А теперь представь что партизаны справились и поехали к Гольцу. А там он по форме, перед сном на портрет медитирует. Щекотливая ситуация, не находишь?
Надо было ещё до айнзатцкоманды дорогу минировать в три ряда. Чтоб кто-бы ни доехал. А вообще в Европе думать об айнзатцкомандах опасно. Надо тогда себя думать в Чили каком-нибудь. Чтобы вырвавшиеся на свободу чудовища разума запарились билеты в Италии на пароход брать. Чтоб всегда знал - к тебе идут, но есть ещё дня три. Это если они в свою очередь Моссад тебе не придумают. Тогда на МКС валить надо, дальше пока прогресс не позволит.
Да нельзя думать. Одна погрешность и начнется, партизаны вместо пароходов, Чили заминировано и в твой разум чудовища из Моссада купили билеты.
(продолжение) В первой половине ночи лесник повел нас на берег протоки. Сказал, что знает короткий путь. Но велел от него не отходить и идти след в след. Мотивация - здесь ВОДИТ!. Шли мы за ним довольно долго. Когда он нас завел в непролазную грязь, терпение наше лопнуло и, послав его на х@й мы пошли назад по нашим следам. Он еще долго кричал во тьме, слышалось хлюпанье его ног в грязище, хруст сломаных веток. После нашего возвращения он появился где-то через час и с довольным видом констатировал тот факт, что тут таки ВОДИТ! Выпили еще бутылку водки. Потом уже он по нормальной тропе повел нас на берег. Нужно было отдать ему должное, в темноте он видел, как кот. Потом уже глубокой ночью, сидя на берегу и, передавая друг другу бутылку водки, он мне заявил, что молодежь он просто презирает. По той простой причине, что страха в нас нет. Вот, говорит, сейчас тебя (в смысле меня) тут мочкану топориком, грязюкой закидаю и никто вовек не найдет. А потом пойду в дом и друзей твоих тепленьких, спящих, одного за другим топориком уделаю... Всю дорогу я сжимал в руке нож... Придя в дом мы расположились по кроватям. Лесник сказал, что спать не хочет. Сам все время поглядывал на пакет, в котором еще кое-что оставалось... Я куму сказал, что бы не раздевался и спал в пол уха. Как чувствовал... лесник вылакал бутылку и сначала начал песни петь. Потом пытался заснуть на узкой лавке. Раз пять засыпал и сразу падал. С матюками залезал обратно. После очередного падения раздались ужасные визги, маты и грохот. Кричал Вовик, который нас в этот лесной кошмар втравил. Потом звон разбитого окна и вовкины вопли уже во дворе. Светало. Мы с Серегой выскочили через окно. В доме бесновался лесник. Мы тихонько вышли на дорогу к машине. Все вещи лежали в багажнике. На дорогу в лучах восходящего солнца выскочил какой-то зверек. - Это кто, суслик? - спросил я. - Это БЕЛОЧКА! - сказал Серега и многозначительно посмотрел на избушку лесника. Мы сели в машину и уехали. К тому времени, видимо, лесник нащупал кровать, уснул и затих. Вот такое знакомство у меня было с работником Хортицкого лесничества...
Есть реальность, данная нам в ощущениях. И, снимая в уборной брюки, мы меняем одни ощущения на другие. Количество остается величиной постоянной. Меняется качество. Качество нашей жизни. Мы меняем себя, изменяем пространство. И в данной ситуации мы способны прочувствовать всю глубину непостижимого
