1). Консульство Японии во Владивостоке (http://www.oldvladivostok.ru/photos/?category=93) 2). Японцы на улицах Владивостока. 1918 г. (http://www.clow.ru/a-rushist/information/131.html)
5-й японской дивизия в период ее участия в антипартизанской борьбе. Участвовала в 1919-1920 гг. в подавлении партизанского движения в Забайкалье. Командир генерал Судзуки, начальник штаба полковник Хантаро Футаконси.
Генерал-лейтенант Сигэмото Ои, командующий японскими оккупационными войсками в Сибири; полковник Морроу, командир 27-го пехотного полка американского экспедиционного корпуса; генерал-лейтенант Судзуки командир 5-й пехотной дивизии японской императорской армии.1918 г.
На представленных фотографиях изображены разные эпизоды боёв 5-й японской дивизии в района села Богдать, 27-30 сентября 1919 года. По воспоминаниям, японцы понесли тогда значительные потери. Партизаны говорят, целый батальон перекололи.
Японские пропагандистские плакаты. Ах как радостно приветствуют высадку японских войск жители Владивостока, Благовещенска.
"Интересно отметить, что за время своего почти трехлетнего пребывания в Забайкалье и в Приморской области они вели мудрую политику по отношению к местному населению. Никаких насилий, грабежей, реквизиций ими не производилось. Наоборот, благодаря притоку извне золотой валюты (они расплачивались иеной, которая равнялась нашему золотому рублю), население только выгадывало". ("Дневник белогвардейца", А. Будберг).
Гхм. Уорд Джон Союзная интервенция в Сибири 1918-1919 гг. Записки начальника английского экспедиционного отряда. "...но наивысшее презрение они питали к российскому народу. Этих несчастных людей они сбрасывали с железнодорожных платформ, пуская в ход приклады своих винтовок как против женщин, так и мужчин, обращаясь с ними точь-в-точь, как с племенем покоренных готтентотов. Я не понимал такого поведения со стороны нашего восточного союзника и чувствовал, что это могло быть только безответственным буянством и озорством нескольких солдат и офицеров. Позже оказалось, что это было общей политикой японской армии обращаться с каждым свысока; они превосходно усвоили эти уроки у современных гуннов. Я приведу два примера, не ярких и не единственных, но о которых без сомнения имеются официальные протоколы. Я стоял в Никольске на платформе, ожидая поезда; кругом была толпа россиян; недалеко находился японский часовой. Вдруг он бросился вперед и ударил прикладом своей винтовки в спину российского офицера; последний упал плашмя, катаясь от боли по полу, между тем как японец, скаля зубы, взял ружье «на караул». Хотя кругом стояло не мало народа, ни у одного из россиян не хватило духу пристрелить японца; не желая вмешиваться, я ничего не предпринял, но наблюдал, что будет дальше. Десять минут спустя другой японский часовой повторил то же самое, но на этот раз жертвой была хорошо одетая российская дама. Русские были так запуганы, что даже ее друзья побоялись помочь ей. Я подошел, чтобы помочь; японец отстранился, но продолжал смеяться, точно все это было милой шуткой. К нам подошло несколько английских солдат, и японец заметил, что дело начинает принимать серьезный оборот. Я отправился в японскую-главную квартиру, находившуюся недалеко в вагоне, и донес о происшедшем. Офицер казался удивленным, что я вступился за каких-то русских, которые, как он сказал, могли быть большевиками,-кто их знает,-и осведомился, не испытал ли я какой нибудь неприятности от часового. Я отвечал, что первый же японец, который дотронется в моем присутствии до английского офицера или солдата, будет убит на месте. Это по видимому удивило японского офицера, который указал на то, что они оккупировали Сибирь и имеют право делать все, что им угодно... ...Во время моего пребывания в Приморской области мне не доводилось ни видеть, ни слышать о каком-нибудь деянии или распоряжении со стороны японской главной квартиры, которые хоть в малейшей степени могли бы содействовать административной реорганизации страны. Наоборот, я видел многое, убедившее меня, что страна Восходящего Солнца была в то время более заинтересована в поддержании беспорядка, как наивернейшего средства для укрепления своих собственных честолюбивых намерений..." Наверное, почтенный барон общался с довольно узким и привилегированным кругом "местного населения"...
Вполне возможно - что было обусловлено обязывающим "баронским званием". А приведённые Вами примеры скорее подпадают под определение - "экцессы..."
Скорее под определения - "обычное дело", "рутина". Там, в книжке, про такие ситуации немало написано.
Вполне может быть... Видимо, им заблаговременно перевели смысл распространённого тогда русского выражения: "Отправить в Японию..." "Японские парикмахерские, часовые, магазины были разбиты, хозяева погибли, погибла также и рабочая японская колония... Все пленные японцы вместе с сёстрами милосердия были перебиты..." Обычное дело, однако...
Так это 1920 год, японцы уже как следует "отметились" и отношение к ним было соответствующее. Да и китайцы оторвались тогда по полной, отомстив старым врагам. " Отчет о командировке сотрудника военно-статистического отделения окружного штаба Приамурского военного округа капитана Муравьева в г. Благовещенск с 4 по 31 марта 1919 г. 3 апреля 1919 ... II. Отношение японцев к русскому населению в Амурской области При рассмотрении этого вопроса получается весьма мрачная картина - населению приходится переносить много неприятностей и даже насилий со стороны японцев, созданных условиями текущего момента борьбы с большевиками. Даже офицерство не гарантировано от оскорблений со стороны японских войск. На моих глазах на ст. Благовещенск комендант станции, уже пожилой подполковник, раненный в ногу на войне, был бесцеремонно толкаем японскими солдатами, которые чуть его не били, чтобы остановить при проходе его на вокзал. А между тем комендант имел белую повязку с надписью на яп[онском] языке, указывающую на его должность. Вообще японцы с русскими офицерами мало церемонятся, так же как и со всем населением. При проезде в г. Алексеевск из Благовещенска 3-4 японских штабных офицера занимали громадный вагон международного о[бщест]ва. Но тут же рядом более 20 русских офицеров Амурского пех[отного] полка должны были мучаться и не спать, скученные в одной теплушке. Военная форма не спасает от оскорблений и даже иногда побоев. Так, какого-то военного чиновника нещадно избили японские солдаты в поезде за то, что он осмелился им возражать. Японцы с пассажирами, приехавшими на ст. Благовещенск, обращались как со скотом, грубо загоняя их на вокзал, то обратно в вагоны. Крестьяне страшно страдают при теперешнем положении в области. С одной стороны, большевики делают у них реквизиции и поборы, когда же приходят японцы, то тоже сжигают деревни и имущество крестьян, при этом страдают даже женщины и дети. В отношении японцев приходится держаться чрезвычайно осторожно: малейшая шутка или неосторожное слово грозят серьезными последствиями. Примеров тому масса. В одной из теплушек ехала компания русских, человека четыре, и громко обсуждала грубое поведение японцев, с ними случайно находилась одна японка, [про] которую считали, что она не знает русского языка; на следующей станции эти четыре человека были расстреляны по доносу японки. В отношении женщин они так же грубы как с мужчинами, употребляя ругань, а также приставая к ним с похабными словами. Шутки японцев весьма мрачного характера: например, в нашем вагоне ехал один зауряд-прапорщик, который начал примерно прицеливаться, все женщины моментально убежали из вагона. Подобные шутки иногда кончаются весьма печально, но все проходит безнаказанно. В отношении расстрелов японцы тоже не церемонятся. В Благовещенске около станции был расстрелян один русский военнопленный, затем - бывший милиционер за то, что вышли ночью с вокзала (японцы не позволяют пассажирам уходить с вокзала ранее шести час[ов] утра). Японская жандармерия и охранные войска, благодаря незнанию русского языка, часто руководствуются только внешними признаками при определении лиц, причастных к большевизму. Так, один японский фельдфебель на ст. Завитая был очень ценим своим начальством за способность только по одному выражению лица находить большевиков. Ему было достаточно пройти два раза по поезду или перрону станции, чтобы определить большевиков и арестовать их. Подобных случаев было повсюду немало. Таково отношение японцев здесь, в Амурской области, где они уже представляются населению в роли завоевателей, и даже наши офицерские и казачьи отряды не смеют иметь свой национальный флаг, а всегда носят японские значки и подчиняются японскому командованию, что должно быть очень обидно для нашего национального самолюбия. Фактически вся власть, как военная, так и гражданская, находится в руках японцев. ..."
