Советская политическая цензура действовала скрыто, почти конспиративно. Большая Советская Энциклопедия утверждала, что свобода слова и печати в СССР исключала политическую цензуру. При этом каждый гражданин знал, что до него книгу или газету кто-то уже внимательно прочитал… «БЕСПЛАТНАЯ ВЕШАЛКА» ДЛЯ ГПУ Введенная под видом «необходимости военного времени», цензура навсегда осталась в жизни советских граждан. Первым же своим декретом советское правительство запретило все оппозиционные газеты. С 1918г. по 1922г. цензура находилась в ведении армии и чекистов. В 1922г. была создана организация, объединившая в своих руках все виды цензуры, - Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит). В каждой республике был создан свой Главлит, в БССР он назывался Главлитбел. Полномочия этой организации были огромны. В соответствии с Положением, утвержденным Совнаркомом БССР, на Главлит и его местные органы возлагался предварительный просмотр всех материалов, печатаемых в типографиях, - от пригласительных билетов до полного собрания сочинений Ленина. Указания Главлитбела по делам печати и цензуры были обязательны для всех учреждений печати и книготорговли. Все печатаемые издания должны были иметь разрешительную визу Главлитбела. После выхода материалы проверялись еще раз - для этого в Главлитбел отправляли пять экземпляров готовой продукции. Главлиты РСФСР и БССР составляли списки книг, запрещенных к изданию и распространению. Изъятием и уничтожением этой литературы занимались органы ГПУ-НКВД, с которыми Главлит тесно сотрудничал. Чекисты по указаниям Главлита контролировали типографии, книжные магазины, библиотеки, боролись с «самиздатом» и ввозом из-за границы запрещенной литературы. Театры и все виды публичных выступлений контролировал Комитет по контролю за репертуаром - Репертком, созданный в структуре Главлитбела в 1923г. Без визы Реперткома не могла быть поставлена ни одна пьеса, ни один кинофильм или радиопередача. Афиши, программы, сценарии, тексты лекций и выступлений конферансье - все это тщательно проверялось, прежде чем выйти в свет. Сотрудники Реперткома следили за тем, чтобы в разрешенные пьесы не вносили никаких изменений, - для обеспечения возможности контроля над всеми исполняемыми произведениями театры и клубы были обязаны отвести для органов Главреперткома и отдела Политконтроля ГПУ по одному постоянному месту, не далее четвертого ряда, «предоставляя для этого бесплатную вешалку и программы». Постановка и исполнение запрещенных произведений карались в уголовном порядке. Формально Главлит должен был следить за соблюдением государственных и военных тайн - цензура такого рода существует во всех государствах. Но главной задачей советского Главлита, о которой не говорилось открыто, была политическая цензура. Главлит был инструментом политического контроля, осуществляемого компартией, и в своей деятельности он руководствовался указаниями не государственных, а политических структур - отделов печати, агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) и местных компартий. Именно они определяли указание циркуляров Главлита. «РЯД УЧЕБНИКОВ НАДО ИЗМЕНИТЬ» Главлит развил бурную деятельность. В 1923г. возникли знаменитые спецхраны - хранилища контрольных экземпляров изъятой из библиотек и магазинов «враждебной» литературы. Их выдавали лишь при наличии особого допуска. Просуществовали спецхраны до середины 90-х гг. «Наша цензура, - поучал в одном из своих циркуляров первый руководитель Главлита РСФСР Лебедев-Полянский, - должна иметь педагогический уклон». То же отмечалось в первом отчетном докладе Главлитбела 5 мая 1923г. на заседании коллегии агитационно-пропагандистского отдела (АПО) ЦК КП(б)Б: «Главлит создан вместо существовавшей цензуры, с тем отличием, что кроме функций запретительных Главлит в известной степени и направляет литературную работу». Воспитательную работу начали с литературы. Главлитбел докладывал: «И в художественной области пришлось вносить также изменения, например в сочинения Бядули. Заказанную НК просвещения в Берлине хрестоматию Лесика мы вынуждены были изъять из обращения. Целый ряд белорусских учебников надо было изменить, например географию Азбукина и географию Громыко, в коих проглядывал слишком большой белорусский патриотизм». Одобрив работу Главлитбела, коллегия АПО указала «обратить сугубое внимание на белорусские издания, давая их для просмотра только особо выдержанным и надежным товарищам». «Первостепенным заданием» стало обследование белорусских библиотек с целью изъятия враждебной литературы. Во второй половине 20-х гг. со свертыванием нэпа и белорусизации ужесточилась и цензура. В 1926-28гг. запретили ряд произведений известных белорусских писателей и поэтов: работа Язепа Лесика «Основные мотивы в творчестве М.Богдановича» (за «четко националистическое содержание»), стихи Кондрата Крапивы «Концерт» и «Бараны» (как злостная сатира на X съезд и политику партии в области печати), стихи Янки Купалы («Чужым», «Над Нёманам») и Якуба Коласа («Ваяцкі марш») - за «белорусский шовинизм» и антисоветчину. После первой же постановки из репертуара Белгостеатра Главлитбел изъял пьесу Купалы «Тутэйшыя». Это событие вызвало общественный резонанс и осуждение. В связи с этим наркомат просвещения, которому формально подчинялся Главлитбел, решил отменить запрет. Но отдел пропаганды ЦК КП(б)Б 19 ноября 1926г. аннулировал постановление Наркомпроса с резолюцией: «Считать необходимым, чтобы пьеса была переработана автором, добиваться, чтобы соответствующее письмо Я.Купалы появилось на страницах нашей печати…От обсуждения первой постановки пьесы в печати временно воздержаться». «ГАЗЕТА НЕ НАША» Партийные цензоры внимательно читали выходившую периодику, оценивая не только статьи, но и «общий уклон» издания. «Просмотрел «Советскую Белоруссию» с 147 до 162 номера (с 8 июля до 26 июля). Газета не наша. Это не советская или партийная агитационная газета, а газета определенного общественного слоя, нам - вне сомнения - лояльного, но чуждого», - писал 29 июля 1921г. в бюро КП(б)Б некто Лейкин. Редакторы газет получали из ЦК КП(б)Б руководящие указания по почте и телефону, периодически отчитывались на заседаниях отдела печати ЦК КП(б)Б. Программы и планы работ ведущих республиканских газет вырабатывались на специальных совещаниях. Партийные органы занимались и подбором авторов для газетных статей. Планы передовых статей утверждал лично секретарь ЦК. Каждая газета была, по сути, печатным органом партии, на что недвусмысленно указывал в своей статье в феврале 1926г. председатель СНК БССР Адамович: «Задача прессы как средства, организующего массы, сводится к тому, чтобы передавать миллионам трудящихся лозунги и идеи нашей партии и нашего государства». Адамович считал, что для укрепления влияния партии надо оставить в республике только центральные газеты, которые легче контролировать. Это позволит «объединить массы в одно целое, коллективно мыслящее, коллективно обсуждающее, коллективно решающее вопросы и коллективно строящее наше государство». В 1924г. был утвержден союзный перечень сведений, запрещенных к опубликованию, который являлся совершенно секретным документом. В соответствии с перечнем запрещалось публиковать сведения военного и экономического характера, а также «сведения иного рода», касающиеся политики СССР, народных волнений, манифестаций, забастовок, отрицательных настроений в армии. В зависимости от политико-экономической ситуации перечень постоянно пополнялся. В мае 1925г. газетам запретили сообщать о самоубийствах, случаях умопомешательства на почве безработицы и голода, в июне того же года секретными стали сведения об экспорте зерна. В октябре 1925г. Главлит РСФСР издал циркуляр, ограничивающий публикацию информации о жизни за пределами СССР. Запрещалась публикация радиоперехватов западных радиостанций. Единственным источником сведений о загранице стало Российское телеграфное агентство - РОСТА. В апреле 1926г. Главлитбел запретил любые упоминания о существовании заводов Военпрома и Авиатреста, а также публикацию сведений, заранее указывающих время и место выступлений членов правительства и политбюро, информации о Соловецких лагерях, бандитизме, росте цен, девальвации червонца. Из газет исчезли сообщения о стихийных бедствиях, катастрофах, эпидемиях, террористических актах. В 1930г. перечень пополнился статьями, запрещающими упоминание о восстаниях и выступлениях «кулацких и подкулацких элементов». Совершенно засекретили деятельность ГПУ. Любые материалы, в которых прямо или косвенно фигурировала эта организация, должны были согласовываться с местными органами Политконтроля ГПУ. Исследователь, читающий советские газеты второй половины 20-х - начала 30-х гг., неизбежно заметит, как беднеют их язык и содержание: местные новости сводятся к сообщениям об открытии нового завода или фабрики, исчезают хроники городской жизни, полемические статьи о литературе и искусстве. Реклама заграничных товаров была запрещена. Сообщения о жизни за рубежом ставили своей целью нагнетание страха, создание образа империалистического врага, который «спит и видит, как бы навредить нашей стране, задушить в зародыше строительство светлого будущего». «НЕПРИЕМЛЕМАЯ» СНЕГУРОЧКА В 1925г. Главрепертком РСФСР своим циркуляром объявил «идеологически неприемлемыми» оперы «Снегурочка» (в связи с «демократически-монархической тенденцией»), «Аида» (по причине «империалистического душка»), «Демон» (из-за «мистической библейщины»). К 1928г. в белорусских театрах оставались разрешенными к постановке всего около двухсот пьес. Белорусские театры старались сохранить национальные пьесы, но Главлитбел стремился унифицировать репертуар белорусских театров с российскими. В 1929-30гг. был издан трехтомный «Репертуарный указатель». Все пьесы и оперы в нем были разбиты по литерам. «Литеру А» присваивали «наиболее идеологически приемлемым произведениям, рекомендуемым к повсеместной постановке». Далее шли просто «идеологически приемлемые», «идеологически хоть и не выдержанные, но не настолько, чтобы запрещать», и, наконец, «категорически неприемлемые». «Литера Г» обозначала пьесы «идеологически выдержанные, но примитивные». Ставить их рекомендовалось в рабочих районах в революционные праздники. В июне 1926г. Главлитбел запретил организацию благотворительных вечеров и платных танцев. Как сообщалось, «репертуар детский исключительно строго цензируется, дабы не привить детям вредных привычек». Большое внимание уделялось контролю над массовыми видами развлечений, особенно цирку и эстраде. Из наставлений председателя Главлитбела в июне 1926г. своим подчиненным: «…Все силовые и акробатические номера м.б. разрешены Окрлитом после визы местного отдела физкультуры или Окрздрава, имеющей целью удостоверить, что если данный номер и вызовет подражание молодежи, то не приведет к нежелательному результату. Все номера с текстами должны быть просмотрены Окрлитами на общих собраниях (не допускать сальностей, контрреволюционных экивочков в тексте и т.д.). Как общее правило, нужно взять линию на выпрямление наших цирков и эстрад в сторону создания из них арен для показательной физкультуры и популярной политсатиры». По решению НКВД БССР от 15 января 1930г., в витринах фотоателье можно было вывешивать только те снимки, на которые имелись разрешения цензуры. Решением Главлитбела от 29 ноября 1932г. из продажи и музыкальных библиотек «как халтурные с музыкальной стороны» были изъяты народные песни с нотами «А ў бары, бары», «А ў лесе, лесе», «Мужык жыта прадае», а также песни на слова Янки Купалы «Лісты валяцца», «У імгле», Максима Богдановича «Як прыйшла я на ток малаціць». «Идеологически чуждыми и враждебными» были признаны народные песни «Ой ты, белая бяроза», «А ды ня пыл». Песенный репертуар советского белоруса должен был содержать как можно меньше лирических «нацдемовских» произведений. ХИМИЯ БЕЗ ДИАЛЕКТИКИ В 1931г. Главлитбел взялся за школьные учебники по истории Беларуси, географии, белорусскому языку, литературе, изданные в 20-х гг. Проверке на идеологическую выдержанность подвергались даже учебники по математике и химии. Книгу Бляхера «Неорганическая химия» изъяли, т.к. «нигде автор не сумел выявить диалектического процесса, как, например, при изложении типов химических реакций, периодического закона Менделеева, закона сохранения материи, истории химии и т.д.». Особое внимание уделялось художественной литературе. Все четыре издания «Истории белорусской литературы» Горецкого изъяли за стремление доказать, что белорусская литература «является общенациональной литературой, потому что белорусская нация едина». В 1931-33гг. были составлены обширные списки литературы, подлежащей изъятию и уничтожению как «устаревшей». Списки считались гостайной, вручались лишь ответственным руководителям под расписку, а разглашение их содержания каралось в уголовном порядке. Список книг, подлежащих изъятию в БССР, в 1935г. насчитывал 620 наименований: Я.Карскі «Беларускі народ і яго мова», У.Ігнатоўскі «Кароткі нарыс гісторыі Беларусі», М.Гарэцкі «Невялічкі беларуска-маскоўскі слоўнік» и др. В дальнейшем изымались уже не отдельные книги, а все произведения «враждебных» авторов. В июне 1937г. издали список, по которому изымались труды 55 государственных и культурных деятелей Беларуси за все годы на всех языках. Расширялись масштабы изъятий. Если в 1935г. Главлитбел и Главлит РСФСР издали три списка запрещенной литературы, то в 1936г. - шесть, а за первую половину 1937г. - семь. УМЕНИЕ ЧИТАТЬ НА ПРОСВЕТ Бдительность цензоров росла - в конце 30-х гг. газеты стали изучать на просвет. Как разъясняло информационное письмо Главлита от 29 ноября 1938г., «бывает так, что, если рассматривать фото или рисунок на отдельной полосе, он не вызывает каких-либо сомнений. Но стоит взять уже отпечатанный номер этой газеты и посмотреть его на свет, порой можно обнаружить самые дикие сочетания рисунков первой полосы с рисунками второй полосы (или третьей с четвертой). В нашей практике имели место случаи прямых вражеских вылазок в части такого расположения клише. Чтобы не допустить подобного использования газеты во вражеских целях, цензор должен иметь в виду эту форму враждебной работы в печати». Цензорам рекомендовалось тщательно изучать рисунки и фотографии при помощи лупы, оценивать контуры, орнаменты, тени, штрихи, сочетания красок, с помощью которых враги могли протащить в искусство «контрреволюционное содержание». В белорусских библиотеках до сих пор можно увидеть зловещие следы работы советской цензуры - отсутствующие номера и вырезанные статьи в подшивках газет 30-х гг., журналы, в которых названия статей вымараны черной тушью, а сами статьи безжалостно выдраны. «Великая чистка» шла не только среди людей - советский режим стремился вычистить и людскую память, уничтожая все материальные свидетельства существования репрессированных. Политическая цензура усиливала распространение серости, стандартности в литературе, искусстве, практически уничтожив творческую личность. Духовный мир советского человека, формируемый под влиянием урезанной, неполной и часто лживой информации, значительно обеднялся. Последствия уничтожения свободы слова по своему влиянию на общественный прогресс превзошли последствия карательной политики советского государства и будут ощущаться еще очень долго.
СРОЧНО. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ЦК ВКП(б) тов. Пузину А.А. 21 июня 1943г. «Сегодня, 21 июня 1943 года нами получен сигнальный экземпляр газеты «Коммунист», органа Красноводского Обкома и Горкома и Исполкома Совета депутатов трудящихся от 2 марта 1943 года N50. В этом номере в тассовской заметке «Американские газеты о задачах стратегии союзника» в третьем абзаце в слове «Сталинград» пропущена буква «р». Кроме того, по сообщению Начальника Военно-Морского штаба Каспийской военной флотилии в номере от 14 мая 1943 года N101 в статье «Водному транспорту воинскую дисциплину» в слове «главнокомандующий» пропущена буква «л». Сообщая об этом, считаю, что эти контрреволюционные опечатки - дело рук врага. Об этих фактах мною сообщено также в НКГБ…» Уполномоченный СНК СССР по охране военных тайн в печати и начальник Главлита Н. Садчиков. «УСИЛИТЬ КОНТРОЛЬ…» С началом Великой Отечественной войны Главлит, как и все советские учреждения, перешел на режим военного времени. Перечень сведений, запрещенных к опубликованию, был значительно расширен, что упростило работу цензоров - теперь все сомнения решались в пользу запрещения. Количество ошибок, допущенных в печати в военные годы, упало с 1,5 тыс. до 80-90 в год. Первые послевоенные годы были отмечены массовыми мероприятиями по установлению советской цензурной системы в восточноевропейских государствах, республиках Прибалтики, Западной Украины и Беларуси. Просачивание информации в западную прессу о событиях на этих территориях беспокоило советское правительство. Руководству Главлита и НКВД докладывали с мест: «Вся реакционная американская пресса (США, южноамериканские страны, Канада), а также частично и английская, особенно польская и еврейская реакционная печать, издающаяся в Америке, развернула широкую антисоветскую кампанию по поводу якобы тяжелого положения высланных в Сибирь лиц из западных областей Украины и Белоруссии. Причем различные газеты дают разноречивые цифры сосланных, не то 200 тыс., не то 500-600 тыс. и даже больше. Они пишут, что высылаются поляки, евреи, украинцы и белорусы, что физически истребляется польская интеллигенция. Описываются разные жуткие небылицы и прочие ужасы гибели голодных и истязаемых непосильным трудом упомянутых сосланных… Необходимо соответствующим органам принять надлежащие меры и усилить контроль высылаемых писем куда-либо от лиц, высланных в глубь СССР». Посредством ликвидации всех источников информации советская власть пыталась скрыть правду о трагедии в Катыни. Все документы по этому делу были уничтожены или засекречены. В августе 1945г. особым решением книга «Сообщение специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров» (Госполитиздат, 1944) была изъята из торговли и библиотек и уничтожена. К 1947г. в Главлите насчитывалось семь отделов. Лишь один из них, первый отдел, занимался охраной собственно военных и государственных тайн в печати и радио. Остальные шесть осуществляли политическую цензуру советских и ввозимых из-за рубежа книг, журналов, газет, радиопередач и т.д. Третьему отделу Главлита была поручена цензура информации иностранных корреспондентов, которую они отправляли за пределы СССР. Одной из главных проблем в работе советской цензуры в этот период было нечеткое разграничение полномочий между Главлитом, Главреперткомом и Главискусством. Все эти ведомства занимались политической цензурой. С одной стороны, это обеспечивало круговую слежку за писателями и художниками, с другой - позволяло человеку, получившему отказ в одном ведомстве, найти поддержку в другом. В 1946г. руководство Главискусства констатировало: «Нередко мы сталкиваемся с фактами, когда Главрепертком разрешает, а Главлит запрещает и, наоборот, Главлит разрешает, а Главрепертком запрещает». Эта проблема была решена только в 1966г., когда было создано Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совмине БССР, не имевшее структурного деления. КУКУРУЗНАЯ ОТТЕПЕЛЬ С наступлением хрущевской оттепели общественно-политическая жизнь в СССР, освободившись от культа личности, активизировалась. Возникла необходимость перестроить работу органов цензуры. КПСС блестяще справилась с этой задачей. Был упразднен институт цензоров-совместителей, работавших в каждой газете и содержавшихся за ее счет. Упразднялись также должности районных уполномоченных Главлита. Формально штат цензоров сокращался, что создавало видимость демократизации политики партии в области идеологии. Зато была введена персональная партийно-профессиональная ответственность редакторов и сотрудников газет за их содержание. Теперь уже не цензоры, а сами работники печати должны были следить за соблюдением государственных тайн и идеологической чистоты изданий. Советская пресса окончательно превратилась в придаток партии. Упор в работе цензуры был сделан на предварительный контроль - крамолу стремились выявить до ее опубликования. Инструкция о порядке цензорского контроля произведений искусства гласила: «При осуществлении контроля над произведениями искусства цензоры должны руководствоваться решениями ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам и действующими цензорскими указаниями, предусмотренными для открытой печати. Органы цензуры обязаны обеспечить соблюдение всех требований по охране государственных и военных тайн, не допускать к опубликованию и распространению политически вредных, идеологически чуждых, безыдейных, халтурных, пошлых, искажающих советскую действительность произведений». Особенностью работы советских цензоров в послевоенный период стала законспирированность. Деятели искусства представляли свои произведения в профильные организации - союзы писателей, художников, скульпторов, редакции газет и журналов. Оттуда произведения поступали в Главлит. Самим цензорам контактировать с авторами строго запрещала ведомственная инструкция. Это создавало вокруг работы цензуры ореол таинственности и недосягаемости - авторы не видели тех, кто одобрял или запрещал их работы, не могли им ничего доказать или объяснить. Известный писатель Анатолий Кузнецов, бежавший в 1969г. в Великобританию, так описывал журналу Spiegel советскую цензуру: «Они (редакторы) говорят мне или автору: «Это хорошо, но цензура этого не пропустит». И сколько раз я просил: покажите мне этого человека, познакомьте меня с теми, кто это не пропускает, и я докажу, что это можно пропустить. Но мне этого никто не разрешал. Это личности за кулисами, их никто не видит. Это какие-то мифические фигуры». ТИТАНИЧЕСКИЙ ТРУД К концу 1958г. Главлит БССР и его органы на местах осуществляли контроль над материалами 7 издательств, 10 республиканских, 7 областных, 161 районной газет, 45 журналов, материалами БелТА, теле- и радиовещания, проверяли всю печатную продукцию, издававшуюся на территории БССР. Контролировались также книжные фонды 18.439 библиотек, 11 выставок, принималась продукция 5 художественных мастерских, контролю подлежали произведения искусства (драматургия всех жанров, эстрадные произведения, тексты музыкальных и вокальных номеров). Просматривалась вся печатная продукция, посылавшаяся частными лицами за границу, - на минском Главпочтамте, а также все ввозимые в СССР печатные издания - на Брестской таможне. Если цензоры не успевали просматривать ввозимую литературу, то адресат ее просто не получал. Этим деятельность Главлитбела не ограничивалась. На контроле находились еще и экспонаты 25 музеев. В мае 1950г. было издано постановление ЦК КП(б)Б «О мерах по ликвидации фактов разглашения государственных тайн в музеях». В Музее истории Великой Отечественной войны срочно потребовали изъять из экспозиции условные обозначения народнохозяйственных объектов БССР, сведения о количестве скота, полученного в 1947-49гг. в счет репараций, карты дислокации партизанских отрядов и бригад во время войны. Секретными были объявлены почти все сведения о МАЗе и МТЗ. То же происходило в других музеях страны. Главлит БССР давал разрешения на печатание портретов классиков марксизма-ленинизма, руководителей коммунистической партии и советского правительства, маршалов СССР только по эталонам, утвержденным Главлитом СССР и Минкультом СССР. На контроле Главлитбела были хроникальные и научно-технические фильмы, выпускавшиеся киностудией «Беларусьфильм». В творчество советских писателей, режиссеров и драматургов мог вмешиваться не только Главлит и его местные органы. Например, в процессе съемок среднего белорусского фильма о войне, кроме киностудии «Беларусьфильм», участвовали еще и местный Комитет по кино, Главный комитет по кино в Москве, Союз кинематографистов, культурный и агитационно-пропагандистский отделы ЦК КП(б)Б, а также политуправление Белорусского военного округа, а то и само Главное политическое управление Советской Армии (ГлавПУР). Василь Быков во время съемок фильма по его повести «Третья ракета» в 1963г. подсчитал, что право вмешиваться в кинопроцесс имели около 60 человек, и каждый что-то запрещал, изменял, требовал. Каждому нужно было оправдать свое существование. После того как фильм проходил согласование во всех местных инстанциях, его нужно было еще утвердить в Москве, где обреталась своя армия критиков и консультантов. Большое внимание Главлитбел уделял сельскому хозяйству. Практически всем белорусским писателям, которые брались за освещение этой темы, не удавалось угодить партийным идеологам. Во второй половине 40-х гг. были запрещены к печати роман Кузьмы Черного «Бацькаўшчына» (как «политически вредный») и его же рассказ «Былінкавыя межы». Зампредседателя Комитета по делам искусств БССР Дадиомова так аргументировала запрет: «В идейно-политическом отношении рассказ является вредным. Автор показывает деревню убогой. Больше того, Великая Октябрьская революция, советская власть ничего не дала деревне». Пострадал и драматург Андрей Макаенок. Главлитбел мгновенно отреагировал на его пьесу «Каб людзі не журыліся», переданную в журнал «Полымя». В заключении цензоров отмечалось: «В пьесе имеется ряд фактов, которые искажают нашу советскую действительность. Плохо в пьесе показан райком партии, так как колхозники, которые обращаются за помощью в райком, не получают ее. Жизнь колхозников показана очень тяжелой. Нет дров, нет хлеба и т.д. Главлитом, после доклада в ЦК, было указано редакции на все эти недостатки. С нашими замечаниями они согласны. В результате пьеса была доработана автором и после напечатана». Но и в «переработанном» виде пьеса цензоров не устраивала. В очередной записке в ЦК КПБ Главлитбел сообщал: «В 1958г. редакция журнала «Полымя» по нашему требованию переработала комедию А. Макаенка «Каб людзі не журыліся». Нами было сделано вмешательство в семи местах. Тем не менее и после этой переработки комедия имеет ряд дефектов». В 1958г. редактор журнала «Маладосць» Алексей Кулаковский опубликовал повесть «Добросельцы», главным героем которой был председатель колхоза - пьяница и демагог. На совместном заседании ЦК ЛКСМБ и Союза писателей БССР повесть была объявлена «ошибочной», а ее автор был снят с работы. «ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА - ЭТО НЕ САПОГИ ТАЧАТЬ» Цензура литературы и искусства в советском государстве осуществлялась без всяких законных или хотя бы полузаконных, оснований. Перечня для литературы, подобного «Перечню запрещенных сведений» для прессы, не существовало. Цензоры руководствовались указаниями партии и текущей политико-идеологической ситуацией в стране. Отсутствие законности и, как следствие, полная безнаказанность, таинственность и размытость правовых норм в деятельности советской цензуры приводили к тому, что любое произведение могло быть объявлено идеологически вредным. Цензоры и специально привлекаемые «компетентные рецензенты» достигали в этом небывалых высот, подвергая критическому анализу произведения классиков литературы и даже классиков марксизма. Но и они испытывали некоторые неудобства, не успевая перестраиваться за быстро меняющейся политической конъюнктурой. Любопытной в этом отношении является дискуссия, развернувшаяся на совещании руководящих работников Главлита в 1946г. между начальником украинского Главлита Полонником и главным цензором страны - уполномоченным Совмина СССР по охране военных и государственных тайн в печати Омельченко: «Тов. Полонник: По вопросам печати мы руководствуемся «Перечнем». Но мы считаем, что настало время, чтобы дать указания по вопросам художественной литературы. Если мы вернемся к истории, тогда давались указания, какую литературу можно давать. Должен быть кодекс требований по литературе. Если старая цензура запрещала писать что-нибудь порочащее женщину, нарушающее святость семьи, дискредитирующее образ офицера, то мы таких указаний не имеем. Тов. Омельченко: Вы предлагаете дать общий эталон для художественной литературы, известные рамки? Тов. Полонник: Чтобы цензор знал, с каким критерием подходить к вопросу оценки художественной литературы. Тов. Омельченко: Цензор не редактор, он лицо, осуществляющее определенные, порученные ему функции. Мне ваше предложение непонятно. Художественная литература - это не сапоги тачать. Это не обувная фабрика, где можно давать указание, какой фасон выпускать. Это схоластический вопрос. Тов. Полонник: Мне хотелось бы получить от вас какое-то указание. Тов. Омельченко: Я считаю, что это чепуха. Можете считать это за указание. Какой же можно выдумывать устав для художественной литературы? Тов. Полонник: Я имею в виду Устав 1885г. Устав цензору художественных произведений». И этот разговор велся на тридцатом году советской власти! Советское государство было заинтересовано в отсутствии правовых основ контроля над искусством. РЕАБИЛИТАЦИЯ НАПОЛОВИНУ Политическая оттепель все же давала о себе знать. В 50-е гг. были реабилитированы (в т.ч. посмертно) белорусские писатели и общественные деятели, в свое время обвиненные в национал-демократизме, - Алесь Дудар, Валерий Моряков, Андрей Александрович, Александр Червяков, Николай Голодед и др. Правда, их творчество реабилитировано не было - в январе 1959г. председатель Главлитбела Садовский направил секретарю ЦК КП(б)Б Горбунову докладную записку, в которой сообщал, что цензорами просмотрены все книги реабилитированных авторов. Садовский подчеркивал: «Считаем, что эту литературу, несмотря на то, что авторы реабилитированы, передавать в общие фонды нельзя - ее необходимо оставить в спецхранах». «Нацдемы» по-прежнему представляли опасность для советского режима своими произведениями, своей гражданской и национальной позицией. Любые сведения о них вычеркивались из всех энциклопедий и справочников. Их имена можно было упоминать только в отрицательном контексте. Под запретом оставались «националистические» произведения Янки Купалы и Якуба Коласа. Либеральные взгляды некоторых чиновников идеологического и цензурного аппарата, а также их человеческие симпатии, приводили к тому, что некоторым произведениям все же удавалось просочиться через заслоны цензуры. Каждый такой случай был вызовом режиму и ударом по его устоям. В послевоенное время советские идеологи и цензоры действовали тоньше, чем в 30-е гг.: враждебных авторов не уничтожали физически - их подвергали критике и шельмованию через СМИ и пропагандистский аппарат. Общественности разъясняли, что читать их произведения не следует, что они безыдейные, лживые и низкохудожественные. Организовывались показательные митинги и коллективные письма «возмущенных читателей». Устраивались даже «дискуссии» в прессе, впрочем, заранее срежиссированные и всегда односторонние. Режим пытался сломить автора морально, принудить к сотрудничеству, загнать в цензурные рамки. Если человек не поддавался «перевоспитанию», его могли исключить из партии, уволить с работы, лишить научных степеней и званий. Способы психологического прессинга были самыми различными: открытая слежка, прослушивание, перлюстрация писем, анонимные звонки по телефону, камни в окно и даже «физическое воздействие». Василь Быков в своих воспоминаниях упомянул эпизод с нападением на него и его товарища Бориса Клейна неизвестных людей на улице ночного Гродно. Из квартиры Быкова не раз исчезали книги и письма. К Быкову был приставлен подполковник КГБ, который постоянно вел с ним воспитательные беседы. А в 1982г. неизвестные обокрали квартиру Владимира Короткевича. У друзей и коллег писателя есть подозрение, что именно тогда исчезли черновики третьей и четвертой книг одного из лучших произведений белорусской литературы - романа «Колосья под серпом твоим». Первые две книги были изданы с огромным трудом: партийные идеологи объявили роман «антиисторичным» и потребовали полностью его переписать. Путем различных ухищрений роман все же удалось издать, но он так и остался незаконченным. Вся гонорарная и издательская система была построена так, чтобы писатель чувствовал себя совершенно бесправным. Например, доходы от заграничных изданий советских писателей поступали в специальную организацию «Союзкнига», которая распоряжалась этими деньгами по своему усмотрению. Авторы получали из этих тысячных сумм от 10 до 50 рублей за издание, а за книги, объявленные в СССР «идейно вредными», им не платили вообще. В своих воспоминаниях Василь Быков так описывал ситуацию, сложившуюся в белорусской литературе послевоенного времени: «Нас призывали писать правду, но далеко не всякая правда разрешалась литературе, разве что та, которая служила власти. Над регламентацией правды в поте лица трудились партийные органы, им помогали писательские начальники, цензоры-редакторы, «закрытые» рецензенты, которых за верную службу награждали квартирами, должностями, научными званиями, премиями».
Вот он весь цинизм и лицимерие вонючего совка! И эти уроды еще пишут, о некоем там славянском братстве, 15 сестрах республиках и тд. Была просто диктатутра зажиревшей партийной номенклатуры, еще хуже чем дикий капитализм, а народ, как эксплуатировался так и продлжал экплуатироваться! И все байки про права трудящихся и свободы это полнейшая туфта!
Это статьи из Белгазеты - http://www.belgazeta.by/20070716.28/530154991/ http://www.belgazeta.by/20070723.29/220032531/
Паразит, вам с вашей экспрессией нужно работать либо в области PR, либо в идеологическом отделе (в принципе, одно и то же). Далеко пойдете. Обещаю.
Предлагаете место в своей команде?)) Нет, спасибо, идеология не мой конек, особенно современная белоруская, да и в отличие от вас я не балуюсь подменой понятий и демагогией а вот PR это уже интерестнее Да и причем тут экспрессия к идеологии? По вашему про совок такие вещи нужно говорить спокойно? у меня они лично вызывают чувство глубокого неприятия и отварщения!
Я понимаю. Конечно же речь идет не о лукашенковской идеологии. Как вам команда Новодворской? Подошла бы?
Я смотрю у вас связи и там и там? На всякий случай на два фронта работаете?)) Лично я преподчитаю играть за белоруские национальные команды
У беларуских "команд" с идеологией плохо. У большинства ее нет или она подобна флюгеру. Например, вы можете что нибудь сказать про идеологию зубров? Из "внятных" идеологий более-менее известных у нас только Позняк с КХП. К нему бы пошли? "Если у вас нету паранойи, это еще не значит, что за вами никто не следит".
В продолжение темы цензуры: ...и только после крушения Системы советской цензуры с её купюрами и замарками стало известно, что на самом деле кричал Гагарин, отпихивая кирзачом пусковую мачту: - Понаехали !
Честно говоря про зубров не слышал наверное года два-три, а пра Зянончика и того больше так, что ничего по этому поводу сказать не могу Вот лично мне симпатичны беларуские анархисты во главе с Леликом Ушкиным Хех, так радуйтесь раз следят значит важная фигура
«Они (редакторы) говорят мне или автору: «Это хорошо, но цензура этого не пропустит». И сколько раз я просил: покажите мне этого человека, познакомьте меня с теми, кто это не пропускает, и я докажу, что это можно пропустить. Но мне этого никто не разрешал. Это личности за кулисами, их никто не видит. Это какие-то мифические фигуры». Прям как про РБ 2007 года
Тема цензуры в СССР и не только - интересный вопрос. Вот попался мне на глаза Список книг №171, который предлагался для изъятия из продажи и из библиотек СССР по состоянию на 10.02.1940 г. Итак, приведу отрывки: Бескин Осип. Кулацкая художественная литература. 1930. Брошюра посвящена разбору произведений, главным образом Орешина. Критика произведений Орешина совершенно недостаточна, материалы критики насыщены стихами самого Орешина. Автор ограничился полемикой, которая по существу означает популяризацию враждебных взглядов Орешина, нежели критику. Бонч-Бруевич Вл. Смерть и похороны Владимира Ильича. 1925. Изобилует положительными упоминаниями фамилий Зиновьева, Каменева, Бухарина. Дети о Ленине. Под редакцией Наталии Сац. М., 1925. Произведения Сац изъяты из продажи. Дети о Сталине. М., 1939. Упоминается Ежов - в положительном контексте... Захарченко М.А. Курс нервных болезней. М. - Л., 1930. Книга клевещет на великий русский народ, на постановку лечебного дела в СССР. На стр. 792 - фото "Кретинизм, идиотизм", показывает намеренно наших больных. Зощенко М.И. История одной жизни. Л., ГИХЛ, 1936. Основной материал повести - биография Абрама Исааковича, преступника - афериста, литературно обработанная Зощенко. В книге имеются ссылки на приказ Фирина и цитаты из письма уголовника, где Фирин восхваляется как хороший начальник, воспитатель уголовников. Вопрос об изъятии этой книги поставлен НКВД из-за восхваления Фирина, разоблачёного врага народа... Корнев Н. Третья империя в лицах. М., "Художественная литература", 1937. Автор очень остро говорит об изуверстве германского фашизма и непрочности той базы, на которой держится фашизм. В условиях настоящего времени описываемое содержание книги не соответствует нашей внешней политике. Отвальт Э. Путь Гитлера к власти. М., "Соцэкгиз", 1933. В книге имеется ряд мест, которые сейчас, после заключения СССР договора о дружбе с Германией, нежелательны. Приводится ряд мест типа: "Теперь фашизм торжествует. Он справляет кровавые оргии по всей стране, истребляя коммунизм". Плохо говорится о Гитлере (на многих страницах)... (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ).-ф.9425. Оп. 2. Д. 19. л. 99-136).
Случайно я стал обладателем очень интересной книги, выпущенной в "мрачные времена демократического шабаша начала 1990-х гг." Называется "Исключить всякие упоминания. Очерки истории советской цензуры". Несколько очерков разных авторов об истории советской цензуры как системы, о театре на Таганке и его борьбе с цензурой, о свободных художника х и их выставках в Москве и борьбе власти с этими выставками и др. Издана в Минске в 1995 г., хотя все авторы - российские и речь идет в книге о цензуре СССР, а не БССР. Книга интереснейшая! Цитируется и приводится очень много документов.
Цензура в БССР: у последней черты «Зачем советскому человеку рация? Он что, шпион?» «Совершенно секретно. ЦК КПСС. 16 декабря 1988г. Постановлением ЦК КПСС N177/77гс от 7 марта 1961г. на Главлит СССР возложено осуществление негласного контроля за информацией, передаваемой иностранными корреспондентами за границу для получения необходимых сведений и своевременной организации контрпропаганды. В этих целях спецслужба Главлита СССР параллельно подключена к линиям связи ряда иностранных корреспондентов. В последнее время в связи с переходом все большего числа западных информационных агентств на передачу материалов с помощью быстродействующей компьютерной техники и других современных средств связи (например, «телефакс») работа спецслужбы Главлита СССР, оснащенной устаревшей аппаратурой (телетайпами), значительно осложняется. Без соответствующего обновления технической базы эта спецслужба вскоре не сможет в полном объеме выполнять возложенные на нее функции. Зав. идеологическим отделом ЦК КПСС А. Капто». ВИА ПОЮТ ПО-СОВЕТСКИ В начале 80-х гг. в связи с нарастанием социально-экономического кризиса в СССР и неспособностью справиться с ним партийные идеологи кинулись крепить пропагандистскую работу. Об этом свидетельствует ряд постановлений ЦК КПСС: «О мерах по усилению защиты населения от антисоветского радиовещания» (декабрь 1983г.); «О дальнейшем развитии и усовершенствовании периодической печати для детей и юношества» (октябрь 1985г.); «О работе с кадрами в ТАСС» (декабрь 1985г.). Кидаясь из крайности в крайность, советские идеологи взялись даже за рок-музыку. В 1983г. ЦК КПСС издал постановление «О регламентации деятельности вокально-инструментальных ансамблей и дискотек». На дискотеках не должно было звучать более 20% иностранных песен, остальные 80% должны были быть произведениями членов Союза писателей. Все ВИА также должны были исполнять советские песни. Первым отчитался по этому указанию Минкульт БССР. Результатом стало расформирование первой успешной белорусской рок-группы «Сузор’е», имевшей к тому времени статус филармонической. ОТ БЫКОВА ДО СКОБЕЛЕВА Деятельность органов цензуры этого периода можно рассматривать как часть механизма торможения общественного развития, пытавшегося хотя бы внешне сохранить лакировочно-благополучный стиль СМИ и официальной культуры. Это требовало все больших усилий - число замечаний, сделанных цензорами по содержанию просмотренных материалов, к середине 80-х гг. возросло в несколько раз. При подготовке к печати через предварительную цензуру Главлитбела в 1981-86гг. проходило в среднем 41.540 учетно-издательских листов в год. Ежегодно просматривалось на экране в среднем 104.100 м кинопленки, 9320 единиц печатных экземпляров, отправляемых за рубеж по почте. По результатам проверок в среднем более чем 1000 (тысяча) раз в году снимались сведения, запрещенные к открытому опубликованию. За 1981-86гг. Главлит БССР отклонил 473 материала, уже подготовленных к печати, и 2549 раз вмешался в материалы белорусских издательств, редакций газет, журналов и радиостудий. Расширение издательской деятельности в республике в первой половине 80-х гг. только увеличивало объем работы Главлитбела. Многие литературные произведения после рецензирования задерживались и возвращались на доработку. Наиболее характерные обвинения цензоров - неверное освещение авторами явлений советской действительности; искажение правды о партизанском движении на территории БССР в годы Великой Отечественной войны, одностороннее освещение колхозной деревни и т.п. Советская цензура умудрялась разглядеть крамолу в произведениях писателей с диаметрально противоположными идеологическими взглядами: на доработку были возвращены и роман Эдуарда Скобелева «Шаги за твоей спиной», и повесть Василя Быкова «Круглянскі мост». Та же судьба постигла роман Ивана Чигринова «Апраўданне крыві», книги Владимира Колесника «Парусы Адысея. У.Жылка і рамантычныя традыцыі ў беларускай паэзіі», В.Коваленко «Агульнасць лёсаў і сэрцаў. Беларуская паэзія аб Вялікай Айчыннай вайне у кантэксце рускай і іншых літаратур». В книге Н.Сташкевича «На защите идей Октября» правился текст, в котором содержались некритические, по мнению цензоров, оценки деятельности белорусских писателей, публицистов, национально-культурных деятелей Антона Луцкевича, Язэпа Лёсика, Алеся Гаруна, Вацлава Ластовского. КРАСНО-ЗЕЛЁНЫЙ ЭКРАН Очень тщательно проверялись материалы такого мощного средства пропаганды, как телевидение. Еще в 1960г. вышло постановление ЦК КПСС «О дальнейшем развитии советского телевидения», в котором ТВ провозглашалось «важным средством коммунистического воспитания народных масс в духе марксистско-ленинской идейности и морали, непримиримости к буржуазной идеологии». Советское ТВ через трансляции бесчисленных партийных съездов, разных заседаний, награждений одними партийными бонзами других неожиданно для самих партийных руководителей правдиво показало все их убожество и отсталость, неумение вести себя. Этот эффект прямого телевещания не был сразу понят, поэтому советский телезритель довольно долго был обречен на просмотр видеостенограмм партийных и государственных событий, нередко служивших затем базой для народного фольклора и анекдотов. К середине 80-х гг. технические возможности советского телевидения позволяли практически все передачи вести в записи, что упрощало предварительную цензуру. Прямые репортажи были сведены к минимуму. Наиболее массовые передачи - «Голубой огонек», «КВН», «Пресс-центр» и др. - выходили на экран после тщательного монтажа, в ходе которого все, что казалось сомнительным с точки зрения партийной цензуры, убиралось. Передача «Эстафета новостей» вообще была закрыта. Структура информационных программ была сведена к шаблону и строго регламентирована определенными блоками сообщений: партийная «светская» хроника (выступления членов политбюро ЦК КПСС, их визиты, награждения и т.п.), экономическая парадная хроника, международные новости с тенденциозным подбором фактов (рассказ о событиях в странах соцлагеря, борьба рабочих на Западе за свои права и т.п.), спортивная информация и прогноз погоды. ЦЕНЗУРА ПЕРЕСТРАИВАЕТСЯ В феврале 1986г. прошел XVII съезд КПСС, на котором была принята программа перестройки, предусматривавшая, помимо прочего, расширение информирования населения по актуальным вопросам социально-экономического развития страны и усиление гласности в борьбе с бюрократизмом и другими негативными явлениями. В связи с этим Главлиту было поручено внести необходимые изменения в «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию», исключив из него сведения политического характера, а также ряд сведений по экономике и промышленности. Теперь Главлит должен был заниматься (по крайней мере, формально) исключительно своими прямыми обязанностями - охраной государственных и военных тайн в печати. Но политическая цензура не исчезла. Ответственность за идейно-политическое содержание материалов печати должны были нести руководители органов печати, радио и телевидения, учреждений культуры и искусства. Теперь органы цензуры не вмешивались напрямую в материалы, а информировали о них соответствующие парткомы, причем количество информирований постепенно сокращалось - этому способствовали изменившиеся критерии оценки. Значительно сократилось число ограниченной для общего пользования литературы, почти вся научно-техническая, научно-популярная, справочная и др. литература была снята с контроля Главлита, начали рушиться спецхраны библиотек, музеев, архивов. Однако старая машина еще продолжала работать в прежнем режиме: идеологическая цензура осуществлялась в СМИ, прежде всего на радио и телевидении, в спецхраны библиотек и на утилизацию отправлялись теперь уже произведения Л.Брежнева, К.Черненко и др. Продолжалось глушение западных радиостанций, которое с начала «холодной войны» велось практически непрерывно. Но для сколько-нибудь эффективного подавления «вражеских голосов» мощностей советских радиоустановок уже не хватало, и поэтому в сентябре 1986г. секретарь ЦК КПСС Лигачев и председатель КГБ Чебриков внесли предложение сосредоточить все мощности советских «глушилок» лишь на наиболее «враждебных» радиостанциях - таких, как Радио «Свобода», которое с 1954г. вело регулярное радиовещание на белорусском языке. С 30 ноября 1988г. СССР прекратил радиоглушение всех западных радиостанций. РОДИНА СЛЫШИТ К концу 80-х гг. на организацию эффективного глушения «вражеского радио» СССР тратил ежегодно сотни миллионов долларов. Беларусь, как и другие страны социалистического блока, стала ареной ожесточенных эфирных войн. Специально для Беларуси вели белорусскоязычное вещание несколько западных радиостанций: радио Ватикана, Испанское Национальное Радио, Радио «Свобода». Белорусы могли слушать русскоязычные радиопередачи ВВС, «Голос Америки» и др. Если, конечно, им удавалось пробиться сквозь невидимый занавес радиопомех - электронный шум, продуцируемый специальными радиопередатчиками. Иногда советское радио организовывало трансляции своих передач на частотах западных радиостанций, заглушая таким образом их сигнал. В конце 70-х гг. опробовали новинку - «речеподобный сигнал», смонтированный из коротких (0,5-5 сек.) и произвольно перемешанных фрагментов мужских и женских голосов дикторов Всесоюзного радио. Его звучание напоминало громкое невнятное бормотание или рокот толпы. По сравнению с монотонным ревом «глушилок» «речеподобный сигнал» сильнее раздражал слушателей и не поддавался отфильтровке. В СССР все эфирные радиоприемники для населения конструировались таким образом, чтобы их нельзя было настроить на частоты «вражеских голосов». Вкладывались большие средства в развитие проводного радио, во всем мире считавшегося убыточным. Строились мощнейшие центры радиоподавления, насчитывавшие десятки передатчиков, объединенных в единую цепь. В Минске на ул.Козлова были построены две радиовышки («радиостанция N3»), накрывавшие глушением город и его окрестности (одна из них сохранилась и используется для мобильной связи). Действовали они довольно эффективно - по свидетельству современников, поймать западные радиостанции в столице было очень трудно. Для людей эти вышки стали символом советской цензуры. В 1963г. минчанин Сергей Ханженков с несколькими своими товарищами организовал антисоветскую группу и приступил к подготовке теракта: он хотел взорвать одну из радиовышек-глушилок, которые рассматривал как «символ советской власти», и тем самым показать, что в стране есть люди, желающие от этой власти избавиться, «пробудить общественное сознание». Но КГБ быстро арестовал Ханженкова и его товарищей, все они были приговорены к различным срокам заключения. ВАНДЕЯ ПЕРЕСТРОЙКИ С началом перестройки стали постепенно пересматриваться советские концепции истории Октябрьской революции, нэпа, индустриализации, репрессий, ведущей роли партии и т.д. Но процесс этот шел медленно: в советской идеологии продолжали существовать своего рода «священные коровы», посягательство на которых резко пресекалось. Вторая мировая война, партизанское движение, история Великого княжества Литовского - все это пересмотру не подлежало. В 80-е гг. не была издана отдельной книгой повесть Василя Быкова «Круглянский мост», которая в журнале «Полымя» публиковалась еще в 1968г. Герои этой повести - советские партизаны, которые для подрыва важного моста используют мальчика - сына полицая. Мальчик при взрыве погибает. Редактор журнала «Полымя» Павел Ковалев предварительно заручился поддержкой ЦК КПБ - секретарь ЦК по пропаганде, бывший партизан Пилотович повесть одобрил. Редактор газеты «Літаратура і мастацтва», бывший политработник Леонид Прокша, даже опубликовал в своей газете хвалебную статью о повести. Но после выхода «Круглянского моста» на русском языке в журнале «Новый мир» на Быкова обрушился шквал критики со стороны чекистов и партизанских генералов. Главный редактор «Нового мира» Александр Твардовский вскоре был вынужден покинуть место работы. Своих должностей лишились Пилотович, Прокша и Ковалев. Похожая судьба постигла и повесть Быкова «Знак беды», опубликованную на белорусском языке в журнале «Полымя» в 1983г. Это произведение обсуждалось на самом высоком уровне - в Политбюро ЦК КПСС. Бывший пресс-атташе генсека Горбачева в своих воспоминаниях писал, что на заседании Политбюро развернулась дискуссия между председателем КГБ СССР Чебриковым, который требовал повесть запретить как «подкоп под коллективизацию», и Горбачевым, считавшим повесть «знаком весны, обновления, демократизации». Повесть разрешили публиковать на русском языке в журнале «Дружба народов», но предварительно из нее были вычищены почти все острые места. Когда повесть была подготовлена к публикации отдельной книгой, Главлит по указанию секретаря ЦК КПСС Лигачева наложил на нее вето. Книга вышла лишь после того, как из нее вообще выкинули сцены раскулачивания. В 1986г. Лигачев потребовал переснять и фильм «Знак беды» Михаила Пташука, но режиссер отказался. В Беларуси цензура медленнее сдавала позиции, чем в России. Во второй половине 80-х гг. журнал «Огонёк» становится одним из самых популярных изданий СССР, он публикует полемические и остросоциальные статьи. Именно в «Огоньке» в 1988г. году была опубликована статья Василя Быкова «Дубинки вместо перестройки», посвященная минским событиям 30 октября 1988г., когда местные власти с применением дубинок и слезоточивого газа разогнали на Восточном кладбище шествие, организованное национально-демократической оппозицией и приуроченное к Дзядам. В Беларуси продолжали снимать с печати даже произведения нацдемов, например Алеся Гаруна. Недаром секретарь ЦК КПСС Егор Лигачев ставил БССР в пример другим, не столь «стабильным» республикам, а Алесь Адамович с горечью называл Беларусь «Вандеей перестройки». КОНЕЦ «ПРЕКРАСНОЙ ЭПОХИ» Закручивание гаек в одних сферах жизни в 80-е гг. компенсировалось послаблениями в других. Например, под патронажем комсомола организовываются многочисленные рок-фестивали. Еще в 70-е гг. комсомол пытался возглавить советское рок-движение, чтобы таким образом взять его под контроль - ведь подпольные рок-группы проконтролировать было невозможно. Кроме того, на рок-группах можно было заработать: организация концертов и фестивалей приносила неплохие доходы. В 80-е гг. развернулась кампания по дискредитации музыкальных стилей, набиравших популярность в СССР: heavy metal, hard rock, new wave. В этой ситуации советские рокеры, которые не увлекались тяжелой музыкой, воспринимались комсомолом едва ли не как союзники в деле воспитания молодежи. В 1985г. в Минске под патронажем горкома комсомола был создан первый белорусский рок-клуб «Няміга», объединивший белорусскоязычные рок-группы «Бонда», «Блізьняты», «Магістрат», «Рэй». Правда, клуб просуществовал недолго: рокеры не вписывались в формат советской системы, в т.ч. цензурной. Все рок-группы, выступавшие на официальных концертах, должны были проходить комиссию по литературной проверке текстов. Песни, не прошедшие «литовку», не разрешались к исполнению. Естественно, чиновники выискивали крамолу даже там, где ее не было. Например, на прослушивании песни группы «Бонда» «Тата мае рацыю» чиновники задали недоуменный вопрос: «Зачем советскому человеку рация? Он что, шпион?» После долгих объяснений значения слова «рацыя» комиссию все же удалось пройти. А вот «Мроя» ту же комиссию не прошла: ее песни были объявлены «слишком мрачными». В июне 1990г. Верховный Совет СССР после продолжительных обсуждений принял закон СССР «О печати и других СМИ», который законодательно закрепил отсутствие какой бы то ни было предварительной цензуры. Один из последних руководителей Главлита СССР Владимир Солодин в своем интервью рассказывал, как еще в 1968г. рассматривался проект «Закона о печати», в котором предусматривалась отмена цензуры. При обсуждении проекта в Политбюро секретарь ЦК Михаил Суслов сказал: «От отмены цензуры в Чехословакии до ввода наших танков прошел год. Чьи танки и когда мы будем вводить в Москву?» Проект был похоронен. В июне 1990г. цензура в СССР была отменена. Спустя год в Москву вошли танки… Источник: "БелГазета"
Цензура бессмертна. А в нашем "социалистическом" обществе до сих пор сохраняет совковый идиотизм. Пример тому - цензура наружной рекламы в Минске - http://marketing.by/main/market/news/0005270/
