Дивизионный комиссар Иван Васильевич Зуев официально числится в числе пропавших без вести во время войны лиц высшего комполитсостава РККА. Напомню, что И.В. Зуев с марта 1942 года являлся членом Военного совета 2-й Ударной армии, сгинувшей весной-летом 1942 в болотах Любани. Нижеприведенные сведения проливают некоторый свет на судьбу генерала. Итак: "... Осенью 1945 года в Чудовское районное отделение НКГБ поступили сведения, что рабочий стекольного завода «Восстание» Иван Сейц повинен в выдаче немцам командира Красной Армии. Начальник отделения младший лейтенант госбезопасности Василий Иванович Кузнецов опросил Н.И. Тусева, К.М. Флотскую, Н.А. Ковригина; К.Н. Малькову, В.П. Иванину, М.Ф. Абрамову, в декабре допросил арестованного на основе их показаний Сейца и выяснил следующее. Через Чудово проходит стратегическая Октябрьская железная дорога, использовавшаяся немцами для перевозки войск и грузов к Волхову, к близкой линии фронта и к Ленинграду. Для поддержания дороги в порядке оккупационные власти сформировали группы путевых рабочих, в основном женщин, трудившихся за мизерный паек. После полудня на 105-м километре перегона между станциями Бабино и Торфяное к такой бригаде человек в тридцать неожиданно из кустов вышел человек в форме военнослужащего Красной Армии и попросил хлеба. Иван Сейц побежал к стоявшему поодаль немецкому мастеру Францу, который не видел появления незнакомца, и сбивчиво сообщил о неизвестном. Мастер почти не говорил по-русски, но слово партизан понял. Быстро чиркнув записку, он послал Сейца к посту охраны железной дороги, находившемуся в четырех сотнях метров. Вскоре Сейц вернулся с солдатами и указал рукой на кусты, куда успел скрыться неизвестный. Автоматчики с ходу открыли огонь. По приказу немцев Сейц осмотрел кусты и, как показал на допросе, нашел там «убитого в голову человека, одетого в форму военнослужащего Красной Армии». Он, бригадир Ковригин и рабочий Гусев вынесли из кустов труп и обыскали его. Сейц нашел в брючном кармане часы и взял их себе. Ковригин позарился на несколько десятков рублей, Гусев стянул сапоги. Нашли удостоверение на имя Зуева и узнали, «что это был член военного совета какой-то армии». Документ взяла Лидия Беликова, чтобы когда-нибудь сообщить близким погибшего. Ковригин толкнул труп ногой и сказал: «За что воюешь, чего добиваешься?» Он и Сейц подняли убитого за руки и за ноги, бросили в воронку у насыпи и закопали. Бригадир помахал рукой и со смехом, юродствуя, пропел вечную память. Одна из женщин назвала его мерзавцем, немецкий солдат обозвал дураком. (Дорого обойдется Ковригину глумление над погибшим.) Женщины после ухода немцев хотели как следует прибрать могилу, но Ковригин пригрозил расправой. Когда вечером возвращались домой, Сейц, ни к кому не обращаясь, но, чувствуя настроение женщин, громко заявил, нецензурно ругаясь: «Их... и жалеть нечего, из- за них, коммунистов, нам до войны житья не было». Материалы были переданы в следственный отдел УНКГБ по Новгородской области. В январе 1946 года дело рассмотрел военный трибунал войск НКВД в открытом заседании с участием государственного обвинителя и защиты, с передопросами свидетелей и 155 обвиняемого. Наказание было суровым: 20 лет каторжных работ. Сейца этапировали в Воркуту. Однако следствие даже не попыталось установить место погребения Зуева, не обратило внимания на личность погибшего, не попыталось найти его родственников. В обвинительном заключении фигурировал «бригадный комиссар Красной Армии Зуев», в приговоре - некий «политработник Зуев»1. Таким был «почерк» судебно-следственной работы тех лет. Факт предательства командира Красной Армии доказан показаниями свидетелей и собственным признанием обвиняемого - что же еще нужно? Через четыре года после осуждения Сейца сотрудники управления МГБ Октябрьской железной дороги арестовали Николая Ковригина по обвинению в сотрудничестве с оккупантами. Восемнадцать свидетелей, главным образом рабочие возглавлявшейся Ковригиным бригады, показали, что тот заставлял их трудиться не покладая рук, сообщал мастеру о не выполнивших норму и тем самым лишал пайка, превозносил силу германского оружия и твердил о скором поражении Красной Армии. По словам И.Д. Кистенева, бригадир часто повторял: «Надо честно работать на немцев, советской власти больше не будет, не ждите, все равно победят немцы». Следствие обратилось к участию Ковригина в июньской трагедии на 105-м километре. В воркутинском лагере передопросили Сейца, следователь провел пятнадцать очных ставок. Приплюсовали ведение антисоветской агитации. В 1950 году судили жестче, чем сразу после войны, и Ковригин получил 25 лет каторжных работ2. Имя же комиссара вновь осталось в тени. В 1955 году Ленинградская областная комиссия по пересмотру дел на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, предложила военному трибуналу ЛенВО пересмотреть оба дела. Восторжествовали кампанейщина и политическая целесообразность. Председатель трибунала генерал-майор юстиции И.Писарьков подал протест в порядке надзора с формулировкой: «Материалами дела не установлено, что Сейц сделал сообщение немцам о советском военнослужащем с целью расправы с ним, так как личность военнослужащего он не знал». Тот же трибунал в те же месяцы пересмотрел дело Ковригина. Сроки наказания обоим были снижены до фактически отбытых, и летом они вернулись в родные места. Первый устроился на завод «Красный фарфорист», второй - путевым рабочим в поселке Торфяное, где жил до ареста. Прошло еще десятилетие. Впервые страна готовилась торжественно отметить 20- летие Победы. Подготовка к празднованию юбилея обострила интерес к событиям войны. Гражданский поступок совершили школьники из деревни Коломовка Чудовского района Наташа, Аня и Сергей Орловы и Сима Иванова. Они заинтересовались одинокой могилой у насыпи железной дороги, проходящей недалеко от их деревни, и обратились за помощью к сотрудникам УКГБ по Новгородской области подполковнику Василию Михайловичу Богову (ныне генерал- майор в отставке) и капитану Николаю Васильевичу Мистрову (ныне полковник в отставке). По архивно-следственным делам и ответам на запросы тем удалось установить личность и события последнего дня жизни члена военного совета 2-й Ударной армии, найти его вдову и двух выросших сыновей. «Известия» опубликовали статью спецкора Бориса Гусева «Смерть комиссара» с фотографией Зуева. Имя еще одного солдата Великой Отечественной войны стало широко известным. Публикации вызвали огромный общественный резонанс. Деревню Коломовку на трассе Москва-Ленинград переименовали в Зуево. На могиле установили надгробие, рядом поставили обелиск. Посмертно И.В. Зуев был награжден орденом Отечественной войны I степени. Личность дивизионного комиссара привлекла внимание писателей и журналистов. К сожалению, не обошлось без сотворенных легенд и преувеличений. Некоторые авторы, впадая в «высокий штиль», с надрывом повествовали, что Зуев вплоть до гибели не снимал гимнастерку со звездой армейского политработника и двумя ромбами в петлицах, что на железную дорогу вышел не оборванный и голодный боец, а дивизионный комиссар в полной форме и с орденами на груди, что Зуев отстреливался от окруживших его немецких автоматчиков и, предпочтя смерть плену, последнюю пулю оставил себе. Не нуждается комиссар Зуев в подобных сомнительных легендах. Никто из свидетелей ни словом не обмолвился ни об его генеральском облачении, ни об орденах, ни об оружии. Удостоверение личности Зуев, действительно, сохранил. Источник одной из небылиц даже послужил предметом розыска чекистов. После публикации статьи о Зуеве редакция «Известий» получила письмо от В. Пашкова, работавшего в бригаде Ковригина и ранее показаний не дававшего. Автор утверждал, что Ковригин за немцами послал его, Пашкова, но, получив категорический отказ, сказал Сейцу: «Иван, давай быстро, здесь недалеко». Когда появились немцы, писал Пашков, «то до открытия ими стрельбы я слышал одиночный выстрел», после чего солдаты открыли огонь. В казахский город Чимкент вылетел старший следователь УКГБ по Новгородской области майор Виктор Николаевич Кудряшов и Пашков признал, что написанное им не более чем домыслы, родившиеся под впечатлением от статьи. После того, как история трагической гибели комиссара Зуева получила известность, немало писем пришло в Верховный Совет, КГБ, Прокуратуру СССР, в редакцию «Известий» и новгородские областные организации. Их авторы возмущались, что Сейц на свободе и проживает в соседнем с Чудово поселке. Коллективы чудовских предприятий направили протесты с десятками подписей. Общественное мнение возобладало, и государственный механизм, закрутился в обратную сторону. Президиум Верховного Совета СССР отменил решение десятилетней давности о Сейте «ввиду особой тяжести совершенного им преступления в период Великой Отечественной войны», Генеральный прокурор СССР Р.А. Руденко подал протест, и Судебная коллегия Верховного суда РСФСР определила: «Неотбытое по приговору... наказание считать подлежащим отбыванию». Сейца водворили в колонию строго режима. Одновременно в УКГБ по Новгородской области шла тщательная проверка действий Ковригина в связи с показаниями свидетелей по факту предательства. Следователь В.Н. Кудряшов вновь беседовал со свидетелями. Неблаговидная роль Ковригина в июньских событиях была очевидной, но расследование никаких новых обстоятельств по делу не выявило, поэтому вопрос о пересмотре прокуратурой был отклонен". Источник: ИСТОРИЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ НА ЛУБЯНКЕ. ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ СПЕЦСЛУЖБЫ НАКАНУНЕ И В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ,1941-1945 гг. Федеральная служба безопасности России 2000 год. стр. 121-127. МОСКВА 2001
