Интервью с Гитлером

вот попалась такая СУПЕР статья Перед нами интервью, которое даёт Адольф Гитлер. На мой взгляд, крайне убедительное и дающее ответы на многие вопросы(лично для меня)



— Я бы, г-н Гитлер, начать с самого истока — с родителей. Как вы к ним относились?

— Я их очень любил. Это была обычная австрийская семья. Отец был таможенным чиновником, мать — домохозяйкой. Я ничего не могу рассказать, что не могли бы рассказать миллионы немцев и австрийцев, которые жили в то время. Это была обычная средняя семья со всеми предрассудками.

Отец был таможенный чиновник и мы часто переезжали с места на место. Вот этим мы, наверное, отличались. Я ходил в школу, семья была умеренно набожная. Я не вспомню чего-нибудь специального, особенного. Мой отец Алоиз Гитлер умер в 1903 году, а мать Клара — в 1907-м. Когда началась моя политическая деятельность, они уже умерли.

— А как складывалось с братьями-сестрами? Насколько в семье ценили ваши способности?

— У меня были старшие братья и сестры, но они все умерли детьми. Осталась родная сестра Паула, с ней мы виделись редко, и сводная сестра Ангела. Мы жили вместе — Ангела, ее дочь Гели и я в Мюнхене, пока я не переехал в Берлин. Я ведь практически всю жизнь был холостяком. Кто-то должен был вести хозяйство. Ангела была прекрасной хозяйкой. А Гели я очень любил. Она, к несчастью, покончила с собой. Эта была большая трагедия. Вокруг этого до сих пор много всяких разговоров, вы, наверное, слышали. А что касается моих способностей, то в семье не считалось, что у меня они есть.

— Вы два раза поступали в академию художеств в Вене, но неудачно. Это была могучая страсть к искусству?

— Не мне судить. В молодости я в большей степени эмоционально, а не логически или рационально пытался осмыслить мир. Тогда я был весь погружен мечты, мифы, немецкий эпос, любил природу, очень много гулял, размышлял…

Я почти до самой смерти, даже когда я в 43-м году уехал из Адлерхорста в Вольфшанце, я и там очень много гулял по лесу. Любил природу Восточной Пруссии. Хотя, мне больше нравилась Южная Германия, Австрия, горы. Это же моя родина.

Кстати, когда я поступал в Венскую академию живописи, то оба раза мне экзаменаторы говорили: прекрасные пейзажи, но у вас нет школы для того, чтобы рисовать живую натуру. Но откуда ей взяться, если меня не принимали учиться? Замкнутый круг!

— Вы продавали ваши картины?

— Ерунда! Я, в основном, рисовал открытки. Перед войной это был мой заработок. Правда, не очень большой, я чуть от голода не умер. Они как-то продавались, мне платили, но все это было не то. Политической деятельностью я занялся уже после войны, а тогда мыслей о политической карьере у меня не было. Я был, так и напишите — нищим. Нет, я не был асоциальным человеком, я пытался поступить в высшее учебное заведение, я занимался живописью, но популярным художником я не стал, и выучиться мне не удалось.

— А что вам нравилось в искусстве?

— Я реалист. Эстетически мне близки античность и классицизм. Все модернистские течения мне не нравились. Но я и романтик. Я любил пейзаж. На меня сильное влияние оказал германский эпос, древние предания о рыцарях — Лоэнгрине, Зигфриде….

В литературе у меня специальных пристрастий не было. Как все мальчишки, я зачитывался Карлом Меем, немецкой классикой: Гете. «Страдания молодого Вертера», «Фауст». Шиллер. Позже — писатели-мистики. Потом — тяга к эзотерике, общество «Туле», истории про арийцев, связь с индийским эпосом, — все это мне было очень интересно.

— Вы склонны к мистике? Вы видели какие-то знаки своей судьбы?

— Я не мистик. Меня это увлекало, но не поглощало полностью. Я гораздо больше реалист, чем думают. В 15-18 лет это заставляет работать воображение. Но когда я стал старше, для меня мистика не стала руководством к действию. Кроме того, война очень сильно изменила меня. Там я понял несколько важных вещей. Я понял, что честь — это очень важно и для мужчины и для нации. Нация без чести не имеет будущего. Единственный способ выжить — это защищать свою честь. Второе — я понял, что никакой говорильней не заменить эффект прямого действия. И третье. Вся история — это история борьбы наций, и в ней не может быть компромиссов. Вот пацифисты говорят, что всякая война кончается миром, но на это я возражу, что верно и обратное: всякий мир кончается войной. Поэтому война — это естественное состояние любой нации. Если нация не защищает свои честь и интересы, — то она исчезает. Ее место занимают те, кто в состоянии это делать.

То, что в явном виде мною было сформулировано только в «Майн кампф», зрело еще во время войны. Поначалу, в этом было много романтики. Но в этом было и много реализма. «Окопная правда» была результатом моих наблюдений за людьми на фронте, и вообще за ходом войны. Особенно за ее финалом, трагическим для Германии.

— Вы пошли на войну добровольцем, получили награды, у вас ранения….

— Да, я был храбрый солдат. Но я не хотел служить в австрийской армии, а только в германской. Я считал австрийскую армию того времени сборищем клоунов. Я считал позором служить вместе с венграми, чехами, словаками, которые не хотели воевать.

Мне нравилась армия Фридриха Великого, армия Блюхера, армия Мольтке и Бисмарка. Она разгромила Наполеона, победила австрийцев, вошла в Париж. Эта армия своим духом, историей, порядками, дисциплиной заставляла меня соответствовать ее высокому уровню. Поэтому, как только я добился права служить в германской армии, я сразу пошел. А австрийская армия тогда нигде не победила. Она проигрывала русским, французам, даже итальянцам. Она воевала бездарно! Конечно, очень неожиданно слышать это от австрийского подданного, но, дело в том, что я всегда был пангерманистом.

Мне всегда казалось нелепостью существование, с одной стороны, Германии, а с другой стороны Австро-Венгрии…. Я понимаю, что Бисмарк стремился создать мононациональное государство, а если бы он включил Австро-Венгрию со всеми ее славянами, румынами и венграми в состав Второго рейха, то не было бы эффекта «единой семьи», которого он добивался. А если дать им независимость, то дальнейшая политическая ситуация в Восточной Европе становилась непредсказуемой. Как Россия и Турция отреагировали бы на появление новых государств? Как бы венгры себя повели? Такую неопределенность Бисмарк, конечно, не мог себе позволить. Поэтому для него проще было оставить Австро-Венгрию в покое.

— Германия — относительно молодое государство, которое возникло во многом благодаря политической ситуации второй половины XIX века и Бисмарку…

— Не вполне. Вот знаменитая песня немцев «Deutschland, Deutschland über alles[1]«, сейчас она является гимном ФРГ, а первый куплет ее официально запрещено петь, потому что там есть слова: «Von der Maas bis an die Memel, von der Etsch bis an den Belt»[2]. Вот истинные размеры германского мира! А сейчас об этом говорить запрещено.

Эта песня появилась во время революции 1848 года, как и движение пангерманистов, т.е. задолго до Бисмарка. Стремление к единой Германии возникло во времена Наполеона. И потом эта традиция, не умерла, она продолжилась, а Бисмарк просто поймал эту нить.

В XIX веке стремление к объединению было не только в Германии, но и в Италии. На Балканах шла борьба за создание единой славянской государственности, правда результат был не очень внятным. Кстати, походы Александра II на Балканы — они того же свойства.

 

— Вы любили Германию, не будучи немцем, вы хотели рисовать, но стали героем войны, а потом — политиком. Сплошные противоречия!

— Лидеры моего масштаба часто бывали инородцами. Тот же Сталин, за которым пошел русский народ, а он ведь был грузин. Или Наполеон, который повел Францию к бесконечной череде побед, будучи корсиканцем. И таких примеров множество.

А что касается меня, то я всегда видел искусственность разделения моего народа на два государства. Мне казалось смешным, когда австрийцы называют себя австрийцами, а не немцами. Да, баварцы называют себя баварцами, пруссаки — пруссаками, саксонцы — саксонцами. Но чтобы вам, российскому гражданину, было понятно, о чем идет речь — представьте, если бы сейчас какие-то русские продолжали называть себя вятичами, кривичами, древлянами и так далее. Понятно, что это давно уже один народ — русский.

То же самое и с немцами. Гайдн, Бах, Бетховен, немецкие писатели — все они спокойно функционировали внутри этой огромной феодальной чересполосицы, и совершенно невозможно определить, чьим писателем был, например, Гете. Или тот же самый Бетховен, который половину жизни прожил в Германии, половину жизни — в Австрии.

Поэтому внутренний протест против такого положения дел, он был внутри нации. Да, я понимаю резоны Бисмарка, но после 19-го года, когда Австрия лишилась всех своих не-немецких территорий, — я не видел причин, почему она не может быть частью Рейха. И в 1938 году 90% населения на плебисците проголосовало за присоединение к Германии. Вспомните тот триумф, с которым я въехал в родную Вену!

— Как вы себе видели вашу судьбу после Первой мировой войны?

— К тому времени я понял, что будущее Германии только в консолидации нации вокруг национальной идеи, вокруг защиты государства и укрепления национального духа. Мы выдвинули лозунг «Кровь и почва», и вокруг этого лозунга формировали наше движение. Мы не хотели допустить прихода к власти коммунистов и марксистов: печальный опыт России был нагляден. На первом этапе, даже до т.н. «пивного путча», это удалось. С помощью, конечно же, генерала Людендорфа, с помощью Гинденбурга, с помощью фрайкора и Густава Носке немецкие ветераны войны не позволили коммунистам захватить власть ни в Гамбурге, ни в Берлине, ни в Мюнхене. Я входил в одну из таких ветеранских организаций, а потом вступил и позже возглавил Национал-социалистическую рабочую партию.

— А какова в тот момент была ее программа?

— Национальная консолидация и строительство нового государства на этой основе. Повторюсь: если находиться в обороне, то рано или поздно проиграешь. За народное счастье нужно биться с врагами нации, с теми, кто отобрал у нее землю, имущество и честь. Значит, первый враг Германии — Польша, второй — Франция.

— То есть это была идея реванша?

— Я не считаю идею «забрать свое» — идеей реванша. Я хотел воссоединения с Восточной Пруссией, получить обратно Верхнюю Силезию, Мемель, Лотарингию, Эльзас. Я хотел выгнать французов из Рура. Ведь они в 1923 году оккупировали Рур[3]. По Версальскому договору Германия должна была платить чудовищные контрибуции и репарации. И однажды Германия просто оказалась не в состоянии заплатить очередной транш и французы ввели войска в Рур, где производилось 50% немецкой стали и добывалось 70% немецкого угля. Фактически, они отобрали у нас всю нашу индустрию. Они занялись прямым государственным грабежом. Просто вывозили немецкое имущество оттуда. Люди начали умирать от голода. Именно тогда фактически началось восстание против французских оккупантов.

Почему у вас в начале тридцатых люди умирали от голода? Потому что Сталин все зерно отобрал у крестьян и продал за границу. То же самое и у нас. Французы вывезли все, включая продовольствие. Люди начали гибнуть. Тогда, кстати говоря, коммунисты объединились с нацистами, вместе создали боевые отряды и фактически начали партизанскую войну. Редчайший случай. И тогда руководители Веймарской республики заявили: мы приостанавливаем выплату контрибуций и репараций. И лишь угроза народного восстания заставила оккупантов сесть за стол переговоров.

Французская армия ушла, а выплаты были пересмотрены. Но даже после этого Германия еще в течении шести лет платила репарации. Дополнительно к тому, что уже было уплачено, она заплатила 16 миллиардов золотых рейхсмарок

Ничего, кроме ненависти и сплочения нации, это не могло принести. Французы сами себе придумали казнь. И они ее получили в 1940-м году. Причем немцы с ними поступили намного гуманнее, чем они с немцами. У них не было голода. На территории Франции не было ни одного восстания.

— А партизанская борьба?

— Чепуха! Вы насмотрелись французского кино. Она была существенно слабее, чем, например, в Италии. Французские заводы работали на нас, крестьяне давали нам продовольствие, все было в порядке. У меня была дивизия из французов в СС! Я думаю, на нас служило столько же французов, сколько у де Голля в его армии.

— А к Польше какие у вас были претензии?

— Территориальные. Это была наша земля. Вот, хотя бы Восточная Силезия. Вновь созданная Польша с 19 года претендовала на нее. Германия обратилась к Англии и Франции с предложением: оставьте нам Восточную Силезию и мы заплатим 30 миллиардов золотых рейхсмарок репараций. Те ответили — проведите там референдум. Какая любовь к демократии!

Референдум, проведенный в 22 году под международным контролем, дал результат: 60% населения были за то, чтобы остаться в составе Германии. Что же сказали эти оплоты народовластия? Решение было следующим: Восточную Силезию отдать полякам, а 30 миллиардов репараций — оставить! Вот цена их приверженности народному волеизъявлению. А уже в следующем году Германия физически не смогла выполнить график платежей и началась оккупация Рура.

В целом, версальская система — это просто комедия! Восточную Пруссию сделали анклавом! Это же насколько нужно не знать немцев, их историю, их самосознание, их честь, чтобы всерьез поверить, что они с этим смиряться!

Когда я уже стал канцлером, у меня к полякам была только одна просьба: дайте построить экстерриториальную дорогу в Восточную Пруссию и в Данциг. Поляки, подталкиваемые англичанами, отказали. Это была главная причина возникновения напряженность между нами.

Да, наша гордость была ущемлена тем, что немецкую землю какие-то дяди из Америки, Лондона и Парижа вдруг решили отдать Польше, но я не ставил вопрос, чтобы ее вернули. Ни по Пруссии, ни по Силезии, ни по Мемелю, или как его потом назвали — Клайпеде, который отдали вдруг, откуда ни возьмись, появившейся Литве.

Я ставил вопрос лишь об экстерриториальной трассе. Ответом была чудовищная пресса в Польше, обещание Англии и Франции включиться в войну, и бесконечные провокации на польско-германской границе, завершившиеся убийством поляками немцев на радиостанции в Гляйвице. Тогда наше терпение лопнуло. Мы начали поход для присоединения исконных немецких земель к Рейху.

В конце концов, Сталин делал то же самое! Да, после революции и гражданской войны Россия потеряла много территорий, но постепенно Сталин восстановил Россию в границах империи. Правда, у него не удался номер с финнами, но это уже его генералы подвели. Но Западную Белоруссию, Западную Украину, Прибалтику и Бессарабию он присоединил. Почему мне нельзя было делать то же самое?

 

— Сталин — пример отрицательный, извините…

— Сталин, как и я, в этих случаях выражал устремления нации. Поймите — можно говорить о том, что человек ведет себя плохо или группа людей ведет себя плохо. Но для народа не может быть такой оценки. У народа не бывает плохого или хорошего поведения, он ведет себя в соответствии со своими интересами. А я выражал волю народа. Достаточно посмотреть итоги любого плебисцита.

— Европа в начале века пережила первую в своей истории такого рода войну…

— В нее нас втянула Россия: она ведь знала, что у Германии публичный, уже тридцать лет всем известный договор, что в случае агрессии против Австро-Венгрии, Германия встанет на ее защиту. Значит, обостряя отношения с Австро-Венгрией, русские хотели войны именно с Германией. Кайзер уговаривал Николая II остановиться, но русские начали мобилизацию, что фактически, означало начало войны.

— Однако, Германия тоже готовилась к войне, провоцировала других…

— Это выдумки британских историографов! У нас не было колониальных амбиций, т.к. уже двадцать лет как был заключен договор с Британией о разделе сфер влияния в Африке, и делить нам было нечего. Наоборот: балканский кризис, к которому привело убийство эрцгерцога, показал, что англичане, русские, и французы не хотели германского доминирования на Балканах, которое уже сорок лет как существовало.

К сожалению, очень много лжи о том, как началась Первая мировая война. Я убежден, ее спровоцировали англичане, французы и русские, считавшие, что Германия — легкий приз. Почитайте русские газеты того времени. Эти идиоты были уверены, что они через два месяца будут в Берлине, они не знали, что мы можем долго держаться на два фронта.

— Наверное, идея была в другом: заставить вас сесть за стол переговоров…

— Германия не видела у русских стремления к переговорам. Они объявили мобилизацию против Австро-Венгрии без консультаций. Хотя требования австрийцев были просты и понятны. У них убили наследника престола. Ясно, что нити заговора ведут в Белград, как и то, что сербская полиция покрывает убийц. Они попросили включить австрийских следователей в группу по расследованию этого убийства. Ничего сверхъестественного! Нарушение суверенитета Сербии? Черт подери, ради суверенитета бандитов начинать огромную войну? Они и задирались-то лишь потому, что их поддерживала Россия!

— Я не адвокат России, я хочу задать следующий вопрос…

— А я всегда готов выступать адвокатом Германии. В этом и состоит разница между нами.

— Германия пережила тяжелейшую войну. Она только начала оправляться от разрухи, а ваша партия уже предусматривает новую войну….

— Это любимая русская забава — объяснять отсутствие еды разрухой. Вы понимаете, что эти вещи не связаны? Потому что хороший урожай появляется через год после плохого урожая, и ситуация с продовольствием меняется радикально. Мне непонятно, как разрухой можно объяснить отсутствие еды в течение, например, десяти лет?

— Для этого должны функционировать железные дороги, шоссейные дороги…

— Во время Первой мировой войны фактически не было разрушенных городов, железных дорог, т.е. инфраструктура серьезно не пострадала. Мы чаще всего воевали в чистом поле. Тогда еще сохранились прежние представления о ведении войны. И применение артиллерии, применение танков, тем не менее, не приводило к масштабным разрушениям. — Хороший пример, я потом его вспомню.

— Да! Особенно про союзные бомбардировки Гамбурга и Дрездена вспомните. И про Хиросиму с Нагасаки. И про «Вильгельма Гуслоффа», потопленного в Данциге. И про американские ковровые бомбардировки Вьетнама, миллион убитых русскими афганцев….

Но, вернемся к разрухе. Итак: не было разрухи! И голод в Германии случился не из-за неурожая или разрухи, а из-за того, что всю еду забрали французы. А немецкая армия была распущена и не могла защитить народ.

— Вот Рур, где из-за французов начался голод. А что же остальная Германия?

— В Руре было прямое французское управление. Но голод был везде, т.к. репарации платила вся Германия. И движение против оккупации Рура — это было восстание по всей Германии. Но враги были только в Руре. Вот баварец — против кого он должен был выступать? Там не было оккупантов. Если бы они появились, их бы зарезали.

То восстание, которое мы подняли в Мюнхене вместе с генералом Людендорфом (т.н. «пивной путч») было направлено против берлинского правительства, которое проводило политику соглашательства, вместо того, чтобы возглавить народное восстание.

Дальше. Почему я закладывал в программу партии будущую войну? Это просто. Я ее не закладывал. Участие в восстании 23-го года не было программным для нас. Просто мы поняли, что мы должны быть вместе с народом. Я же всегда был готов использовать минимальный шанс на мирное решение. Но история такого шанса Германии не дала.

Нет, я не голубь мира. Я знал, что разговаривать о возврате наших земель, можно только с позиции силы. Но я и не ястреб. Однако, если бы у нас не было сильной армии, национальной консолидации, и четких принципов, нас не стали бы слушать. Если бы мы не дали ясно понять, что мы все равно своего добьемся, то мы бы не получили ни Судеты, ни Чехию, не воссоединились бы с Австрией….

Да, я развивал армию, но я ни в 23 ни в 33 году не говорил, что нам нужно воевать. Я говорил, что нам нужно возродить экономику, поднять уровень жизни, отменить все ограничения на вооружение. И только тогда быть готовым к возможной войне. Быть готовым к войне и призывать к войне — это не одно и то же. Это ложь, что я голодный народ призывал к войне. Я сначала его накормил, одел, обул. У нас уровень жизни начал снижаться только в 43 году. Только тогда немцы ощутили, что они воюют.

— Да, я много раз слышал про гитлеровское экономическое чудо.

— Я пришел к власти в 33 году, когда безработица была 40% и наступила полная деморализация нации. Ведь самый сильный кризис и депрессия были в Германии. С 29-го по 33 год — это было сплошная катастрофа: дикая инфляция, падение производства. А в тридцатых годах рост был только у меня и у Сталина, больше ни у кого.

У Сталина рост был потому, что он всех людей загнал в лагеря. Они стали рабами. А я никого не посадил в тюрьму! Я репрессировал граждан Рейха в сто раз меньше, чем Сталин репрессировал своих граждан. У меня немцы все строили добровольно.

— Но момент насилия и в вашем экономическом чуде присутствует.

— Какое насилие? Еврейские магазины? Банки? Перестаньте! С точки зрения рабочих мест и инвестиций в реальный сектор это ноль! Вы же знаете, что евреи никогда в реальном секторе по-настоящему не присутствовали. Они все были журналисты, юристы, торговцы, банкиры…

Не сравнивайте нашу ограниченную и точечную национализацию с тем тотальным грабежом, который был в России после революции, и который лишь по недоразумению назван национализацией.

Это никак не сказалась на экономическом росте Германии. Я уверен, что именно консолидация нации послужила источником германского экономического чуда. Она стала причиной и эрхардовского экономического чуда.

А вот Сталин поссорил нацию. Столкнул лбами родных братьев, отца с сыном, мать с дочерью. Он разделил ее на классы, он постоянно стравливал людей друг с другом, он людей одной крови делал врагами. И это, в итоге, убило русскую нацию. И поэтому у вас до сих пор порядка нет. Потому что у вас нация все еще ищет врагов в самой себе.

А я немцам сказал простую вещь: вы все братья! Вы все одна семья. И католик, и протестант, и рабочий, и крестьянин, и ремесленник и фабрикант. Если вы не будете любить друг друга, никто — ни французы, ни англичане, ни русские, ни поляки вас не полюбят. И вы должны держаться единой семьей во враждебном мире. Я так воспитывал свою молодежь, армию, я так воспитывал всех немцев, не разбирая, кто лучше, кто хуже.

И они поверили мне. Они за гроши строили дороги, по которым сейчас все ездят и восхищаются. Они построили жилье, в котором до сих пор живут миллионы немцев, даже после разрушений, нанесенных союзной авиацией.

И после Второй мировой войны они все равно верят в то, что они единая нация. Они возродили великую Германию, и сегодня это локомотив Европы, и вся экономика европейского сообщества стоит на немецкой экономике. Это же мастерская мира! Германия сейчас экспортирует больше, чем Соединенные Штаты!

Итак, я объяснил немцам эти простые истины, и у меня получилось! А вы до сих пор все ищете врагов внутри себя.

— А у вас кто был враг?

— Инородцы! А у вас больше всего пострадали русские, а среди русских — их сердцевина: крестьянство.

— А как же коммунисты?

— Коммунисты и евреи — для меня синонимы!

— Мало было немцев-коммунистов?

— Если бы у Сталина не было Коминтерна, я бы и коммунистов не трогал. Это же была пятая колонна, которая выполняла указания из Москвы. Ведь если бы они были самостоятельными, они бы создали коалицию с социал-демократами в 33-ем году. Наверняка к ним бы примкнул кто-нибудь из центристов. И сформировали бы правительство большинства. Кто им запретил это делать?

— Наверное, Сталин…

— — Вот! Значит, тысячи коммунистов — это шпионы, коллаборационисты.

 

— Значит, вы оправдываете ссылку ваших соплеменников из Поволжья в Казахстан…

— Безусловно! Простой пример: когда мы вступали на территорию какой-нибудь страны, мы первых делом искали местных немцев или полукровок. Они с радостью и охотно нам помогали и почти всегда были основой местной администрации, которую мы формировали. Осечек почти не было. И это неудивительно — ведь это наши братья помогали нам.

А сталинские еврейские агитаторы на первых порах были убеждены, что стоит только до немецкого солдата или немецкого рабочего, крестьянина или инженера довести идеи т.н. «пролетарского интернационализма», так сразу классовая солидарность взыграет в нем и он обратит оружие против своих эксплуататоров, т.е. офицеров, государственных чиновников и работодателей.

У Сталина ничего не вышло. Ни разу. Эти все его теории — выдумка извращенного мозга. Никто не пошел против своих братьев.

Вот и судите сами, кто был прав, а кто — нет.

— Зачем вести мир к таким вещам, когда страдают, гибнут миллионы людей?

— Я не начинал этой войны! Сколько раз я выдвигал широкомасштабные мирные инициативы! Вот главные из них:

17 мая 1933 мы предложили: «Германия совершенно готова расформировать всю свою военную машину и уничтожить малое количество остающегося ей по Версалю оружия, если соседние страны сделают то же самое». Никакой реакции. Ни от Англии, ни от Франции, ни от СССР.

14 октября 1933 был выдвинут т.н. «План Гитлера»: «Вооруженные государства обязуются не увеличивать вооружения за пределы существующего уровня. Германия придерживается этого соглашения. Европейские нации гарантируют друг другу безоговорочный мир заключением договоров о ненападении». Никакой реакции. В прессе Англии, Франции и СССР меня по-прежнему называют милитаристом и агрессивным выскочкой.

21 мая 1935 мы официально выступили с предложением: «Германия объявляет себя готовой согласиться на любое ограничение калибра артиллерии, линейных кораблей, крейсеров и торпедных лодок. Также немецкое Правительство готово принять любое международное ограничение размера военных кораблей. И, наконец, готово согласиться на ограничение тоннажа субмарин, или на их полную отмену в случае международного соглашения». Никакой реакции. Все страны форсируют программу строительства военного флота.

3 марта 1936 мы выдвинули предложение о подписании пакта о всеобщем мире в Европе. И в тот же день — предложение о созыве конференции с целью запрета некоторых видов вооружений (газ, пули дум-дум и пр).

Наконец, после многолетних усилий, 18 июня 1935 года было подписано военно-морское с Великобританией.

30 сентября 1938 был совершен поистине прорыв: Германия, Великобритания, Франция и Италия подписали Мюнхенские соглашения, которые мы считали прообразом европейской системы безопасности.

Но едва Чемберлен вернулся домой, он тут же призвал к перевооружению в значительном масштабе, и Великобритания начала переговоры о сепаратном военном союзе с СССР, а Польше, Румынии, Греции и Турции предоставила гарантии вступления в войну на их стороне, в случае агрессии против них, что противоречило конструкции коллективной безопасности и выхолащивало Мюнхенские соглашения.

6 декабря, 1938, развивая мюнхенский мирный процесс, мы подписали соглашение о мире с Францией. 23 августа 1939 мы подписали пакт о ненападении с СССР. 6 октября 1939 мы в очередной раз выдвинули предложения о мире в Европе.

Наконец все лето и начало осени 40-го, когда англичане уже бомбили Берлин, я призывал к выдержке и не посылал Люфтваффе на Альбион. А к англичанам я обращался с призывом о мире. Апофеозом моего стремления к миру была посылка моего друга, Рудольфа Гесса в Англию для мирных переговоров. Итог вы знаете: все мои попытки добиться мира потерпели фиаско.

— Шелленберг пишет, что в 40 году вы предлагаете Сталину союз, а в 41 нападаете на него. Что это — лицемерие, обман, или что-то другое?

— Как вы думаете, Шелленберг, после войны, был свободен в изложении своего мнения? Или цензура со стороны союзников существовала? И потом, даже если эту книгу он написал, для какого-то западного издательства, как вы считаете, если бы в ней содержались факты, которые бросают тень на Советы, она была бы издана в СССР?

Скажу банальность: историю пишут победители. Мои генералы, после войны, когда они были в плену у русских и преподавали в русской Академии Генерального штаба, написали мемуары. Если верить этим мемуарам, они не выиграли ни одной битвы! Русские генералы всегда были сильнее их. Немецкие же генералы все время ошибались, делали глупости, не успевали за противником и т.д.

Грош цена этим мемуарам! Вот вы возьмите эту книжку и внимательно посмотрите. Я сделал в 40-м году Сталину предложение союза. Чушь! Какой мне смысл делать предложение союза, если он к тому времени он был? Более того, наша дружба и наш союз был скреплен кровью! Ведь начиная с 17 сентября, Красная Армия вместе с вермахтом участвовала в боевых действиях против Польши. Тогда-то и были взяты в плен те самые польские офицеры, которые были впоследствии расстреляны в Катыни.

И поэтому я обоснованно считал, что мы союзниками! Во имя этого союза я Сталину пожертвовал исторически и культурно больше тяготеющую к Рейху, чем к СССР Прибалтику. Я с закрытыми глазами смотрел на то, что Советы фактически уничтожают моего будущего союзника — Финляндию, и моего друга, великого Маннергейма. Вы думаете, я пошел бы на такие жертвы, если бы считал наш союз тактическим, временным, мертворожденным — как его теперь называют ваши официальные историографы? Я был убежден, что у меня с русскими такие договоры, которые иначе, как союз, нельзя трактовать. Любой сторонний наблюдатель признает, что мы были союзниками! И поэтому в 40-м году я не мог предлагать Сталину союз, который уже существовал. Он мне продавал зерно, я ему продавал машины. В советских газетах прекратилась антигерманская пропаганда. У нас был совместный парад в Бресте. Немецкие и русские офицеры жали друг другу руки…

— А когда же вы узнали, что Сталин хочет на вас напасть?

— В конце 40-го года. Разведка донесла мне, что идет сосредоточение войск на западной границе, накопление боеприпасов, коммунистические агитаторы готовят солдат к наступательной операции. Соответствующее обмундирование выдается, которое не выдается накануне осенней распутицы и лютой русской зимы. Половина танков, которые стояли на западной границе Советского союза, были переставлены с гусениц на колеса. Это так готовился Сталин к оборонительной войне в России, где нет дорог? Не подлежит сомнению, что он собирался воевать в Европе! И таких примеров огромное количество. У всех пленных, которых мы взяли в 41-ом году, не было сапог, а только ботинки. Это в русской-то осенней грязи и ранних снегах?

Нет, Сталин хотел маршировать по Европе. И тому множество доказательств, например, сосредоточение войск в узкой полосе вдоль границы. Если ты готовишься к оборонительной войне, у тебя тылы уходят далеко назад, чтобы одним ударом противник не смог захватить все. Фактически, в первые две недели, я разгромил почти всю Красную армию. Потому что у них к границе были подтянуты все склады, все боеприпасы, вся техника. Самолеты стояли рядом с границей: так ближе лететь бомбить Германию. И именно поэтому я за несколько первых дней уничтожил всю русскую авиацию. Если бы у Сталина в тот момент была оборонительная доктрина, то он расположил бы авиацию на 100 — 200 км вглубь от границы. Это вам скажет любой военный.

Итак, хватит разыгрывать невинных овечек. Сталин так расположил свою армию, чтобы вероломно и неожиданно напасть на меня.

 

— Оккупация огромной европейской территории, в частности, Франции, Польши, Чехословакии, независимой Австрии…

— Прекратите этот пропагандистский балаган! Австрию никто не оккупировал. На референдуме 90% австрийцев проголосовало за включение Австрии в состав Рейха.

С Францией я вообще не собирался воевать! Французы первые объявили мне войну. Я должен был отвечать. И даже разгромив французов, я оккупировал только северную Францию. Потому что там жили преимущественно нордические народы. Потомки франков, которые, как известно, германское племя, и норманны — то есть викинги. Южную Францию, преимущественно романскую и галльскую, я не оккупировал. Там было создано независимое государство со столицей в Виши. Герой Первой мировой войны, маршал Петэн, который «разгромил германскую армию в Первой мировой», встал во главе этой республики. У Петэна в тот момент рейтинг был рейтинг 90%. Его до 45 года французы считали своим спасителем. А потом вдруг резко он стал предателем! Проститено если это оккупация, то это была очень мягкая оккупация и только северной Франции! Французы в Париже прекрасно жили — пили, ели, танцевали.

Дальше. Чехия со Словакией. Позвольте, но у меня есть международный договор, подписанный в Мюнхене англичанами, французами и итальянцами, о том, что я могу Чехию иметь как протекторат. У меня есть данные плебисцитов.

Единственная проблема — это Польша. Вот где я должен был держать оккупационную армию. Но я дал полякам, как и прибалтам, шанс стать арийцами. Они сдавали экзамен по немецкому языку, проходили через расовый отдел и все. Поэтому я не видел никакого особого напряжения там, в Польше….

Да в польских лесах сидели Армия Крайова и Гвардия Людова. Одну содержал Черчилль, другую — Сталин. Но до 44 года они были пассивны, и если не считать идиотского восстания в Варшаве, реального сопротивления не было нигде!

Вермахт, кстати, технически тогда был не очень сильным. На боевом духе, на дисциплине и храбрости солдат, на вере в свою правоту мы победили всю Европу.

И все же, я хотел мира. Сколько усилий мы потратили, чтобы помириться с Англией! О миссии Гесса я уже говорил. Я по своей доброй воле выпустил из Дюнкерка английский экспедиционный корпус. Хотя у меня была возможность уничтожить практически все боеспособные сухопутные силы Великобритании еще в 40-ом году. Но я считал, что братские арийские народы — британцы и немцы не должны убивать друг друга.

Поэтому говорить о том, что я поджигатель войны, мальчик, который играет со спичками, знаете, как меня в карикатурах рисовали, — это намеренное искажение реальности. Я не хотел ни с кем воевать. Меня вынудили.

— То есть вы боролись за свои законные права, но по сути дела вы лишили суверенитета и свободы целые народы.

— Поскольку немцы избрали меня своим вождем, то я беспокоился только за немцев. Пусть вожди других народов беспокоятся за свои народы! Когда Чемберлен и Черчилль объявляли войну Германии, они беспокоились о немцах? Они беспокоился только об англичанах. Когда французы объявляли войну Германии, они беспокоились о немцах? Они беспокоились только о французах. Или, может быть, Сталин беспокоился о немцах?

Это неслыханно — требовать от Германии уважения чужого суверенитета, в то время как суверенитет Германии попирался на протяжении двадцати лет! Или расскажите, как англичане уважали суверенитет, допустим, Индии. Они все показали мне, как нужно относиться к чужому суверенитету.

— Когда вы говорите о легитимности ваших действий, вы ссылаетесь на Мюнхенский договор и пакт со Сталиным. Но у англичан с французами тоже был договор Польшей…

— Они его заключили, чтобы вдохновить Польшу на конфронтацию с Германией. До этого у нас с Польшей были нормальные отношения. Она даже принимала участие в разделе Чехословакии. А после — поляков как подменили. Враждебная риторика, нежелание искать компромиссы. Стало очевидным, что англичане и французы провоцируют Польшу на торпедирование естественных и конструктивных германских предложений по «Данцигскому коридору».

Я скажу больше. Как только поляки подписали договор с англичанами, т.е. примерно с марта 39-го года, они начали геноцид против немецкого населения Польши. Они попросту устроили резню. В Силезии, в польской части Пруссии, в Поморье. Везде, где жили польские немцы. Обращаю внимание — до марта этого не было! К сентябрю они вырезали 58 тысяч своих же граждан немецкой национальности. Заключительным аккордом явилось убийство всех (около 10-ти тысяч) немцев польского города Бромберг (Быдгощь). Этот погром начался еще в конце августа и был остановлен только 3-го сентября войсками вермахта, подошедшими к городу.

Я неоднократно, начиная с апреля 39-го года, обращался по этому поводу в Лигу Наций. Лишнее говорить, что никакой реакции не последовало. Ведь Лига наций тогда полностью контролировалась Великобританией. Какие еще нужны доказательства того, что эта продолжавшаяся полгода резня была сознательно спровоцирована англичанами?

Таким образом, Польша, будучи уверенной в полной поддержке англичан, провоцировала Германию. Так не ведет себя тот, кто хочет мира. Значит, они хотели войны. И они ее получили.

— Т.е. нападая на Польшу, вы уже знали, что это мировая война?

— Напротив, я был убежден, что я сумею договориться и с Британией и Францией. И то, что они не напали на меня с запада на пятый день моего вторжения в Польшу (как того требовал их договор с поляками), убеждало меня в том, что мир возможен. И они действительно долго не начали: я разгромил Польшу в конце сентября, а боевые действия с Францией начались только в мае. И я, начиная с октября 39 года, был убежден, что с русскими я помирился, и мне осталось помириться с англичанами. А вслед за англичанами придут и французы. Вот вам и «мир для целого поколения» как говорил Чемберлен….

— Странно: вы захватывали чужие территории, чтобы с ними помириться?

— Я захватил в Польше свои территории. Они принадлежали Рейху испокон веков.

— И во Франции, и в Голландии?

— Не вижу причин для вашей иронии. Я с Францией и Англией реально начал воевать в мае 40-го года. А всю осень 39-го и всю зиму 40-го я предпринимал титанические попытки с ними помириться. Они отказывались это делать! Они не хотели ни воевать, ни мириться. Они хотели держать меня на коротком поводке.

— Неважно, что Англия и Франция подписали Мюнхенский договор. В рамках исторической логики, это не извиняет захвата целой страны….

— Уж не о Чехословакии ли говорите? Это не она ли, будучи изобретением версальских умников, сама собой развалилась в 90-х годах на Чехию и Словакию? И потом, СССР в 68-ом году растоптал суверенитет Чехословакии, не имея даже подобия Мюнхенского договора. Вообще, вся карта Европы, нарисованная в Версале, не выдержала испытания временем.

Кстати, вы у чехов спросите: плохо они при нас жили? Они до 45 года работали на Рейх, делали для нас оружие. Например, каждый пятый танк вермахта был чешским….

 

— Я не о том, хорошо они жили или плохо. Вы создавали мега-государство….

— Я воссоздавал то, что существовало тысячу лет! Великогерманский Рейх! Или, если угодно, по-старинному — Священная Римская Империя Германской нации.

— Как Наполеон. Но тот, хотя бы оставлял странам суверенитет…

— Я — тоже. Французам я оставил суверенитет, а вот этой вашей говорильни про Чехословакию и Польшу я не понимаю. Нет таких государств! Так же как их выдумали англичане и французы в 19-м году, так к 39-ому мы их ликвидировали.

О Чехословакии я разговаривал с теми, кто ее создал. Чемберлен и Деладье подписали договор: мы согласны, что Чехословакии нет. И ее не стало. Что же мне было, с Бенешем, что ли, разговаривать?

Или, иначе: если бы чешский народ с оружием в руках завоевал, а потом отстоял свою независимость, создал бы дееспособное государство, тогда — да, я по поводу ущемления прав судетских немцев разговаривал бы с ними. Но поскольку чешское государство, как черт из ларца, появилось в 19-м году по воле Франции и Англии, так с кем же, как не с ними мне было разговаривать?

Вот немцы создали свое государство сами, без англичан и французов. Немцам даже пришлось из-за этого воевать с французами. Более того, провозглашение единого Германского Рейха и Вильгельма I как императора произошло в Версале. После разгрома Пруссией Франции. Вот если бы чехи так создали свое государство, я с ними бы и вел переговоры.

— Но где легитимные основания для присоединения Чехии? То, что она раньше была частью Австро-Венгрии — не аргумент. Это же не немцы. Нет логики!

— Довольно забавно требовать от меня логики в рамках вашей аксиоматики. Моя же логика состоит в праве сильного. Вон англичане с американцами переписали всю историю ХХ века. В этой истории нет русских, немцев, никого. Все сделали Британия и США. Всех это возмущает, а им — безразлично. Потому что они сильные!

Так и здесь: зачем мне предлагать переговариваться с чехами, которые до 18-го года были частью Австро-Венгрии? На территории Чехии в то время жили 3,5 миллиона немцев. Они были ущемлены в своих национальных правах, с этим не спорят даже международные наблюдатели. Судеты были областью их компактного проживания, где и был проведен плебисцит о присоединении к Рейху. Потом — международная конференция, изучившая наши доказательства. После был подписан Мюнхенский договор. И лишь после этого я оккупировал Чехословакию.

Теперь вы говорите: почему я не учитывал суверенитет Чехии? Не учитывал, потому что считал, что не должно быть у них суверенитета! Потому что все их государство — это функция германского духа. Германской культуры, германской науки и германской экономики. И я ни одного чеха не расстрелял и не посадил, за исключением деревни Лидице, и то, это было возмездие за убийство Гейдриха.

И потом: если чехи так дорожили суверенитетом, то почему они не дрались? У них была хорошая армия, лишь немного уступавшая вермахту (в отличии от плохо вооруженной польской армии). Но они сдались без единого выстрела. Как потом прибалты — Сталину.

А вот Финляндия — дралась. И отстояла свой суверенитет! Хотя сравнивать финскую армию с русской абсолютно бессмысленно. Тем не менее, они, не смотря на все потери, сохранили свою независимость. Даже Польша дралась. Плохо, бездарно, но дралась. А чехи — нет.

Реальные государства возникают железом и кровью, а эти все Чехословакии — это мертворожденные выдумки английских профессоров из Кембриджа! «Вылупились из плавильного котла европейской истории». Боже мой! Никогда их там не было! Независимое чешское королевство последний раз существовало в средневековье. А потом чешскими королями были австрийские императоры.

Или Польша: что это за государство? Ваш Маяковский писал: «что это за географические новости»? Не знаю я никакой Польши! Нет такой страны! На чем мы и порешили со Сталиным.

— Т.е. для вас нет международного права?

— Хотите, я вам расскажу, что такое международное право? Это когда берут сербского президента, президента независимого, суверенного государства, члена ООН, и на основании этого международного права его держат в тюрьме и судят. Непонятно по каким законам. Это когда вторгаются в Ирак или Афганистан и убивают более миллиона мирных жителей. А потом, на основании этого же международного права оккупируют эти страны, формируют марионеточные правительства, которые вешают своих политических противников.

Кстати, международное право всегда может быть засунуто в задницу, когда этого пожелает дядя Сэм. Как это было с тюрьмой в Гуантанамо или с невыдачей американских солдат за совершенные ими военные преступления. Вот один из тысяч примеров: однажды террористы в Ираке захватили итальянскую журналистку. Итальянские спецслужбы провели операцию по ее спасению. Спасли. И вот когда они возвращались через американский блок-пост, какой-то пьяный американский сержант беспричинно застрелил одного из итальянских коммандос. В Италии началось следствие. Американское командование увезло сержанта в Соединенные Штаты и отказалось его выдать! Вот что такое международное право. Это приманка для дураков. В это я должен верить?

— Хусейн уничтожил тысячи людей, например, курдов. Милошевич уничтожил тысячи людей, например, боснийцев. Не лично, но он санкционировал.

— Сталин и Мао тоже убили огромное количество людей. И, в вашей логике относительно Милошевича, Буш-младший — тоже. Однако их никто не судил и не вешал. Где же международное право? А? Я жду!

Это все доказывает, что т.н. «международное право» — это право сильного, право победителя. И оно ничего общего не имеет с правдой или справедливым возмездием. А значит это никакое не право, и спорить о нем бессмысленно. Вот и все.

Сейчас даже сами американцы понимают, что показания немцев на Нюрнбергском процессе были получены под пытками. Когда один из высоких чинов СС на вопрос, сколько было уничтожено евреев, сказал, что 50 миллионов, это разве показания? Это же ничего, пустой звук! В то время как накануне войны евреев во всем мире было не больше 16 миллионов.

Подследственные прекрасно понимали, что им грозит, если они начнут говорить правду. Вон Шелленберг написал околесицу, которую от него хотели, ему и дали всего шесть лет. А его коллегу Кальтенбруннера — повесили. Хотя я до сих пор не пойму, в чем разница между ними?

О каком праве вы говорите? Мое отличие от тех господ, которые без конца твердят о международном праве, в том, что я, по крайней мере, не лицемерил, а называл вещи своими именами.

— Т.е. международные нормы и правила не были вашим приоритетом. Что же им было?

— Мой народ.

— Его благосостояние, благополучие.…

— И его честь! Хотите, я расскажу, что такое честь? Накануне войны с Россией я имел с японцами твердый договор о том, что в июле — августе они нападут на СССР из Манчжурии. Именно это их обязательство было заложено в план «Барбаросса». Симметрично и я обязался вступить в войну с США в случае, если Япония окажется в состоянии войны с ними.

Японцы не выступили. Я считаю это фатальной ошибкой, которая стоила поражения нам всем. Однако, невзирая на такое бесчестное поведение коварных азиатов, я после Перл-Харбора объявил США войну, хотя у меня были все основания этого не делать. И тогда Америка еще долго оставалась бы вне игры, т.к. в конгрессе тогда преобладал изоляционизм.

Но для меня такой альтернативы не существовало. Потому, что я дал слово немецкого солдата. Вот что такое — честь, господин корреспондент.

— Т.е. лидер нации всегда может применить силу для защиты ее интересов….

— Я всегда рассматривал силу, как крайний аргумент. Когда все возможности мирного решения проблем исчерпаны. Либо как с Польшей, когда меня вынудили ее применять.

— Значит Англия может через 300 лет начать войну со своей бывшей колонией за океаном, потому, что там живут этнические британцы, и они должны быть в составе Британии.

— Если англосаксы в США сами скажут, что они этого хотят. И если их этнос будут унижать, и ущемлять их права.

— Т.е. борьба неизбежна и будет продолжаться всегда?

— Да! Мне удивительно, что для вас это новость. Возьмем ваш пример. Я легко представляю, как в 2018 году черные и латиносы становятся большинством в США, и права белых начинают серьезно ущемляться (они уже ущемляются, просто этого не хотят замечать). Кто будет защищать права англоязычного белого меньшинства? Кроме Европы — некому. Если, правда, к тому времени белые сами не станут меньшинством в Европе

Поймите, когда чехи были меньшинством в составе Австро-Венгрии, они сидели тихо. И вдруг искусственно нарезанные границы сделали их большинством, они тут же начали унижать немцев. Уничтожать бывшее этническое большинство страны, в которой они проживали столетиями. А ведь все культурные достижения Чехии есть продукт германского духа! Даже еврей Кафка, самый знаменитый пражанин, писал по-немецки!

— С такой аргументацией можно и Россию рассматривать как продукт немецкого духа.

— Ну, если вы так настаиваете, то почему бы и нет? Русское государство было основано викингами, все русские императоры, начиная с Петра III и Екатерины Великой, были немцами по крови…

— Тогда и Россия должна быть в составе Германии?

— Нет. Я так не смотрю. Население России в значительной степени — неарийское. Помимо славян, это тюрки, кавказские народы, евреи…. Для ассимиляции такого количества людей нужны колоссальные усилия, а пассионарность германцев не безгранична.

Впрочем, я тогда об этом не думал, я воевал с Англией. Я, кстати, убежден, что войну с Россией спровоцировали англичане. С помощью ряда демаршей и дезинформации, они избежали нашего десанта на острова.

 

— Есть доказательства?

— Вот реакция Черчилля, когда он узнал, что я напал на СССР: «Теперь Англия спасена». Идея немецкого десанта на Британию умерла, и вместо английских парней погибли русские. В этом смысле Черчилль свою войну выиграл, а Сталин — проиграл.

— Нет. В Германии витала идея расширения Германии до нужных ей размеров…

-Неправда. Конечно, германский мир я трактую широко: собственно Рейх, дельта Рейна, Бретань, Нормандия, Скандинавия и Прибалтика и, конечно, Англия (это все продукт германского духа). Мир тевтонов, алеманов, франков, саксов, пруссов, мир викингов, норманнов и так далее. Вплоть до Южного Тироля, до Больцано и Вероны. Вот он, германский мир, мир воинов в котором действует единый язык, в котором действует единая культура, единая ментальность, единая мифология, единые саги, единая история противостояния с Великим Римом. Это должно было быть свободное объединение арийских народов. Я не собирался ущемлять ничьи права или суверенитет.

Но, за пределами этого мира мне была нужна только нефть, поскольку, увы, ее внутри германского мира нет. Поэтому мы пошли в Африку, на Сталинград, а значит, на Баку. И если бы мы решили эту проблему и построили единый Рейх, если бы мы смогли договориться со всеми, кто по каким-то причинам был против этой идеи, то Рейх существовал бы до сих пор.

И, кстати, нынешний Европейский Союз с его безусловным экономическим доминированием Германии это то, что я и хотел построить. Пускай это построено на другой идеологии, но в итоге результат тот же! И сегодня, так же как 70 лет назад, в Европе есть дефицит энергоносителей.

— Но современный европейский мир вбирает в себя и поддерживает все нации и страны, даже те, которые на ваш взгляд, искусственно созданы. В то время как ваш союз основывался на подавлении.

— Безусловно, в моем концепте существенно большее значение уделялось насилию, но лишь потому, что я считал, что кратчайший путь между двумя точками — прямая, и неразумно тратить время на говорильню.

Но у меня были и колоссальные программы ариизации, т.е. включения не-немецких народов в единую семью. Я не требовал, чтобы они предали своих предков и историю. Я хотел простых вещей: чтобы они знали немецкий язык и этнически, морфологически, как животный вид, соответствовали общечеловеческим представлениям о европейцах.

— Опять Шелленберг: «Когда я познакомился в 1940 году с женой, я должен был представить документы о своих и ее предках. Выяснилось, что моя будущая теща — полька». В Рейхе такой человек не мог социально расти! Не говоря уже о евреях!

— И что, он перестал руководить политической разведкой?

— «Неарийцы» вообще не могли занимать никаких должностей в вашем государстве.

— Чушь собачья! Если человек получал паспорт гражданина Третьего рейха, он мог занимать любые должности.

— Но Шелленберг должен был предоставить документы на свою тещу.

— Выяснилось, что его будущая теща — полька, но это не помешало ему стать генералом СС. И тому масса примеров. У меня чехи в СС были. Были русские в СС. Были татары в СС. А сколько у меня было казаков!

— Вы отрицаете, что вы строили свой мир на доминировании одной нации?

— Нет, не отрицаю. Но это доминирование было описано в гротескных тонах. Конечно, я не такой идиот, чтобы всех остальных считать недочеловеками, близкими к обезьяне. Глупо отрицать, что Эйнштейн — гений. Если бы я был таким идиотом, я бы не смог заключить союза с японцами. Вам не кажется странным мой союз с такими расово далекими нациями, как японцы? А как вы мне объясните мою дружбу с Муссолини и Франко? Как вы мне объясните мою дружбу с Хорти, венгром? Венгры ведь кочевники, этнически — совершенно неарийский народ.

— Так же, как вы говорите, что Сталин до какого-то момента был ваш союзник, а после — перестал им быть — и вы выжгли нашу культуру…

— Не передергивайте! Я бы не нарушил ни одного договора, если бы не очевидные доказательства того, что он собирается напасть на меня в ближайшие дни. А вашей культуры я не выжигал. Так можно говорить, что и американская армия выжигала иракскую и вьетнамскую культуты. Это война! Когда ваша армия вошла в Германию, я уж не говорю про бомбардировки англичан с американцами, что вы сделали с Германией? Вы выжигали немецкую культуру огнем и мечом, извините.

Хорошо! Если вы считаете, что все, перечисленные мною страны это не более чем временные, тактические исключения, то где — правило? Когда я проводил расовые чистки? Безусловно — только один пример. Только евреи и цыгане. Так может быть, евреи и цыгане — это исключение, а все остальные — это правило? Я со всеми народами пытался найти общий язык! За меня воевал целый интернационал. Французы, итальянцы, испанцы, хорваты, чехи, украинцы, поляки, литовцы, латыши, эстонцы, финны, татары, кавказцы. Это я еще не всех перечислил. Все до единого — не арийцы….

— Одни части воевали с вами, другие за вас…

— Но это миллионы людей! Нельзя делать вид, что этого не было! Допустим, что Власов спасал свою жизнь. Хотя у меня не сложилось такого впечатления. Но Краснов с его казаками! А Шкуро с его казаками! Я их не заставлял силой служить, и они были не в плену. Казаки сами пришли, добровольцами. Надели нашу форму, принесли мне присягу и воевали против Сталина. И их печальную судьбу вы знаете. Они что, чувствовали себя ущербными, что они не немцы? Им хоть раз кто-нибудь указал на расовую неполноценность? Нет! Многие из них получили железные кресты из моих рук. Это были герои! Это были русские герои, которые боролись против большевизма.

Сбросьте шоры сталинской пропаганды, сделайте над собой усилие, узнайте же, наконец, правду! Почему вы хотите, чтобы я согласился с советской или английской версией моей политики? Вы же у меня берете интервью не для того, чтобы убедить меня в том, что правы англичане. Вы же хотите узнать мою точку зрения!

— Я пытаюсь вам объяснить свое непонимание.

— Вы пытаетесь объяснить мне свое непонимание, рассказывая сталинские байки обо мне. Если я такой человеконенавистник, зачем он в 39 году договорился со мной? И вместе со мной делил Польшу? И с моего согласия забрал Прибалтику? Если я такое чудовище? Людей в печках жгу, мясо человеческое ем, абажуры из человеческой кожи делаю, грабить собираюсь Россию, в рабство всех обращать! Сначала договор со мной заключил, а потом придумал про меня небылицы, что под Гитлером им было бы хуже, чем под Сталиным. Хуже, чем под Сталиным, быть не может: следующая стадия — это смерть. Он же вас держал на последнем издыхании.

Да еще вскрыл череп, мозг ампутировал и туда вливал весь свой пропагандистский яд. Геббельс — мальчишка по сравнению со сталинской машиной промывания мозгов. Как она русским загадила голову! Он уже умер давно, а русские до сих пор дискутируют, хороший он или плохой. И вы хотите, чтобы я всерьез обсуждал эту абракадабру?

— Нет, я пытаюсь понять вашу логику.

— Она проста: восстановить Германию, сделать мощное государство, этнически монолитное, окруженное дружественными народами, с ними торговать и вести культурный обмен. Этого хотел и Бисмарк. Если бы Германия всегда была окружена дружественными народами, у нас бы не было никаких проблем!

Повторюсь: я никогда не соглашусь, что Германия развязала Первую мировую войну. Также вы знаете, что это Наполеон III объявил Пруссии войну во Франко-Прусской войне, а Наполеон I напал на Пруссию в начале ХIХ века.

Всегда Германия априори считалась военным призом для каких-то героев, которые периодически проносились туда-сюда по Европе. Почему-то все войны должны были происходить в Германии! И всегда немцы кормили вражескую армию. То шведы придут, то Наполеон, то русские туда-сюда гуляют. Что это? В Аустерлице, под Лейпцигом, у Иены — все у нас воюют. Какого черта! Теперь я буду воевать! Раз, два! где французы? Нет французов! Три, четыре! — нет Польши!

— Ваша позиция: вот есть большая Германия…

— Но и Франция есть. Есть Испания, Италия, Венгрия, Балканы, Греция. Есть, наконец, Россия, с которой я готов был дружить. Ведь не зря же я подписывал эти чертовы пакты со Сталиным! И Англия, и Скандинавия. Ни в коей мере я не покушался ни на суверенитет Швейцарии, и Швеции, ни на суверенитет моих друзей Муссолини и Франко.

Франко, кстати, не помогал мне войсками, только добровольцы. Более того, он помогал евреям уезжать, и я смотрел на это сквозь пальцы, хотя я привел его к власти. А он мне никак не помог. И ничего, я с ним поддерживал нормальные отношения.

И кто бы пострадал от существования такой большой и сильной Германии?

— Страна — это идентичность. Почему в вашем рейхе каждый человек должен был доказывать свою арийскую идентичность?

— Это просто. В Германии должна была быть немецкая идентичность, во Франции — французская, в Испании — испанская. Что в этом удивительного? И если человек хочет идентифицировать себя как поляк, то пусть едет в Польшу, какие проблемы? Но если ты хочешь польскую идентичность навязать людям на территории исконно немецких земель, то извини, мы против этого.

Я говорю простые и понятные вещи. Давайте выйдем на улицу и спросим любого русского человека: прав ли я? И он вам скажет: да, прав! Вы можете меня сейчас запутать своей демагогией, но я вам говорю то, что думает любой простой человек не этой планете.

Итак: мы хотели жить на своей земле своим народом. Вот и все.

 

— А куда же другим деться? Чехи, поляки, евреи, наконец…

— Слушайте, когда евреи вошли в Землю Обетованную под водительством Моисея и Иисуса Навина, они все царства и народы, которые там жили до них, уничтожили. Вырезали на то простом основании, что считали эту землю своей. Они не дали им даже уйти. У евреев для этих народов не было другого варианта, им оставили только смерть. Объясните мне, почему? Где эта ваша пресловутая справедливость? Почему они не дали им реализовать свою национальную идентичность, почему они их всех вырезали: стариков, женщин, детей? И честно в своей книге об этом написали? Непонятно одно: зачем они при этом таскали за собой ящик со скрижалями, на которых было написано «не убий»? Это что, такой юмор?

— Странно у вас получается: все были хуже вас…

— Давайте только без морализаторства. Лучше, хуже…. Разве об этом сейчас речь? Мы же говорим о принципах!

Итак, не только национал-социалистическая Германия исповедовала эти принципы, но и многие другие народы их придерживались. В частности у евреев сотни лет существует принцип чистоты крови. Почитайте Галаху. Там подробно описано кто принадлежит к избранному народу, а кто нет. И мир у них делиться на евреев (избранный народ) и гоев (остальные).

И я считаю, что это справедливые принципы. Каждый хочет на своей земле жить со своим народом и по своим правилам. И если кто-то чужой живет на твоей земле, то пускай он живет по твоим правилам. И неприязнь русских к инородцам, например, чеченцам — она этим же вызвана! Если вы живете у нас как гости, то не пытайтесь навязать нам ваши правила, как это сейчас делают арабы в Париже. Или как они в Швейцарии хотят минареты строить, изменив облик швейцарских городов. Это же бред! Или когда они требуют, чтобы в европейских газетах рисовали такие карикатуры, которые им нравятся, а не те которые нравятся европейцам.

И если в Европе еще остались мужчины, если она еще не превратились в сборище узкогрудых педиков, то Европа должна сказать этим ублюдкам — езжайте к себе на Восток, и там рисуйте какие хотите карикатуры! А мы здесь будем рисовать так, как мы считаем нужным. И если вы, после таких выходок, не захотите уезжать, то мы вас, жалких паразитов, вышвырнем из нашего дома, а если вы и после этого каким-то чудом останетесь — мы вас уничтожим. Вот и все. И что же здесь удивительного?

Давайте начистоту. Что мы все вокруг ходим? Мы же к вопросу истребления евреев, так или иначе, вернемся, поэтому давайте сразу договоримся: Тора — это ведь не хроника еврейского народа в его эволюции! Это священный текст, и каждая фраза, мысль, логический переход в ней для еврея — боговдохновенен. И она не стареет. Это не бытописание, не этнографический труд, это не рассказы о временах глубокой древности. Не страшная сказка в духе — «ах, смотрите, какие были в Палестине дикие нравы 3000 лет назад». Эта книга не об этом. Или, вернее, не только об этом. И в основном — не об этом.

Поэтому у меня есть предложение евреям: либо признайте Тору неким археологическим артефактом, и тогда публично и недвусмысленно раскайтесь в истреблении других народов, поставьте жертвам этого учиненного евреями геноцида памятники и выплатите потомкам этих жертв компенсации. Например, жителям сектора Газа. Ведь в соответствии с нормами т.н. «международного права» преступления против человечности (в т.ч. геноцид) не имеют срока давности.

Если же Тора боговдохновенна, если она является сердцем еврейской ментальности и идентичности, если она — руководство к действию и, одновременно, оправдание любого насилия во имя еврейского народа, то тогда, господа евреи, будьте готовы к тому, что и с вами могут поступить так же. И стереть вас с лица той земли, которую другой народ считает своей и тоже данной ему Богом…

— Каков был ваш план, о чем Гесс летел договариваться с англичанами?

— Он состоял в создании коалиции для борьбы с Советами, большевизмом и марксизмом. Этот план мы неоднократно и публично предлагали всем. Единственные в Европе, кто на него не откликнулся, были англичане. Они ведь никогда не считали себя до конца европейцами, и не чувствовали опасность марксизма как свою собственную. Они, кстати, были единственные, кто дал Марксу приют и возможность работать. Ими руководила британская спесь, то, из чего потом вырос т.н.»атлантизм». Жаль!

Я всегда понимал, что стою перед выбором между Советами и англичанами. Лично я всегда был за союз с Англией. А самый страшный выбор — война на два фронта.

 

— А вы знали про миссию Гесса?

— Разумеется! Но после провала его миссии, у меня не было другого выхода, кроме как объявить его сумасшедшим. Миссия была секретной, о ней знали только я и он. И еще несколько офицеров, которые помогали ему с самолетом. Но и до его полета в Британию, я неоднократно публично выступал за мир с Англией. В частности, осенью 40-го года, уже после победы над Францией, после Дюнкерка, когда началась т.н. «война в воздухе», на заседании рейхстага в берлинском зале «Кролл» я обратился к англичанам с призывом о мире. Через два дня пришел ответ — нет, мира не будет.

Совершенно очевидно, что я использовал все мыслимые способы договориться с англичанами. Дипломатические, конфиденциальные, военные — в Дюнкерке я просто подарил им их сухопутную армию, хотя мог ее уничтожить! Согласитесь: такие красивые жесты делает только тот, кто хочет мира.

— А союз со Сталиным? Как он вписывается в концепцию «европейской коалиции в борьбе с большевизмом»?

— Постепенно я пришел к грустному выводу, что мне придется мириться с неизбежностью союза с Советами. Хотя идеологически, ментально, в расовом и культурном плане нам были ближе англичане.

— Движения, подобные национал-социализму, возникали во всех странах, в том числе и в Англии. Вы ставили себе целью, чтобы они везде пришли к власти?

— Да, были серьезные нацистские партии в Швейцарии и скандинавских странах. Был Мосли в Англии. Была некая государственническая идеология в Италии. Дружественный режим, хотя без четкого национализма, был в Испании. Мы дружили с разными режимами. Венгрия, Румыния, Болгария, Турция, Япония. Все были очень разные, и говорить о том, что образец Германии должен тиражироваться — нет, такой цели не было.

Хотя это не значит, что наши ценности не были универсальными. Ведь основой национал-социализма являлся лозунг «Кровь и почва». И, значит, каждая страна может существовать только тогда, когда народ, который ее населяет, он же ей и управляет. Чья это земля — тот на ней и доминирует. Единый народ по крови, и он же — единый народ по почве.

— А что же делать остальным?

— Они идут каждый в свой дом. И строят его в дружбе с соседями. И не пытаются залезть на землю другого народа. Это как игра с лишним человеком без стула. В этой игре одни евреи остаются без места. Вся идеология еврейского марксизма как раз и состоит в том, чтобы внушить народам, которые имеют свою кровь и почву, дикую мысль, что на самом деле никаких наций нет, а есть классы. И надо быть интернационалистами и делиться своей землей с другими народами. И мириться на своей земле с чужими обычаями и повадками. Даже если они кажутся тебе вредными и опасными для твоего народа. А почему? Потому что у евреев нет своей земли!

— Причем здесь евреи? Я говорю о чехах и поляках. Вообще, проблемы возникают в тот момент, когда одна нация говорит: это наша земля, вы здесь живете с X века, а мы с IX…

— Это вы про Израиль говорите? Это он ведет такой разговор с арабами. А я не присоединял Чехию к Рейху. Я к Рейху присоединил Судетскую область, где 90% населения были немцы. Из Чехии я создал протекторат. Как я не присоединил и Польшу к Рейху. Я присоединил только те земли, которые были нашими до 18-го года.

Но конкретного плана на десятилетия по преобразованию Европы у меня не было. Это только большевики всегда хвастались, что такой план у них есть. А я — реалист. У меня не было и не могло быть такого плана. Как любой нормальный человек я понимаю, что создать такой план выше человеческих сил. Это утопия — предусмотреть все на десятки лет вперед.

У меня был локальная программа, которую я вам уже описывал: восстановить Рейх в границах до 19-го года. Окружить его дружественными народами. И максимально гарантировать его безопасность. Борясь за такой мир, я вынужден был вести войну с англичанами и Сталиным. Они единственные не захотели такого мира.

— Из этого следует, что договор со Сталиным был все-таки временный…

— Это был гнилой, чудовищный компромисс, на который я вынужден был пойти. Но я не собирался его нарушать, поскольку в соответствии с ним Сталин не занимал какие-либо территорий, которые ранее принадлежали Рейху.

Поэтому, если бы для меня, как для ответственного человека, канцлера и фюрера немецкого народа, не было четких, ясных, очевидных и не имеющих никакой другой трактовки признаков, что Сталин собирается напасть, я был бы верен этому союзу. Поймите, слово, которое я давал, в отличие от многих, я всегда держал.

— Отлично! Тогда расскажите о поджоге рейхстага и об уничтожении старой гвардии во главе с Ремом, которая вас привела к власти. Не является ли это предательством?

— Ни в коей мере. Во-первых, никакого рейхстага я не поджигал. Все это марксистские бредни. Это сделал болгарский коммунист Георгий Димитров, по указанию Сталина.

Его даже судили, но в суде не смогли этого доказать и вынуждены были отпустить. Замечу, что у Сталина он бы с энтузиазмом все признал. Это к вопросу о зверствах гестапо. По сравнению с НКВД это были сущие дети.

Однако, я не понимаю, как поджог рейхстага доказывает то, что я не держу слово?

— Потому что это была провокация с целью объявить чрезвычайное положение.

— Да, чрезвычайное положение было моей целью. Но почему вы решили, что именно для этого был подожжен рейхстаг? Я уверен, что его подожгли коммунисты. А я лишь использовал это как предлог для введения чрезвычайного положения. Страна была дезорганизована, нужно было навести порядок. И народ поддержал такое решение, а это самое главное. Я служил народу, а не каким-то политическим группам. Группам инородцев в том числе.

Кстати, ваш Путин после Беслана отменил выборы губернаторов, используя эту трагедию как предлог, для укрепления властной вертикали. А народ поддержал его, не смотря на то, что эти вещи никак не связаны. И никто не обвинил Путина в том, что это он устроил Беслан с целью отмены выборов губернаторов.

 

— А как быть с уничтожением Рема и Штрассера?

— Когда они помогали создавать партию, они были искренними борцами, а потом стали предателями. Я не знаю, почему они ими стали. Спросите у них. Они делали заговор против меня и партии, против Германии и народа. Они хотели захватить власть, думали, что их СА (штурмовики) — это сила, на которой партия пришла к власти, и поэтому партия должна подчиняться СА, а не наоборот. Более того, они хотели прибрать к рукам вермахт! У нас не оставалось другого выхода, кроме их уничтожения.

— Если бы вы победили, во что должен был превратиться СССР?

— Я считал, что СССР, так или иначе, должен был распасться на некоторое количество территорий. В частности, Украина и Прибалтика должны быть отделены, Финляндии нужно было вернуть ее территории. Белоруссия должна войти в состав генерал-губернаторства, как она, впрочем, и вошла. Средняя Азия, Закавказье все должно было рано или поздно развалиться….

Относительно коренной России у меня не было каких-то специальных планов. Было слишком много дел, чтобы я думал еще и об этом. Мне нужна была нефть. Я много думал о Кавказе, а остальная часть меня занимала только как территория, где Сталин мог продолжать сопротивление. Отчасти меня интересовали крупные промышленные центры, хотя я не считал советскую промышленность завидным трофеем. Тем более что отступая, русские все заводы и инфраструктуру взрывали. Тактику скифской войны они использовали еще при Наполеоне.

— Но в России планировался, наверное, какой-то политический режим?

— Идея была такая: территории, которые пригодны для сельского хозяйства, будут обрабатываться. Безусловная отмена колхозов, открытие заново церквей, пусть они молятся своему православному Богу. Создание оккупационной администрации на основе местных кадров. Впрочем, все это я и сделал на оккупированных территориях. Наверное, я обложил бы их налогами в пользу рейха. Но для какого-то серьезного вмешательства во внутренние дела нужен огромный потенциал, и я не думаю, что потенциала немцев хватило бы, чтобы обслуживать в режиме оккупационной администрации такие огромные территории….

— Вы не дали бы русским единой государственности?

— Пожалуй, я не позволил бы им создать единое государство. Пускай там было бы пять, десять, пятнадцать каких-то достаточно независимых государств. Чтобы они не смогли накопить серьезного потенциала для сопротивления Рейху. Впрочем, не могу судить наверняка. Меня интересовали лишь реальные ресурсы — нефть…. А это — Баку, Иран, Ирак, Персидский залив.

Ах, если бы реализовался мирный сценарий, и никакой войны с Советами не было! Мы бы все эти ресурсы (включая нефть) получили в режиме торговли. И мы это получали, начиная с 39 года. Если бы Сталин продолжал поставлять нам нефть, зерно, руду, этого было бы абсолютно достаточно. Но он решил, что для него наступил удобный момент, чтобы напасть на меня….

— После начала войны союз с Советами он развалился. Появился другой план?

— С самого начала русской компании все пошло к чертям собачьим! Я все же надеялся, что Черчилль не будет помогать Сталину, ведь, судя по его многолетней риторике, он был убежденным антикоммунистом и всегда призывал к «крестовому походу против СССР». Оказалось, что эта его болтовня — ловушка, чтобы натравить меня на Советы.

Потом японцы не сдержали слова и не ударили с востока, что позволило Сталину перебросить десятки дивизий под Москву и остановить нас. Впрочем, это вы хорошо знаете.

Неожиданной была та жестокость, с которой Сталин с самого начала относился к своему народу. Это не укладывалось ни в какие нормы не только гуманности, что, на мой взгляд, вещь субъективная, но и о рациональном поведении.

Во-первых, отступая, русские расстреливали всех, кто у них сидел в тюрьмах и лагерях, оставив нам едва присыпанные землей тысячи трупов.

Во-вторых, они взрывали не только свои новенькие заводы и шахты, но и всю инфраструктуру — водопровод, канализацию, мосты, дороги. Это было странно, поскольку наше наступление это вряд ли могло серьезно задержать, а вот жизнь собственно русского населения превратилась в ад.

В-третьих, они сожгли почти весь урожай, отобрали у населения и угнали на восток весь скот, отравили колодцы. Зачем? Нанося нам едва ощутимый вред (ведь на нас работали все крестьяне Европы), они обрекли своих собратьев на голод и смерть.

В-четвертых, с приходом холодов они стали забрасывать в наш тыл полубезумных подростков, которые сжигали целые деревни, оставляя тысячи людей на улице, без припасов и теплых вещей. Многие из них погибли.

В-пятых, Сталин абсолютно не жалел своих солдат. Весь 41-ый и 42-ой год он гнал миллионы безоружных людей в атаку без всякого шанса на минимальный военный успех. Наши пулеметчики за день убивали по несколько тысяч человек. Многие сходили с ума.

Весь этот аттракцион мазохизма нельзя было предусмотреть заранее. На вермахт это произвело гнетущее впечатление. Солдаты выглядели подавленными. Невозможно понять: зачем русские это делали?

Потом начались иные трудности. Например, по плану «Барбаросса» у нас должно было быть около 1 миллиона пленных, а их оказалось 5 миллионов. А продовольствия был запланировано только на миллион. Что было делать с этим массами людей? Конечно, я их отправил в Германию, чтобы они зарабатывали свой кусок хлеба. Однако, голода и эпидемий среди них избежать не удалось.

— А почему их не отправили на захваченную территорию?

— Они работали и там, на восстановлении дорог, мостов. Но 5 миллионов человек — это же огромная армия! Реквизиции, проводившиеся на оккупированной территории, они же неспроста! В том числе, нужно было кормить и этих людей

Политический же план родился бы по раскладу победы. Если бы в эту победу внесли свой существенный вклад русские войска — РОА, казачьи дивизии Краснова и Шкуро, сформированные из местных полицейские силы, если население приняло бы нас без партизанского движения, а так, как это было на Украине — радушно, как освободителей…

— Украина приняла вас радушно?

— В целом — конечно. Так было, кстати, во многих местах На севере России, допустим, в районе Санкт-Петербурга. На юге России, особенно на Кавказе, нас очень хорошо принимали. В Прибалтике, на западе Белоруссии. Да и в центральной России население относилось к нам скорее нейтрально.

Если бы все так и было, если бы Сталин не начал инспирировать партизанщину, забрасывая в наш тыл диверсионные группы, то мы понимали бы: у нас есть союзники среди местного населения, и им можно передать внутреннее администрирование этими территориями. Но, не требуйте, чтобы у меня был план на пятьдесят лет. Такого плана не было!

— Т.е. народы делились так: либо часть «большой» Германии, либо дружественные страны. Но некоторые народы вас не интересовали, и они вообще могли исчезнуть?

— Но это не значит, что я хотел, чтобы они исчезли. Почему я должен решать, что с ними делать? Если они не оказывают сопротивления, замечательно, давайте жить вместе. А если они оказывают сопротивление, их нужно уничтожить, вот и все.

— Но кто должен был жить вместе?

— Безразлично! Кто не нападает на немецкого солдата, платит налоги и работает в целях, которые не противоречат целям рейха, те являются дружественными людьми.

 

— Но налоги и работа на рейх — это уже несамостоятельная территория.

— Я вас умоляю! А территория, которая управляется большевиками, истребляющими свой народ, самостоятельная? Что проиграли бы русские, если они получали бы назад право ходить в церковь и, в связи с разгоном колхозов, обратно каждый свою землю? Выбирайте, что лучше: когда вам без конца твердят о том, что вы живете в самой передовой стране мира, и при этом держат за скотину или вам указывают на ваше истинное место в культурном развитии и при этом не мешают строить пристойную жизнь? Меня всегда поражало, что русские упорно выбирают первое….

Я всегда считал, что Сталин был враждебен не только рейху, но и народу, которым он управлял. То, что народ его терпел — это проблема этого народа, а не моя. И для меня совершенно очевидно, что я пришел с освободительной миссией.

— Есть некоторая загадка в том, что вы, практически подойдя к уже пустой Москве, откуда были эвакуированы даже органы власти, остановились, и дали Сталину собрать силы…

— На эту тему уже горы литературы написано. Растянулись коммуникации. Обманули японцы. Началась рано зима. Это вообще была стратегическая ошибка в 41 году — идти на Москву. Она была не нужна. Ах, если бы я знал в июне 41-го, что японцы обманут!

Надо было сразу идти на Сталинград. В 41-ом мы бы точно до него дошли. И тогда вся бакинская нефть была бы наша. А без нефти у Сталина не было бы ресурсов для сопротивления. Союзники через северные порты не смогли бы быстро поставить ему столько топлива, сколько ему требовалось. Нужно было наплевать на все: на Петербург, на Москву. Сразу — с северо-запада на юго-восток. А ворвавшись в Баку, мы бы имели нефть. И Турция вступила бы в войну на нашей стороне.

У меня ведь был автомобильный парк французской, польской и чешской армий, не говоря уже о вермахте, но я не мог его использовать, потому что у меня не было бензина. Он был только для танков и самолетов. У меня вся армия была на конной тяге. Мне требовался фураж и прочее, это была дикая архаика. Если бы у меня была нефть, я бы сел на грузовики, я бы больше танков выпускал! Это была бы совершенно другая армия. И я бы разгромил русских. И тогда, я уверен, Черчилль вытащил бы из тюрьмы Гесса и начал с ним переговоры. Он бы испугался остаться один на один со мной. Особенно, когда у меня появилась нефть!

— Есть ваш образ в истории...

— Журнал «Тайм» признал меня человеком 1938 года….

— За что?

— За очевидные экономические успехи. За большой международный авторитет. За то, что немцы меня любят. На западных журналистов большое впечатление произвели Олимпийские игры, которые я провел в 36 году. Мой въезд в Вену в 38-м. Вся Вена вышла встречать меня. Это была не театр! Это было искреннее движение людей, которые хотели жить в одном общем немецком доме, по нашему плану, с нашей идеологией. Начиная с 33 года, жизненный уровень немцев неуклонно рос. Они видели, что мы не воруем, что наш режим не коррумпирован, что мы работаем для простых немцев. Мы строим им теплоходы, гостиницы, санатории и пансионаты, дешевое жилье, заботимся о социальной защите, обеспечиваем работой. Защищаем их. Повышаем честь армии и значение рабочего человека.

— Вы утверждали, что часть мировой культуры, которую вы называли «дегенеративным искусством», человечеству не нужна.

— Я боролся с теми направления в культуре, которые были инспирированы евреями и марксистами. С теми, которые разжижают национальную кровь, которые снижают потенциал нации, ее желание бороться за место под солнцем. Я выступал против тех направлений, которые проповедуют пресловутый «интернационализм», стирание национальных границ. Все это еврейская пропаганда. С ней я и боролся!

Все эти художники либо сами были евреями, либо находились под их влиянием. Они уничтожали созидательный потенциал народа, обезоруживали его в борьбе с внешним миром. Я же хотел создать монолитный, сильный, сплоченный народ, который боролся бы с трудностями и воспринимал всех немцев как братьев. Вся эта классовая теория, она же разрушает народное тело. И то, что вы до сих пор не можете нащупать, куда двигаться России, это свидетельство семидесяти лет марксизма. Евреи вас всех перессорили! И поэтому до вас никак не дойдет, что все русские — братья.

— Как же быть с понятиями о человеческой, творческой и политической свободе?

— Эти понятия — не более, чем пропагандистский ход. И если марксистам можно их использовать как угодно, то я, как враг марксизма, могу тоже использовать эти понятия для борьбы с марксизмом. Сейчас много свободы в Соединенных Штатах? Прослушивание телефонных разговоров, пытки, жесточайшая военная цензура… Страна превращается в то самое тоталитарное государство, про которое все говорят, как это чудовищно. И что? Они по-прежнему рассказывают о свободе. Это все болтовня!

— А пытки у вас, в ваших тюрьмах…

— Это были враги. А в отношении врагов мы не стеснялись в средствах. В истории вашей страны тоже были пытки, и они отнюдь не закончились. Я недавно узнал, что какого-то журналиста милиционер изнасиловали черенком от швабры, и он умер. Своего соотечественника, который живет вместе с ним, говорящего с ним на одном языке, одинакового по крови, такого же русского, он взял и проткнул палкой, потому что у него было плохое настроение! Как это называется? У нас такого не было.

— Враги немецкого народа, так же как и сталинские «враги народа» причислялись к врагам мелкими чиновниками, соседями, доносчиками…

— Нет! Повторяю: я репрессировал в сто раз меньше граждан рейха, чем Сталин граждан СССР. Если исходить из того, что у нас было примерно сто миллионов граждан рейха, то я репрессировал от силы 150 тысяч. А Сталин репрессировал миллионы людей. Он десять миллионов только голодом заморил! Вы можете себе представить, чтобы Гитлер отнял у немцев хлеб, и они умерли?

И еще: когда вы брали интервью у Сталина, что же вы у него не спросили, почему он людей пытал в тюрьмах? Потому, что для вас очевидно: да, Сталин пытал людей, обычное дело. А ко мне вы с этим вопросом пристали. И делаете вывод, что я монстр. А что, Черчилль не пытал шпионов в тюрьмах? Пытал, и американцы — пытали…

— Вы инкриминируете американцам пытки?

— Что инкриминировать, если они сами этого не скрывают? Люди, которые сами этим занимаются, не имеют права предъявлять претензии по этому поводу. Только и всего.

— А почему уничтожали душевнобольных? Может это какие-то ваши личные комплексы?

— Успокойтесь, у меня с головой полный порядок. Все это еврейская пропаганда: Гитлер — сумасшедший, маньяк, одержимый. Чушь! Как и рассказы о том, что к 45-му году я был развалиной. Да, у меня были обычные для пожилого и раненного ветерана болезни. Но моя голова была абсолютно ясная, я был вполне работоспособен.

— Но почему уничтожали сумасшедших?

— Я строил нацию здоровых, активных созидателей. Зачем нам сумасшедшие, от которых родятся сумасшедшие? Ведь они чрезвычайно сексуально активны. Что, кормить и плодить идиотов?

У меня тоже есть вопрос: зачем Сталин после войны собирал безногих-безруких ветеранов, увозил на Валаам и там морил голодом? Людей, выигравших ему войну. Он их стеснялся! Они не были сумасшедшими. Вы его спросите, а не меня, почему я уничтожал идиотов, у которых слюни текут и из-под которых горшок нужно вынимать, потому что они под себя ходят. Причем они просто засыпали от инъекций, а не умирали от голода.

— Но ведь нация, это некий организм, в котором есть разные части?

— Согласен. Но все должно иметь границы! Я никогда не позволил бы у нас в Рейхе разрешить, например, гей-парады. Я бы их всех к стенке поставил, без разговоров. И я согласен с тем, что делает Лужков. И, кстати, упомянутые вами Рем и Штрассер были гомиками.

— Итак. Люди, которые вместе с вами построили партию, уничтожаются. Демократия, которая привела вас к власти, уничтожается…

— А вы думаете, если бы коммунисты выиграли выборы в 33 году, они бы нас пожалели? Или они не распустили бы рейхстаг, как в России в 18-ом году Учредительное собрание? Не ввели бы чрезвычайного положения?

— Т.е. коммунисты были целиком подчинены Сталину?

— Безусловно. Этого они сами не отрицают. Посмотрите протоколы допросов Тельмана.

— Коммунистическое движение, так же как национал-социалистическое, само росло в разных странах.

— Да, но финансировалось оно из Москвы! Деньги и убежище им давали в Москве. У Сталина были целые школы, куда приезжали лидеры, мелкие функционеры коммунистической партии Германии, и там стажировались годами. Им давали четкие указания, как действовать, они все были агентами НКВД. Они прекрасно говорили по-русски, у всех были жены и дети заложниками в Москве, которые тут же отправлялись бы в расход, если бы руководство коммунистической партии в Германии не послушало бы указания Коминтерна, контролируемого Сталиным. Нам такой размах и не снился!

Это пятая колонна была не только в Германии, но и в Италии, Франции, Испании. Вы же знаете, что основу сопротивления режиму Франко составляли коммунисты.

— И с таким врагом как Сталин — вы выбрали мир…

 

— Вы странный человек. Жизнь так устроена, что платой за достижение одной цели, является отказ от другой. Я видел, что достижение первой цели: восстановление границ Рейха и чести немецкого народа, противоречит цели уничтожения коммунизма. Мне нужно было выбрать одну. Я выбирал первую. И пусть Сталин уничтожал бы свой народ и дальше. Это, в конце концов, не дело немцев: спасать русских от той казни, которую они сами себе придумали.

Но если бы у меня была возможность достигнуть обе цели — я бы с удовольствием согласился. Но для этого не было ни возможностей, ни ресурсов. Почему я должен один бороться с коммунизмом, т.е. решать задачу, стоящую перед всем цивилизованным арийским миром? Англичане и американцы отказались. Напротив, они использовали русское пушечное мясо для решения своих задач.

У них была простая дилемма. Либо отправить на войну американцев и англичан, либо дать ресурсы русским, чтобы они своих солдат послали умирать за идеи Англии и Америки. Любой здравомыслящий человек, и я на их месте, поступил бы так же. И Сталин уничтожал миллионы своих людей в мясорубке, под называнием «война с Гитлером». А они решили все свои задачи: ослабили Советский Союз, уничтожили Рейх и получили десятки лет сравнительного мира, в котором они доминировали. Да, отдав Восточную Европу России. Этой костью она и подавились: ее не хватило на обслуживание всех территорий, которые она контролировала.

— А откуда уверенность, что вы бы не подавились?

— Потому, что у меня не было плана оккупировать весь Советский Союз! Самые радужные планы предполагали оккупацию только до Урала. Я отдавал себе отчет, что у немцев нет ресурсов для контроля такой территории. Война была вынужденной. Я не хотел воевать с русскими.

И англичане не были моими непримиримыми противниками. Я всегда был готов с ними помириться. Непримиримым противником был один человек — Черчилль. Если бы не он, ни с кем бы не было войны. Смех и грех, из-за Польши началась мировая война! Удивительно, но больше 50 миллионов человек было угроблено с обеих сторон из-за поляков, которые теперь ругаются и с немцами, и с русскими. И они сами, кстати говоря, уничтожили своих евреев. И уже после войны, в 46-ом, они продолжали их уничтожать!

— Вы в Германии собирались править до самой смерти? Как вы себя видели, кто вы?

— Во времена кайзера в Германии был достаточно свободный строй. Была конституционная монархия, был дееспособный самостоятельный парламент, в котором, кстати, иногда преобладали социал-демократы. В Германии была первой введена пенсионная система, которой в тот момент, во времена Бисмарка, не было ни в одной стране мира. Старики получали пенсию от государства. В других странах, уже появлялись пенсионные кассы на заводах, в профсоюзах, но чтобы государство платило пенсию — первой это сделала Германия. Была серьезная система всеобщего образования….

— Вы сильно меняли какие-то установки, корневые начала…

— Да, у меня была миссия. Мне казалось, я знал, чего хочет народ. Народ меня любил — искренне, я надеюсь. Если бы большинство немецкого народа в какой-то момент захотело парламентской демократии, в чем я сильно сомневаюсь, я, конечно, согласился бы на это. Так же, как я ввел чрезвычайное положение — я знал, что народ этого хочет. Ему надоела вся эта болтовня, правительственная чехарда, непонятный экономический курс, чудовищная безработица, низкий уровень жизни, инфляция. Поэтому я сделал то, что хотел народ.

— Очень похоже на сталинскую систему.

— А что в этом плохого? Вопрос не в том, как это организовано, а в том, какую идеологию несет та или иная партия. Сталин нес одну идеологию, мы — другую. Сталин нес разлад и гражданскую войну в свой народ. А я — идею консолидации и величия нации. Вы чувствуете разницу? Я давал благо своему народу, а Сталин у своего народа его отнимал. Я уничтожал врагов народа, а Сталин уничтожал сам народ. Крестьян — прежде всего.

— Но политически и экономически ваши страны были похожи.

— Я не отказался полностью от рыночной экономики, но в определенных условиях плановая экономика лучше, чем рыночная. Поэтому у нас был план развития инфраструктуры и армии. Соответственно — большие госзаказы. И поэтому у нас был экономический рост. Вот и все сходство.

Но у Сталина был рабский труд, а у меня не было ни одного раба в стране. Ни одного немца, который работал бы в лагерях. И мои профсоюзы не были фикцией, в отличие от Сталина. Взять хотя бы программу строительства теплоходов для простых немцев, которые за гроши совершали круизы по Средиземному морю.

— Но однопартийная система была только в СССР и Германии. Что это за монашеский орден? Все-таки, что ваша система была религиозной в чем-то. Не противоречит ли это христианству?

— Во-первых, это не так. Были страны со схожей системой, демонстрировавшие динамизм и мощь. Например, Япония. Во-вторых, христианские ценности не были нашим конечным приоритетом. Да, я христианин. Но не больше, чем немец.

— Ваш интерес к языческим культам и практикам не противоречит христианству?

— Я и говорю, что был умеренным христианином. Но в церковь ходил. Особенно в молодости. Я ведь по крещению — католик. Но сейчас огромное количество россиян считают себя православными, и, тем не менее, практикуют дохристианские культы: жгут чучело Зимы или блины в виде солнца пекут. Однако они считают себя христианами.

— Но у вас язычество было на уровне государственной идеологии.

— Я не развивал никакого язычества. Этим занимались некоторые особо продвинутые члены СС, но я этого не осуждал, и вот почему: настоящий патриот должен знать корни своего народа, ту почву, из которой растет дерево нации, изучать историю возникновения этноса, те мифы и идеологию, которые сформировали германцев.

Это неизбежно ведет к изучению и эпоса, культов, и даже языческих практик. Это неудивительно: люди должны уважать и любить те особенные, а не привнесенные извне вещи, которые создал гений именно твоего народа, и те германские боги, германские легенды, эпосы, саги, которые были написаны задолго до того, как немцы стали христианами, конечно же, для меня имели большое значение.

Во всяком случае, не меньшее, чем пришедшее извне христианство, т.к. оно не отражало особенности именно немецкого народа, а лишь общий цивилизационный вектор. В том время как то, что предшествовало христианству, были продуктом именно германского гения.

— А что же немецкая церковь?

— У меня были большие проблемы с церковью, и с католической, и, тем более, с протестантской. С католиками мне помогал мириться Папа (его уговаривал Муссолини). А с протестантами иногда приходилось поступать жестко. Ведь многие пасторы входили в антифашистское подполье, и даже иногда сотрудничали с безбожными коммунистами. Вот цена их истинному христианскому служению! Да в каждой церкви есть свои заблудшие овечки. Ведь рукопожатие с коммунистом — уже грех! Нет, конечно же, это все еврейские дела. Всякая еврейская пропаганда разжижает кровь, снижает потенциал нации, ее готовность к борьбе. Конечно, такую пропаганду нужно жестоко уничтожать. Причем у себя в Израиле они строят моноэтническое государство, а вот всем другим советуют строить государства на основе политкорректности. Странную особенность!

Это потому, что марксизм и еврейство — одно и то же. И не только я так считаю, так думает любой человек, который смотрит на жизнь без еврейских очков. Первое правительство Советов на 90% состояло из евреев. Кто создал Красную армию? Еврей. Кто сверг царя? Евреи. Кто его расстрелял? Евреи.

 

Благодарю, действительно интересно...

 

— Но в России большинство населения — не евреи. Почему же они придерживалась коммунистической, марксисткой идеологии?

— В Хазарском каганате тоже большинство нации были не евреи! Но сотни лет управляли им и завели его в тупик — евреи. И только нордический гений киевских князей разрушил этот оплот ростовщичества и паразитизма.

— Но после 45 года в Советском Союзе евреев в руководстве не было.

— Сталин в 44 году по требованию союзников распустил Коминтерн и политику интернационализма уже не проводил. И гимн поменял с «Интернационала» на «… сплотила навеки Великая Русь…»!

Тот строй, который после войны строил Сталин, а потом Хрущев и Брежнев, уже не был марксистским. Это была мимикрия. Он уже не был ни интернационалистским, ни марксистским, это была обычная империалистическая держава. С которой вполне можно было договариваться.

— Но люди-то считали себя коммунистами.

— Мало ли что! Они ими не были! К концу шестидесятых коммунизм в России умер. Они еще продолжали о нем по инерции болтать, но в реальности они уже не знали, что они строят. Они просто возвели некий компрадорский, компромиссный строй, где фундаментальные вещи, завещанные Лениным, остались: регулирование цен, плановая экономика, но идеологически — это уже был строй, который вел в никуда. Они превратили русских в нацию алкоголиков. Они уже не хотели ничего строить — ни коммунизма, ни капитализма, ничего.

— Однако, страна укреплялась, расширялось ее влияние…

— И в конечном итоге она развалилась. Разве так бывает — крепкая страна и вдруг развалилась? Нет, она развалилась потому, что вся прогнила. Потому что большевики ее разодрали изнутри. Большевики последовательно душили любые проявления национального самосознания и в итоге нация развалилась! Вот цена эксперимента, который начали Ленин и Троцкий. Разве я мог позволить Германии идти тем же путем? Нет! Поэтому я встал на путь борьбы. Я возглавил партию, привел ее к власти. Я уничтожил еврейский марксизм. И если бы англичане не выступили как предатели Европы, мы бы победили.

— Никто в мире не уничтожал людей в таких количествах, тем более по национальному признаку. Не было ли в этом некоторой личной болезненности?

— Вы хотите, чтобы я признал, что я — психически болен? Забавно. Нет, я был здоров. Просто немцы не хотели, чтобы евреи жили на нашей земле. Я последовательно создавал для них невыносимые условия, чтобы они покинули территорию рейха. Они не хотели этого делать. Я предлагал американцам, которые на словах их очень любили и защищали, впустить их к себе — американцы отказались. Я предлагал их англичанам — англичане тоже отказались. Я сказал: тогда пустите их в Палестину! Они и туда их не пустили. Я сказал: хорошо, я их погружу на пароходы и отвезу на Мадагаскар. Англичане сказали: мы будем топить ваш транспорт. Что же мне оставалось делать?

— Вы вернули Германию в ситуацию средневековья. Но человечество нравственно развивается, оно уходит от этой дикости…

— Вот эта теория нравственного прогресса — это моя любимая тема! Скажите, для евреев тоже есть нравственный прогресс или для евреев нужно сделать исключение?

— Конечно, есть…

— Где тогда публичное и недвусмысленное осуждение того, что сделали евреи в Палестине во времена ее завоевания Иисусом Навином? Где покаяние, стояние на коленях?

Да и сейчас в Израиле евреи выгоняют со своей земли арабов, которые там жили веками. И это правильно: нация борется за место под солнцем! Какая, к черту, справедливость? Это все — поповские выдумки! Я аплодирую — ведь это ровно то, за что я отдал свою жизнь! Только непонятно, соответствует ли это «нравственному прогрессу», о котором вы так красиво сейчас говорили? Право, я чуть не разрыдался….

— Во Франции не каются перед гугенотами за Варфоломеевскую ночь…

— Я не знаю, почему французы не каются. В конце концов, они резали сами себя, и, значит, это их внутреннее дело. Мне это не интересно, поскольку французы не требуют от нас покаяния. Но почему евреи от немцев требуют покаяния, если сами не каются?

— За то, что было тысячу лет назад?

— Да! Если нравственный прогресс действительно существует! Ведь если он существует, то неважно, когда это произошло. Если это преступление, в нем нужно раскаяться, не правда ли? Ведь с точки зрения этого самого прогресса преступления геноцида не имеют сроков давности. А если что-то тысячу лет назад произошло и об этом можно забыть и не вспоминать, то почему евреи, читая Тору, каждый раз этот эпизод смакуют?

— Вы же не каетесь за разрушение Римской империи! Это была чудесная империя с высокой цивилизацией, литературой и искусством. Вы ее разрушили…

— Да, мы не каемся! Но мы и от других не требуем покаяния! У нас хватает мужества стойко испытывать удары судьбы. И не скулить как баба, когда в драке тебе дадут в зубы. Сегодня — тебе, завтра — ты. И так всегда было и так всегда будет….

Побеждает тот, кто сильнее. А нравственного прогресса и сейчас не больше, чем во времена Моисея. А все остальное — это досужие разговоры. Когда Рим был силен, его никто не трогал. А к моменту своего краха он совершенно прогнил и развалился. И на этих руинах немцы построили новую Священную Римскую Империю Германской Нации.

Итак, здесь нет места для покаяния. В истории немецкого народа нет ничего такого, что не случилось бы в истории народа еврейского. Так почему же вы своей историей, вполне справедливо, гордитесь, а мы, напротив, должны своей — стыдиться?

— Вы рассуждаете как большевик: исторически обреченный строй не жалко.

— Болтовня! Рим просто проиграл. Я совершенно спокойно смотрю на то, что одни государства появляются, другие исчезают, какие-то государства становятся сильными, потом у них дух нации снижается и другие, более молодые нации их уничтожают. Это нормально! Но это вы меня спросили: почему вы уничтожали евреев? А я спрошу: почему евреи уничтожают палестинцев? И я и они ответим одинаково: потому что мы не хотим их видеть на своей земле. И я понимаю этот резон! Я это категорически поддерживаю. Но почему евреи позволяют себе такое, а мне нет?

 

— То есть вы хотели, чтобы евреев в Германии не было?

Именно! Они разлагали нацию. Они нас предали во время Первой мировой войны. Они воткнули нож в спину воюющей армии. Эта бесконечная марксистская агитация за «поражение своего отечества в империалистической бойне», эти призывы к бунту во время войны, к свержению кайзера, к роспуску армии. Этот навязший в зубах «интернационализм», когда они убеждали нацию в том, что французские и английские рабочие спят и видят объединиться с нашими рабочими для мировой революции. Эти постоянные их съезды в Швейцарии, где они вырабатывали подрывную программу совместных действий с вражескими организациями. Эти изматывающие душу вопли о необходимости гуманизма и пощады к врагу, о том, что лучше проиграть, чем победить, став убийцей чьих-то отцов и сыновей и, при этом, призывы убивать собственных офицеров и начальников, как будто они не являются чьими-то отцами или сыновьями….

Я понимаю причины такой агитации. Ведь в отличие от немцев, у евреев по ту сторону фронта были их соплеменники и поэтому они не были готовы идти до конца в той же степени, что и немцы. Интернационализм был органичен для евреев. Но он и привел Германию к краху. Потому, что нигде, кроме Германии евреи не были так влиятельны и так близки с коренным народом, как в Германии. Ни в России, ни в Англии, ни во Франции.

Контролируя почти всю т.н. «демократическую» прессу, они вливали этот пораженческий яд в души немцев. И немцы в какой-то момент поверили, что мир любой ценой лучше войны до победного конца и что в поражении нет ничего страшного. Этот еврейский марксизм, разъедал наше государство как ржа. И все это вместе привело к тому, что мы потерпели поражение в тех условиях, когда мы должны были выиграть войну! Ведь война велась на чужой территории, наша армия стоял в 100 километрах от Парижа, и не было никаких причин сдаваться! Однако мы сдались. Чем все это кончилось — вы знаете. У нас отняли все: землю, хлеб и мы потеряли честь даже перед лягушатниками.

Вот к чему привела Германию пропаганда «нравственного прогресса»! Как только мы сдались, все о нем забыли. Нас никто не пожалел! И все это сделали евреи! И это не антисемитские выдумки: в 1925 году на знаменитом судебном процессе «Коссман против Грубера» было неопровержимо доказано, что предательство действительно имело место. И почему я должен был им это простить?

Посмотрите: стоило нам только с помощью Ленина и Троцкого перенести всю эту еврейскую пропаганду в Россию, как Россия в считанные месяцы развалилась и погрязла в гражданской войне. И если бы мы, ветераны войны, в 18-ом году не поколотили этих ублюдков-коммунистов, с Германией случилось бы то же самое!

Как мы финансировали агрессивный пацифизм Ленина в России, так и еврейские банкиры всего мира финансировали капитулянтский пацифизм еврейских марксистов в Германии. Финансовая олигархия, интернациональный еврейский капитал объединился против Германии и против немецкого народа. Американские евреи сговорились с немецкими евреями, с английскими евреями, и так далее…

— Можно было ограничить права, выслать, но уничтожение нации — это болезнь!

— Давайте я расскажу, что в реальности происходило с евреями во время войны и о нашей политике в еврейском вопросе. После принятия Нюрнбергских законов, мы лишили евреев гражданства и запретили им заниматься теми видами деятельности, которые формировали общественное мнение или могли серьезно повлиять на экономический или политический курс: они не могли быть редакторами, журналистами, адвокатами, банкирами и т.д.

После начала войны, мы переместили их в гетто. Мы решили, что евреи должны жить отдельно, чтобы они не могли пропагандировать свои разлагающие взгляды, не отнимали работу у немцев и не занимались саботажем на производстве.

Параллельно на оккупированных территориях стихийно, без всякого нашего участия, создавались т.н. «зоны свободные от евреев». Например, так случилось в Латвии, где местное население уничтожило всех евреев еще до нашего прихода. То же самое случилось в Эстонии. Таким же образом значительное число евреев было уничтожено в Литве. И даже после нашего прихода местное население не остановилось и продолжало уничтожать евреев. Так было в Польше, Украине, Белоруссии, Румынии, Венгрии. Французы сразу выдали нам всех евреев с территории вишистской Франции (в отличие от Испании и Италии), хотя мы этого не требовали.

Кстати, поляки продолжали уничтожать евреев и после войны под лозунгом «Завершим работу Гитлера!». Так, например, под этим лозунгом 4 июля 1946 в городе Кельце, в 170 км от Варшавы, было убито более 40 евреев, включая детей и беременных женщин. Вообще, антисемитизм в Польше и до войны и после был фактически элементом государственной политики, и это привело к тому, что в Польше сейчас живет не более 5000 евреев — все уехали в Израиль.

Когда в 44-ом году началось Варшавское восстание, то участвовавшие в нем евреи должны были скрывать свое происхождение, иначе их могли убить их же коллеги по Армии Крайовой, контролируемой англичанами.

Можете проверить: в основном, поляки уничтожали евреев сами, украинцы — сами, прибалты — сами. Т. е. уничтожение евреев на первом этапе происходило практически без нашего участия. У меня вообще складывается впечатление, что евреи к тому времени и живы то были лишь потому, что их защищали польское и советское государства. Если бы не государственная защита — то их убили бы еще в начале века. В начале двадцатых с ними было бы уже покончено раз и навсегда.

— Вы хотите сказать, что Холокост осуществлялся без вашего участия?

— Отнюдь. Мы понимали, что должны каким-то образом регулировать этот процесс и осуществлять административное руководство. Поэтому были созданы зондеркоманды, которые сделали этот процесс регулируемым. На 90% они состояли из местного населения. Армия и СС в операциях по уничтожению евреев участвовали эпизодически. Так было уничтожено огромное число евреев, и если говорить о немецкой вине, то ничуть не большей, чем вина всех народов, населяющих Европу в тот момент.

 

— А концлагеря? А газовые камеры?

— С начала 42-го года, после конференции в Ванзее, где было принято т.н. «окончательное решение» по еврейскому вопросу, начался второй этап. Тогда Германия начала нуждаться в ресурсах, в том числе — в продовольствии.

Мы встали перед выбором: у немца отобрать — еврею дать, или у еврея отобрать, немцу дать? Тогда-то мы и начали переселять евреев из гетто в концлагеря. Этот процесс начинался очень медленно и масштабные переселения туда евреев начались лишь в 43-ом году, когда война и блокада континентальной Европы поставили нас на грань голода. В лагерях начались голод и эпидемии. Нам в крематориях пришлось жечь сотни тысяч трупов.

Сейчас говорят — Гитлер отравил миллионы евреев газом. Наши нынешние защитники возражают: нет, эти люди умерли от тифа. Я хочу обратиться к этим людям: не нужно нас защищать. Мы уже мертвы и предстали перед Высшим Судом. Нас вы уже не спасете. Что сделано, то сделано. Какая разница, как они умерли: от газа или от тифа? Да хоть бы всех убили действительно — газом. Что с того?

Значительно важнее другое: никого это не удивило. Ни русских, ни американцев, ни англичан. Они что-то такое общегуманитарное бубнили на своих радиостанциях, но что-то реальное сделать даже не собирались.

Если угодно, то считайте, что эти евреи были у меня заложниками. Я собирался их жизни обменять на мир. Я надеюсь, что к 43-44 годам я зарекомендовал себя как лишенный сантиментов, серьезный человек, который слов на ветер не бросает. Однако со мной о мире даже никто не пытался говорить. Им всем нужна была победа, а на миллионы евреев им было наплевать.

Забавно, что евреи пытались со мной договориться, предлагая деньги. Смешные люди. Зачем мне деньги, если мне нужен мир? Его за деньги не купишь. Собственно, когда Черчилль отказался от предлагаемого мною в 40-ом году мира, тогда-то он и подписал этим людям смертный приговор.

Когда Шамиль Басаев убивает заложников ради мира в Чечне, он с точки зрения русских — преступник. Но не с точки зрения чеченцев. Для них он — герой. Когда арабский боевик убивает еврейских заложников, он преступник для всех, кроме арабов. Вы можете хоть сто раз назвать меня кровавым убийцей, мне это глубоко безразлично. Я служил своему народу, для него я хотел счастья и мира и ради этого я и мои мальчики сложили свои головы.

Сейчас идет жаркая дискуссия о том, как нужно вести себя с террористами: вступать с ними в переговоры о заложниках или уничтожать их сразу, не взирая на то, что часть заложников может погибнуть. Пользуясь современным языком, можно сказать, что в отношении этих евреев у союзников победила вторая точка зрения. Они посчитали их приемлемой платой за собственную бескомпромиссность. Кстати, что по этому поводу говорит пресловутая «теория нравственного прогресса»? Или при принятии этого решения союзники о ней забыли? Какая досада! А я-то думал, что они всерьез без конца рассказывают об общечеловеческих ценностях. На поверку это тоже оказалось пустой болтовней….

Да и как это не могло оказаться болтовней, если те же самые англичане (и Черчилль — один из них) за сорок лет до этого, во время англо-бурской войны, тоже создавали концлагеря, изобрели для этого колючую проволоку, захватывали в заложники женщин и детей (белых, заметим заложников — буров), и морили их голодом до смерти в этих лагерях.

Да, нами было уничтожено огромное количество людей. Но, помимо прочего, у меня элементарно не было ресурсов для них. Ни американцы, ни англичане не захотели дать на них денег. Они давали через Красный крест деньги на содержание своих военнопленных, но на евреев денег никто не дал, даже евреи Нью-Йорка

— Видимо, они не верили вам, что вы потратите эти деньги на евреев.

— Тогда почему они давали на военнопленных? Ведь по военнопленным никаких нареканий не было. Русские не в счет, они даже за своих пленных не платили, но англичане-то с американцами! А все потому, что они знали: ни парламент не утвердит этих затрат и ни конгресс. Это ведь был конгресс, который пятью годами раньше принял эмиграционные законы, закрывшие приезд евреев в Америку. И еврейские пароходы, пришедшие в гавань Нью-Йорка, разворачивались обратно, можно сказать — прямо в Аушвиц. Значит, они погубили их тоже, пускай ответят.

Я не перекладываю вину. Я предлагаю разделить ее вместе со мной. А еще больше я предлагаю евреям задуматься: почему весь мир вас так не любит?

— Это не мир. Нигде еврейский погром не проводился как общегосударственная акция. И только в Германии была «хрустальная ночь»!

— Неправда! Ленин тоже устраивал погромы против буржуазии, и называл это — «живым творчеством масс». Только Ленин нашел себе врагов внутри русской нации, а у нас враги были вне немцев. И я свой народ не уничтожал, в отличие от большевиков.

— «Живое творчество масс» — лозунг, а тут — кровь…

— Я не инспирировал «хрустальную ночь». Это сделали немцы, я просто не мешал им громить еврейские магазины и парикмахерские. А почему я должен защищать евреев? Ведь они не чувствовали себя частью нашего народа, не были преданны государству.

Точно так же было и в Российской Империи. Там было много еврейских погромов: Кишиневский, Одесский, Житомирский погромы. И были легальные антисемитские организации — «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела». В каждом еврейском местечке были созданы еврейские отряды самообороны, из которых выросли террористы-эсеры, бомбисты, уничтожавшие русских чиновников. Этих бандитов должно было защищать государство?

Еврейские погромы были везде! В Испании, Румынии, Венгрии. В Палестине, куда евреи приехали в рамках движения сионистов. Наоборот: Германия уникальна тем, что в ней со времен чумы не было еврейских погромов. Пруссия Фридриха Великого была первой страной, признавшей за евреями равные права с немцами. А Бисмарк, создав Второй рейх, им всем дал паспорта граждан. Они назывались «немцы моисеева закона». Это была единственная страна, давшая им паспорта. Они стали обычными гражданами.

— В этом было больше мудрости, чем в погроме!

— Я так не считаю. Посудите сами: немцы поверили евреям, что они в состоянии жить той же жизнью, что и немцы, и служить своему отечеству. Но в финале Первой мировой войны евреи показали свое истинное лицо.

Вот другой пример: Византия. Там жило много евреев. И когда началась персидская, а затем арабская и потом — турецкая экспансии, кто вступал в сговор с врагом? Кто открывал ворота городов за деньги, тайно, ночью? Евреи. Достаточно сказать, что только при взятии персами Иерусалима в 614 году н.э. евреи собственными руками убили 90 тысяч местных христиан, включая детей и женщин. Тут уже не спишешь на Яхве, этой резни нет ни в Торе, ни в Пророках!

Или бойня, устроенная в 1982 году Ариэлем Шароном в лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила. 3000 безоружных арабов были убиты, включая женщин и детей. Какой бог благословил это? И как вам понравятся эти невинные овечки?

Добавлю, что в 30-40-е годы антисемитизм в мире был общим местом. Никто не собирался защищать евреев, и моя непреклонность в еврейском вопросе воспринималась как крайне жесткая, но приемлемая политика. Тогда она не выглядела как немотивированное зверство, как это воспринимается сейчас.

Ни разу с момента, когда наша политика в отношении евреев была уже в общих чертах понятна, никто из мировых лидеров не выступил в их защиту, не предложил мне ее пересмотреть, не дал понять, что считает ее неприемлемой. Я уже не говорю о населении оккупированных территорий. Поляки, прибалты, украинцы, чехи, словаки, сербы, хорваты, белорусы — все нам аплодировали. А потом все отвернулись и показали на нас пальцем: это они убили, мы — не причем! Жалкие ничтожества: даже за свои дела ответить не могут. Скажу просто: я не признаю за т.н. «международным сообществом» права меня судить. Нет у меня судей среди смертных.

Во многом мои решения были вынуждены, но морально я это оправдывал тысячелетним опытом. Понимаете, история не бывает ни новой, ни древней. Так поступали многие, кто хотел выжить: уничтожали этносы и группы, разлагавшие народ изнутри. Так поступали евреи, так поступали римляне с евреями, так поступили мы. В этом нет ничего нового. Можно и в средние века найти огромное количество примеров. Например, так поступали испанцы, когда освободили Андалузию от арабов.

— Убежден, вы вернули человечество вспять на много веков… Увы, наше время вышло. Прощайте, и я надеюсь, что мы больше никогда не увидимся.

— Ну, это мы еще посмотрим….



Примечания
[1] «Deutschland, Deutschland über alles» – Германия, Германия превыше всего.

[2] «Von der Maas bis an die Memel, von der Etsch bis an den Belt» - от Мааса (Франция) до Немана (Литва), от Адидже (Италия) до Бельта (Дания)

[3] Рур (нем.Ruhr) — река в землеСеверный Рейн-Вестфалия, Германия, правый притокРейна. От нее получил свое название Рурский бассейн — крупнейший индустриальный регион Европы.

 

Еще два раза перечитал статью.Не знаю автора(не было подписано),но он молодца!Много читаю,но эта статья впечатлила.Нахожусь под сильным впечатлением.

 

Очень актуально!!!

 

а почему вы считаете что Адольф не смог бы этого сделать?

 

Чехословакия 1968 год??!

зачем такой трололооо...

 

Это интервью Гитлера из наших дней , как-будто он живет сейчас.Автор статьи в такой форме дает свой анализ действий Гитлера,разоблачает ту ложь,которую навесили ему ,,победители,,.По-моему, у автора получилось неплохо -все ясно и логично.

 

Липовое интервью, как ни крути. Явно написано задним числом.

 

Это размышления автора от имени Адольфа Гитлера. Такая форма повествования.