Вот: …Был тяжело ранен в ноябре 1941 года под Тулой, год провалялся в госпитале в Ярославле. После выписки попросился в свою дивизию, но попал в одиннадцатую, но тоже гвардейскую. …В июне 43 года снова был легко ранен, быстро подлечился и в середине июля уже пошел в бой. Наш полк прорывал в то время оборону противника в лесах и болотах северо-восточнее Карачева. Жаркое было лето: и в прямом и в переносном смысле. Помню особенно сильные бои были в конце июля -начале августа. Мы пытались прорваться к железной дороге, по которой немцы драпали из Орла, а немцы упирались тут сильно. Даже ходили в контратаки. Я тогда дневник вел, думал будет интересно почитать потом, после войны. Дурень! И в мыслях что-ли не было тогда, что могу и не дожить до Победы-то. Да молодой был, вот и не думал о смерти. Вот, смотри- 26 июля. А ведь помню все, хоть и столько лет прошло. Конечно записи помогают, но все-же… Накануне приказ был наступать в направлении ветки железной, ну он потом чуть не каждый день такой был. Прошли мы деревню, да и не деревня это по нашим украинским меркам- три десятка домов. Дома полуразрушены, жителей нет. Потом. уже в августе, когда прошло все был я тут еще раз. Если сперва были постройки, сараи, сады, то в августе деревня просматривалась насквозь с края до края- пустынное поле с небольшими холмиками, где что-то стояло. Просто поле мусора вперемешку с железом. Крепко ее потрепало. Ну, кое-где еще танки разбитые и сгоревшие -наши и ихние. Еще самолет наш висел на сосне почему-то. Как он смог так получиться -не знаю. Может сесть хотел, да не дотянул и сел на лес, опрокинулся и повис носом вниз. Ходили смотреть, только близко не подходили, вдруг вниз рухнет. Летчика не было в нем. Номер вот записан у меня- 44. Ну вот, прошли мы эту деревню, идем по лесу, все потные, грязные. помыться негде особо. Комары полчищами вьются- остановишся, хоть плач, сразу кучей наваливаются. Кури, не кури- спасу нет от них. На окраине опушки окапываться стали. Вот покопать там пришлось изрядно. Только зароемся, нас немцы выбьют, только опять оборону сотворим, смотришь, приказ- продвигаться дальше. Тут уж одни проклятья. Хорошо хоть там песок пополам с землей. Окопы рыть- одно удовольствие, если это только можно так назвать. А с другой стороны, снаряд рванет перед ячейкой в десяти метрах и вся масса песка валится на тебя, тут смотри, чтобы не засыпало или вовремя откопали. А в грунте земляном не так страшно, ну взметнет землю, и сыпется она сверху, а тут весь песок спереди сдвигается в твоем направлении, как будто что бульдозер какой. Вечер жаркий, середина лета. Алехино впереди километрах в трех. Птицы в лесу поют, как и не война. Слева сороковой полк окапывается- ему хуже, в чистом поле. У нас хоть подлесок какой-никакой. Ну ночью пришел ротный лейтенант Веремеев. Начал шипеть на нас, что оружие в куче лежит, да еще и не чищенное. А когда его чистить, когда круглые сутки копаешь, и спать некогда. Зла на него не держу, убило его уже в обед, и притом свои же. Ну это позже. Утром так хорошо было, никакого желания воевать, хоть и крамольные это мысли. Проснулся, что по ногам ходить начали, а я как заснул, так и сполз на дно окопа. Команды передают, к атаке готовятся. А мне чего готовиться, в штанах полны карманы патронов. А в мешке десяток гранат-лимонок. Я РГ не любил -слабые они. Как то кидал по немцам, бахнет рядом с немцем, буквально в трех метрах, он упанет, а потом опять встает. Осколков от нее нет-фугасная она. Тут уже так и до рукопашной недолго, а я этого страсть как боялся- хилый был, и роста не особо. Меня хоть и учили старшие и в атаку со штыком ходить и бороться, но потом поняли, что я супротив немца не жилец в ручном бою и отстали. И стал я брать лимонки, Ф-1 по современному. В ближнем бою осколки летят, только жужжат вокруг. А если по фронту кинуть сразу две-три штуки, то как косой прошелся, правда надо наловчиться сразу две-три чеки выдергивать. Ну это редко было. Обычно старались до этого не доводить. Немец- он тоже упорный в ближнем бою. Ну так вот. Лежим, ждем команды идти вперед. Самое жуткое время –когда ждешь атаки. Чем ближе момент, тем страшнее. Как побежали- так сразу все как рукой снимает, а когда ждешь- прямо мочи нет, так страшно. В двадцать седьмом полку даже так стрелялись от напряжения. Сердце колотиться так, что думаешь, как бы рядом товарищ не услышал- опозоришься. И вот лежим, ждем, и вдруг кто-то говорит, что немцы сами в атаку пошли. И точно. С Алехино идут шесть танков и цепочка солдат негустая. И идут так уверенно, только что прутиками не помахивают. Ну тут меня уже победное настроение разобрало, уж с этими то справимся. Смотрю, отошли от деревни и залегли, танки тоже остановились. Я уж подумал, что это они в чистом поле будут ждать нашу атаку. Глупость какая-то. Вдруг зашелестело вверху и как рванет! И еще! Сначала рев, потом смолкает, только шелест остается, и потом взрыв. А это они свои реактивные мины на нас пустили. Вроде как наши Катюши. Лег я на дно окопа. Думаю сам, что траектория настильная, в окоп не попадут. А они некоторые в деревья попадают и вверху взрываются, и осыпает осколками сверху. Вот неприятность-то думаю. Вроде и не близко от деревьев окапывались. Ну, осколки на излете, вещмешком прикрылся, калачиком свернулся под него. Тут стихло. Пошли немцы. Я стал смотреть на наших пушкарей, недалеко они себе капонир отрыли. Слева и справа от нас. Не особо далеко. Тут выстрелил первый танк. Потом другой, третий. Наши молчат. И вдруг взрыв сильный у левого орудия. Дым рассеивается- пушка лежит кверху колесами и вокруг мешанина раскидана- ящики, люди, железки какие-то. Я подумал- в боеукладку что-ли попали или еще что, но тут бой начался и я забыл про них. Справа пушкари не выдержали, начали лупить снаряд за снарядом по танкам, да все мажут. А они в ответ, но тоже все мимо. Тут наши подбили видно один, затянулся он прозрачным дымом и стал боком. Справа сосед Козеев мне говорит- вроде как наша тридцатьчетверка горит. Я ему, откуда у них тридцатьчетверка, у них своих хватает, но всмотрелся, что то есть такое. Та же башня коническая, и корпус с наклонами. Ответил, что не знаю, может трофейный, чтобы наши войска обмануть. Потом то мы ходили смотреть, похож на наш, да, только поболе чуток. Пантера звался. Козеев, как самый любопытный, внутрь полез, только выскочил мигом зеленый и рвать его начало. Рассказал потом, что там кишками все увешано внутри, разнесло кого-то взрывом. Хоть и привычный, но все же вблизи так не особо приятно смотреть. Эта любопытность его потом подвела в Восточной Пруссии, в деревне какой-то. Пошел замок смотреть старинный, да и подорвался там. Глупо, не в бою погиб, из за любопытства своего. А от танка нас потом всех отогнали, приехали офицеры чужие, все ходили, осматривали его. Потому как на нашем фронте они впервые появились. Раньше то все знакомые четверки и тройки были угловатые. И еще кошка черная была на башне помню. Ну вот, только его подбили, как все танки начали по последней пушке быть, ну и подбили ее конечно же сразу. И тут они поперли на нас.Мы стреляем, они ложатся, опять поднимаются, танки тоже медленно едут-выдавливают нас. А у нас ни одного орудия. Начали мы потихоньку отползать к Алисово, даром что там окопы тоже есть. Ротный бешеный, а что делать- немцы валом прут. Ну не валом, а упорно и методично. Но уверенно. Последние десятки метров мы уже бежали к своим окопам. Бахнулись в них, и снова какая-то уверенность пришла. Сзади окопов нет, бежать уже некуда. Придется держать рубеж. Стреляем по немцам. На каждого уходит по пять-семь выстрелов и то, может он не убит а ранен. Тут взрывы начались среди них с двухэтажный дом. Гаубицы наши начали бить. Танки остановились, а потом как рванут вперед еще быстрее, чтобы выйти из сектора обстрела. И пехота за ними. И уже на краю деревни они. Тут заревело сверху и начали падать бомбы. Я упал на дно окопа и втянул голову. Думаю, как же они не боятся по своим попасть, поднимаю глаза и провожаю взглядом самолет, а там звезды! Они же по своим долбят! Сверху то не видно кто внизу, а немцы совсем недалеко, и наши чуть раньше сбрасывают бомбы и попадают по своим! Я потом еще раз так попадал уже зимой под Городком, что в Витебской области. А здесь был убит при налете ротный. И бомбили сильно, делали несколько заходов и никто их не предупредил, что они частично по свои бомбы кидают. Ну и немцам там немного досталось. А они как увидели это, после бомбежки как рванули, так и сразу случилось то. чего я всегда боялся и до этого времени избегал. До них осталось метров пятьдесят, здоровые, мне сразу подумалось почему-то, что они деревенские. У нас в полку такие ребята огромные только с деревень были. На молоке и мясе вскормленные. И уже не успеваю я лимонки снарядить, времени нет. Беру тогда припасенную противотанковую гранату, была у меня всего одна в расчете, что если уж танк попрет, прежде чем он меня раздавит, я успею перебить гусеницу и так спасусь. А она тяжелая и я уже кидая ее, как-то успеваю подумать о том, что на учебе я ее кинул так, что ротный мрачно пошутил, что в бою, даже если я буду в окопе, то меня убьет своим же взрывом.. И тут я упал на дно окопа. Как жахнуло! Чуствую, живой, а пошевелиться боюсь, вдруг ранен, а пока не ощущаю. Потом поднялся и тут на меня как со ската падает немец и штыком в меня целит .Промазал он и штык ушел в землю рядом со мной. Я стою ни жив не мертв, и ничего не делаю. Просто смотрю на него и жду, когда же он размахнется и пропорет мне брюхо. И это плавно происходит. Я смотрю на него завороженно и предугадываю все его действия. Вот он орет что-то и вытаскивает винтовку со штыком из земли, отводит ее назад, и все это так медленно-медленно и в полной тишине -я ничего не слышу вокруг. Смотрит на меня, размахивается и вдруг улыбается мне. Я тупо в ответ улыбаюсь в полной тишине. Он выпускает винтовку вниз, тут до меня начинает доходить, что тут что-то не так. С какого это ему резона бросать винтовку и улыбаться мне. И тут его взгляд останавливается, стекленеет, и он начинает валится на меня. Падает и мы так стоим. Я прислонившись к стенке окопа и он прислонившись ко мне. Через него вижу бойца Исинбаева и винтовку, направленную к нам. С нее идет дымок. Это продолжается секунд пять. Он улыбается мне и я начинаю понимать, что только что он спас мне жизнь. Тут все вокруг взрывается звуками и я очнулся. Идет бой. Немец тяжелый, привалил меня к стенке и я задыхаться начинаю. Прямо перед глазами его погон землистого цвета. На нем по краю серебристая полоска и вязь на поле. Похожа на переплетающиеся полоски. Я пихаю его в грудь и он отваливается от меня все также с улыбкой стеклянной на лице. Руки у меня в крови. У меня слабеют ноги- как же так, я же видел, что он не пырнул меня, но я же ранен. Начинают дрожать ноги. Но ничего не происходит. Я также стою и вдруг счастливая мысль приходит в голову, что это его же кровь! А я цел! От счастья, что я невредим, я готов сражаться как зверь. Подбираю винтовку и оглядываюсь. Слева метрах в пятидесяти жарко горит танк. Огонь аж с шипеньем пробивается из него. Немцев не видно, только вокруг лежат несколько мертвых. Я смотрю вокруг еще несколько минут и опускаюсь на дно окопа. Сердце стучит как и до боя. Рядом лежит мертвый немец. Я смотрю на него, на погоне переплетения полосок складываются в серебристую вязь. Что то вроде двух переплетенных немецких букв Г и Д. Позже я узнал, что против нас пошла в атаку только что переброшенная из-под Белгорода дивизия «Великая Германия». Ее вензель и был на погоне. Начинают копошиться солдаты… ..Исинбаев подходит ко мне и на правах хозяина начинает обыскивать убитого им немца. Я пока безучастно взираю на него. Переворачивает навзничь и начинает шарить по карманам. Часов нет, кошелька нет, есть какие-то бумаги, это уже хорошо. Бумага была одним из самых желанных трофеев, но и не самым редким. Если шли бои, то бумага была обязательно. Брали и у своих убитых и у немцев. А если бумаги не бывало, то значит солдаты засиделись в обороне или бестолковые. Из трофеев у немцев можно было добыть еще что-нибудь из еды, иногда какие-то бинты и салфетки попадались, немцы их в карман кителя зашивали, наверное на крайний случай. Иногда бритвенные принадлежности, расчески и зеркальца и другая галантерея, которая у наших бойцов была редкостью. Когда обшаривали своих убитых, то наверняка знали, что найдем. Кусок газеты, табак, сухарь, может еще чего-нибудь и полные карманы патронов. А к обыскиванию немцев приступали с удовольствием каким-то, как сейчас говорят, как в лотерею сыграть. Исинбаев вытаскивает из пачки бумаги фотографию, смотрит и дает мне. На ней кудрявая девушка на фоне дома с высоким шпилем, на обороте надпись по немецки. Я кидаю ее на немца. Фотобумага для нас бесполезна. Позже мы собирали в ямы убитых – своих и немцев. Наших набралось на три воронки от бомб, а немцев всего на одну. Я и потом замечал, что это соотношение почти всегда было одинаковым, были мы в обороне ли или в наступлении. Закопали быстро, несмотря что всю землю взрывом раскидало, песок сгребали очень легко. Оружие ихнее собрали в одну кучу и потом по ней проехала несколько раз тридцатьчетверка. Все слиплось в одну большую железную лепешку. Водилы, танкисты и прочие возницы обобрали сгоревшие танки – им в хозяйстве и ведро и топор и лопата пригодятся. Внутри, понятно, уже ничего взять было нельзя. А снаружи они стали просто голые- с открытыми ящиками. Кто не успел с самого начала, довольствовались тросами, домкратами и другим не очень то и нужным железом. Вечером представили нового ротного. Его хватило на три дня. Потом его тяжело ранило. А в этот день он послал меня с почтальоном Медведевым в Радовищи, где был штаб нашего полка. Для чего, не знаю, сказали сопровождать, я и пошел. Было это уже около восьми вечера. Пошли через лес и болото. Пока шли, разговорились, оказалось, что мы с ним уже может быть и встречались. В октябре сорок первого, когда нас крепко немец потрепал и погнал к Туле, он служил в той же шестой гвардейской дивизии, что и я, только его ранило вперед меня, еще под поселком Чернь, когда наша дивизия в страшной спешке, бросая все тяжелое вооружение, машины, обозы, пыталась оторваться от немца и ночью переправлялась по единственному там мосту. Солдаты переправлялись вплавь, бросая все, был только приказ, что винтовку ни в коем случае не бросать. Потом как собирались несколько дней под Плавском, лучше не вспоминать. Отход прикрывали несколько легких танков, из-за них, можно сказать и пострадал Медведев. Когда утром их отделение, которое оставили прикрывать мост и взорвать его после отхода прикрывающих танков, услышало шум танковых моторов, никто даже и не подумал, что это могут быть немцы. Наши же танки не пришли. И когда из мокрого снега показались два мокрых темно-серых танка, то все оторопели. Какой там бой! Все дружно рванули на свой берег, забыв запалить шнуры. В скоротечной перестрелке Медведева и ранило. Хорошо хоть не бросили его. Вот так он рассказал мне его историю. Ну так вот. На середине пути Медведев увидал на обочине немецкий тягач, наполовину заехавший в кювет и предложил осмотреть его. Ну а что такого, все равно по пути. Залез я на водительское сиденье, а сиденье я вам скажу, просто шик. Я до войны такие видал только на легковых машинах у нас, а тут на грузовике такое. Пока осматривался, слышу Медведев меня зовет. Иду по кузову железному, смотрю он стоит на коленях и тащит ящик железный довольно большой. Типа сейфа. Говорит, вот, нашел, только открыть не может. Поковырялись мы с ним пять минут, поняли что напрасно. Пробовали все, ну а стрелять или подрывать не решились. Да и мало ли что там внутри, да и взрывы в тылу своих войск…Инструмента на машине не было. Смотрю, ключ в зажигании торчит, тут же придумал. Говорю, а давай мы его раздавим. Сел в сиденье, поворачиваю ключ, педаль стартера нажал, он ж-ж-ж и вздрогнул. Я еще раз попробовал и тягач завелся. Дым синий от него повалил, как от паровоза. Мы этот ящик под гусеницу положили, я пару раз попробовал включить передачу и с третьего раза включил заднюю. Тягач начал пятится, наехал на ящик, начал его давить и вдруг заглох. И все. Как я не пытался его завести, все бесполезно. Но в нем образовалась щель шириной с ладонь. Мы тогда с помощью небольшой сосенки выворотили его из-под гусеницы и песка, и Медведев запустил туда руку. Начал доставать бумаги какие-то со штампами. Набрал горку, достал печать, еле из-за нее руку вытащил. Больше ничего ценного. Хотели дальше идти, да я сдуру предложил, что если все равно идем в штаб, то может быть и бумаги отнесем туда. Может и наградят. Как я заблуждался! Когда мы пришли к своим , Медведев отчитался, и мы отдали бумаги, нас просили пождать немного. Через минут двадцать пришел офицер Особого отдела, начал спрашивать, откуда у нас эти бумаги, как они у нас оказались и все такое. Приехал начальник Особого отдела дивизии, как потом сказали. Спрашивали опять, где взяли, читали ли мы их. А как мы прочитаем, если там на немецком. В итоге нас отправили обратно, дав нам в сопровождение пятерых их солдат и офицера, которым мы и показали тягач. Мы пошли в полк, но неприятное ощущение осталось. Хотели вроде как лучше…Что было в бумагах так я и не узнал. Вернулись к себе уже по темноте.
Вот еще : Александр Васильевич Боднарь курсант Ульяновского танкового училища. 1940 год.(Из архива А.В. Боденаря) -Мне, без малого, 80. Я по национальности украинец, родился на правобережной Украине в Винницкой области. В 40-м году закончил 10 классов и в том же году поступил в Ульяновское танковое училище. Почему я стал танкистом? Надо сказать, что в те годы, когда я учился в средней школе, все было направлено на моральную подготовку населения к неизбежной войне с фашистской Германией. Поэтому я себя, как мужчина, видел в будущем воином. Кроме этого мой дядя был военным, и в 39-ом году он мне сказал: "Саша, ты заканчиваешь десятилетку. Я тебе советую пойти в училище. Войны не избежать, так лучше быть командиром на войне - больше сможешь сделать, потому, что лучше будешь обучен". Эти слова сыграли свою роль при принятии решения, и я поступил в одно из лучших училищ - Ульяновское танковое училище. Правда, мне не удалось закончить полный курс - положено было, учится два года, а я учился полтора. -Обучение в училище было направлено на подготовку Вас как командира танка, так? - Не командира танка, а оно было направлено на подготовку лейтенантов танковых войск, и уже лейтенант могли стать командиром танка, взвода, в лучшем случае, командиром роты. Не больше. Можно сказать, что нас готовили на командиров взводов легких танков. Когда же в Ленинграде в 39-ом году вышел тяжелый танк КВ (Клим Ворошилов), то тогда командирами танков стали ставить не сержантов, а лейтенантов. Поэтому под Москвой я был командиромтяжелого танка. А после я уже командовал взводом. Мой самый больший опыт в войне - командир танковой роты. - Что входило в программу училища? Какой был парк машин? Т-26, БТ-5? - Докладываю. Курс училища состоял из трех рот по 100 человек курсантов, в каждой роте, по 4 классных отделения, по 25 человек. Таким образом 600 человек одновременно училось на двух курсах. Каждый год училище выпускало по 300 человек. В училище был специальный батальон обеспеченья, он был укомплектован всеми машинами, которые мы изучали. Этот батальон находился в лагерях за двадцать километров над Волгой. Мы туда выезжали зимой и летом. Водили танки, стреляли, обслуживали их, ремонтировали и прочее. Учили мы и Т-26 и БТ-5. Вообще же, училище готовило лейтенантов на танки БТ. Это были очень популярные танки в то время. - А Вы на колесах тренировались ездить? Да, конечно. Это было очень неудобно, потому что специально вставлялся руль, от коробки передач шла передача на задние опорные катки (у него было 4 опорных катка), была установлена специальная "гитара", для передачи вращающегося движения не на ведущие колеса, которые гнали гусеницу, а на задние опорные катки, а они были громадными и руль держать было очень тяжело. Танк можно было разогнать до 90 км/ч, но самый крепкий мужчина мог проехать на этой скорости километров 20-30, не больше, иначе руль выбьет из рук. Колесный ход предназначался только для движения по асфальту или брусчатке, поскольку проходимость танка на колесах была отвратительная. - Вы стреляли из 45-мм пушки? - Конечно. - А по каким мишеням? По движущимся или по стационарным? И по неподвижным и по движущимся. Отрабатывали упражнения. "Стрельба в обороне" - это когда танк закопан, выверено расстояние, поставлены ориентиры, то есть хорошо пристреленные рубежи, сам танк укрыт. Тогда цель, появившаяся в районе ориентира поражается с первого выстрела. В ходе наступления стрельба ведется с короткой остановки и с ходу. При стрельбе с "короткой" командир командует механику водителю: "Короткая". Механик водитель останавливает машину, а командир про себя считает: "Двадцать один, двадцать два, двадцать три". За это время он должен успеть навести орудие на цель, определить скорость цели, если она движется, внести поправку в прицеле и произвести выстрел. Задержался больше 3-4 секунд на месте - сам будешь поражен противником. Стрельба с ходу малоэффективна и ведется обычно по площадям. - Сколько было практики на машинах? - Практики было достаточно, чтобы владеть БТ. Очень подробно мы изучали материальную часть. Двигатель М-17 очень сложный, но мы его знали до последнего винтика. Пушку, пулемет - все это разбирали и собирали, танк был доступен экипажу. Сегодня экипажу доподлинно изучать танк нет необходимости. Танк очень совершенен и безотказен, экипажу остается только кнопки нажимать. Сегодня экипаж ничего не делает. Если танк подбили - на этом кончен разговор. - Вождению, стрельбе, командованию, управлению - чему больше уделялось внимание? - Два вопроса - это стрельба и вождение. - Были ли у Вас в училище танки Т-34 и КВ? - В училище они пришли. Пришел танк КВ и пришла 34-ка, но мы уже их осваивали в ходе войны. 3 танка КВ разгрузили в самом городе Ульяновске, на площади Ленина над Волгой. Нам дали сесть в тяжелый танк, проехать до памятника Ленину, включить заднюю передачу и вернуться обратно, еще раз проехать до памятника Ленину, но уже переключиться с первой передачи на вторую и вернуться обратно. Сразу вместо Мишки садился Ванька. С этим опытом я получил танк КВ и ушел в 20-ю бригаду на Бородинское поле. Остальное фронт дополнил… - Как началась война? - Застала война меня в училище, в лагерях. Начальник училища, бывший командир бригады на финской войне, без ноги, вышел на трибуну и сказал: "Сынки началась война. Она будет очень большой и очень долгой. Учитесь и не заставляйте меня вас посылать преждевременно. Учитесь столько, сколько можно. Когда нужно будет, мы вас пошлем. Всем хватит". В октябре 41го года я был выпущен из училища лейтенантом и очутился в городе Владимире на формировании 20-й танковой бригады. Получил танк КВ и 11-го октября 41-го года уже был на Бородинском поле в составе этой бригады. К тому времени на Бородинском поле находились 18, 19, 20 танковая бригада и 32-я стрелковая дивизия полковника Полосухина, прибывшая с Дальнего Востока. Если бы не три этих танковых бригады и стрелковая дивизия Полосухина, немцы свободно прошли бы до Наро-Фоминска, потому что после окружения наших войск под Вязьмой, все дороги на Москву были открыты. Немцы рвались на север - на Клин, на юг - на Тулу, они сделали громаднейшую ошибку, потому что восточное направление для них было открыто. - Была ли бригада комплектна, когда она вошла в московские бои? - Бригада вошла в московские бои очень разношерстной по танкам: КВ было, по-моему, не больше 7 штук, 34-рок было не больше 20-ти штук, а остальные были 60-тки, БТ и Т-26. Поэтому бригада была довольно слабенькая. Практически, она была собрана из всего, что можно было собрать с ближайших направлений. Формировались неделю: первого числа началось формирование, а девятого мы уже погрузились на платформы. Маршал Федоренко приехал, вручил знамя, мы по городу прошли, горожане нам порукоплескали, нас погрузили и отправили под Москву. Танки нас ждали здесь - у Голицыно, у Дорохово. Мы прибыли, сели на танки и пошли на Бородинское поле. - Расскажите про Ваш первый бой. - Первый бой был трудный. Наша бригада была у командующего пятой армией Лелюшенко на Бородинском поле во втором эшелоне. 18,19 ТБ и 32 стрелковая дивизия были в первом эшелоне растянуты, а мы во втором. Но когда прорвался противник на участке 32-ой дивизии на самом Бородинском поле, наша бригада развернулась и была закопана в землю. У моего танка КВ торчала одна башня с 76-мм пушкой и мне было сравнительно легко. Я без всякой боязни сжег два бронетранспортера с дистанции метров 500-600, а когда немцы выскочили из этих бронетранспортеров я еще полосовал их из пулемета. . - "15 октября гитлеровцы прорвались к деревне Артемкино. На помощь пехоте и артиллерии из резерва подоспела 20-й танковая бригада, которая в первом же бою уничтожила 10 танков, 15 орудий, 1 броневик и 7 пулеметов противника. Деревня осталась в наших руках". Вы можете это прокомментировать? - Когда 10 числа мы прибыли на Бородинское поле и командир бригады полковник Орленко вышел на Старую Смоленскую дорогу, для того чтобы уточнить, где расставить танки. Дело было уже ночью. В это время со стороны Гжатска на большой скорости приближается машина с зажженными фарами. Он поднял пистолет, остановил машину, там сидели красноармейцы, он подошел к сидевшему в машине лейтенанту и говорит: "Ты как смеешь нарушать светомаскировку?!" - раздался выстрел и комбриг упал, машина рванула с места, никто не успел ничего осознать, и ушла в сторону Верееи. Вот это было наше первое тяжелое поражение. Заместитель Орленко, Антонов принял командование. А про этот первый бой, я особо философствовать не буду… Я не помню этот ли бой был или другой, я знаю, что я со своим танком уничтожил два бронетранспортера с пехотой. А уж что там, на флангах делалось я не знаю. А потом мы уже стали отходить, отходить к Акулово.тяжелого танка. А после я уже командовал взводом. Мой самый больший опыт в войне - командир танковой роты. - Что входило в программу училища? Какой был парк машин? Т-26, БТ-5? - Докладываю. Курс училища состоял из трех рот по 100 человек курсантов, в каждой роте, по 4 классных отделения, по 25 человек. Таким образом 600 человек одновременно училось на двух курсах. Каждый год училище выпускало по 300 человек. В училище был специальный батальон обеспеченья, он был укомплектован всеми машинами, которые мы изучали. Этот батальон находился в лагерях за двадцать километров над Волгой. Мы туда выезжали зимой и летом. Водили танки, стреляли, обслуживали их, ремонтировали и прочее. Учили мы и Т-26 и БТ-5. Вообще же, училище готовило лейтенантов на танки БТ. Это были очень популярные танки в то время. - А Вы на колесах тренировались ездить? Да, конечно. Это было очень неудобно, потому что специально вставлялся руль, от коробки передач шла передача на задние опорные катки (у него было 4 опорных катка), была установлена специальная "гитара", для передачи вращающегося движения не на ведущие колеса, которые гнали гусеницу, а на задние опорные катки, а они были громадными и руль держать было очень тяжело. Танк можно было разогнать до 90 км/ч, но самый крепкий мужчина мог проехать на этой скорости километров 20-30, не больше, иначе руль выбьет из рук. Колесный ход предназначался только для движения по асфальту или брусчатке, поскольку проходимость танка на колесах была отвратительная. - Вы стреляли из 45-мм пушки? - Конечно. - А по каким мишеням? По движущимся или по стационарным? И по неподвижным и по движущимся. Отрабатывали упражнения. "Стрельба в обороне" - это когда танк закопан, выверено расстояние, поставлены ориентиры, то есть хорошо пристреленные рубежи, сам танк укрыт. Тогда цель, появившаяся в районе ориентира поражается с первого выстрела. В ходе наступления стрельба ведется с короткой остановки и с ходу. При стрельбе с "короткой" командир командует механику водителю: "Короткая". Механик водитель останавливает машину, а командир про себя считает: "Двадцать один, двадцать два, двадцать три". За это время он должен успеть навести орудие на цель, определить скорость цели, если она движется, внести поправку в прицеле и произвести выстрел. Задержался больше 3-4 секунд на месте - сам будешь поражен противником. Стрельба с ходу малоэффективна и ведется обычно по площадям. - Сколько было практики на машинах? - Практики было достаточно, чтобы владеть БТ. Очень подробно мы изучали материальную часть. Двигатель М-17 очень сложный, но мы его знали до последнего винтика. Пушку, пулемет - все это разбирали и собирали, танк был доступен экипажу. Сегодня экипажу доподлинно изучать танк нет необходимости. Танк очень совершенен и безотказен, экипажу остается только кнопки нажимать. Сегодня экипаж ничего не делает. Если танк подбили - на этом кончен разговор. - Вождению, стрельбе, командованию, управлению - чему больше уделялось внимание? - Два вопроса - это стрельба и вождение. - Были ли у Вас в училище танки Т-34 и КВ? - В училище они пришли. Пришел танк КВ и пришла 34-ка, но мы уже их осваивали в ходе войны. 3 танка КВ разгрузили в самом городе Ульяновске, на площади Ленина над Волгой. Нам дали сесть в тяжелый танк, проехать до памятника Ленину, включить заднюю передачу и вернуться обратно, еще раз проехать до памятника Ленину, но уже переключиться с первой передачи на вторую и вернуться обратно. Сразу вместо Мишки садился Ванька. С этим опытом я получил танк КВ и ушел в 20-ю бригаду на Бородинское поле. Остальное фронт дополнил… - Как началась война? - Застала война меня в училище, в лагерях. Начальник училища, бывший командир бригады на финской войне, без ноги, вышел на трибуну и сказал: "Сынки началась война. Она будет очень большой и очень долгой. Учитесь и не заставляйте меня вас посылать преждевременно. Учитесь столько, сколько можно. Когда нужно будет, мы вас пошлем. Всем хватит". В октябре 41го года я был выпущен из училища лейтенантом и очутился в городе Владимире на формировании 20-й танковой бригады. Получил танк КВ и 11-го октября 41-го года уже был на Бородинском поле в составе этой бригады. К тому времени на Бородинском поле находились 18, 19, 20 танковая бригада и 32-я стрелковая дивизия полковника Полосухина, прибывшая с Дальнего Востока. Если бы не три этих танковых бригады и стрелковая дивизия Полосухина, немцы свободно прошли бы до Наро-Фоминска, потому что после окружения наших войск под Вязьмой, все дороги на Москву были открыты. Немцы рвались на север - на Клин, на юг - на Тулу, они сделали громаднейшую ошибку, потому что восточное направление для них было открыто. - Была ли бригада комплектна, когда она вошла в московские бои? - Бригада вошла в московские бои очень разношерстной по танкам: КВ было, по-моему, не больше 7 штук, 34-рок было не больше 20-ти штук, а остальные были 60-тки, БТ и Т-26. Поэтому бригада была довольно слабенькая. Практически, она была собрана из всего, что можно было собрать с ближайших направлений. Формировались неделю: первого числа началось формирование, а девятого мы уже погрузились на платформы. Маршал Федоренко приехал, вручил знамя, мы по городу прошли, горожане нам порукоплескали, нас погрузили и отправили под Москву. Танки нас ждали здесь - у Голицыно, у Дорохово. Мы прибыли, сели на танки и пошли на Бородинское поле. - Расскажите про Ваш первый бой. - Первый бой был трудный. Наша бригада была у командующего пятой армией Лелюшенко на Бородинском поле во втором эшелоне. 18,19 ТБ и 32 стрелковая дивизия были в первом эшелоне растянуты, а мы во втором. Но когда прорвался противник на участке 32-ой дивизии на самом Бородинском поле, наша бригада развернулась и была закопана в землю. У моего танка КВ торчала одна башня с 76-мм пушкой и мне было сравнительно легко. Я без всякой боязни сжег два бронетранспортера с дистанции метров 500-600, а когда немцы выскочили из этих бронетранспортеров я еще полосовал их из пулемета. . - "15 октября гитлеровцы прорвались к деревне Артемкино. На помощь пехоте и артиллерии из резерва подоспела 20-й танковая бригада, которая в первом же бою уничтожила 10 танков, 15 орудий, 1 броневик и 7 пулеметов противника. Деревня осталась в наших руках". Вы можете это прокомментировать?
Продолжение: - Когда 10 числа мы прибыли на Бородинское поле и командир бригады полковник Орленко вышел на Старую Смоленскую дорогу, для того чтобы уточнить, где расставить танки. Дело было уже ночью. В это время со стороны Гжатска на большой скорости приближается машина с зажженными фарами. Он поднял пистолет, остановил машину, там сидели красноармейцы, он подошел к сидевшему в машине лейтенанту и говорит: "Ты как смеешь нарушать светомаскировку?!" - раздался выстрел и комбриг упал, машина рванула с места, никто не успел ничего осознать, и ушла в сторону Верееи. Вот это было наше первое тяжелое поражение. Заместитель Орленко, Антонов принял командование. А про этот первый бой, я особо философствовать не буду… Я не помню этот ли бой был или другой, я знаю, что я со своим танком уничтожил два бронетранспортера с пехотой. А уж что там, на флангах делалось я не знаю. А потом мы уже стали отходить, отходить к Акулово.Больше впечатлений у меня от танка КВ осталось когда мы перешли в контрнаступление. Бригада брала Рузу. Подошли к городу 21-го января. Сам город на возвышенности на другом, на западном, берегу одноименной реки, а наш берег пологий. Пехота под огнем залегла и не идет. В бригаде у нас были всего 4 танка КВ, остальные Т-26 и БТ. То есть я был, как гренадер. Эти машинки маленькие не играли роли, они горели, как свечи, а у немцев еще не было тех средств, которые поджигали бы в лоб танк КВ. И поэтому командир дивизии, которому придана была 20-я танковая бригада приказал: "Пустить танк КВ вперед, прикрыть пехоту, чтобы она вышла на лед и атаковала Рузу". И командир батальона говорит: - Сынок, пойдешь на лед - Ну вы же знаете, что он весит 48 тонн и что сегодня 21-е января, то есть лед еще не имеет толщину 40 сантиметров и не выдержит. - Говорю я. - Сынок, сделай так, чтобы ты далеко не прошел, и когда станешь тонуть успел выскочить. Приказ надо выполнять, иначе пехота не пойдет, не будет брать Рузу. Я водителю Мирошникову, бывшему артисту ворошиловоградского театра, который был на четыре года старше меня (он мне не говорил: "Товарищ лейтенант", а все: "ну, лейтенант, ну, лейтенант". Я считал, что это нормально, потому что я только что прибыл, а он шел от западных границ и уже был с орденом Красного знамени) говорю: - Мирошников, ты только успей выключить передачу, если пойдем на дно, чтобы, когда будут танк вытаскивать, не тянуть его вместе с гусеницей, а перекатывать. - Ну это мы знаем, лейтенант, это мы знаем. А остальным членам экипажа говорю: - Верхний люк не закрывать. - Если будем тонуть, что бы можно было вытолкнуть и выскочить Так и случилось. Прошли мы метров 7-8 и все - танк пошел на дно. И вот хватило сил в танковых комбинезонах, в телогрейках и валенках выйти так, чтобы было по горло, потому что танк 2,8 метра высоты, а я метр шестьдесят пять, так что ясно, что если он утонул, то я тоже утону. А уже пехота вцепилась в противоположный берег и пулеметного огня с той стороны не было. Нас тут же на берегу раздели догола, каждого завернули в меховой полушубок, отправили в рощу, дали по стакану водки и сказали: "Спите!". Мы проспали ночь, а утром меня разбудил начальник ремонтной бригады и сказал: "Боднарь, поехали за тросами в Москву - танк тащить". Дали нам полуторку и мы приехали на место сегодняшнего Храма Христа Спасителя. Там были бухты американского троса очень легкого и очень прочного, мы закатили эту бухту на полуторку и к вечеру уже были опять на Рузе, саперы подцепили наш танк, вытащили, просушили, заменили аккумуляторы и через три дня я уже был опять в наступлении. Поэтому, когда я прихожу сейчас к Христу Спасителю со своими, то говорю: "Имейте в виду, что там, где стоит сейчас храм Христа Спасителя, то там в 42-ом году я брал бухту американского троса". - А между октябрьскими боями и январскими какие-то запомнившиеся были бои. - Самое сложное так это то, что нам пришлось отходить, потому что немцы сунули в центральную полосу на Бородинское поле уже много войск и мы отходили от рубежа до рубежа, на Верею. Наша бригада пересекла Старое Минское шоссе. Мы несли потери. У нас сейчас в Верее и в других населенных пунктах есть много кладбищ, на которых похоронены наши воины. Мне удалось уцелеть в этих оборонительных боях. Но такого чего-то особого не было. - Вас вытащили Вы уже через 3 для были в бою? - Да. Самое главное, что механик-водитель оправдал мое доверие, и передача была выключена. Когда подцепили трос и тракторами потянули танк, двигатель не вращался, катки поползли по гусенице и мы легко его вытащили. Но самое главное, что механик-водитель сумел заглушить двигатель, если бы он этого не сделал, то двигатель через воздухоочиститель засосал бы воду, получил бы гидравлический удар в цилиндры и его просто разорвало. - А дальше? А дальше мы подошли к Гжатску, это сегодняшний город Гагарин. Встали в оборону. Это был уже где-то апрель месяц. Задача была не допустить нового контрнаступления немцев. Когда мы обрезали северные и южные крылья немцев у Калинина и Тулы и погнали от Наро-Фоминска к Гжатску, то в ставке Верховного командования, у командующего Западным фронтом Жукова было опасение, что немцы нам этого не простят. Были сведения, что они перебрасывают дивизии и бригады из Франции и они должны были удовлетворить себя тем, что перейдут в контрнаступление. Зная сколько мы потеряли в наступлении они легко смогут поправить свои дела и взять Москву. Поэтому наша бригада, другие бригады, дивизии, были закопаны в районе Гжатска, Уваровки и были готовы оборонятся, если в этот район прорвется противник. И так мы прождали аж до августа, а в начале августа наша бригада была переброшена на Калининский фронт в район станции Шаховская. - Вы сказали, что Вы были легко ранены ? - Ну, я пошел разведать, где ставить танк. Мы вышли на передний край к пехоте и я получил пулевое ранение в правую руку. Меня перевязали, бригада была сравнительно свободна, и через неделю я уже опять очутился в танке, то есть все было хорошо. А вот тяжелое ранение я уже получил под Ржевом. К весне 42-го года войска Западного фронта продвинулись на 250 км самое большее. Уже ясно было, что Москва спасена, но Сталин и ставка были напуганы возможностью нового наступления немцев на Москву и поэтому продолжали считать этот фронт главным. И поэтому этот фронт укрепляли, укрепляли, укрепляли. Но все равно боеприпасов было мало, артиллерии было мало и самое главное, что Ставка не имела данных о том, что же замышляет Вермахт на лето. Сталин вместе с Жуковым были убеждены, что немцы летом опять попробуют захватить Москву, но немцы были не дураки, они поняли, что раз у них один раз не получилось, значит русские укрепятся. Вермахт решил ударить на юге. И тогда Жуков, согласовав со Сталиным, начал наступление с тех рубежей, куда мы вышли после зимнего контрнаступления, что бы воспретить немцам снимать свои войска и направлять под Сталинград.Нас перебросили на Калининский фронт. Мы прошли 150 км маршем. Я уже был командиром взвода управления в танковом батальоне Медведева. Этот батальон был 34-чный. Кстати, мой танк КВ в дальнейшем подорвался на мине и о судьбе его экипажа я ничего не знаю.Августовское наступление 42-го года мы начали от станции Шаховская, Погорелое Городище на Ржев. Жуков тогда рассчитывал, что мы возьмем Ржев и срежем так называемый "Ржевский балкон" - это плацдарм для наступления на Москву. Не удалось - балкон не был срезан аж до 43-его года. У нас не было достаточно сил, чтобы начать наступление по-настоящему. Помню командир батальона Медведев собрал нас командиров рот и взводов и сказал: "В этом наступлении немец должен покатиться аж до Смоленска, поэтому будьте уверены. Идите вперед. Решайте задачи", но далеко мы не продвинулись. Хотя наступление первые пять-шесть дней имело результат и нам удалось отогнать немцев где-то километров на 70. Нужно сказать, что это было первое наступление Красной Армии летом, если не считать Ельнинскую операцию 1941го года. Да и не умели мы еще наступать на летнего немца. Я видел что во время наступления наши исходные были на удалении 3 километров от переднего края. Это конечно же неправильно, нужно чтобы пехота была не далее километра, но никак не в трех. Уже осенью после моего ранения моя бригада вышла к Карманово, но такого, как говорил мой командир батальона, что немцы покатятся до Смоленска, не получилось. Мы поняли, что дальше наступать будем на немцев, умело строивших свою оборону - не сплошную, не в одну линию, а очаговую, опорными пунктами. Свою оборону мы научились строить у них, и под Сталинградом она была такая же очаговая. Раньше как считали - вот траншея три километра, ячейки для пулеметов, для автоматов. У нас в начале войны 150 дивизий было вытянуто в одну линию от Мурманска до Одессы, а немец создал три группировки: Центр, Юг и Север и на этих участках создал пятикратное превосходство, ну как же не иметь его, когда мы в одну линию вытянуты были. Так что мы учились обороне в этом Ржевском наступлении. - Вас пополнили танками после московских боев? - Да, конечно, пришли 34-ки, к сожалению, пришли Сталинградские 34-ки, у которых опорные катки были без бандажей. Они грохотали страшно. Я воевал именно на такой машине. Много пришло Т-60, которые уже Горький давал. КВ по-прежнему было очень мало, потому что Ленинград перестал давать КВ, а Челябинск еще не запустил производство, поэтому КВ были только сборные, подбитые собирали. А вот 34-рок было много, у нас в батальоне их было 30 штук, т.е. мы были 34-чный батальон. Два эпизода из этого наступления: Во взвод управления входил танк командира батальона Т-34 и два легких танка Т-60, так вот он один брал с собой, а один мне оставлял - "…будешь идти вслед за мной. Поддерживай связь со мной, когда я тебя вызову, тогда подойдешь. В оборонительных боях всего было мало: и боеприпасов было мало и артиллерии было мало. Когда же началось наступление я впервые увидел, что такое мощная артиллерийская подготовка. Это впечатляет.Перешли в наступление. Я шел в километре или полутора за нашими боевыми порядками и вдруг увидел поле, усеянное убитыми и раненными нашими солдатами. Молодые ребята, с гвардейскими значками, в новеньком обмундировании, в гимнастерочках… Немецкий пулеметчик сидел в ДЗОТе и косил наших солдат. Такое вот неумелое было преодоление нейтральной полосы. Солдатики были готовы на все, а командиры не умели правильно наступать. Нужно было подтянуть минометы, какую-то артиллерию, подавить этот пулемет, но нет, командиры гнали: "Вперед! Вперед!". Это был жаркий день. Помню что сестричка медицинская бегала по полю, и кричала: "Ой, люди добрые! Помогите мне! Помогите мне их убрать в тенек!". Я помогал ей перетаскивать раненых. Большинство было в шоковом состоянии, то есть без сознания и трудно было отделить, кто ранен, а кто уже мертвый. Впечатление было очень тяжелое… Какие мы несем потери, чем достается война… Потом я уже не видел такого неумелого управления, чтобы от одного немецкого пулемета легла целая поляна людей. Все это издержки первого, оборонительного периода войны, когда мы еще не умели по-настоящему воевать. И учились воевать, как Петр I учился у шведов, так мы учились у немцев воевать аж до самого Сталинграда. А после Сталинграда нам уже не нужно было у них учиться, мы уже сами умели воевать. Я помню, прошел уже со своим танком километров 15 - сколько техники немцы бросили: обеспечивающие машины, ремонтные мастерские. Заходишь в эту машину а там белые полотенца для обслуживания материальной части. Мне бы это полотенце взять для того, чтобы нос вытереть, а у них это все в ящиках, они что-то ремонтируют, вытирают полотенцами. Думаю: "Да, хорошо живете, ребята!". Вышел, смотрю, стоит мотоцикл БМВ, я раньше такого никогда не видел и ездить на мотоцикле не умел. Сел - не знаю, как переключить передачу, потому что не знаю, где сцепление. И когда хватанул рукоятку передачи он рванул с места, думаю : "Ладно, лишь бы только поехал, а дальше газом буду регулировать скорость". Мой командир танка на Т-60 ехал, а я за ним на мотоцикле. Я так до самого вечера проездил, пока не очутился в бригаде и контрразведчик говорит: "Тебе воевать нужно, а мотоцикл я заберу". И вот 7го числа, мы очутились переддеревне Кривцы. К этому времени в батальоне осталось три танка: две 34-ки и одна Т-60, а остальные были уничтожены. А на войне существовал такой закон: бригада получает боевую задачу до последнего танка, если последний танк сожжен, то бригада имеет право быть выведенной из боя и отправленной на переформирование в тыл, получать там новые танки. Это сейчас я понимаю, а тогда я этого не знал. И вот, тогда командир батальона меня вызвал и сказал: "Сынок, мне командовать уже нечем. Пойдешь ты. Вот тебе две 34-ки - мой танк и танк лейтенанта Долгушина, моего товарища по ульяновскому училищу, и Т-60. Постарайся ночью ворваться в деревню Кривцы и удержаться там, а утром уже подойдет пехота". Вот и вся задача. А впереди речушка, через нее мост, как правило мост должен быть заминирован немцами. А в речушке болото такое, что если полезешь - увязнешь, а значит не выполнишь задачу. И я решил рискнуть - пустить "на смерть" Т-60, потому что если Т-60 пройдет, значит мостик не заминирован. Однако прошли мы. То что мостик не заминирован - это была для меня величайшая радость. Подошли к деревушке и по нам открыли пулеметный огонь мы тоже начали из пулеметов стрелять. Я хотел из пушки выстрелить, но мне приходилось высовываться, смотреть, как у меня ствол находится, чтобы он в землю не запорол и в небеса не смотрел, поскольку смеркалось уже. Вижу, загорелся танк Долгушина, думаю: "Что же вы не выскакиваете?! Что же не выскакиваете?!" смотрю - выскочили, думаю: "Слава Богу!" О себе уже и не думаю. Я остался с одним Т-60 и Т-34 на окраине деревни. Утром, ранним утром, потому что было еще прохладно, часов шесть с чем-нибудь, немцы пошли в контратаку. Я тогда в первый и последний раз увидел, как шла густая цепь немцев, одетая с ночи в шинели нараспашку с автоматами и карабинами. Я видел их лица - обросшие и, надо полагать, пьяные. Я косил их из пулемета и за спиной у них летели клочья шинелей, а потом только они падали. Наверное это было похоже на расстрел… Я смог. Я продержался. Разгромил 5 закопанных танков. Они ничего не могли сделать, потому, что это были танки T-III, T-IV, а я был на 34-ке, лобовую броню, которой они не пробивали. - А попадали? - Да, конечно, попадали. После полудня раздается стук в днище танка и солдатик говорит: "Лейтенант Боднарь. Вам записка от командира батальона". Я говорю: "Принять через десантный люк". Командир пишет: "Сынок, в пять часов вечера сыграют "Катюши". Как сыграют, постарайся прорваться с пехотой на противоположенную окраину Кривцов". Вот и все приказание. Все было ясно: никаких разъединительных линий, ориентиров: "сынок, постарайся прорваться на противоположенную окраину". И я приказал готовиться. И вот мы рванули. Я вижу на противоположенной окраине залитая солнцем поляна, и у меня только одно желание - добраться до этой поляны, раз там открыто, значит деревня моя, а командир сказал на окраину, а там лес, значит я дальше не пойду - задачу выполнил и живой остался. И только я это подумал, вижу в панораму - развернулась немецкая танковая пушка! Снаряд в борт! Механик кричит: "Командир! Радиста Тарасова убили!" я наклоняюсь над Тарасовым он весь черный, через него снаряд прошел. Еще раз удар! Танк заглох и вспыхнул! И тут уже надо было спасаться, потому что танк горит. Откинул люк, крикнул экипажу: "К машине!" и выскочил. Все трое выскочили, убитый остался в танке. Мы выскочили на картофельное поле. Кругом свистят пули, я ранен, у меня из левой ноги кровь хлещет. Подползает механик-водитель и говорит: "Лейтенант, дай мне свой револьвер, я и тебя и себя охранять буду". "А где - говорю - твой?" - "Да в танке отстегнулся и остался". Но я-то знаю, что он всегда отстегивал его и клал на седенье, потому что работать рычагами он мешал, а на этот раз судьба его наказала. "Нет - говорю - не могу я этого сделать, потому что я ранен, и в случае чего у меня не будет чем себя прикончить, потому что в плен я не сдамся, чтобы надо мной не издевались. А почему танк заглох?" И он рассказал, что при втором ударе повредился блок защиты аккумуляторов, который подает ток на стартер. Я говорю. "А воздухом - говорю - почему не попробовал?" - "Меня вышибло, забыл". Пока мы лежали танк перестал гореть. Я лежу и говорю: "Ну что ж ты не горишь, что не горишь?" Ведь если бы он не сгорел, мне бы грозил штрафной батальон, потому что я имел право оставить танк в двух случаях: во-первых, если он сгорел и во-вторых, если вооружение вышло из строя. А так и орудие было в порядке и танк перестал гореть. Оказывается, горел не сам танк а пары внутри него. А потом, выгорели пары, выгорело масло на днище и танк перестал гореть. Я лежу, думаю об ответственности за брошенный танк, кем я буду, если останусь живой и говорю механику-водителю: "Подползи. Ты один можешь подползти, немцы думают, что нас нет. Поэтому подползи и попробуй завести танк." А жить-то хочется! - "Потом - говорю - наедь на нас и попробуй взять через десантный люк". Тогда-то я думал, что это возможно, потому что очень жить хотелось, сейчас я понимаю, что так нельзя было сделать. Какой механик водитель, когда по нему стреляют, будет наезжать, открывать десантный люк, брать меня раненного и еще заряжающего? Это невозможно! Механик влетел в танк. Танк взревел, развернулся, как собака за хвостом и помчался к своим. Сейчас я считаю, что он сделал правильно. Иначе, если бы он пошел нас забрать, погибли бы все. А так он доехал к своим и танк сохранил. А тогда… Кстати, потом я читал в "Комсомольской правде" заметку про этот бой. Правда, там было сказано, что: "семь раз немцы поджигали этот танк, и семь раз механик-водитель его тушил". Ну это, конечно, вранье! Этого не может быть! Это написал секретарь комсомола батальона, ему простительно. А мы с заряжающим Слеповым, остались в картошке. Дело к вечеру, стрельба поутихла, и мы поползли. Нашли наш блиндаж 41-го года, немцев там не было. Мы заползли туда и прижались к задней стенке. Я говорю Слепову: "Перевяжи меня выше колена", он снял ремень, перевязал мне ногу, правда к тому времени кровь уже остановилась. Слышим - немцы. Они по следу пришли. Мы же намяли картошку-то. Там фельдфебель какой-то или сержант командует, а солдат идти в блиндаж не хочет. И они начинают поливать из автомата бруствер блиндажа, земля сыпется мне на голову, но пули его не пробивали. Слепов мне показывает - отодвинься, но я махнул рукой - ладно, не пробивает. Страшно спать хочется, потому что потерял много крови. Но главное успеть застрелиться, потому что немцы разбудят, когда будут звезды на спине вырезать, поэтому я беру холодную землю и прислоняю ко лбу, к щекам, чтобы не уснуть. - Была информация о том, что немцы издевались? - Да, конечно, уже было полно информации о том, что немцы издевались, вырезали звезды. Я сам не видел, но в газетах читал. У меня в револьвере было 7 патронов, 38-го года выпуска. Каждый второй дает осечку, поэтому я рассчитал 3 патрона на немцев, которые будут ползти и 4 на себя, чтоб с гарантией застрелиться. Так что я лежал, отвинчивал кубики с петлиц, чтобы если попаду в плен меня приняли за солдата и меньше издевались, и думал: "Господи, спаси меня! Если это произойдет я всегда буду верить в Тебя". Так и произошло. И по сей день верю… Хотя в моем представлении Бог- высший космический разум. В этот момент слышу залпы "Катюши". Немцам досталось. Они: "Вай-вай-вай" и побежали - им уже не до нас было. Я слышу они там какого-то своего раненого потащили и в этот момент в блиндаж задом вползает немец. и … засыпает. Вот такая вот фантастика. Шел восьмой день наступления, немцы уже были пьяные, измотанные и воспринимали окружающюю их действительность такой, как она была. Он не думал уже, кто там в блиндаже, он думал что туда стреляли и никого там нету и заполз. Я своему Слепову показываю - иди и ножом его. А он мне показывает - я ножом не умею. Тогда я ему так у виска показываю, он понял, отполз, взял нож и только раз я слышал, как немец прохрипел, но он его кромсал довольно долго. Выползли мы. Ночь, звезды, роса. Слепов не ранен, я ранен, надо ползти к своим и опять несбыточное распоряжение: "Ползи - говорю - один, потому что ты можешь бежать если по тебе откроют огонь, а доползешь, скажи чтобы по твоему следу послали пехотинца, чтобы он подобрал меня". Ну кто же поверит, что там лейтенант какой-то лежит?! Да еще неизвестно дойдет ли Слепов… Но очень хотелось жить. И он пошел, а я пополз к дому, в надежде, что за ночь доползу к своим. Подползаю к дому, слышу немецкую речь, пьяный немецкий галдеж, возле дома сидит женщина и плачет. Я на нее наставляю револьвер и говорю: "Ползи ко мне" - "Да откуда ты на мою голову взялся?! Да немцы в доме, дети в лесу что я делать-то с тобой буду?" - "Ползи говорю, а то убью". Она была где-то моей матери ровесница 37-38 лет. Она подползла, я ее обнял "Ползи - говорю - к нашим". Она знала куда ползти и уже наутро мы вышли к переднему краю, услышали русскую речь, "Ну - говорю - оставайся или поползешь обратно?" - "Обратно, у меня дети там". И по сей день жалею, что не сказал ей спасибо. Она уползла, а я говорю: "Ребята, я раненный лейтенант, я с вами утром на танке воевал". Слышу старый голос: "Мало вас тут раненных ползает" Немцы лазутчиков посылают. "Лейтенант, ну с танком который с вами был". Слышу молодой голос: "Ребята, ну как же так?! Ну это же лейтенант, который там…". Слышу: "Встань и подними руки!", я говорю: "Я не могу встать, я ранен в ногу" Тогда слышу молодому говорят:"ползи, если что дай очередь". Ко мне подползли, вытащили, говорю: "Танк хоть один остался?" - "Да, есть там маленький" - "Позовите ко мне командира". Подбегает командир: "Товарищ, лейтенант, товарищ лейтенант" - "Вези, говорю, меня на исходную". Ну он обрадовался, потому что с войны едет в тыл, да еще лейтенанта спасает, в общем и ему хорошо и мне. Привезли меня на исходную, откуда я вчера начинал, а командир батальона мне говорит: "Сынок, я знал что так получится, но получилось даже лучше, чем я думал. Ну теперь ты отвоевался и слава богу". И меня в землянку, жена командира бригады Константинова говорит: "Разрежьте ему сапог и комбинезон." Разрезали. Она: "Ох, как тебя разворотило! Стакан водки!" Дали мне стакан водки она сделал операцию, перевязку и на следующий день меня потащили на станцию Шаховскую. Ни заряжающего, ни механика-водителя я уже никогда больше не видел. Потащили на носилках: впереди маленький солдат, а сзади старый высокий. Я говорю: "Вы уж поменяйтесь если что" - "Ничего лейтенант донесем". И тут "юнкерсы" начали штурмовать Погорелое Городище и Шаховскую, они меня бросили на дороге, а сами в кювет. Я потом спрашиваю: "А меня в кювет как? Не надо было?" - "Ну, так получилось…". Это жизнь. Принесли меня, положили на траву, помню дали борща хорошего такого, жирного. А потом здоровенные девки стали нас на носилках таскать в теплушки, уже на Москву, перетаскали и кричат: "Быстрее, до налета немецких бомбардировщиков на Москву", потому что ночью уже летали на Москву. И когда нас погрузили, мы поехали, слышу, в соседнем вагоне песни запели. Я у старого солдата спрашиваю: "Что это такое?" - "Ну те девки, которые нас грузили" - "А почему они в Москву едут?" - " Рожать" - "Как рожать?!" - "Ну когда в октябре всех поголовно забрали матери сказали: "Побыстрей забеременей и возвращайся домой" Вот так и получилось. Это закон жизни, я их не осуждаю. Вот так и закончился этот эпизод. - Каковы были потери в батальоне за эти дни? - Практически, за эти восемь дней у нас от батальона осталось 4 танка: танк командира батальона, танк лейтенанта Долгушина и два танка Т-60 и тогда командир батальона мне сказал : "Сынок, я уже с этим не пойду. Это- твоя участь". Потери мы несли очень большие, в основном от противотанковой артиллерии, потому что танков они в массированном порядке не применяли. Когда я догонял свой батальон на Т-60, я видел 8 подбитых танков, Т-II или T-III. Наши ПТРовцы подбили. Не дрогнули. Не похоже на немцев, чтобы так по-дурному шли - на открытом участке с интервалом 50 метров. Нарвались и были подбиты. Так и стояли в линеечку. - А дальше? - А дальше девять месяцев в госпиталях. Рана была тяжелая, плохо заживала. Сначала был на станции Бобыльской, потом в городе Златоусте, а потом выписался с палочкой ограниченно годный и меня направили в учебный танковый полк. В городе Верхний Уфалей готовил механиков-водителей для фронта, потому что я знал, каким он должен быть и как их надо готовить. - За тот бой Вас наградили? За тот бой я получил орден Красной Звезды, еще в госпитале. Тут интересно получилось: я лежал в госпитале на станции Бобыльской. Мой дружок говорит: "Сашка! О тебе "Комсомольская правда" пишет!" Я прочитал: "Танк под командованием лейтенанта Боденаря первым ворвался в деревню…" это ж надо, чтобы в госпитале, именно этот номер и именно чтоб дружок заметил. Надо же, как… судьба…
Книга " Записки гвардейца" Костриков А.А. Изд."Вешние воды" тир.1000 экз. Вот еще оттуда: …Проснулся от того, что за шиворот текла холодная вода. Мы в передней стенке окопа вырывали небольшие углубления и там полусидя-полулежа спали. И брехня это, что песни про землянку поют. За всю войну в землянке спал всего два- три раза. Не солдатское это дело – хватало не на всех даже офицеров, а солдаты всегда спали под открытым небом. Поэтому шинель завсегда была где-то рядом, даже летом ночью холодно. Даже в Германии в домах спал всего три раза. И вот, ночью дождь пошел, проснулся, пошел, извиняюсь, отлить. Время часа четыре, еще темновато вокруг. По маленькому рядом ходить, а по большому замполит приказал всем ходить в одну воронку, потому как через два дня на одном месте вся местность в округе бывает насмерть загажена солдатами, ступить некуда. А возле деревьев так до колена слой доходил. Вот у немцев видел, копают они канаву шириной в метр и длиной метров в десять, на одном краю лежит дощатый щит, чтобы земля не осыпалась, и все ходят с этого щита. А рядом стоит ведро с хлоркой вроде, чтобы санитар время от времени посыпал все это. Ну у нас и затея с воронкой в диковинку была. Но потом и сами привыкли. Хоть сапоги вечно не в г….. И вот отошел я в сторонку, стою, отливаю, слышу шорох, потом еще. Я давай быстро дела в штаны, оборачиваюсь, хоть и привык на войне, а испугался того, что в плен захватят. Бывали случаи. А там ежик шуршит в мокрой траве. Откуда хоть взялся! Вот он меня напугал! Пихнул его ногой , он не свернулся, а развернулся в другую сторону и дальше потрусил. Вот тебе и война, а животные сами по себе. Вернулся в окоп, а там везде жижа грязная, лопаткой снял мокрый слой, вытащил из мешка кусок брезента для таких случаев, прилег и накрылся им, да только уже не уснул. Утром собрали собрание вроде как, замполит завел свою песнь уже навязшую про то, что весь народ стремится разбить ненавистного врага и т.п. Хоть бы что нового сказал. А он взял и сказал такое, что все кто подремывал, проснулись. Вот, говорит, в соседнем полку почему-то все бойцы более отважные, все чуть не герои, и отличившихся в бою больше и награжденных там поболе, а у нас все бойцы какие- то инертные, в атаку поднимаются с трудом, отвагой никто не блещет и вообще. А я про себя думаю, что у нас отвагой не блещут, все в землю жмутся, зато поэтому и потерь меньше. А он дальше так втолковывает: вот рядовой Токарев из сорокового полка, тот бросился с гранатами под танк, остановил его, рядовой Семин взорвал себя вместе с гитлеровцами, а вот ефрейтор Молодечно из двадцать седьмого вообще бросился на пулемет. А в нашем полку не то что героев, а вообще награжденных каким- нибудь орденом надо с фонарем искать. Все молчат. Потом пулеметчик Солодухин говорит: так они все погибли, вы нам это предлагаете? Сказал бы кто другой, тут бы все и замерли, потому как крамольную фразу он сказал, но все понимали, что ему сойдет с рук, потому как он дважды контуженый, заговаривался иногда сильно, да и был он лучшим, наверное, пулеметчиком во всем полку. Видел и я его в деле, когда во время вражеской атаки он метался от одного пулемета до другого. У него их было два и это было нормально почему-то, и вот он их расставит на флангах роты, стреляет, потом скидывает в окоп, и бежит ко второму, пока немцы накрывают прежнее место минометами или пушкой. А он уже в другом месте. И чтобы пулемет не таскать, опять бежит к первому. Вторых номеров у него было не перечесть. То убьют, то не нравится ему – медлительный, то за оружием не так следит. Все его опасались. Зверь был насчет оружия. Уж он и чистил и лелеял свои пулеметы, но зато толк от него был. А уж помогать ему все должны были, потому как боевая мощь от него зависела сильно. Кто коробки тащит, кто второй пулемет, целое отделение на него работало. Но уж немцев до траншеи ни за что не допустит. Можно не сомневаться. Выручал много раз. После хорошего боя в обороне у него в ячейках на гильзах поскользнуться можно было, хрустели слоем под ногами. И вот он это говорит, замполит на него смотрит, прикидывает себе в уме как ответить. Понимает, что Солодухина не напугать уже ничем, смягчается, говорит: да не на гибель я вас зову, но чтоб смелее были, вы ведь гвардейцы, а в землю втираетесь как молодые бойцы. Ну потом оттаяло, поговорили о том, о сем. Слышим, забегали вокруг, построили нас, начали зачитывать приказ. А у соседей солдат повел пятерых пленных немцев в полк, да не довел. Расстрелял он их прямо возле дороги.Отделался солдат трибуналом. Вот ведь жизнь – так он их застрелил бы в бою, был бы героем, а так под трибунал попал за тех же немцев. Все в жизни от ситуации зависит. И добро и зло.
Спасибо всем парням, за выдержки из книг! Потрясающе! Это без цензуры и вся или почти вся правда. С уважением, Олег.
Здравствуйте! Можно ли выложить продолжение рассказа ветерана 11-й гвардейской о боях в Орловской операции.Или сканы страниц.Не могу найти информацию об участии 11-й гвардейской в окончании Орловской операции,примерно с 25.07.43 по 18.08.43.Спасибо.
Кому интересны воспоминания не только танкистов: http://iremember.ru/tankisti/blog.html сайт Драбкина, он опрашивает и выкладывает на сайт.
Когда обшаривали своих убитых, то наверняка знали, что найдем. Кусок газеты, табак, сухарь, может еще чего-нибудь и полные карманы патронов. А к обыскиванию немцев приступали с удовольствием каким-то, как сейчас говорят, как в лотерею сыграть. Прошло 70 лет...
лично на меня ооочень сильное впечатление оставили книги: Шумилин "ванька ротный" и Никулин "воспоминание о войне" всем советую
В книге Н.Коняева " Два лица генерала Власова" приводятся воспоминания И.Д. Никонова . А есть ли эти воспоминания отдельно ? Никто не встречал ?
Каково, а? Парень ещё только в 39 году заканчивает школу, т.е. это апрель-май 1939, а накачка на войну с Германией идёт. Его дядя-военный уже в курсе, что войны не избежать и это до подписания пакта! Так к какой войне тогда готовились? А читаем дальше, каких спецов готовили... Крутая подготовка к оборонительной войне! И это говорит очевидец тех событий! И так - по всем книгам Драбкина, если кто умеет видеть нужное. Суворов 100 раз прав. Или согласится с тем, что командование РККА - сплошные дебилы и не зря их на кануне войны тогда пересажали в лагеря.
Стас, ты ж грамотный человек. Когда вижу твои хвалебные посты Суворову, всегда вспоминаю: "Ну граждане хорошие, ну товарищи мазурики! Вы ведь не только лихостью проживаете, но и разумом тоже" (с). Наступательные планы войны разрабатывались, разрабатываются и будут разрабатываться всеми Генштабами всегда и во всех мало-мальски заметных странах мира. В 39-м они были не только в Германии и СССР, но (страшно сказать ) и в Польши, и в Финляндии и в других странах Европы. Это нормальная деятельность мирного времени любого нормального Генштаба. Сюда же входит и работа по подготовке населения к войне (идеологическая, военно-спортивная и т.д.). А состоянием на начало 39-го запаха пороха в Европе не слышал только безносый (ну ещё может, Деладье с Чемберленом). Плюс советско-японские проблемы 38-го на Дальнем Востоке. Так что предпосылки для подготовки населения СССР были и, как показала история, Сталин не ошибся. А кто враг - то уже вопрос другой (политический). Вот эти в общем-то обычные, правильные и нужные мероприятия Суворов подаёт как открытия и глаголет нам ВЕЛИКУЮ ИСТИНУ .
Благодарствую, Саша! Я тебя тоже за дурака не держу Шире смотри на вопрос: к войне готовились, о войне знали, а потом вдруг "вероломное" и "внезапное" нападение в 1941 и полный крах РККА!Далее, БТ - самый массовый танк СССР с условиями езды по дорогам и брусчатке. Так суть улови: к какой войне готовились с Германией? Нападать или защищаться от неё? И есть разница: разрабатывать планы и реально готовиться его воплотить.
"Вероломное и внезапное" - один из элементов идеологической работы. "Мы мирные люди, а на нас напал коварный и подлый враг". Тут уже всякому понятно, что надо браться за оружие. А колёсно-гусеничные танки - это одна из ветвей танкостроительства, которая оказалась тупиковой, почему и не получила развития. Наличие таких танков не говорит ни о чём. В Германии их не было, что не помешало наступать до Парижа, Химок и Каира. Зато они были и в Британии, и в Франции, и в Чехии, и в Швеции. Надо полагать, шведы тоже хотели прокатиться на них по немецким автобанам : http://technicamolodezhi.ru/rubriki_tm/tankovyiy_muzey/gusenitsyi_ili_kolesa
Ну, так если это не идеология, то что же на самом деле? Если готовились к обороне, СССР - пушистый одуванчик, то и идеологии не надо, чтоб использовать эти прилагательные. Далее следует крах первого эшелона РККА. Ещё раз, Саша, обращаю внимание, что о войне знали (по книгам Драбкина это видно и в 1941 году), к ней готовились (или не готовились???!) и в итоге получили то, что получили. Должно быть этому разумное объяснение? Должно. И у Суворова оно наиболее подходящее. Эх, картиночки из "Техника молодёжи"... Ностальжи... Ну, да и БТ в 35 году СССР начало клепать усиленно чисто из вредительства и непроходимой тупости. На кой на танке колёса, когда в СССР отродясь нормальных дорог не было? Цели Швеции мне не ведомы, но у них Шведавтодор тоже так асфальт кладёт, как и у нас?))) Ладно, давай закругляться. В этой теме наша дискуссия - офф-топ.
