У кого какие любимые стихи?

Театр Теней​

​

Помни...​

Где-то там, наверное,
Ждут меня…
Ночами грустными
Не спят порою
Где ветры шелестят
Густой листвою
Обиды прошлых лет в дожде храня

Где-то там зовёт
Ребёнок мать
Отцовский след уж душу не тревожит
Распятый бог,
Бессильем не поможет
Как смертный одр
Холодная кровать

Помни меня
В бархате белых ночей!
Помни меня
В неге рождённого солнца!
Сумрачный берег души,
Что разлукой зовётся!
С безысходности лет будет ждать
Твоих кораблей

Где-то там, где давно,
Забыли меня
Сменив имена, все помыслы
И побужденья
Пусть будет подарком в канун
Твоего дня рожденья –
Букеты иллюзий, на крыльях слепого дождя!

Помни меня
В бархате белых ночей!
Помни меня
В неге рождённого солнца!
Сумрачный берег души
Что разлукой зовётся!
С безысходности лет будет ждать
Твоих кораблей

Где лугами скошенных надежд
Мир лежит - мой глух и необъятен
И порой не каждому понятен
Тайный смысл скинутых одежд!

Помни меня
В бархате белых ночей!
Помни меня
В неге рождённого солнца!
Сумрачный берег души
Что разлукой зовётся!
С безысходности лет будет ждать
Твоих кораблей

 

Сегодня радость у ребят,
Ликует пионерия!
Сегодня в гости к нам пришел
Лаврентий Палыч Берия!

 

Февраль 1945-го... Англо-американские бомбардировщики
сбросили на Дрезден около 4 тыс тонн бомб, в этом красивейшем европейском городе не было объектов военного значения, не было и ПВО.
В гигантском пожаре погибло 135 тысяч человек –это вдвое больше, чем в Хиросиме, уничтожено 35 470 зданий и памятников архитектуры, сгорели более 200 картин Дрезденской галереи.
Красные "освободители" изнасиловали в Германии и странах Европы более двух миллионов женщин.
Покаяний по этим преступлениям не прозвучало и до сих пор......

СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Юрий Нестеренко

Он вернулся в свой город, где все ему так незнакомо.
На шинели его - грязь и пепел военных дорог.
Повезло: он живой, на пороге родимого дома,
Да вот только от дома остался один лишь порог.

Этот миг возвращения он представлял постоянно,
Сколько раз, замерзая в окопе, мечтал горячо,
Как примчится из кухни его хлопотливая Анна,
И с улыбкою Гретхен потрется щекой о плечо...

Только пепел и грязь. Там, где вспыхнул гигантскою печью
Древний город, хранивший творенья искусных умов,
Даже тел не осталось - что жалкая плоть человечья
Перед огненным смерчем, корежившим балки домов?!

Пальцы трогают письма, которые в годы походов
Выцветали на солнце и мокли под русским дождем...
"Ты же знаешь, что в Дрездене нету военных заводов -
Не волнуйся за нас. Береги себя, папочка. Ждем!"

Он карателем не был. Какой из него кровопийца?!
Он - обычный солдат. Он не выдумал эту войну.
Но отныне и присно клеймом палача и убийцы
Заклеймят его те, кто сожгли его дочь и жену.

Он - "проклятый фашист", и о нем не напишут баллады.
Он виновен лишь в том, что исполнил свой долг до конца.
Что им горе его? "Так и надо тебе! Так и надо!
Пепел жертв крематориев в наши стучится сердца!"

Что ж - судите преступников. Всех. Отчего ж вы ослепли?
Отчего же вы видите жертв лишь одной стороны?
Иль вершители Нюрнберга знают различия в пепле?
Иль убитые дети по смерти и то не равны?

Снова красные флаги на улицах. Только без свастик.
Невеликая разница - слопал тирана тиран.
Но, сверкая очками, плешивый трибун-головастик
Будет петь о свободе для духом воспрянувших стран.

Будет Запад кремлевского монстра одаривать лестью...
А солдату, что молча стоит над своею бедой,
Утешаться лишь тем, что родные избегли бесчестья,
Не достались в усладу насильникам с красной звездой.

Абсолютное зло, воплощенное в Анне и Грете,
Уничтожено с корнем - кому тут заявишь протест?
Все, что он заслужил, что еще он имеет на свете -деревянный костыль.
И железный оплеванный крест....

 

Солдат проигранной войны.

Юрий Нестеренко

Солдат проигранной войны,

Безумной цели ставший средством,

Внебрачный сын своей страны,

Раздавленный ее наследством -

Нам нечего сказать тебе.

Да так ли уж необходимо?

Наперекор своей судьбе,

Ты возвратился невредимо -

Живи! Считай, что повезло.

Живи. Ты следовал приказам.

Тот, кто затеял это зло,

Не будет все равно наказан -

Ни с той, ни с этой стороны,

А это значит - нет резона

Судить о степени вины

Солдата или гарнизона.

Живи, солдат, неси свой крест,

Справляйся со своею мукой.

Живи, пока не надоест.

Живи и будь другим наукой.

А нам, голосовавшим "за"

Посредством пошлого молчанья,

Теперь глядеть в твои глаза.

До искупленья. До скончанья...

 

Булушев:
Фашисты прикрылись горящими избами.
Но в три пулемёта сквозь пламя их рубим мы.
А ленты заряжены вражьими жизнями,
А ленты снаряжены вражьими судьбами.

Рушатся избы, сжираемы пламенем.
Искры столбами... Рушатся избы.
Какой нынче век? Это ж орды Мамаевы!
Который же век? Это орды Чингизовы!

У чертовой матери! К чертовой матери!
Горит не деревня - пылает Отечество.
Орду - под стволы! Под стволы - поджигателей!
...Лента за лентой - по бесчеловечности.

Исходит огнем пулемётная троица,
Стелит пришельцам свинцовые скатерти.
С русской земли! С россиянской околицы -
К чертовой матери! К чертовой матери!

Больше огня! Чтоб паленою шерстью,
Как встарь от чингизов, как встарь от тевтонов...
Огонь по орде! Огонь по нашествию!
Несите патроны! Больше патронов!..

Галич
По замоскворецкой Галилее
Шел он, как по выжженной земле -
Мимо светлых окон "Бакалеи",
Мимо темных окон ателье.

Мимо, мимо - булочных, молочных,
Потерявших веру в чудеса.
И гудели в трубах водосточных
Всех ночных печалей голоса,

Всех тревог, сомнений, всех печалей -
Старческие вздохи, детский плач.
И осенний ветер за плечами
Поднимал, как крылья, легкий плащ.

Мелкий дождик падал с небосвода
Светом фар внезапных озарен...
Но уже он видел, как с Восхода,
Через Юго-Западный район,

Мимо показательной аптеки,
Мимо "Гастронома" на углу -
Потекут к нему людские реки,
Понесут признанте и хвалу!

И не ветошь века, не обноски,
Он им даст Начало всех Начал!..
И стоял слепой на перекрестке,
Осторожно палочкой стучал.

И не зная, что Пророку мнилось,
Что кипело у него в груди,
Он сказал негромко:
- Сделай милость,
Удружи, браток, переведи!..

Пролетали фары - снова, снова,
А в груди Пророка все ясней
Билось то несказанное слово
В несказанной прелести своей!

Много ль их на свете, этих истин,
Что способны потрясти сердца?!
И прошел Пророк по мертвым листьям,
Не услышав голоса слепца.

И сбылось - отныне и вовеки! -
Свет зари прорезал ночи мглу,
Потекли к нему людские реки,
Понесли признанье и хвалу!

Над вселенской суетней мышиной
Засияли истины лучи!..
А слепого, сбитого машиной,
Не сумели выходить врачи.

 

Ах, какая была держава!
Ах, какие в ней люди были!
Как торжественно-величаво
Звуки гимна над миром плыли!
Ах, как были открыты лица,
Как наполнены светом взгляды!
Как красива была столица!
Как величественны парады!
Проходя триумфальным маршем,
Безупречно красивым строем,
Молодежь присягала старшим,
Закаленным в боях героям -
Не деляги и прохиндеи
Попадали у нас в кумиры...
Ибо в людях жила - идея!
Жажда быть в авангарде мира!

Что же было такого злого
В том, что мы понимали твердо,
Что "товарищ" - не просто слово,
И звучит это слово гордо?
В том, что были одним народом,
Крепко спаянным общей верой,
Что достоинства - не доходом,
А иной измеряли мерой?
В том, что пошлости на потребу
Не топили в грязи искусство?
Что мальчишек манило небо?
Что у девушек были чувства?
Ах, насколько все нынче гаже,
Хуже, ниже и даже реже:
Пусть мелодия гимна - та же,
Но порыв и идея - где же?

И всего нестерпимей горе
В невозможности примирений
Не с утратою территорий,
Но с потерею поколений!
Как ни пыжатся эти рожи,
Разве место при них надежде?
Ах, как все это непохоже
На страну, что мы знали прежде!
Что была молода, крылата,
Силы множила год за годом,
Где народ уважал солдата
И гордился солдат народом.
Ту, где светлыми были дали,
Ту, где были чисты просторы...
А какое кино снимали
Наши лучшие режиссеры!
А какие звенели песни!
Как от них расправлялись плечи!
Как под них мы шагали вместе
Ранним утром заре навстречу!

Эти песни - о главном в жизни:
О свободе, мечте, полете,
О любви к дорогой отчизне,
О труде, что всегда в почете,
И о девушках, что цветами
Расцветают под солнцем мая,
И о ждущей нас дома маме,
И о с детства знакомом крае,
И о чести, и об отваге,
И о верном, надежном друге...

...И алели над нами флаги
С черной свастикой в белом круге.

 

Ю.Нестеренко

И было так: четыре года
В грязи, в крови, в огне пальбы
Рабы сражались за свободу,
Не зная, что они — рабы.

А впрочем — зная. Вой снарядов
И взрывы бомб не так страшны,
Как меткий взгляд заградотрядов,
В тебя упертый со спины.

И было ведомо солдатам,
Из дома вырванным войной,
Что города берутся — к датам.
А потому — любой ценой.

Не пасовал пред вражьим станом,
Но опускал покорно взор
Пред особистом-капитаном
Отважный боевой майор.

И генералам, осужденным
В конце тридцатых без вины,
А после вдруг освобожденным
Хозяином для нужд войны,

Не знать, конечно, было б странно,
Имея даже штат и штаб,
Что раб, по прихоти тирана
Возвышенный — все тот же раб.

Так значит, ведали. И все же,
Себя и прочих не щадя,
Сражались, лезли вон из кожи,
Спасая задницу вождя.

Снося бездарность поражений,
Где миллионы гибли зря,
А вышедшим из окружений
Светил расстрел иль лагеря,

Безропотно терпя такое,
Чего б терпеть не стали псы,
Чтоб вождь рябой с сухой рукою
Лукаво щерился в усы.

Зачем, зачем, чего же ради —
Чтоб говорить бояться вслух?
Чтоб в полумертвом Ленинграде
От ожиренья Жданов пух?

Чтоб в нищих селах, все отдавших,
Впрягались женщины в ярмо?
Чтоб детям без вести пропавших
Носить предателей клеймо?

Ах, если б это было просто —
В той бойне выбрать верный флаг!
Но нет, идеи Холокоста
Ничуть не лучше, чем ГУЛАГ.

У тех — все то же было рабство,
А не пропагандистский рай.
Свобода, равенство и братство…
Свободный труд. Arbeitmachtfrei.



И неизменны возраженья,
Что, дескать, основная часть
Из воевавших шла в сраженья
Не за советскую-де власть,

Мол, защищали не колхозы
И кровопийцу-подлеца,
А дом, семью и три березы,
Посаженных рукой отца…

Но отчего же половодьем
Вослед победе в той войне
Война со сталинским отродьем
Не прокатилась по стране?

Садили в небеса патроны,
Бурлил ликующий поток,
Но вскоре — новые вагоны
Везли их дальше на восток.

И те, кого вела отвага,
Кто встал стеною у Москвы —
За проволоками ГУЛАГа
Поднять не смели головы.

Победа… Сделал дело — в стойло!
Свобода… Северная даль.
Сорокаградусное пойло,
Из меди крашеной медаль.

Когда б и впрямь они парадом
Освободителей прошли,
То в грязь со свастиками рядом
И звезды б красные легли.

Пусть обуха не сломишь плетью,
Однако армия — не плеть!
Тому назад уж полстолетья
Режим кровавый мог истлеть.

И все ж пришел конец запретам,
Но, те же лозунги крича,
Плетется дряхлый раб с портретом
Того же горца-усача.

Он страшно недоволен строем,
Трехцветным флагом и гербом…
Раб тоже может быть героем,
Но все ж останется рабом.

И что ж мы празднуем в угоду
Им всем девятого числа?
Тот выиграл, кто обрел свободу.
Ну что же, Дойчланд — обрела.

А нас свобода только дразнит,
А мы — столетьями в плену…
На нашей улице — не праздник.
Мы проиграли ту войну.

 

В Берковский
В сельском клубе, в вестибюле, на стене -
Фотографии убитых на войне.
От черты и до черты, до потолка -
Полдеревни довоенной, полполка.

Полпогоста, если б падали не врозь,
Если б дома умирать им довелось.
Кто в рубахе, кто в пальто, кто в пиджаке,
Кто с гармошкой, кто с ребенком на руке...

Что поделаешь свой век не торопя,
Не для общества снимались - для себя.
Для улыбки, для домашнего угла.
Если б знали, что для памяти села, -

Посмотрели бы построже в аппарат,
Горько головы откинули б назад.
- Отойди,-сказали браты б и жене, -
Как-никак, висеть на таурной стене...

Фотографии для дома, для семьи
Встали в ряд, в колонну встал по семи.
В сельском клубе, в вестибюле, на стене -
Фотографии убитых на войне.

 

Тохе Орлуша нравится.Особенно про рейхстаг и за***ло.

 

Борис Пастернак​

​

Стихи​

​

ЗА ПОВОРОТОМ​

​

​

​

Насторожившись, начеку​

У входа в чащу,​

Щебечет птичка на суку​

Легко, маняще.​

​

Она щебечет и поет​

В преддверьи бора,​

Как бы оберегая вход​

В лесные норы.​

​

Под нею - сучья, бурелом,​

Над нею - тучи,​

В лесном овраге, за углом -​

Ключи и кручи.​

​

Нагроможденьем пней, колод​

Лежит валежник.​

В воде и холоде болот​

Цветет подснежник.​

​

А птичка верит, как в зарок,​

В свои рулады​

И не пускает на порог​

Кого не надо.​

​

За поворотом, в глубине​

Лесного лога,​

Готово будущее мне​

Верней залога.​

​

Его уже не втянешь в спор​

И не заластишь.​

Оно распахнуто, как бор,​

Все вглубь, все настежь.​

 

восьмилетний мальчик детдомовец на праздничный вечер в честь ...ну не важно,выучил такие стихи,и не захотел репетировать,а продекламировал со сцены..
Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?

Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.

И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.

И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.

Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.

Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.

И этот мир струил таинственные звуки,
Как ветер, как бегущий вал,
Как будто сеятель, подъемля плавно руки,
Над нивой зерна развевал.

То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,
Как первый очерк, как пятно,
Где взор художника провидит стан богини,
Готовый лечь на полотно.

Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,
Косила сука злой зрачок,
И выжидала миг, чтоб отхватить от кости
И лакомый сожрать кусок.

Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.

И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.

Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты - навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
Франсуа Бодлер(На любителя)

 

Киплинг.
Когда похоронный патруль уйдет
И коршуны улетят,
Приходит о мертвом взять отчет
Мудрых гиен отряд.

За что он умер и как он жил -
Это им все равно.
Добраться до мяса, костей и жил
Им надо, пока темно.

Война приготовила пир для них,
Где можно жрать без помех.
Из всех беззащитных тварей земных
Мертвец беззащитней всех.

Козел бодает, воняет тля,
Ребенок дает пинки.
Но бедный мертвый солдат короля
Не может поднять руки.

Гиены вонзают в песок клыки,
И чавкают, и рычат.
И вот уж солдатские башмаки
Навстречу луне торчат.

Вот он и вышел на свет, солдат, -
Ни друзей, никого.
Одни гиеньи глаза глядят
В пустые зрачки его.

Гиены и трусов, и храбрецов
Жуют без лишних затей,
Но они не пятнают имен мертвецов:
Это - дело людей.

 

Вийон
Баллада примет


Я знаю, кто по-щегольски одет,
Я знаю, весел кто и кто не в духе,
Я знаю тьму кромешную и свет,
Я знаю - у монаха крест на брюхе,
Я знаю, как трезвонят завирухи,
Я знаю, врут они, в трубу трубя,
Я знаю, свахи кто, кто повитухи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю летопись далеких лет,
Я знаю, сколько крох в сухой краюхе,
Я знаю, что у принца на обед,
Я знаю - богачи в тепле и в сухе,
Я знаю, что они бывают глухи,
Я знаю - нет им дела до тебя,
Я знаю все затрещины, все плюхи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю, кто работает, кто нет,
Я знаю, как румянятся старухи,
Я знаю много всяческих примет,
Я знаю, как смеются потаскухи,
Я знаю - проведут тебя простухи,
Я знаю - пропадешь с такой, любя,
Я знаю - пропадают с голодухи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет, все губя,
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю все, но только не себя.

 

Максимилиан Волошин - Порох

1

Права гражданские писал кулак,
Меч - право государственное, порох
Их стер и создал воинский устав.

2

На вызов, обращенный не к нему
Со дна реторт преступного монаха,
Порох
Явил свой дымный лик и разметал
Доспехи рыцарей,
Как ржавое железо.

3

"Несчастные, тащите меч на кузню
И на плечо берите аркебузы:
Честь, сила, мужество - бессмысленны.
Теперь
Последний трус стал равен
Храбрейшему из рыцарей". -
-"О, сколь благословенны Века, не ведавшие пороха,
В сравненьи с нашим временем, когда
Горсть праха и кусок свинца способны
Убить славнейшего..."
Так восклицали Неистовый Орланд и мудрый Дон-Кихот -
Последние мечи средневековья.

4

Привыкший спать в глубоких равновесьях
Порох
Свил черное гнездо
На дне ружейных дул,
В жерле мортир, в стволах стальных орудий,
Чтоб в ярости случайных пробуждений
В лицо врагу внезапно плюнуть смерть.

5

Стирая в прах постройки человека,
Дробя кирпич, и камень, и металл,
Он вынудил разрозненные толпы
Сомкнуть ряды, собраться для удара,
Он дал ружью - прицел,
Стволу - нарез,
Солдатам - строй,
Героям - дисциплину,
Связал узлами недра темных масс,
Смесил народы,
Сплавил государства,
В теснинах улиц вздыбил баррикады,
Низвергнул знать,
Воздвигнул горожан,
Творя рабов свободного труда
Для равенства мещанских демократий.

6

Он создал армию,
Казарму и солдат,
Всеобщую военную повинность,
Беспрекословность, точность, дисциплину,
Он сбил с героев шлемы и оплечья,
Мундиры, шпаги, знаки, ордена,
Все оперение турниров и парадов
И выкрасил в зелено-бурый цвет
Разъезженных дорог,
Растоптанных полей,
Разверстых улиц, мусора и пепла,
Цвет кала и блевотины, который
Невидимыми делает врагов.

7

Но черный порох в мире был предтечей
Иных еще властительнейших сил:
Он распахнул им дверь, и вот мы на пороге
Клубящейся неимоверной ночи,
И видим облики чудовищных теней,
Неназванных, немыслимых, которым
Поручено грядущее земли.

 

Петро Карманський

Чогось так сумно... Повиті млою
Стоять в задумі стрункі тополі,
З вершин Бескиду пливе росою
Вівчарська пісня,-а тут,на долі
Чогось так сумно...
Чогось так сумно...Посеред лугу
Снуються мари, а в темнім борі
Пугач заводить тужливо-пугу!
Розлився сумерк, померкли зорі-
Чогось так сумно...
Чогось так сумно... З гробів несеться
Якесь таємне сумне квиління,
Співають півні і серце б"ється:
Скінчиться швидко моє терпіння?
Мені так сумно!..

 

Мамаша, успокойтесь, он не хулиган,
Он не пристанет к вам на полустанке,
В войну Малахов помните курган?
С гранатами такие шли под танки.
Такие строили дороги и мосты,
Каналы рыли, шахты и траншеи.
Всегда в грязи, но души их чисты,
Навеки жилы напряглись на шее.
Что за манера — сразу за наган,
Что за привычка — сразу на колени.
Ушел из жизни Маяковский-хулиган,
Ушел из жизни хулиган Есенин.
Чтоб мы не унижались за гроши,
Чтоб мы не жили, мать, по-идиотски,
Ушел из жизни хулиган Шукшин,
Ушел из жизни хулиган Высоцкий.
Мы живы, а они ушли туда,
Взяв на себя все боли наши, раны…
Горит на небе новая Звезда,
Ее зажгли, конечно, хулиганы

 

По морям, играя, носится
с миноносцем миноносица.

Льнёт, как будто к мёду осочка,
к миноносцу миноносочка...

И конца б не довелось ему,
благодушью миноносьему.

Вдруг прожектор, вздев на нос очки,
впился в спину миноносочки.

Как взревёт медноголосина:
«Р-р-р-астакая миноносина!»

Прямо ль, влево ль, вправо ль бросится,
а сбежала миноносица.

Но ударить удалось ему
по ребру по миноносьему.

Плач и вой по морю носится:
овдовела миноносица.

И чего это несносен нам
мир в семействе миноносином? —
В. В. Маяковский

 

Если брать в разрезе форума, то стихотворение Александра Твардовского о событиях Битвы за Ржев (Первая Ржевско-Сычёвская операция) в августе 1942 г.
В своей заметке о стихотворении Твардовский писал: «...Стихи эти продиктованы мыслью и чувством, которые на протяжении всей войны и в послевоенные годы более всего заполняли душу... Обязательство живых перед павшими за общее дело, невозможность забвения, неизбывное ощущение как бы себя в них, а их в себе — так приблизительно можно определить эту мысль и чувство…»

Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте, На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки,—
Точно в пропасть с обрыва—
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней —
Ни петлички, Ни лычки
С гимнастерки моей.
..............................................................
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю —
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было все на кону.
Неужели до осени Был за ним уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался он?
Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, — как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она —
Спасена.


М. И. Светлов. "Итальянец".

Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?

Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!

Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!

 

Театр Теней​

​

"Летаргический сон"​

​

(из одноимённого альбома, 2008).​

Ночь взяла нас за плечи
И бархатом чёрным
Прикрыла всю дикость
Дневной наготы
Звук стал всё тише
И мир однотонным
А запах вина
Стал казаться густым

В этом замкнутом мире
Снов хрустального царства
Открылись все двери
Для любителей грёз
Я не знаю другого, такого лекарства
Чтоб почувствовать то, в чём
Я нуждался всерьёз

И покуда есть мысли
Надо слить их с бумагой
Чтобы днём удивиться
Своей простоте
А затем с удивлением
И ложной отвагой
Затаиться надолго
В летаргическом сне...

А проснувшись увидеть
Что всё так же бесцветно
Тот же дом, те же стены
И лицо в зеркалах
Лишь прибавилось пыли
И кажется лето
Сменила поздняя осень,
А может зима

Тот же самый бокал
С остатками грусти
Та же лёгкая радость
Гитарной струны
И опять состояние
Словно на перепутье
Вспоминаешь, с какой ты пришёл
Стороны...

Театр Теней​

​

"Зеркала"​

​

(из одноимённого альбома, 2008).​

Я часто прятал душу в зеркалах,
Чтобы украдкой видеть жизнь чужую.
И тихий плач, и радость или страх,
Переживая чувств чужую бурю

Я разбегался, чтобы улететь –
Грехи, как цепь, окутали мне крылья.
И если было б счастьем умереть,
Я б умер на руках твоих бессильных.

И сны, и мысли, и слова
Прячу в зеркалах –
Чужие тайны, вкус греха
Знают зеркала.

И вот опять, с бессонницей ночной,
Борюсь посредством гибельных пороков,
И обжигает, словно кислотой,
Безвластие умов пред властью рока.

И сны, и мысли, и слова
Прячу в зеркалах -
Чужие тайны, вкус греха
Знают зеркала.

Я разбиваю эти зеркала,
Босой иду по стонущим осколкам.
Кровавый след, ведущий в никуда –
Мозаика уставшего ребенка.

И сны, и мысли, и слова
Прячу в зеркалах –
Чужие тайны, вкус греха
Знают зеркала

 

Юрий Кукин
Солдат Киплинга

Опять тобой, дорога,
Желанья сожжены.
Нет у меня ни Бога,
Ни черта, ни жены.
Чужим остался Запад,
Восток - не мой Восток.
А за спиною запах
Пылающих мостов.

Сегодня вижу завтра
Иначе, чем вчера.
Победа, как расплата,
Зависит от утрат.
Тринадцатым солдатом
Умру, и наплевать -
Я жить-то не умею,
Не то что убивать.

Повесит эполеты
Оставшимся страна,
И к черту амулеты,
И стерты имена...
А мы уходим рано,
Запутавшись в долгах,
С улыбкой д'Артаньяна,
В ковбойских сапогах.

И, миражом пустыни
Сраженный наповал,
Иду, как по трясине,
По чьим-то головам.
Иду, как старый мальчик,
Куда глаза глядят...
Я вовсе не обманщик,
Я - Киплинга солдат.

 

В. Высоцкий
ПОСЛЕДНИЙ ПРИЮТ

Спасибо друг,что посетил
Последний мой приют.
Постой один среди могил,
Почувствуй бег минут.

Ты помнишь,как я петь любил,
Так распирало грудь,
Теперь ни голоса,ни сил,
Чтоб губы разомкнуть.

И воскресают,словно сон,
Былые времена,
И в хриплый мой магнитофон
Влюбляется страна.

Я пел,и грезил,и творил —
Я многое успел,
Какую женщину любил!
Каких друзей имел!

Прощай,Таганка и кино!
Прощай,зеленый мир!
В могиле страшно и темно,
Вода течет из дыр.

Спасибо,друг,что посетил
Приют печальный мой.
Мы здесь все узники могил,
А ты — один живой.

За все,чем дышишь и живешь,
Зубами,брат,держись,
Когда умрешь,тогда поймешь,
Какая штука — жизнь…

Прощай! Себя я пережил
В кассете«Маяка».
И песни,что для вас сложил,
Переживут века!

Написал 23 июля 1980 года.
Умер 25 июля 1980 года.

 

Михаил Светлов

В разведке (1927)


Поворачивали дула
В синем холоде штыков,
И звезда на нас взглянула
Из-за дымных облаков.
Наши кони шли понуро,
Слабо чуя повода.
Я сказал ему: - Меркурий
Называется звезда.
Перед боем больно тускло
Свет свой синий звезды льют...
И спросил он:
- А по-русски
Как Меркурия зовут?
Он сурово ждал ответа;
И ушла за облака
Иностранная планета,
Испугавшись мужика.
Тихо, тихо...
Редко, редко
Донесется скрип телег.
Мы с утра ушли в разведку,
Степь и травы - наш ночлег.
Тихо, тихо...
Мелко, мелко
Полночь брызнула свинцом,-
Мы попали в перестрелку,
Мы отсюда не уйдем.
Я сказал ему чуть слышно:
- Нам не выдержать огня.
Поворачивай-ка дышло,
Поворачивай коня.
Как мы шли в ночную сырость,
Как бежали мы сквозь тьму -
Мы не скажем командиру,
Не расскажем никому.
Он взглянул из-под папахи,
Он ответил:
- Наплевать!
Мы не зайцы, чтобы в страхе
От охотника бежать.
Как я встану перед миром,
Как он взглянет на меня,
Как скажу я командиру,
Что бежал из-под огня?
Лучше я, ночной порою
Погибая на седле,
Буду счастлив под землею,
Чем несчастен на земле...
Полночь пулями стучала,
Смерть в полуночи брела,
Пуля в лоб ему попала,
Пуля в грудь мою вошла.
Ночь звенела стременами,
Волочились повода,
И Меркурий плыл над нами -
Иностранная звезда.

 

Ну их много, но вот так с разбегу, то что зубрил в 5-ом классе полночи

Роберт Льюис Стивенсон

ВЕРЕСКОВЫЙ МЕД
пер. С.Маршака

Из вереска напиток
Забыт давным-давно,
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.

В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский
Безжалостный к врагам.
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.

На вересковом поле
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый на живом.

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилах тесных
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой на равне.

Король глядит угрюмо
И думает: "Кругом
Цветет медовый вереск,
А меда мы не пьем."

Но вот его вассалы
Заметили двоих -
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.

Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет, -
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но никто из пленных
Слова не произнес.

Сидел король шотландский
Не шевелясь в седле,
А маленькие люди
Стояли на земле.

Гневно король промолвил:
- Плетка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовите мед!

Сын и отец смолчали,
Стоя у края скалы.
Вереск шумел над ними,
В море катились валы.

И вдруг голосок раздался:
- Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь.

Старость боится смерти,
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну,-
Карлик сказал королю.

Голос его воробьиный
Резко и четко звучал.
- Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал.

Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем.
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.

Пусть его крепко свяжут
И бросят в пучину вод
И я научу шотландцев
Готовить старинный мед.

Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.

Волны над ним сомкнулись,
Замер последний крик.
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:

- Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды,
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен,
Пусть со мною умрет
Моя святая тайна,
Мой вересковый мед.

 

http://get-tune.net/?a=music&q=к россии#

К России


Отвяжись, я тебя умоляю!
Вечер страшен, гул жизни затих.
Я беспомощен. Я умираю
от слепых наплываний твоих.

Тот, кто вольно отчизну покинул,
волен выть на вершинах о ней,
но теперь я спустился в долину,
и теперь приближаться не смей.

Навсегда я готов затаиться
и без имени жить. Я готов,
чтоб с тобой и во снах не сходиться,
отказаться от всяческих снов;

обескровить себя, искалечить,
не касаться любимейших книг,
променять на любое наречье
все, что есть у меня,- мой язык.

Но зато, о Россия, сквозь слезы,
сквозь траву двух несмежных могил,
сквозь дрожащие пятна березы,
сквозь все то, чем я смолоду жил,

дорогими слепыми глазами
не смотри на меня, пожалей,
не ищи в этой угольной яме,
не нащупывай жизни моей!

Ибо годы прошли и столетья,
и за горе, за муку, за стыд,-
поздно, поздно! - никто не ответит,
и душа никому не простит.

1939, Париж


А вот..

Серые глаза - рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Черные глаза - жара,
В море сонных звезд скольженье,
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.

Синие глаза - луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза - песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.

Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.

Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю - в том нет вины -
Все четыре этих цвета.


А вот из Гёте:

Рухните, своды
Каменной кельи!
С полной свободой
Хлынь через щели,
Голубизна!
В тесные кучи
Сбились вы, тучи.
В ваши разрывы
Смотрит тоскливо
Звезд глубина.
Там в притяженье
Вечном друг к другу
Мчатся по кругу
Духи и тени,
Неба сыны.
Эта планета
В зелень одета.
Нивы и горы
Летом в уборы
Облечены.
Все - в оболочке!
Первые почки,
Редкие ветки,
Гнезда, беседки
И шалаши.
Всюду секреты,
Слезы, обеты,
Взятье, отдача
Жаркой, горячей,
Страстной души.
С тою же силой,
Как из давила
Сок винограда
Пенною бурей
Хлещет в чаны,
Так с верхотурья
Горной стремнины
Мощь водопада
Всею громадой
Валит в лощину
На валуны.
Здесь на озерах
Зарослей шорох,
Лес величавый,
Ропот дубравы,
Рек рукава.
Кто поупрямей -
Вверх по обрыву,
Кто с лебедями -
Вплавь по заливу
На острова.
Раннею ранью
И до захода -
Песни, гулянье
И хороводы,
Небо, трава.
И поцелуи
Напропалую,
И упоенье
Самозабвенья,
И синева.

Воистину, эта книга содержит в себе больше, чем может вместить человеческий разум...