Іспанські добровольці (250-а Пех.Див.) / Spanish Volunteers (250.Inf.Div.; ''División Azul'')

Ответ: Редкие фото иностранцев в СС, полиции и вермахте

Забавно видеть нашивку испанских ВВС на рукаве
а орла люфтваффе - на груди

И все (кто виден) - ветераны Гражданской войны.

 

Ответ: Редкие фото иностранцев в СС, полиции и вермахте

Испанцы в Люфтваффе.

1. Angel Catrain Mendoza и Esteban Arriaga презентуют флаг своего подразделения (Vista Suerte y al Toro).

2. Aristides Lopez Garcia и Carlos Alessandri Bayo.

3. Фото Escuadrilla Azul на память. Первый слева - Ricardo Chavarria Bartolome, второй - Javier Sindreu Busquet, пятый - Alfonso Carracido Rodriguez, седьмой в первом ряду - Abundia Garcia Cesteros, восьмой - Alfonso Sabio Ruibal, деcятый - Luis Morreno-Abella Alcocer, тринадцатый - Angel Catrain Mendoza.

4. Зима, 1942-1943 г.г., Восточный фронт. Слева направо: Miguel Vara de Rey, Ramon Luca de Teno y Laso, 2 немца, Javier Amor Guibert, Carlos Rodriguez Texidor, Julio Manuel Perez Munoz, J. Ramon Ponce Leon Gavilan, Luis Brunet Azqueta, немец, Rafael Glez-Camino Calleja, Larraz (не пилот), Ferrandiz (шеф эскадрильи), Antonio Herrero Alos, немец, Rui Ochoa Ozores.
Сидят: Alejandro Perez Gonzalez и Juan Simonet Rosello.

 

Ответ: Редкие фото иностранцев в СС, полиции и вермахте

1. Майор Angel Larrazabal Salos.

2. Javier Amor Guibert.

3. Manuel Menchaca Bengoechea и его Me-109F-2, лето 1942 года.

 

Ответ: Редкие фото иностранцев в СС, полиции и вермахте

Кстати читал недавно воспоминание русского офицера-эмигранта (после революции он эмигрировал) , который служил в толи РОА толи в казаках .
Так он писал что испанцы из "Голубой дивизии" были просто звери .
У них был личный счет по отрезаным головам наших солдат и офицеров .
Причем отрезали головы и пленным и раненым.
И "власовцы" их люто ненавидели.

 

Ответ: Редкие фото иностранцев в СС, полиции и вермахте

Это написал м-к Моисеев, в журнале "Доброволецъ" была статья русского хиви о службе в Испанской дивизии. Сейчас этот хиви ведущий сотрудник газеты "Наша страна" (Буэнос Айрес, Аргентина) его данные - Владимир Рудинский, поищите в сетке, есть где-то. В том же журнале один из членов редколлегии разоблачил эти бредни.

Фото испанцев из книг про железки, а Игорь?

 

Ответ: Испанцы

Две фотки...

 

Ответ: Испанцы

На последней фотке мы видим испанских офицеров на Берлинском стадионе во время товарищеского матча по футболу.

 

Ответ: Испанцы

А написано было, что присяга.... Я очень удивилась.
Спасибо за пояснения. Не знаете, кто выиграл?

 

Ответ: Испанцы

Кажется немцы, 1:0, но надо проверить

 

Ответ: Испанцы

Вот много фоток с испанцами : http://geglov2.narod.ru/Foto/Voennie/Azul_divizion_01.htm

 

Ответ: Испанцы

Матч состоялся 12 апреля 1942 года на Олимпийском стадионе в Берлине.
Счет 1-1 (голы : Дэккер у Германии на 58 минуте , у Испании Кампос на 76 минуте с пенальти).

 

Ответ: Испанцы

Вот ссылка на сайт ветеранов дивизии : http://www.fundaciondivisionazul.org/

 

Ответ: Испанцы

а что на первой фоте?


http://groups.msn.com/memoriadivisionazul/shoebox.msnw

 

Ответ: Испанцы

Это раньше было расположено здесь www.imper-avangard.nm.ru/roa/pamiat/ispan.htm
сейчас эта ссылка не открывается


Владимир Рудинский, "С Испанцами на Ленинградском Фронте", "Под Белым Крестом" №2, апрель; №3, сентябрь 1952г.

Речка, такая мелководная, что ее в любом месте ребенок может перейти в брод, тонкой струйкой бежит посередине широкого русла из больших и маленьких камней, а по краям русла отвесные берега, кое-где скрывающиеся в растущих по ним кустам шиповника, а большей частью состоящие из сухого белого известняка. Над глубокой пропастью перекинут большой деревянных мост и по обеим сторонам разбросалась деревня. Испанцы называли это место каньон, ущелье. Почему испанское слово попало в финское село, километрах в тридцати от Ленинграда, читатель увидит из дальнейшего.

На краю, проходящей через село, большой дороги, недалеко от моста, я встретился в первый раз с несколькими бойцами Голубой Дивизии.

За целые недели до их прихода немцы распространяли среди населения жуткие слухи, рисуя испанцев, как банду жестоких, недисциплинированных мародеров, от которых мирные жители могли ожидать каких угодно бед, говоря только в утешение, что немецкое командование постарается их держать в руках и не допускать чрезмерных злоупотреблений.

Немудрено, что финский мальчуган – подросток, которого я спросил, где найти испанцев, испуганно сказал мне, что они очень злые и с ними лучше не иметь дела, и с опасливым любопытством, издали, следил глазами за мной, когда я подошел к остановившимся у дороги 5 или 6 испанцам. На мне была военная форма, такая же как на них; незадолго до того я поступил переводчиком в немецкую часть. Все отличие было в том, что у них на левом рукаве были нашивки, выдержанные в цветах испанского флага – красный – желтый – красный, считая сверху вниз – с надписью внизу «Эспанья».

“Son Ustedes espanoles?” (Вы испанцы?), помню, спросил я, и эта простая фраза открыла мне путь и новый мир. Смуглые, черноволосые, с мягкими темными глазами южан, молодые ребята в расстегнутых мундирах, в сдвинутых на бок шапках и совсем без шапок, живо окружили меня и широко улыбаясь закидали вопросами. Почему я умею говорить по испански? Откуда и как сюда попал? Не хочу ли перейти от немцев к испанцам?

Как не хотеть! И это предложение я через несколько дней осуществил, но без некоторых трудностей со стороны немцев. Но то, чтобы я этим последним был нужен, но при их «дружеских» отношениях к испанцам, им такое желание с моей стороны весьма не нравилось. Немецкая часть, где я служил, между тем уходила и в конце концов полковник посла со мной фельдфебеля, спросить у испанцев, принимают ли они меня к себе.

Мы подошли к испанцам, которые на берегу реки, с шумом и криком, водружали палатки. Среди них у меня уже вдоволь друзей и знакомых. Но оказалось, что среди них, с одной стороны ,не было никого, кто бы знал по немецки, а с другой – ни одного офицера.

«Кто же командует здесь?» – с неодобрительным недоумением спросил немецкий фельдфебель. Испанцы перемигнулись , и один из моих приятелей сказал, что он пока заменяет сержанта. Через мой же перевод фельдфебель спросил у него, говорю ли я по испански, и хотят ли они меня принять; в ответ все солдаты дружно закивали головами, на невероятной смеси русского и немецкого с испански заверяя, что я говорю по испански очень «Гу» (такую форму в их устах принимало немецкое «гут»). На что фельдфебель отдал честь и исчез с нашего горизонта, зашагав, среди высокой травы, в направлении деревни.

Через несколько дней испанский сержант сам принес мне нашивку с испанским гербом, а мои приятели – солдаты, порывшись у себя в вещах, вытащили запасные погоны и орла, которого, по немецкой форме, носили на груди (на службе у немцев я, как русский, хотя и носил форму, не имел знаков различия). Это скрепило внешне мою связь с Голубой Дивизией; внутренне еще раньше скрепило другое – те доброта и товарищеское отношение, которые я нашел в ее бойцах.

Дивизия была совершенно особым миром среди германских войск. Одной из ее отличительных черт было обилие и высокое качество ее продовольствие. Кроме нормального солдатского пайка, шедшего от немцев, все служившие в ней получали продукты, присылавшиеся непосредственно из Испании, и, в результате, жили совсем иначе, чем персонал, стоявший рядом немецких армейских частей. Испанцы не признавали черного хлеба, и у них был в употреблении исключительно белый; консервы разных сортов, сахар, мед и т.д., вплоть до шоколада, чем можно съесть. Молоко покупалось частью на казенный счет, частью самими бойцами, но, как общее правило, в каждом доме, где были расквартированы испанские солдаты, стояло всегда несколько полных кувшинов, из которых любой из них, или пришедший в гости, мог пить сколько угодно – сахар и кофе употреблялось на таких же началах. Единственное, от недостатка чего они страдали, были почему-то папиросы. Нормальные паек в 6 сигарет хватал им в среднем на час времени – испанцы почти все курили бешенно – и не смотря на все добавки, им всегда недоставало табаку. Я, впрочем, говорю о том периоде, который я застал: в разных условиях фронта испанские части иногда могли попадать и в достаточно тяжелые условия, далекие от тех которые я описываю.

Я попал в Голубую Дивизию после недельного пребывания в немецкой части, которому предшествовала длительная голодовка, и далеко от нее не оправившись и, очутившись среди всего это изобилия, первые дни наедался до дурноты, уничтожая по несколько килограмм хлеба и несколько банок консервов в день; потом я чувствовал себя уже нормально и питался как остальные. Испанцы проявляли ко мне это первое время исключительную деликатность, все время уговаривая не стесняться и стараясь угостить чем нибудь получше, не жалея даже сигарет, которые у них так ценились (я , впрочем, не курил и от них отказывался).

Эти чуткость и человечность были мне дороже чем вся материальная сторона. Для испанцев, в отличие от немцев, я не был иностранцем, представителем нации, с которой они воевали, - я был в полном смысле слова своим. Надо сказать, что они вообще ясно чувствовали, что воюют не против русских, а против большевиков и, в отличие от всех других иностранцев, когда говорили о неприятеле, называя их не «русскими», а «красными» «лос рохос». Это слово шло у них с годов недавней гражданской войны в Испании и воспоминание об этой войне помогало им понимать, что есть испанские и русские коммунисты, равно как и испанские и русские антикоммунисты, и между нами одна грань, гораздо более важная, чем национальные различия. О том, что делали коммунисты в Испании, я скоро узнал из рассказов моих новых друзей все то, что подозревал прежде, но что от нас тщательно скрывала советская печать.

Один из них, Анхель Перес, рассказывал мне, что у него расстреляли отца и мать за то, что те, в красной зоне Испании, пошли в воскресенье в церковь. Рассказали мне и обо всех тех издевательствах и истязаниях, которые видели своими глазами – о священниках, которых живыми вешали над огнем и медленно поджаривали, о зверствах над семьями испанцев, дравшихся на стороне националистов. Рассказывали о героической обороне франкистов в Алькасаре и историю генерала Москардо, шестнадцатилетний сын которого был захвачен в плен красными и расстрелян после того, как отец отказался сдать крепость взамен за сохранение ему жизни. Мне стали понятны мотивы, побудившие эту молодежь – лучшее в Испании – отправиться добровольцами на далекий север и рисковать жизнью в борьбе против коммунизма. Для них было тоже понятно, что я на их стороне против большевиков и может быть из за этого понимания они с особенной лаской и заботой относились ко мне.

До сих пор я с волнением вспоминаю некоторые подробности, в которых эти симпатия и внимание находили свое случайное выражение. Помню, однажды ночью, наполовину проснувшись, в то время как один из моих товарищей по комнате в деревенской избе, рыжеватый Хоакин Масия из Аликанте, уже спал на своей кровати, я увидел при свете свечи, как второй сожитель, Мануэль Говеа, только что вернувшийся с дежурства, собирался ложиться. Говея по своему виду был противоположностью тому, как мы обычно представляем себе испанцев - с льняными волосами и белой кожей северянина; а был он с самого юга Испании, из Андалузии, помнится из Малаги, - косая сажень в плечах и медлительно флегматичный в речи и движениях. Окинув взглядом комнату, он заметил, что я лежу под тонким одеялом – а ночь была холодная – покачал головою, снял со стены свою шинель и осторожно накинул на меня, думая, что я сплю и стараясь не разбудить. Помню, как первые дни, если им казалось, что я себя чувству одиноким или стесняюсь, то один то другой из солдат подходил ко мне и спрашивал, не скучаю ли я; все ли у меня идет хорошо, не голоден ли, не хочу ли курить; повсюду разливались мелодии, занесенные с востока и т.д.

 

Ответ: Испанцы

Но скучно мне никогда не бывало. Испанцы принесли с собою в эту захолустную деревушку дух романтики и экзотики с далеких плоскогорий Месеты и из долин Аналузии… Каждый вечер, когда кончались занятия и работа, по всей деревне раздавались звуки музыки и песен, в которых была разлита меланхолия и ностальгия свое время в Испанию арабами, мелодии, где страсть, тоска и радость жизни переплетались в одном и том де монотонном ритме, словно звон бубенцов каравана пустыни.

Испанцы, в отличие от практических немцев, жили сердцем, а не рассудком, и любовь занимала в их жизни первое место. Надо между прочим заметить, что возраст бойцов дивизии был в среднем от 18 до 24 лет. По социальному происхождению они принадлежали к самым разным слоям – среди них были равно студенты и лица интеллигентных профессий и простые крестьяне; многие их этих последних не умели даже читать и писать – и, курьезным образом, я под их диктовку составлял им письма на родину.

Все они влюблялись с чрезвычайной стремительностью и переживали свои увлечения очень глубоко; это не были для них дела купли и продажи, а вопросы жизни и смерти.

Помню, между прочим, картинку, которую мне пришлось наблюдать в одном из первый дней у испанцем. Какая-то молодая крестьянка работает у себя в огороде. К ней подходит испанец и затевает разговор; через минуту ее лопата переходит в его руки, и он начинает работать изо всех сил. Вскоре к ним подходят еще несколько испанцев; один берется за ведро и начинает поливать грядки, другой находит себе еще какую-то работу в этом роде, а хозяйке остается только давать общие указания. Вот стиль ухаживания, к которому никогда не прибегали немцы!

Каждый день кто-нибудь из испанцев просил меня написать для него по русски письмо, куда он вкладывал самые горячие комплименты и мольбы о свидании, для той или другой из деревенских девушек и обычно через некоторое время просил меня перевести ему ответ. Ответы эти бывали разного рода, и когда их смысл оказывался неблагоприятным, кавалеры приходил в бурное отчаяние, обычно принимались составлять новое послание, искали возможных соперников и новые пути ухаживания.

Некоторые предпочитали объясняться устно и нередко обращались ко мне за уроками. Надо сказать, что вопреки моим ожиданиям, испанцы с чрезвычайной легкостью выучивались по русски, тогда как немцы, оставшиеся в России по нескольку лет, не могли запомнить ни одного слова. Может быть тут играли роль общительность испанцев и их человеческое отношение к окружающему населению, в силу которого они не могли примириться со стеной незнания языка, стоявшей между ним и ими. Факт тот, что почти все более или менее умели объясняться на смеси русских, испанских и немецких слов, быстро вошедшей во всеобщее употребление на местах, где стояли части Голубой Дивизии. Некоторые же, более упорные. Как мой приятель Хуан Лопес, молодой галисиец из Лугул, выучивались говорить настолько правильно, что их порой можно принять за русских и они могли с успехом служить переводчиками между русскими и испанцами.

У испанцев существовала целая песенка, составленная на международном жаргон, о котором я упоминал выше; я слышал ее много раз и очень жалею, что не догадался записать; помню из нее одну строчку, где говорится, что все известно,

«Кэ солдат испанский много хулиган!»…

мне врезалась в память карикатура, опубликованная в издавшейся при Голубой Дивизии газете “Hoja de Campana” (это по испански значит «Полевой листок» и звучит по русски: «Оха де кампанья»; по невежеству некоторых русских журналистов, упоминавших его в своих газетах, это название транскрибировалось как «Хойя де кампанэ», что по испански давало бы довольно бессмысленное сочетание слов «Сокровище колокола»). Карикатура называлась “Dos ex-guripistas” изображала встречу в мадридском кафэ двух ветеранов Голубой Дивизии, один из которых оказывается в положении кельнера, а другой клиента. Вот их диалог:

- Cafe! – Solo? – No, con malako.

- Neto malako; karova capu.

(«Капу» равняется немецкому «Капутт». Оно составляло незаменимую часть жаргона).

Я ходил в это время в испанской форме и помню, как однажды в соседней деревушке, где меня не знали в лицо, одна старушка, у которой я спросил догору, мне сказала:

«Чисто вы говорите по русски; а все, сразу, видать иностранца!»

Великое дело самовнушение!

Одна из вещей, которые мне больше всего удивили, когда я ближе вошел в жизнь Голубой Дивизии, была острая вражда между испанцами и немцами. Я тогда еще говорил, что можно подумать будто я попал на службу к англичанам или американцам: более острую взаимную антипатию, чем между солдатами Дивизии и немцами, тогда трудно было и вообразить. Она, впрочем, была скрытой, а внешне прикрывалась товариществом и вежливостью. Испанцы объясняли: «Мы союзники в борьбе с большевизмом, и в этом смысле немцы – наши товарищи. Но как люди они нам совершенно чужие. Нам много симпатичнее русские: у русских есть сердце, а немцы прямо какие то живые машины».

У испанцев были с немцами и некоторые другие счеты. Так они были в обиде что их, южан, послали на самый северный участок фронта. Надо, впрочем, сказать, что холод они выносили очень хорошо и часто в самый разгар зимы умывались снегом. Жаловались, что их заставили пешком проделать поход из Польши до Новгорода, а потом и до Ленинграда, когда свободно могли дать в их распоряжение поезда. Что касается испанцев – они воевали своеобразно, вкладывая в дело больше отваги, чем системы. Помню случай, когда один капитан был так огорчен смертью своего друга, убитого случайной пулей, что за свой страх и риск начал наступление, к которому потом примкнули и другие части, так что образовался прорыв во вражеских линиях. Однако, верховное командование осталось недовольно таким экспромтом и сменило испанцев на это участке.

Думаю, что здесь же стоит рассказать один эпизод, имевший место много позже, но связанный с моей службой у испанцев: о моей первой встрече с русским эмигрантом. В тот момент я уже служил у испанцев и направлялся в свой родной городок на несколько дней в отпуск. Он находится в зоне, занятой испанцами. Помню, какое радостное волнение охватило меня, когда я перешел черту их расположения и снова услышал быструю речь с типичным для испанцев звуками гортанного ха и раскатистого эр, когда вокруг снова замелькали их смуглые живые лица.

В утренний час золотой осени, на дороге между двумя деревнями, стройный смуглый лейтенант выводил на ученье роту, перед которой несли испанское знамя. Развивавшееся по ветру. Мое сердце наполнилось нежностью, словно это был наш национальный флаг. Я отдал четь и долго потом провожал глазами его красно-желто-красное полотно…

В слободе Покровской, через которую мне надо было пройти. Я имел от знакомых адрес русского эмигранта Александра Александровича Трингама, состоявшего на службе в Голубой Дивизии и в тот момент работавшего в штабе в чине майора. Я отыскал его дом, поднялся на крыльцо и постучал. Молодой белокурый паренек в испанской форме открыл мне дверь. Я спросил его по испански здесь ли живет сеньор Трингам. В ответ он повернулся и крикнул «Александр Александрович! Тут тебя какой то спрашивает…» Александр Александрович еще не встал – было раннее утро. Я прошел в его комнату. Высокий, с энергичным лицом, на вид еще молодой (хотя он не был слишком молод, так как принял участие в гражданской войне в России уже в чине капитана), с типичной офицерской выправкой, которая сразу бросалась в глаза, он принял меня очень любезно когда я передал ему мое рекомендательное письмо. Через несколько минут у нас завязался оживленный, дружеский разговор. Трингам рассказал мне, что он сражался на стороне генерала Франко, куда отравился с началом красного мятежа в Испании; после войны получил испанское подданство и работал бухгалтером на большой фабрике в Мадриде. Он говорил, что им, белым русским, было очень трудно попасть на службу в Дивизию в силу противодействия не испанцев, а немцев. Ему удалось устроиться туда лишь благодаря случайности: в последний момент оказалось, что в одной из частей недоставало людей для ухода за лошадьми, и его приняли конюхом. В дальнейшем же знание русского языка помогло ему сделать быструю карьеру. По его словам, из десятка с лишним русских, поступивших в Дивизию, трое было убито, несколько человек вернулось в Испанию, задетые враждебностью немцев, остальные же продолжали работать.

Но интереснее всего были для меня полученные от него сведения о русской эмиграции – он был первым ее представителем, которого я увидел своими глазами. Судя по моему новому знакомому, об эмиграции у мен создалось самое лучшее мнение. Трингам был убежденный монархист: «Недаром династия Романовых правила в России 300 лет!» - и состоял в одной из монархических организаций, к сожалению не помню в какой именно. Он был именно таким человеком, из каких по нашему представлению должна была состоять эмиграция. Характерно в нем было то, что он употреблял все свое влияние у испанцев на пользу русского населения. В деревне все его знали и не могли им нахвалиться. Между прочим, его деньщик, открывший мне дверь, был пленный красноармеец, которого он выручил из лагеря. У меня от этой встречи надолго осталась вера в русскую эмиграцию.




Конец статьи.
Пришлось разбить на две части, полностью не влезала.

 

Ответ: Испанцы

И обобщённая информация о дивизии собранная с различных сайтов и систематизированная.


Недавно отшумевшая Гражданская война в Испании, запомнилась испанцам участием и советских добровольцев,о которых знал и помнил каждый. Не стоит даже и говорить об отношении фалангистов к начавшейся войне, для многих из них она стала продолжением той – Гражданской. Поэтому уже ко 2 июля 1941 года, количество добровольцев позволило сформировать четырех полковую дивизию испанского типа.

5 июля 1941 года вышел приказ о создании La Division Azul de Voluntarios Espanoles ("Голубой дивизии") (из-за синего цвета рубашек членов Испанской фаланги - "Falangistas"). И уже 12 июля четыре пехотных полка, имеющих каждый своё название, были отправлены в учебный лагерь в Grafenworhr (Бавария), военный округ ХIII (Wehrkreis XIII), где получили стандартное немецкое обмундирование и оружие. На полигоне дивизия была переформирована в трехполковую и 25 июля обозначена как 250 Infanterie Division.

Организация 250.Infanterie Division (июль 1941 г.)
Infantry regiment 262 (Regimiento Pimentel)
Infantry Regiment 263 (Regimiento Vierna)
Infantry Regiment 269 (Regimiento Esparza)
Artillery Regiment 250 (3 легких дивизиона (каждый дивизион из трех батарей 150 мм орудий) и один тяжелый дивизион)
Panzer Jäger Abt. 250 (три роты 37 мм орудий)
Aufklärungs Abt. 250 (две самокатные роты)
Pionier Btl. 205 (Batallon de Zapadores 250, три роты)
Ersatz Btl. 250 (три роты)

Помимо основных подразделений и штаба, в который входило и полицейское подразделение, дивизия включала и ряд вспомогательных, таких как транспортное, санитарное, разведывательное и другие части поддержки.
Командиром дивизии был назначен генерал Аугустин Мунэц Грандес сорока пяти лет, бывший до этого командиром 22-й испанской пехотной дивизии и губернатором Гибралтара, начальником штаба дивизии стал полковник Родриго, а командирами полков полковники Пименталль – 262-го, Виерна – 263-го, Эспарза – 269-го. Общая численность дивизии вместе с вспомогательными частями была следующей: 641 офицер, 2272 унтер-офицеров и 15780 солдат.
Перед присягой испанская дивизия получила стандартную униформу немецкого вермахта с цветовыми отличиями по родам войск на погонах и петлицах. Отличительной особенностью всех испанских добровольцев было наличие на правом рукаве гербового щитка испанских национальных цветов – (красный-желто-красный) с желтой надписью – Espana. Изредко на правой стороне стального шлема испанцы изображали те же цвета.
31 июля дивизия приняла присягу на верность Гитлеру в Kramerberg'е, таким образом составив неотъемлимую часть Wehrmacht'а.
20 августа началась отправка на фронт. Транспортировка испанцев на фронт длилась около месяца, т.к. она происходила небольшими партиями. До десятых чисел октября 1941 г. дивизия находилась в резерве 9-ой армии группы армий «Центр».
В ночь с 11 на 12 октября 250.Inf.Div. прибыла в район Новгорода и была развёрнута вдоль реки Волхов и озера Ильмень, заменяя 18 пехотную дивизию и частично 126 пехотную дивизию и вошла в состав 18-й армии группы армий "Север" под командованием генерала Von Leeb'а. На северном участке расположения дивизии противник проявлял не ослабевающую активность и поэтому второй батальон 269 полка уже в ночь на 12 октября вступил в свой первый бой. В последующие дни октября дивизия вела бои за местечки Русса и Ситно, Тигода и Нитликино. Силами полевого запасного батальона была занята Дубровка. 19 октября 1941 года 250.Inf.Div. заняла населённые пункты Smeiko, Ситно, Тигода, Нитликино с целью дальнейшего воссоединения с финскими войсками восточнее озера Ладога, что бы закончить окружение и осаду Ленинграда. Об одном боевом эпизоде газета "Espana" писала: "Восемнадцать солдат "Голубой дивизии", вооружённые гранатами, стрелковым оружием и штыками отразили атаки советских войск, в результате чего 200 большевиков было убито в ходе боя." Конечно это пропагандисткая статья, но стоит обратить внимание на напряжённость боёв под Ленинградом.
С 8 ноября дивизия вела бои за Отенски, Посад и Поселок 6. 13 ноября 1 батальон 269 полка вел бои в полном окружении, понеся потери в количестве 200 человек выбывшими из строя.
В ноябре дивизия продолжала бои на указанных позициях. Утром 4 декабря РККА силами 4 пехотных полков при поддержке артиллерии и авиации начала штурм всех испанских позиций на востоке от Волхова. Потери одного только 269 полка составили 580 человек. 7 декабря немцы разрешили дивизии оставить Посад и Отенски, отступив в Шевелево. 2.Btl./269.Rgt. удерживал с большими потерями деревню Поссад, в которой в ноябре сменил немецкие части. 8 декабря батальон получил приказ оставить деревню и переправиться на западный берег реки Волхов.
Новой позицией испанцев стал плацдарм между поселком Ударник и Лубково. В январе 1942 г. бои за Малое и Большое Ушино.
В начале 1942 года началось общее советское наступление на Восточном фронте, 250.Inf.Div. и другие части 18-й армии удерживали плацдарм на покрывшейся льдом реке Волхов. Части дивизии, испытывающей недостаток в резервах, участвовали в деблокации немецких частей попавших в окружение в районе Всвада и Samoschje. В частности, созданная по приказу Munoz'а Grandes'а, лыжная рота под командованием капитана Ordas'а провела изнурительный марш к Всваду и после десяти дней боёв воссоединилась с окружёнными. Но, после ее прорыва окружения из 206 человек роты в строю осталось только двенадцать лыжников. 12 февраля, после 42-х часового мрша, 269.Rgt. и 263.Rgt. прорвали окружение нескольких немецких отрядов в деревне Samoschje.
Весной и до конца июня 1942 года 250.Inf.Div. участвовала в ликвидации окружённых советских частей, в том числе и армии генерала Власова.
В январе – феврале дивизия вела бои в Волховском котле. Весну испанцы провели у Малых и Больших Самош. Дивизия участвовала в летнем немецком наступлении у села Малые Самоши, имея контакт с фламандским и норвежским добровольческими легионами из состава 2-ой пехотной бригады войск СС.
В начале сентября дивизия занимала участок фронта длиной 29 км от Пушкина на западе до Красного Бора на востоке. Против испанцев советское командование сосредоточило 3 пехотные дивизии. Зиму дивизия встретила на этом же участке. 12 декабря 1942 г. генерал Грандес сдал командование дивизией пятидесятилетнему генералу Эстебану Инфантесу бывшему командиру военного округа Барселона, а сам прибыл в Берлин, где на приеме у Гитлера получил дубовые листья к Рыцарскому кресту (получен в марте 1942 г.). В январе 1943 г. из дивизии была взята боевая группа II/269, которая была отправлена на позицию к югу от Поселка, в продолжение месяца группа вела упорные бои потеряв из восьмисот человек - шестьсот, а к концу месяца в ней осталось только 30 человек.
Февраль дивизия встретила на позициях у Красного Бора, где против 5600 испанцев было сосредоточено 44000 красноармейцев. В период советского наступления в 1943 году на северном участке фронта "Голубая дивизия" была вовлечена в бои против бронированных подразделений противника в районе Красного Бора, где советские войска потеряли порядка 11 000 человек, а 250.Inf.Div. - 2252.
После этого испанцы защищали линию железной дороги Москва – Ленинград, а затем все боеспособные испанские части были сосредоточены на восточном берегу р.Ижора.
Согласно поступившему рапорту, в период с 10 по 17 февраля 1943 г. дивизия потеряла 75% личного состава – 3645 человек из 5608, причем более 300 испанцев было взято в плен – факт небывалый. Несмотря на эти потери, лишь спустя два месяца дивизия была сменена 254 пехотной дивизией немцев. После Красного Бора дивизия теряла от 300 до 400 человек в месяц. В марте-сентябре силой ударных рот (по одной от каждого полка) испанцы атаковали противника. Помимо этого в летние месяцы дивизия участвовала в постройке второй и третий линий укреплений 18 армии. 5 октября генерал Инфантес был информирован генерал-полковником Линдеманном о пришедшем приказе вывести дивизию с фронта и части дивизии начали выводить для отдыха в Ораниенбаум, что послужило началом для отправки испанцев на родину..
14 октября генерал Инфантес был награжден Рыцарским крестом. Тогда же он узнал о замене испанской дивизии испанским добровольческим легионом. Части дивизии постепенно прибывали в местечко Хоф в Баварии, где переодевались в испанскую форму и отправлялись домой. На призыв немцев остаться для службы в легионе, откликнулось около 50 человек из каждой роты полков дивизии, но послание испанского правительства значительно ограничило число добровольцев.

За время своей службы испанские добровольцы награждались всеми немецкими наградами. Помимо этого немцы, так же как и испанское правительство, изготовили специальную медаль для награждения военнослужащих дивизии.
В конечном счёте потери "Голубой дивизии" составили: 3934 убитыми, 8466 ранеными, 326 пропавшими без вести (219 из них возвратились домой 2 апреля 1954 года после 10 лет заключения как военнопленные).

 

Ответ: Испанцы

И обобщённая ранее информация о дивизии собранная с различных сайтов и ранее систематизированная.


Недавно отшумевшая Гражданская война в Испании, запомнилась испанцам участием и советских добровольцев,о которых знал и помнил каждый. Не стоит даже и говорить об отношении фалангистов к начавшейся войне, для многих из них она стала продолжением той – Гражданской. Поэтому уже ко 2 июля 1941 года, количество добровольцев позволило сформировать четырех полковую дивизию испанского типа.

5 июля 1941 года вышел приказ о создании La Division Azul de Voluntarios Espanoles ("Голубой дивизии") (из-за синего цвета рубашек членов Испанской фаланги - "Falangistas"). И уже 12 июля четыре пехотных полка, имеющих каждый своё название, были отправлены в учебный лагерь в Grafenworhr (Бавария), военный округ ХIII (Wehrkreis XIII), где получили стандартное немецкое обмундирование и оружие. На полигоне дивизия была переформирована в трехполковую и 25 июля обозначена как 250 Infanterie Division.

Организация 250.Infanterie Division (июль 1941 г.)
Infantry regiment 262 (Regimiento Pimentel)
Infantry Regiment 263 (Regimiento Vierna)
Infantry Regiment 269 (Regimiento Esparza)
Artillery Regiment 250 (3 легких дивизиона (каждый дивизион из трех батарей 150 мм орудий) и один тяжелый дивизион)
Panzer Jäger Abt. 250 (три роты 37 мм орудий)
Aufklärungs Abt. 250 (две самокатные роты)
Pionier Btl. 205 (Batallon de Zapadores 250, три роты)
Ersatz Btl. 250 (три роты)

Помимо основных подразделений и штаба, в который входило и полицейское подразделение, дивизия включала и ряд вспомогательных, таких как транспортное, санитарное, разведывательное и другие части поддержки.
Командиром дивизии был назначен генерал Аугустин Мунэц Грандес сорока пяти лет, бывший до этого командиром 22-й испанской пехотной дивизии и губернатором Гибралтара, начальником штаба дивизии стал полковник Родриго, а командирами полков полковники Пименталль – 262-го, Виерна – 263-го, Эспарза – 269-го. Общая численность дивизии вместе с вспомогательными частями была следующей: 641 офицер, 2272 унтер-офицеров и 15780 солдат.
Перед присягой испанская дивизия получила стандартную униформу немецкого вермахта с цветовыми отличиями по родам войск на погонах и петлицах. Отличительной особенностью всех испанских добровольцев было наличие на правом рукаве гербового щитка испанских национальных цветов – (красный-желто-красный) с желтой надписью – Espana. Изредко на правой стороне стального шлема испанцы изображали те же цвета.
31 июля дивизия приняла присягу на верность Гитлеру в Kramerberg'е, таким образом составив неотъемлимую часть Wehrmacht'а.
20 августа началась отправка на фронт. Транспортировка испанцев на фронт длилась около месяца, т.к. она происходила небольшими партиями. До десятых чисел октября 1941 г. дивизия находилась в резерве 9-ой армии группы армий «Центр».
В ночь с 11 на 12 октября 250.Inf.Div. прибыла в район Новгорода и была развёрнута вдоль реки Волхов и озера Ильмень, заменяя 18 пехотную дивизию и частично 126 пехотную дивизию и вошла в состав 18-й армии группы армий "Север" под командованием генерала Von Leeb'а. На северном участке расположения дивизии противник проявлял не ослабевающую активность и поэтому второй батальон 269 полка уже в ночь на 12 октября вступил в свой первый бой. В последующие дни октября дивизия вела бои за местечки Русса и Ситно, Тигода и Нитликино. Силами полевого запасного батальона была занята Дубровка. 19 октября 1941 года 250.Inf.Div. заняла населённые пункты Smeiko, Ситно, Тигода, Нитликино с целью дальнейшего воссоединения с финскими войсками восточнее озера Ладога, что бы закончить окружение и осаду Ленинграда. Об одном боевом эпизоде газета "Espana" писала: "Восемнадцать солдат "Голубой дивизии", вооружённые гранатами, стрелковым оружием и штыками отразили атаки советских войск, в результате чего 200 большевиков было убито в ходе боя." Конечно это пропагандисткая статья, но стоит обратить внимание на напряжённость боёв под Ленинградом.
С 8 ноября дивизия вела бои за Отенски, Посад и Поселок 6. 13 ноября 1 батальон 269 полка вел бои в полном окружении, понеся потери в количестве 200 человек выбывшими из строя.
В ноябре дивизия продолжала бои на указанных позициях. Утром 4 декабря РККА силами 4 пехотных полков при поддержке артиллерии и авиации начала штурм всех испанских позиций на востоке от Волхова. Потери одного только 269 полка составили 580 человек. 7 декабря немцы разрешили дивизии оставить Посад и Отенски, отступив в Шевелево. 2.Btl./269.Rgt. удерживал с большими потерями деревню Поссад, в которой в ноябре сменил немецкие части. 8 декабря батальон получил приказ оставить деревню и переправиться на западный берег реки Волхов.
Новой позицией испанцев стал плацдарм между поселком Ударник и Лубково. В январе 1942 г. бои за Малое и Большое Ушино.
В начале 1942 года началось общее советское наступление на Восточном фронте, 250.Inf.Div. и другие части 18-й армии удерживали плацдарм на покрывшейся льдом реке Волхов. Части дивизии, испытывающей недостаток в резервах, участвовали в деблокации немецких частей попавших в окружение в районе Всвада и Samoschje. В частности, созданная по приказу Munoz'а Grandes'а, лыжная рота под командованием капитана Ordas'а провела изнурительный марш к Всваду и после десяти дней боёв воссоединилась с окружёнными. Но, после ее прорыва окружения из 206 человек роты в строю осталось только двенадцать лыжников. 12 февраля, после 42-х часового мрша, 269.Rgt. и 263.Rgt. прорвали окружение нескольких немецких отрядов в деревне Samoschje.
Весной и до конца июня 1942 года 250.Inf.Div. участвовала в ликвидации окружённых советских частей, в том числе и армии генерала Власова.
В январе – феврале дивизия вела бои в Волховском котле. Весну испанцы провели у Малых и Больших Самош. Дивизия участвовала в летнем немецком наступлении у села Малые Самоши, имея контакт с фламандским и норвежским добровольческими легионами из состава 2-ой пехотной бригады войск СС.
В начале сентября дивизия занимала участок фронта длиной 29 км от Пушкина на западе до Красного Бора на востоке. Против испанцев советское командование сосредоточило 3 пехотные дивизии. Зиму дивизия встретила на этом же участке. 12 декабря 1942 г. генерал Грандес сдал командование дивизией пятидесятилетнему генералу Эстебану Инфантесу бывшему командиру военного округа Барселона, а сам прибыл в Берлин, где на приеме у Гитлера получил дубовые листья к Рыцарскому кресту (получен в марте 1942 г.). В январе 1943 г. из дивизии была взята боевая группа II/269, которая была отправлена на позицию к югу от Поселка, в продолжение месяца группа вела упорные бои потеряв из восьмисот человек - шестьсот, а к концу месяца в ней осталось только 30 человек.
Февраль дивизия встретила на позициях у Красного Бора, где против 5600 испанцев было сосредоточено 44000 красноармейцев. В период советского наступления в 1943 году на северном участке фронта "Голубая дивизия" была вовлечена в бои против бронированных подразделений противника в районе Красного Бора, где советские войска потеряли порядка 11 000 человек, а 250.Inf.Div. - 2252.
После этого испанцы защищали линию железной дороги Москва – Ленинград, а затем все боеспособные испанские части были сосредоточены на восточном берегу р.Ижора.
Согласно поступившему рапорту, в период с 10 по 17 февраля 1943 г. дивизия потеряла 75% личного состава – 3645 человек из 5608, причем более 300 испанцев было взято в плен – факт небывалый. Несмотря на эти потери, лишь спустя два месяца дивизия была сменена 254 пехотной дивизией немцев. После Красного Бора дивизия теряла от 300 до 400 человек в месяц. В марте-сентябре силой ударных рот (по одной от каждого полка) испанцы атаковали противника. Помимо этого в летние месяцы дивизия участвовала в постройке второй и третий линий укреплений 18 армии. 5 октября генерал Инфантес был информирован генерал-полковником Линдеманном о пришедшем приказе вывести дивизию с фронта и части дивизии начали выводить для отдыха в Ораниенбаум, что послужило началом для отправки испанцев на родину..
14 октября генерал Инфантес был награжден Рыцарским крестом. Тогда же он узнал о замене испанской дивизии испанским добровольческим легионом. Части дивизии постепенно прибывали в местечко Хоф в Баварии, где переодевались в испанскую форму и отправлялись домой. На призыв немцев остаться для службы в легионе, откликнулось около 50 человек из каждой роты полков дивизии, но послание испанского правительства значительно ограничило число добровольцев.

За время своей службы испанские добровольцы награждались всеми немецкими наградами. Помимо этого немцы, так же как и испанское правительство, изготовили специальную медаль для награждения военнослужащих дивизии.
В конечном счёте потери "Голубой дивизии" составили: 3934 убитыми, 8466 ранеными, 326 пропавшими без вести (219 из них возвратились домой 2 апреля 1954 года после 10 лет заключения как военнопленные).

 

Ответ: Испанцы

Отобранные для Испанского добровольческого легиона испанцы были собраны в ноябре 1943 г. в городе Ямбурге. Здесь легион был организован по следующему принципу: командир-полковник Антонио Гарсия Наварро (бывший начальник штаба испанской дивизии), штаб, 1-й и 2-й пехотные батальоны (т.н. Banderas) майоров Ибарра и Гарсии и третий смешанный батальон из артиллерийской, противотанковой и вспомогательной рот под командой майора Виргилия.
Вначале легион использовался для борьбы с партизанами на дорогах вокруг Нарвы. Затем он был переброшен на восток в Беголово, Шапки и Костово в состав 121-й пехотной дивизии. 24 и 25 декабря в составе дивизии легион вел упорные бои на фронте. 19 января 1944 г. легионеры начали отступление на юг в направлении Луги, а 31 января из Луги в Эстонию. Здесь испанцы были заняты на обороне побережья у Нарвы. 21 марта легион был выведен в Кенигсберг, а 17 апреля отбыл в Испанию по требованию испанского правительства.

Маршем дивизии, а затем и легиона, считалась старая песня фаланги – «Лицом к солнцу» (Cara al sol).
C самого начала испанская дивизия использовала большое количество знамен самого различного вида. Первоначально они несли на себе герб провинции, название дивизии и фамилию командира полка на испанском (для примера: Division Espanola de Voluntarios / Regimiento Pimentel). Позже фамилии командиров полков исчезли, а цвета полотнищ стали либо монархических цветов – красно-желто-красных либо фалангистских красно-черно-красных, неся в центре герб Испании или изображение нарукавного щитка с железным крестом и пучком стрел. Испанский добровольческий легион имел три батальонных флага одного рисунка.

 

Ответ: Испанцы

Доброго Всем времени суток.
Не могли бы, почтенные господа, поделиться парой ссылок с информацией о Мигеле Эскерре или хотя бы вывесить его краткую биографию.
Заранее спасибо..

 

Ответ: Испанцы

Нашла немного фоток на испанских сайтах.
Фотки скидываю чохом и прошу откомментировать.

 

Ответ: Испанцы

Спасибо за фото. У первого товарища на кепи символ движения фалангистов, если я не ошибаюсь.

 

Ответ: Испанцы

еще немного...