончив университет, он устроился на работу в небольшую строительную фирму. Дружба с Кальтенбруннером сыграла важную роль в его жизни. Через Кальтенбруннера Скорцени познакомился с лидером австрийских нацистов Зейс-Инквартом. В 1932 году он вступил в НСДАП. В 1933 году деятельность НСДАП была запрещена на территории Австрии. Партия и все ее военизированные формирования перешли на полулегальное положение. В 1934 году Скорцени вступил в СС и участвовал в попытке государственного переворота в Австрии, в ходе которой был убит канцлер Дольфус. Попытка переворота оказалась неудачной, и вплоть до аншлюса Скорцени отошел от «политической деятельности», занимаясь своей основной профессией. В марте 1938 года произошло объединение Германии и Австрии, активную роль в котором играли его друзья Кальтенбруннер и Зейс-Инкварт. Скорцени тоже не остался в стороне. Он снова в рядах СС, в отряде, арестовавшем президента Австрии Микласа. Потом он активно участвовал в еврейском погроме во время «Хрустальной ночи», после которого стал владельцем роскошной виллы, чей предыдущий хозяин, еврей, бесследно исчез. 3 сентября 1939 года Скорцени оставил свою мирную профессию и был зачислен в лейбштандарт СС «Адольф Гитлер», где он получил звание унтершарфюрера (сержанта по-нашему). С этого момента начинается головокружительная и загадочная карьера «супердиверсанта номер один». С боевым опытом складывалось не очень удачно. В войне с Польшей поучаствовать не удалось – она слишком быстро кончилась. В войне с Францией участвовал, но находился в тыловых автотранспортных частях – ничего интересного. В конце марта его часть перебросили в юго-западную Румынию, на границу с Югославией. Тогда же, Скорцени был произведен в офицеры, получив звание унтерштурмфюрера (лейтенанта по-нашему). Однако, и балканская кампания оказалась короткой – менее двух недель, и Скорцени в боевых действиях не участвовал. В июне 1941 года его дивизию перебросили в Польшу, к Бресту. Дальше, как он пишет в своих мемуарах, он якобы участвовал в штурме Брестской крепости и потом совершил подвиг – во главе пятерых солдат отправился с катушкой телефонного провода устанавить связь с тылом своей дивизии. Установил и получил за это Железный крест второй степени. В августе 1941 года у него началась дизентерия, и его отправили в госпиталь в Вену. На этом его боевой опыт закончился. Вот что он пишет о своей деятельности в 1942 году. Уже больше года, как я был не у дел. Ослабевший после дизентерии, подхваченной в последнюю русскую кампанию, я смирился с приговором врачей, признавших меня негодным, во всяком случае сейчас, к службе в боевых частях. В должности военного инженера я прозябал в тыловой части под Берлином. Когда осенью 1942 года я узнал, что дивизии СС будут превращены в танковые, то направил рапорт с просьбой разрешить мне пройти курсы танковых офицеров. Затем мне удалось получить назначение в 3-ю танковую дивизию СС. Вскоре, однако, новый приступ дизентерии показал, что мое состояние не позволяет выдерживать чрезмерные нагрузки. После нескольких недель, проведенных в госпитале, я был снова отправлен в свою берлинскую часть. В апреле 1943 года Отто Скорцени вдруг вызывают в штаб войск СС и предлагают должность командира-организатора специального подразделения под кодовым названием «учебный лагерь Ораниенбург». Это подразделение должно было стать эсэсовским аналогом диверсионного полка «Бранденбург», подчинявшегося Абверу. Скорцени был выбран на должность командира, так как он будто бы обладал боевым опытом и отлично разбирался в технике. Руководствуясь девизом Ницше «жить надо в опасности!», Скорцени предложение принял. Его произвели в хауптштурмфюреры СС запаса (по-нашему – капитан запаса), и он сразу приступил к новым обязанностям. Когда Скорцени прибыл в учебный лагерь, там уже находилось несколько десятков человек, которые усиленно изучали фарси, готовясь к операции «Француз» - организации восстания иранских племен против англичан с тем, чтобы перерезать путь транпортировки военных грузов из США и Великобритании через Иран в Советский Союз. Скорцени со всей своей энергией возглавил подготовку операции. Летом 1943 года она началась и завершилась полным провалом. Иранские вожди сначала приветствовали немцев, как дорогих гостей, а потом, получив ценные подарки, повязали их и сдали англичанам. По этому поводу Скорцени заявил: В конечном счете операция «Француз» закончилась провалом. Но я должен сказать, что в то время другие задачи казались мне более интересными. Более интересными задачами оказалась операция «Ульм» - осуществление диверсий на заводах Урала и Сибири. Учебный лагерь был переведен из Ораниенбурга во Фриденталь, а цель операции «Ульм» была конкретизирована – вывести из строя Магнитагорский металлургический комбинат. Скорцени, по его словам, изучив ситуацию, пришел к выводу, что задача невыполнима, и собирался доложить об этом начальству, однако, коллеги-диверсанты посоветовали ему этого не делать, а просто докладывать наверх о том, что подготовка к операции идет успешно. Полтора года Скорцени докладывал об успешном ходе подготовки, после чего, в конце 1944 операция «Ульм» была благополучно отменена. 26 июля 1943 года Скорцени внезапно вызвали в ставку Гитлера. Там Скорцени было поручено организовать вывоз из Италии свергнутого Муссолини. Супердиверсант немедленно приступил к подготовке операции. Причем с размахом. Для начала он затребовал воздушно-десантную дивизию, которую в срочном порядке перебросили в Италию. Затем, в середине августа, он решил подключить еще и бригаду войск СС. Но этого оказалось мало, и Скорцени получил еще флотилию торпедных катеров. Потом выяснилось, что Муссолини содержится в горах, а не на побережье, и Скорцени, отказавшись от катеров, придумал высадить десант на планерах. В результате, 12 сентября, когда проводилась акция, из 12 планеров 4 разбились – два при взлете, два при посадке, а остальные приземлились кое-как. Почти половина десантников погибла или получила тяжелые увечья. Это при том, что карабинеры, охранявшие Муссолини, не только не оказали никакого сопротивления, а наоборот, встретили немецкий отряд вполне радушно (вон как они мило позируют на заднем плане фото). Зато эффектно получилось. «Абсолютно бескровно», по словам Скорцени. В смысле, никто из итальянцев не пострадал. После похищения Муссолини, Скорцени стал героем. Его произвели в штурмбаннфюреры (в майоры) и вручили Рыцарский крест.
В ноябре 1943 года супердиверсант получает очередное сверхзадание – вывезти из Виши маршала Петэна, которого Гитлер заподозрил в намерении сбежать в Северную Африку. Для этого Скорцени затребовал и получил два пехотных батальона СС, два полицейских батальона и три пехотные роты в качестве резерва. Это в то время, как маршала охраняло около трехсот легко вооруженных национальных гвардейцев. Далее Скорцени направился в Виши готовить операцию. Он два месяца вырабатывал план по захвату Петэна – гулял по городу – изучал местность вокруг правительственного здания, ездил по окрестностям – выяснял, как организовать блокаду города, периодически наведывался в Париж – уточнял детали с военными. А через два месяца... 20 декабря 1943 года я получил приказ «отбой»: надо отправлять обратно все части. И естественно, все мы теперь думали только об одном: быстрее, как можно быстрее попасть домой — вдруг мы еще успеем получить небольшой отпуск на Рождество. Через двадцать четыре часа я прибыл со своей ротой в Париж, а там мы едва успели на экспресс до Берлина. Заслуженный отпуск Скорцени получил и уехал с женой и дочерью кататься на лыжах. Однако, долго отдыхать некогда, и в феврале 1944 года он, по приказу Гиммлера, приступает к подготовке пловцов-диверсантов для военно-морского флота. Удалось ли кого-нибудь подготовить, и, если да, чем себя проявили пловцы-диверсанты – неизвестно. После этого Скорцени было поручено сорвать высадку союзников, и он всю весну 1944 года путешествовал по атлантическому побережью Франции, пытаясь угадать, где высадятся союзники. Потом ему это надоело, и он занялся «секретным оружием». У него возникла гениальная идея – из ракет Фау-1 сделать пилотируемые летательные аппараты. Идея эта родилась вот почему. Техническая база Германской армии и флота стремительно истощалась, а между тем Боевой дух солдат был по-прежнему высок; им нужны только новые точки приложения сил. Чтобы драгоценная энергия этих людей не пропала даром, мы срочно занялись разработкой новых видов особо эффективного секретного оружия. Зачем ракете одной летать, почему бы вместе с ней не запустить энтузиаста-смертника? Главными проблемой ракет Фау-1 было то, что большинство из них взрывалось на старте, а те, которым удавалось взлететь, становились легкой добычей ПВО противника. Даже в пилотируемом состоянии увернуться от зенитного огня или истребителей не имелось никакой возможности. Тем не менее, Скорцени удалось вытребовать для своей затеи 175 эксперементальных летательных аппарата, 60 квалифицированных летчиков Люфтваффе и 30 человек из его собственного диверсионного подразделения. Из них он задумал сделать смертников. Те несколько испытательных полетов, которые удалось произвести, разумеется, закончились катастрофами. В ноябре 1944 года весь этот проект «секретного оружия», не вдаваясь в детали, прекратил подполковник Люфтваффе Баумбах, только что назначенный начальником авиационной части, где эксперементировал Скорцени. Супердиверсанту пришлось уступить, поскольку свои эксперементы он проводил без санкции начальства. Ну и Бог с ними, с Фау-1. Мало ли еще интереснейших проектов. Как главный диверсант Третьего рейха, Скорцени контролировал сразу несколько операций. На своей базе во Фридентале он работал буквально не разгибая спины и придумал вывести из строя нефтепроводы на Ближнем Востоке. Он даже предложил оригинальный способ взрыва нефтепровода – просверлить в нефтепроводе дырку, вложить туда мину, заделать дырку, отбежать в сторону, залечь... Для этого плана ему починили шесть трофейных американских бомбардировщиков дальнего действия и разработали специальный планер, который мог бы выдержать скорость до 500 км/ч с тем, чтобы бомбардировщики тащили планеры на буксире, а в планерах бы сидели диверсанты. Скорцени что-то еще затребовал, но ему не дали. Пришлось операцию свернуть. Еще одна операция не удалась по совсем иной причине — из-за ревнивой зависти наших генералов. В 1943 году югославские партизаны позволили нам ухватиться за ниточку относительно дела, которое очень заботило командование на балканском театре военных действий. В этом регионе сложилась обстановка, способствовавшая широкому размаху партизанской войны, и югославское сопротивление своей активностью отвлекало крупные германские силы, которым наносило неожиданные удары, развязывало бесчисленные стычки. Если бы нам удалось обнаружить штаб Тито и захватить его, можно было бы надеяться на существенное снижение давления партизан на наши позиции. Таково было в общих чертах задание, порученное мне Верховным командованием вермахта в начале 1944 года. Получив задание в начале 1944 года, Скорцени к лету собрал «всю необходимую информацию» и провел операцию в своем традиционном стиле – с высадкой десанта на планерах в горах. В результате, десантники сожгли пустую деревню, предворительно найдя в одном из брошенных домов мундир Тито. Разумеется, и это не все. Примерно в то же время на Восточном фронте потребовалось вмешательство моих батальонов. Во второй половине августа мне приказали срочно явиться в ставку фюрера. По прибытии меня встретили два офицера из штаба генерала Йодля и объяснили причину вызова. Вскоре после чувствительного поражения в июньской кампании 1944 года на центральном участке Восточного фронта дал о себе знать резервный агент, иначе говоря, сотрудник одного из подразделений контрразведки, какие существуют во всякой армии, еще в начале войны внедрившийся в тыл русских. Солдаты, неделями скитавшиеся по лесам на занятых русскими территориях и сумевшие пробиться к своим через линию фронта, сообщали о целых отрядах, находившихся в окружении. Тогда наш связной перешел линию фронта и передал разведчику приказ о расконсервации и само задание. И вот наконец радиограмма: «В лесной массив к северу от Минска стекаются группы уцелевших немецких солдат». Около двух тысяч человек под командованием подполковника Шерхорна находились в районе, указанном весьма неопределенно. Разведчику сразу же приказали наладить радиосвязь с затаившимся отрядом, сообщили соответствующие частоты и код, но до сих пор все попытки оставались тщетными. По-видимому, у Шерхорна не было передатчика. Главнокомандующий уже посчитал невозможным найти и вернуть отряд. Ему посоветовали обратиться за помощью к моим специальным частям. Так началась операция «Браконьер».
В один погожий августовский день 1944 в районе озера Песочное под Минском появились грузовики с московскими номерами, которые привезли людей в немецкой военной форме. В тылу советских войск, на бывшей партизанской базе, развернулась довольно крупное немецкое воинское соединение. Все было настоящее – одежда, оружие, котелки, ложки. На территории базы строго соблюдались уставы Вермахта. Так, по личному приказу Сталина, 4 управление НКВД начало операцию «Березино», руководил которой генерал Судоплатов. Резервный агент, упомянутый Скорцени, на самом деле, был сотрудник советской разведки Александр Петрович Демьянов, имевший в Абвере агентурную кличку «Макс», а в НКВД – «Гейне». 19 августа генеральный штаб немецких сухопутных войск получил посланное Абвером сообщение Макса о том, что соединение под командованием подполковника Шерхорна численностью в две с половиной тысячи человек блокировано в районе реки Березены. Кто такой этот подполковник Шерхорн? За несколько недель до описываемых событий, отряд в полторы тысячи человек под командой Шерхорна, защищавший переправу на Березине, был разгромлен Красной Армией и большей частью пленен. Попал в плен и Шерхорн. Советская разведка заинтересовалась им потому, что его отец финансировал нацистскую партию еще до ее прихода к власти. Так что, имя это должно было привлечь внимание Гитлера. Перевербовать Шерхорна удалось быстро – ему пообещали, что он вернется домой, к семье. Итак, командир якобы блокированной немецкой группировки был настоящий. Операция была задумана с размахом. В ней участвовали, выполняя роль немецких военных, наши офицеры, владевшие языком, немецкие антифашисты и перевербованные военнопленные. В это время Отто Скорцени активно занимался операцией «Браконьер». Вот, что он пишет. Мы взялись за решение бесчисленных технических проблем, связанных с осуществлением операции. Наш проект предусматривал создание четырех групп, каждая из которых состояла из двух немцев и трех русских. Людей вооружили русскими пистолетами и снабдили запасом продовольствия на четыре недели. Кроме того, каждая группа брала с собой палатку и портативную радиостанцию. На всякий случай их переодели в русскую военную форму, обеспечили удостоверениями и пропусками. Их приучили к русским сигаретам, у каждого в вещмешке имелось несколько ломтиков черного хлеба и советские консервы. Все прошли через руки парикмахера, который остриг их почти наголо в соответствии с военной модой русских, а в последние дни перед вылетом им пришлось расстаться со всеми предметами гигиены, включая даже бритвы... В конце августа первая группа под руководством П, поднялась в воздух на «Хейнкеле-111» из состава 200-й эскадрильи. С лихорадочным нетерпением ждали мы возвращения самолета, ведь предстояло пролететь более 500 километров над вражеской территорией (к тому времени линия фронта проходила через Вистюль). Поскольку подобный полет мог состояться только ночью, истребители не могли» сопровождать транспортный самолет. В ту же ночь состоялся сеанс радиосвязи между разведчиком и группой П. «Скверная высадка, — докладывали наши парашютисты. — Попробуем разделиться. Находимся под пулеметным огнем». Сообщение на этом заканчивалось. Возможно, пришлось отступить, бросив передатчик. Ночи проходили одна за другой, а из радио доносился лишь негромкий треск атмосферных помех. Ничего больше, никаких новостей от группы П. Скверное начало! В начале сентября отправилась в полет вторая группа, под командованием аспиранта С. По возвращении пилот доложил, что парашютисты прыгнули точно в указанном месте и достигли земли без происшествий. И вот, наше радио, от которого все неутомимо ждали проявления признаков жизни, уловило ответ. Сначала пошел настроечный сигнал, затем особый сигнал, означавший, что наши люди вышли на связь без помех (не лишняя предосторожность: отсутствие сигнала означало бы, что радист взят в плен и его силой заставили выйти на связь). И еще великолепная новость: отряд Шерхорна существует, и аспиранту С. удалось его обнаружить! На следующую ночь подполковник Шерхорн сам сказал несколько простых слов, но сколько в них было сдержанного чувства, глубокой благодарности! Вот прекраснейшая из наград за все наши усилия и тревоги! Ночью цепочка людей в немецкой форме окружила поляну. На сигнальные костры приземлились четверо немецких парашютистов. Их встретили и провели в штаб Шерхорна. Там на столе лежала карта, где кружками были обозначены якобы немецкие части в тылу советских войск. Радист передал в центр: “Группа Шерхорна найдена”. После этого, парашютистов отвели на отдых в соседнюю избу, а там их уже поприветствовали офицеры Красной Армии. Потом был убедительный разговор по душам с каждым из прибывших. Двое из них согласились сотрудничать, а об оставшихся сообщили, что они погибли. Шерхорн запросил оружие, боеприпасы, медикаменты, продовольствие, врачей. Скорцени свидетельствует: Первый прыгнувший с парашютом врач при приземлении в темноте разбился, сломал обе ноги и через несколько дней скончался. Следующему повезло, и он приземлился целым и невредимым. Потом мы стали сбрасывать маленькой армии продовольствие, одежду... В течение двух-трех ночей 200-я эскадрилья высылала по несколько самолетов для снабжения затерянного в лесу лагеря... Скорцени расчитывал с помощью отряда Шерхорна нарушить тыловые коммуникации Красной Армии. С этой целью к Шерхорну были посланы специалисты по диверсиям и техника. Радиограммы из штаба Шерхорна шли одна за другой. Сочиняли их, разумеется, сотрудники НКВД, проявившие большую изобретательность. Вот «Шерхорн» сообщил, как его отряду удалось взорвать мост, вот они подбили машину, вот пустили под откос эшелон, вот «Шерхорн» придумал что-то еще и просит прислать ему красноармейскую форму и советские автоматы... Агент Макс получил приказ из Берлина проверить достоверность сообщений Шерхорна. Он их, конечно, полностью подтвердил. Гитлер произвел Шерхорна в полковники и наградил Рыцарским крестом. Кроме Шерхорна награждены были и другие «окруженцы». Скорцени разработал план эвакуации Шерхорна. К Шерхорну направили специалиста по быстрому развертыванию взлетно-посадочных полос в полевых условиях. Но едва начались подготовительные работы, как русские мощным ударом с воздуха сделали выбранное место непригодным. Пришлось изыскивать другой способ. После переговоров с Шерхорном решили, что отряду следует покинуть обнаруженный лагерь и совершить 250-километровый переход на север. Там, в окрестностях Дюнабурга, что возле прежней русско-литовской границы, находилось несколько озер, которые замерзали в начале декабря. Когда лед достаточно окрепнет, озера превратятся в подходящие аэродромы для транспортных самолетов. Тогда Шерхорн потребовал, чтобы ему для обеспечения этого перехода были сброшены на парашютах «надежные польские проводники». Скорцени ему их сбросил. Надо ли говорить, что «надежных польских проводников» встретили достойно. После этого, Шерхорн начал переход. Идти было трудно... Шел долго... Пока не кончилась война... Скорцени этот переход координировал. Поздней осенью 1944 года колонны медленно потянулись на север. Русских телег было мало, на них с трудом уместили больных и раненых. Кто мог, шел пешком. Переход оказался намного более длительным, чем мы предполагали. В среднем за день преодолевали 8-12 километров... По мере продвижения отряда к линии фронта маршрут самолетов снабжения укорачивался, но определить место выброски становилось труднее. По радио мы старались уточнить их координаты на карте, испещренной разными значками. Несмотря на предосторожности, несметное число тюков и контейнеров попало в руки русской милиции, которая, надо отдать ей должное, справлялась со своей задачей... В феврале 1945 года мне самому пришлось командовать дивизией на Восточном фронте. Отбивая яростные атаки врага, я не упускал из вида наши особые миссии. Сообщения, все еще регулярно приходившие от Шерхорна, были полны отчаяния: «Высылайте самолеты… Помогите нам… Не забывайте нас…» Двадцать седьмого февраля аспирант С. прислал нам следующее сообщение: «Отряд прибыл в намеченный район возле озер. Без немедленной поддержки умрем от голода. Можете ли вы нас забрать?» По мере расходования элементов питания передатчика призывы о помощи становились все более настойчивыми, а мы уже не в силах были помочь. В конце С. просил доставить хотя бы батареи питания: «Мы больше ничего не просим... только говорить с вами... только слышать вас». Крах и невероятный хаос, поразивший многие службы, окончательно добили нас. Не могло быть и речи о вылете самолета с помощью для несчастных, тем более об их эвакуации. И все равно наши радисты ночи напролет не снимали наушников. Порой им удавалось засечь переговоры групп Шерхорна между собой, порой до нас долетали их отчаянные мольбы. Затем, после 8 мая, ничто долее не нарушало молчание в эфире. Шерхорн не отвечал. Блестящая операция. Советской разведки. За которую, кстати, никого даже не наградили. Но вернемся к Скорцени. В сентябре 1944 года он получил очередной приказ – арестовать адмирала Хорти, который вступил в тайные переговоры с советской стороной. С целью подготовки и осуществления этой операции, супердиверсант отправился в Будапешт. Для своей миссии он получил два батальона парашютистов и три планера.
Регент Миклош Хорти Потом, однако, сообразив, что высаживать десант на планерах рядом с замком на Горе, резиденцией регента, будет довольно экзотично, он передумал – оказалось достаточно двух полицейских батальонов и двух танковых рот. На подготовку операции ушел месяц, который Скорцени с комфортом прожил в Будапеште, внимательно следя за контактами венгерского правительства с представителями югославских партизан, через которых оно сносилось с советской стороной. В 6 часов утра 16 октября 1944 года Скорцени во главе танковых колонн ринулся на штурм резиденции Хорти. С венгерской стороны ожидалось сопротивление. Решающий миг близок. Мы уже проехали министерство, и перед нами простирается площадь Замка. Там заняли позицию три танка. Когда мы проезжаем мимо первого, он поднимает пушку вверх, показывая, что не собирается стрелять. Перед воротами Замка венгры соорудили из строительного камня баррикаду высотой несколько метров. Мой грузовичок отъезжает в сторону, и знаком руки я даю танку, который за нами следует, приказание навалиться всем своим весом на это препятствие. Пока стальной колосс разгоняется, мы соскакиваем на землю. Баррикада не выдерживает страшного удара в тридцать тонн — она рушится, танк проходит по ее развалинам, выбивает ворота и выставляет свою пушку во двор Замка, оказываясь лицом к лицу с шестью противотанковыми орудиями. Бегом, по правую и по левую стороны от нашей «Пантеры», мы проскакиваем в несколько прыжков по разваленным глыбам и проникаем под арку. Эффектно. Очень эффектно. Ворвались в замок, всех напугали, но... По моему требованию, к адмиралу меня сопровождают два венгра, которые служат мне офицерами связи. К моему удивлению, покои регента пусты. Я узнаю, что он покинул Замок за несколько минут до шести утра. А его семья еще накануне обрела прибежище у папского нунция. Во всяком случае, присутствие в Замке адмирала Хорти ничего бы не изменило: наши планы имели своей целью не его особу, а резиденцию венгерского правительства. Романтически настроенные поклонники Скорцени и многие его биографы утверждают, будто он вынес Хорти из регентских покоев на плече, завернутого в ковер, предварительно заткнув ему рот собственным носовым платком. Это, конечно, фантазии. Кого действительно удалось поймать Скорцени, так это сына регента Миклоша Хорти, тоже Миклоша (может, недоразумение возникло как раз из-за того, что оба Хорти, и оба Миклоши?). Там действительно, Скорцени приказал перед транспортировкой в грузовике завернуть его в ковер и перевозить, как тюк. Сам адмирал в это время находился в гостях и под покровительством генерала Пфеффер-Вильденбрука, с которым преспокойно прибыл в Зальцбург, где уже его поместили под домашний арест. Отто Скорцени получил за эту операцию Золотой крест и звание оберштурмбанфюрера (подполковника). Вернувшись из Будапешта, Скорцени получил свое самое важное в жизни задание. Его вызвал Гитлер, обрисовал план наступления на Арденнах и поставил задачу: - Вам с частями, находящимися под вашим началом, мы ставим в рамках этого наступления одну из самых важных задач. В качестве передового отряда вы должны будете захватить один или несколько мостов на Мезе, между Льежем и Намюром. Эту миссию осуществите с помощью хитрости: ваши люди будут одеты в американскую и английскую форму. Скорцени решил сформировать себе танковую бригаду численностью 3300 солдат и офицеров – в составе двух танковых рот, двух рот бронемашин, трех батальонов мотопехоты и артиллерийских, противотанковых и прочих подразделений. Укомплектовать эти подразделения Скорцени хотел американской трофейной техникой, равно как и обмундировать своих бойцов в американскую форму и вооружить американским стрелковым оружием. Поскольку предполагалось действовать в тылу американских войск – Скорцени хотел набрать в свою бригаду как можно больше знающих английский язык. План был совсем не бездарный, но легче сказать, чем сделать. Знающих английский язык во всей бригаде набралось 30-40 человек. Американской трофейной техники почти не было – пара танков, да несколько десятков бронемашин, грузовиков и джипов. Пришлось гримировать немецкие «Пантеры», чтобы они хотя бы силуэтом напоминали «Шерманны», но результат получился не ахти. Американской военной формы и вовсе не нашлось. Ринулись в бой как есть. Формой, все-таки, в конце концов обзавелись. Вобщем, из операции толком ничего не вышло. Напроказили по мелочи. Взорвали склад с боеприпасами, пообрывали кое-где телефонные провода, поснимали таблички, развешанные американской интендантской службой и цветные ленты, обозначавшие заминированные участки, навели небольшой переполох. Американцы, конечно, засуетились, в поисках диверсантов похватали много своих до выяснения, приняли дополнительные меры по охране Эйзенхауэра, но довольно быстро пришли в себя. Кроме того, немецкое наступление в целом захлебнулось, и операцию пришлось свернуть. Так она ничего и не достигла. Да и не могла достичь по большому счету. 30 января 1945 года Гиммлер отдал приказ, положивший конец карьере Скорцени-диверсанта. Его направили на фронт во главе его особых частей – удерживать плацдарм на восточном берегу Одера близ городка Шведт. Там происходили отдельные стычки с советскими армиями, которые еще только готовились к последнему сокрушающему удару. А через четыре недели, 28 февраля Скорцени был отозван в Берлин. Так что, на фронте он пробыл недолго. Что делал Скорцени в период с начала марта 1945 года до конца войны – не до конца ясно. Сначала был в Вене, потом в так называемом «баварском опорном районе» на гранце Германии и Австрии. 15 мая он сдался американцам. Со второй попытки. Мог бы и не сдаваться, его не искали. Но не вечно же сидеть без дела! Надо к чему-нибудь себя приложить... Американцам он наплел, что будто имеет опыт подрывной деятельности на территории СССР. Те поверили. Если бы он интересовал советскую сторону, его бы вытребовали в Нюрнберг, но этого никто не сделал. Американский военный трибунал в Дахау оправдал Скорцени в 1947 году, и тот очутился на свободе никем не преследуемый, и тут же начал всем рассказывать о том, какой он гениальный диверсант, и чего он только не организовал. Он был арестован весной 1948 года новыми германскими властями, производившими денацификацию, и помещен в лагерь для интернированных военных преступников. «Колючая проволока осталась цела. Сирена не завыла. А Скорцени исчез.» Это называется «совершил дерзкий побег». То есть, в действительности, пошел за сигаретами в ларек, расположенный в полукилометре от лагеря, как это делали все (такой в этом лагере был режим) и не вернулся. Хватились его только через два дня. Остаток жизни Скорцени провел в Испании, где и умер в собственной постели в 1975 году. Никто его не искал – ни советская разведка, ни американская, ни, что характерно, израильская – хотя, найти его не составляло труда. Он просто был никому не нужен. Вернее так. Если он и был кому-то интересен, то только своими баснями о собственных достижениях. Отто Скорцени со своими диверсионными подвигами – абсолютно дутая фигура. Он сам вылепил из себя героя, написав свои мюнхгаузеновские мемуары. Он действительно был любимцем Гитлера, став им, благодаря протекции Кальтенбруннера. Из-за этого ему многое поручалось, и многое разрешалось.
