Re: Библия военного археолога .... ...о друге Земли потрескавшейся корка. Война. Далекие года... Мой друг мне крикнул: - Есть махорка?.. - А я ему: - Иди сюда!.. И мы стояли у кювета, Благословляя свой привал, И он уже достал газету, А я махорку доставал. Слепил цигарку я прилежно И чиркнул спичкой раз и два. А он сказал мне безмятежно: - Ты сам прикуривай сперва... От ветра заслоняясь умело, Я отступил на шаг всего, Но пуля, что в меня летела, Попала в друга моего. И он качнулся как-то зыбко, Упал, просыпав весь табак, И виноватая улыбка Застыла на его губах. И я не мог улыбку эту Забыть в походе и в бою, И как шагали вдоль кювета Мы с ним у жизни на краю. Жара плыла, метель свистела, А я забыть не смог того, Как пуля, что в меня летела, Попала в друга моего...
Re: Библия военного археолога .... "Медсестричка" Две разные ленты в косичках, Два неба в глазах - голубых, Не страшно тебе, медсестричка, Средь челюстно-лицевых? И, гусениц в коконах ваты, Лежат на кроватях - тела... Здесь каждая - просто солдатом Когда-то была голова.. И каждую, словно котенка, Подобранного под дождем, Ты гладишь ладошкою тонкой... "Живём, мой хороший, живём".. Вот пишешь письмо под диктовку, Наморщив старательно нос, И делишь на восемь штук ловко Оставшихся - пять папирос.. И, ночью, взметнувшись как птица, Бежишь на мычанье... Седов!! (два кубика, чтобы забыться ) И, шепчешь одной из голов, Что бьется в бинтах о подушку, Изъеденной болью живьем, "Терпи.. утром будет получше.. Живем, мой хороший, живём!!".. ... А вечером новым, в палате, В молчании общем густом, Ты в голую сетку кровати Уткнешься, не выдержав, лбом.. Отсчет только начат. И нервы Потом пообветрит война... Но эта запомнится первой, Одна - из восьми голова... ..... Накрыл чей-то старенький китель... Тревожным махорочным сном. Спит маленький ангел-хранитель С помятым впервые крылом... "Разговор с ребенком". - цветок кровавый на моем окне. -да нет, он не кровавый, просто красный. - ты удивленно глядя скажешь мне и вбок откинешь взгляд свой безучастный. но как тебе, скажи, растолковать, как объяснить растущей искре новой, что жизнью жизнь привыкли выкупать шальные люди в мире непутевом. что жизнь - лишь миг,и что цена ей - смерть и вечность, поглощающая судьбы. иди ко мне и вскинь реснички вверх. там огоньки - ты видишь? Это люди. - там люди? улыбнувшись спросишь ты. - да, повторю, улыбкой подтверждая. - им хорошо? - Да, души их чисты. и ты тихонько звездочки считаешь... - одна, две, три, четыре, пять и шесть... - о, не старайся, видишь, как их много! звезд в небе никому не перечесть. - а им не страшно? - Нет. Они там с Богом. - а кто они, ты знаешь их, скажи!? - нет, всех не знаю, хоть бы и хотелось. - а те,что знаешь, ну же, расскажи! - они погибли, не утратив смелость. их сам Господь на небеса забрал и подарил в награду эту вечность, чтоб нам вночи их огонек сиял, и чтоб спала Вселенная беспечно. их больше нет на поясе земли. они своею мукою и кровью жизнь искупили и от нас ушли, пожертвовав свободой и любовью. ты плачешь? ну не плачь же, ангел мой! не плачь, ты знаешь, души их над нами. они все видят, их не огорчай невинными и чистыми слезами. ты улыбнись им, милое дитя, твоя улыбка облегчит их горе. ты мне не верь, я это все шутя, не плачь же! слез и так большое море... теперь ты знаешь. - Почему ушли?! зачем?! я не хочу! - твердишь сквозь слезы. не плачь, котенок, уж века прошли. а хочешь, завтра понесем им розы? ты мне кивнешь. Улыбки лепесток... скользнет по вазе влажный взгляд лукавый: - теперь я знаю все про твой цветок. и вовсе он не красный - он кровавый! "Баллада о сотворении мира" Всевышнему шесть дней едва хватило На сотворенье мира... без тротила. У нас была взрывчатка. Нам тротил Срок сотворенья сильно сократил. Двухамбразурный дот среди болот. Не обойди мы, много сделал зла бы! А нам всего двух тонн разворотить бетон Хватило, отделяя твердь от хляби. И сделали всё так, что сам бы бог Скорей, чем мы, управиться б не смог. - Взрывчатки не жалеть! - велел нам командир. И, подогнав с тротилом три повозки, Рванули дот... Так сотворен был Мир На этом ныне тихом перекрестке. "А чья земля за амбразурой?" Здесь не поля. Здесь минные поля ... В двухстах шагах - немецкие окопы. А посреди - ничейная земля, Бесхозный клин растоптанной Европы. Ничейная? Не может быть такой! От века щуры здесь свой дом держали. Здесь прадеды ходили за сохой, Прабабки наши тут в межах рожали. А мы глядим теперь через прицел На вздыбленный, униженный и жалкий, Распаханный фугасами надел - Издревле наш, но ставший вдруг "нейтралкой". Не знать покоя нам, не спать ночей. Чужую силу силой пересиля, Вернуть ничью России из ничьей! Не может быть н и ч ь е й земли в России. "Вершок на карте" Приказа нет. И связи нет. И видимо, не скоро будет. Погиб комдив. В огне весь свет. Нам отойти бы... Кто осудит? И кто заметит наш отход - Гудит вокруг свинцовый ветер. Мы сотню верст прошли вперёд. Ну, отойдём на километр... Такая мысль исподтишка Течёт сухим песком из горстки. Всего-то полтора вершка Тот километр на пятиверстке. Но картой Родину не мерь. Шаги назад длинней стократно. Какими цифрами потерь Измеришь их, идя обратно? Погиб комдив, и связи нет. И замутился белый свет. И немец валит черной силой. И черный дым над всей Россией. Наполни этой гарью грудь. Вдохни поглубже горький ветер. Ещё вдохни - и позабудь Про тот, что сзади, километр. "Бой на околице" Фашисты прикрылись горящими избами. Но в три пулемёта сквозь пламя их рубим мы. А ленты заряжены вражьими жизнями, А ленты снаряжены вражьими судьбами. Рушатся избы, сжираемы пламенем. Искры столбами... Рушатся избы. Какой нынче век? Это ж орды Мамаевы! Который же век? Это орды Чингизовы! У чертовой матери! К чертовой матери! Горит не деревня - пылает Отечество. Орду - под стволы! Под стволы - поджигателей! ...Лента за лентой - по бесчеловечности. Исходит огнем пулемётная троица, Стелит пришельцам свинцовые скатерти. С русской земли! С россиянской околицы - К чертовой матери! К чертовой матери! Больше огня! Чтоб паленою шерстью, Как встарь от чингизов, как встарь от тевтонов... Огонь по орде! Огонь по нашествию! Несите патроны! Больше патронов!.. "Стратегия местного значения" В приказах войну называют - "Великая". Великая - и не скажешь правильней. А раз великая, то и многоликая: В ней каждый воюет свою и тотальную. В дефиле у озера, левым флангом к болоту, Комбат положил в оборону роту. Обещал усилить огневыми средствами И, как мог, накачал об о с о б о й ответственности. - Учти, подполковник на вас надеется. Он сам отбирал роту для обороны... Твой сектор - от той вон сосновой поленницы До рыжей - видишь? - убитой коровы. У тебя надежно прикрытые фланги. Взвод ПТР выдвигай к оврагу: Оттуда могут ударить танки... Ну, будь здоров, и назад - н и ш а г у! О том, чтоб "ни шагу", не мне волноваться: Мы на плацдарме, мы за Наровой. Не хочешь купаться, станешь держаться Хоть за поленницей, хоть под коровой! На планшете отметил дровишки и падаль. Расчертил меж ними сектора обстрела. Отползал на брюхе, где надо не надо, Себя и людей измотав до предела. Разметил фланкирующий и перекрестный, Как велено, выдвинул ружья к оврагу. Со взводными выкурил по папироске И сам накачал их в разрезе "н и ш а г у!". Патронные ленты жуют пулеметы, По пристрелянным створам глядят бронебойки. Мы готовы ко встрече с броней и пехотой. Битте-дритте, господа разбойники! Фронты против Гитлера - с востока и с запада. А мы почему-то развернуты к северу... Зато дефиле нами намертво заперто. И мы до боя в победу уверовали. Ни шагу назад! И ничто не изменится, Какой бы на нас не валили прорвой. Фашизм не пройдёт - меж развалюхой поленницей И павшей в бою бедолагой коровой.
Re: Библия военного археолога .... "Наркомовский паек" Во встречном бою, в безнадежном бою, Полк ночью испил свою чашу до дна. И некому пить... И я нынче не пью. Кому же он спирту привёз, старшина? В бочонке привёз, как всегда, для полка. А нас уцелело... На два котелка. Товарищ маршал! Товарищ нарком! К к о м у он с вашим сегодня пайком? Кого он покличет: "К горилке, славяне, Бывайте здоровы и пейте до дна!"? Кого уличит в лихоимном обмане, Чтоб вовсе не выдать ни капли вина? Сегодня не сбиться старшинке со счёта. Списала их ночь, шутников и пролаз. Володька да я - вот и вся наша рота. Не сбейся, старшинка, считаючи нас! А он нам не верит. Не хочет нам верить. Он верит в раскладку и в норму сполна... Как будто войну можно чаркой промерить. И он умоляет нас: "Пейте до дна!" И что-то толкует о посошке. Но в глотку не лезет его посошок. ...Мы ночью в огненном были мешке. Полк грудью продрал этот смертный мешок. Товарищ маршал! Скажу без прикрас, Как вам доложил бы любой из ребят: - Выполнен долг и исполнен приказ - Полк умер, не сделав ни шагу назад! Никто не сломился, не кинулся вспять. Не дрогнул никто и не струсил. Мы бились за жизнь. Мы шли побеждать. И падали в сторону Пруссии. И зря умоляет теперь старшина: Мол, лейте с краями и пейте до дна!.. Но нынче веселый паек мне не впрок. И вряд ли он будет сегодня распит. Может, привыкну? Но нынче - зарок! Очень уж крепок наркомовский спирт. "Один час войны" Здесь нас ждали-заждались... Только справа застава Проволынила малость, Правда, в рамках Устава. Есть в Уставе параграф: Напоролся - не мешкай! Вызывай, хоть и храбрый, Огневую поддержку. Не стучаться же лбами, Там, где могут "катюши"! Им - заданье... А сами - Околачивать груши. А чтоб время недаром, Мы без спешки, как дома, За глухим крутояром - По сто грамм за наркома! Кстати и пообедали, И тревоги не ведали. Били немца "катюши", А мы били баклуши. Мы себя берегли По военной науке! А других не смогли Уберечь от порухи. Кабы знать, так не ждали б. Прямо с ходу и с маху - До гранат и кинжалов! - В лобовую атаку. И глядеть бы не стали, Что не так, как в Уставе. Без тактических хитростей Душу фрицам бы вытрясли! А фашисты, те - спорые. Час, как дар, восприемля, Запалили подворья, Расстреляли деревню. И лежит население У дымящих завалинок, Словно чурки-поленья, В зипунах и без валенок. Старики и старухи, Мелкота и девчонки... Смерть скрестила им руки, Разметала ручонки. Вы три года молились, Тщетно бога просили... Мы на час припозднились. Ты прости нам, Россия! "Хочется романтики" Как старинные дублоны, Как старинные дукаты, Тускло светятся патроны В магазине автомата. Но не призрачное злато В наших дисках, в наших лентах. Для всамделишной расплаты Эта звонкая монета. Мы готовы без заминки, Раскошелив магазины, Рассыпать горстьми ефимки, Луидоры и цехины. А как славно было б в книжку Перенесть сейчас парнишку. Чтобы в сказочном сюжете Промотать монеты эти! Только я не юнга-мальчик С Билли Бонсова корвета. Мальчик-с-пальчик - автоматчик Из реального сюжета. Ждут сигнала батальоны Для рывка в траншею вражью. Тускло светятся патроны... Мы готовы к абордажу. "Выговор" "Дум-дум" - разрывные пули, причинявшие особенно тяжелые ранения. Советские войска патронов с разрывными пулями не применяли. Замполит под Выборгом Разнес меня начисто - Зачитал выговор. За что? За варварство! ...Патроны трофейные, Калибра пригодного. Кем не велено? Что незаконного? Блестят патрончики, Бьют без осечки. - Давай, пулемётчики, Набивай ленточки! Надёжная марочка! Мы их под Выборгом По автоматчикам Лент восемь выбили. За лентой ленточка - Хоть пой от радости!.. Ан нет - осечка: Полковник в ярости! В лицо мне - патронами: О чем, мол, думали? Противозаконные! С "д у м - д у м а м и"! Добро, хоть выговор. Трибунал бы - запросто!.. ...Как в дерьмо, под Выборгом Вляпался в варварство. "О дне рождения" Праздники - они тоже разные: Коллективные и одиночные, И, как будни, бывают и праздные, И весёлые, и не очень-то. Об ином и помнить не хочется. А такой вот всю жизнь будет помниться. Этот снайпер был снайпером - асом. Не встречал я снайпера выше классом. Хоронился в камнях меж воронками И крестил батальон похоронками. У меня на каске вмятина. Как всегда, он выцеливал тщательно. А мы лезли пятеро - снять его. И ударили вместе - пятеро. В пять гранат словно залпом ухнули. В пять гранат - всё смешали с грязью мы. Мы его не просто стукнули, Мы его по скале размазали. А скалу раскрошили в щебенку. А скалу раскатали в гальку. За Мефодия Вороненка, Братьев Зубовых и Витальку! На беду нам, стрелял он метко, И об этом на каске отметка. Мне-то с каски соскреб лишь краску, А другим - всё под каску, под каску... Мы неделю его разведывали. Мы следили за каждым выстрелом. Стали вроде бы снайпероведами. Но и сам он Витальку высмотрел. Нет, не зря я с дружками полез на него. Надо было кончать болезного. Позарез надо было унять его. А теперь вот - на каске вмятина. Сукин сын! Ценил свою марку. Только крепко молится мамочка! Юбилейным быть бы подарку, Как не шапочка б выручалочка. Еле выполз назад, на исходные. Голова под каской - как колокол! Сам комбат и приятели-взводные Подхватили, втащили волоком. Нынче праздник на нашей улице: Без потерь все вернулись-выползли. Ну а фрицы - пусть ищут пуговицы От стрелковой своей знаменитости! Что ж, поздравьте нас с этой удачей, Со счастливым поздравьте билетом. Вышло так. А могло быть иначе: Пофартило мне с рикошетом! За такой - к дню рожденья - подарочек Наливайте, друзья, не жалея, И себе, и отдельно пять чарочек Соучастникам юбилея. Впятером мы с утра-спозаранку Разменяли судьбу на полтинники. Мы по крупной сыграли в орлянку, И все пятеро - именинники! Праздник мой. Но я в нём лишь участник. День рожденья - пустяк! Перво-наперво Наливайте за о б щ и й наш праздник: Мы сегодня убили снайпера!
Re: Библия военного археолога .... "Баллада о белых лебедях" Позабыть всё это лучше мне бы. Но не позабыть!.. Собравшись с духом, Расскажу, как фронтовое небо Осыпалось лебединым пухом. Осыпалось в воду белым прахом, Низвергалось в волны красным ливнем. "Пошутил" в тот день фашист с размахом - Из зениток, в небо над заливом. Дюжиной стволов по птицам били. И не стало лебединой эскадрильи. Наш комбат скрипел зубами: "Гады!" И ругался так, что дальше некуда. "Дать бы сволочам! А где снаряды? Весь запас на батарее - полкомплекта..." (Строг в блокаду был учёт расхода.) ...Шла весна сорок второго года. Шла волна по Финскому заливу. Мы смотрели на волну со страхом. Клин низвергся в воду красным ливнем. Клин осыпался в залив белесым прахом. Мы с Савватием в тот день (не по наряду) В снайперскую вызвались засаду, Записав в итоге дня - для сведенья: Он - за лебедя И я - за лебедя. "Огонь на поражение" В осиннике бушует тарарам! Занятно начинается сраженье. Палят фашисты по пустым тылам, А думают, что бьют на пораженье. А там - ни блиндажей, ни батарей. (Наводчики с похмелья - не иначе!) Всего-то там - повозка сухарей Да полевая кухня с нашим харчем. Хрустят осины, как карандаши. Летят шматки перлового пригара... Вот где бы посмеятся от души, Когда б не два погибших кашевара! "Атака с "валентайнами" Городок атакуем через сосняк по буграм И на голом "ура!" в него влетаем мы. Поднимались-то с танками, да фрицы их - в тарарам! Горят, хоть и новенькие, сзади горят "валентайны". Нам бугры нипочём, а танки уткнулись в пригорок И мишенями у песчаного взлобка расставлены... Сюда бы десяток-другой домодельных "тридцатьчетверок". А то - горят, будь здоров как горят "валентайны" И городишко - пустяк, а не взять его: танки горят. И мы - размочаленные - по-русски клянём "валентайны". Всё вынесет наш - в обмоточках - россиянский солдат. Но... Горят "валентайны", и мы отходим с окраины. Горят, как канистры!.. Но шлют за снарядом снаряд. В черном пламени танки от башен до самого днища. В упор бьют танкисты, а сами танкисты - горят! Солдатской присяге верны и в заморских кострищах. И когда при мне рассуждают про вклад : Чей, мол, он больше - наш, Америки или Британии? - Пред моими глазами "валентайны" чадно горят. И русские парни - за други своя! - горят в "валентайне"...
Re: "Библия" военного археолога - хороший справоник по частям и соединениям Проводили мы Серегу В невозвратную дорогу. Закопали под горой... Нам подъём, ему - отбой. Сквозь какие переделка Цел прошёл!.. И был бы цел, Да в пустяшной перестрелке Не сумел ли? Не успел?.. Может, кто и скажет: "Что уж!.. Маху дал, оплошно влип". Нет, солдат Сергей Петрович, Ты за Родину погиб! Все мы носом землю роем. Но на фронте - не в кино. И не каждому Героем Стать посмертно суждено. Ну... прошащай! Нас ждёт дорога. Ты - из боя, рота - в бой. Ты в тылу теперь, Серёга, Рота - на передовой. Нам идти... И ты прости нам. Мы должны, сколь хватит сил... Ты же сам солдат России, Сам присягу приносил. Не суди нас, друг Серёга. Путь наш долог и тернист. Знаем только - очень многим Протрубит отбой горнист. Рота, встать! Вперёд, ребята! За Серёгу в этот раз!.. Мы ни в чём не виноваты. Ты прости, Серёга, нас! "Чужая боль" На носилках, что слева, трудно отходит сосед. Изгиляется боль над соседом моим напоследок. Мне с пробитым бедром и плечом - нипочём! Буду жить не тужить до ста лет, Если тут не помру от немыслимой боли соседа. ПОСЛЕДНИЙ ПАТРОН Домашний адрес в жестяной оправе - Всем, кто дорог, - прощальный поклон... Паспортом смерти мы называли Опознавательный медальон. Но мне он казался немыслимо тяжким, И я медальон не носил никогда. Зачем мне таскать свою гибель в кармашке? Я лишний патрон лучше спрячу туда. Писарь напишет и без медальона, Ежели выйдет за упокой. А лишний патрон... В том и сила патрона, Что к случаю будет как раз под рукой. Добавочный выстрел всегда пригодится. Он в битве за жизнь - как подарок судьбы Не кончился порох в пороховницах, И я ещё не закончил стрельбы! Я славлю борьбу до последнего вздоха. Ни в жизнь не поверю, что срок мой сочтён. Я - без медальона! Не так всё и плохо, Пока не расстрелян последний патрон. ПОСЛЕДНЯЯ СТРОЧКА ВОЙНЫ В военкомате Октябрьского района Ленинграда к моменту моей демобилизации (январь 1945-го) имелась специальная картотека - скорбный перечень офицеров, которым не суждено возвратиться домой. Я нашёл там смертную карточку своего старшего брата, гвардейца Владимира Булушева. Следом за ней стояла моя собственная карточка-похоронка. Однако через всё её поле наискосок красным карандашом было крупно нечертано: "ЖИВ!" Сама эта карточка меня не тронула нисколько: время было мало приспособленное для сантиментов. Но карандашная надпись... Чувствовалось, писавший был рад от души. Писал он размашисто, жирно, со вкусом вдавливая грифель в полукартон карточки. А кроваво-красный восклицательный знак, казалось, сам исторгал вопль восторга: "ЖИВ!", "ЖИВ!" Танкист-капитан, под Ижорой термиткой израненный, В тылу сподобился службы без малого каиновой. Он посредник и вестник от службы учёта несчастий. А посредник и вестник, считай, что без мала - участник. Он теперь, как взаправду, багровой печатию меченный. И чёрт знает какие в районе идут о нём россказни. При встрече с ним вздрагивают вечно усталые женщины, А старухи крестятся: "Пронеси-пронеси его, господи!" Капитану бы легче Неву вновь два раза форсировать Или снова под Прохоровкой идти под удар полутонок, Чем чужую беду в кабинетной тиши фокусировать На казённых страничках плывущих к нему косяком похоронок. Но служи, где приказано, коль уж фронту ты больше не нужен, Коль горел, и прострелен, и два раза контужен. Пусть твоя седина, пусть твои ордена за тебя говорят, за израненного. Не твоя в том вина, это - наша беда, что теперь твоя служба каинова. Он пришёл ко мне в госпиталь обожженный нежданной радостью. Был смущён, словно сам всю войну кантовался вдали от войны. Он в глаза всем заглядывал с непонятною виноватостью И не открещивался от своей безусловной и тяжкой вины. - Мне твой адрес, - сказал он, - вчера твоя мать указала. Я о старшем - Владимире - ей вручал документ в феврале. А вчера на тебя, на геройски погибшего Павла, Увидала она у меня на служебном столе... Я, воскресшему, рад тебе больше, чем первому ордену. Я вас полк схоронил и отныне до века в крови. Так спасибо, земляк, не пропал ты, не сгинул за Родину. Ты живи за неё. Вопреки похоронке Ж И В И! СТАРЫЕ ПИСЬМА В 1944-м, когда фронт наконец отодвинулся далеко от стен Ленинграда, единственной формой общения с мамой стала полевая почта. Нужно ли говорить, как ждали наши мамы этих военторговских открыток или самодельных треуголок - коротеньких, написанных наспех, но несущих с войны самое главное для мамы известие: сын жив! После того, как погиб мой старший брат - гвардейский строевой офицер, - я и придумал ту хитрость, о которой рассказывается в стихотворении. Я не держал её в секрете от друзей. Хитрость быстро завоевала популярность, и в полку у автора появилось много последователей. Правда, мама потом говорила, что сразу же разгадала мою уловку. Ты прости, я тогда обманул тебя, мама. Всё обман: и открытки, и та телеграмма. Всё - строка за строкою - наивный подлог. Но иначе тогда поступить я не мог. Пожелтевших страниц вновь шуршит листопад. Мама их сберегла. Я читаю листки. Их писал девятнадцатилетний солдат. Я тогда обманул тебя, мама. Прости! Одинаков их текст: "Жив-здоров и - в резерве. Пусть хоть это избавит тебя от седин. Обо мне не тужи, береги свои нервы. Как у бога за пазухой младший твой сын!" Так я врал. Врал почти исступленно, Загодя сделав открыток запас. И по штуке сдавал через день почтальону, Если он, почтальон, добирался до нас. А вот это письмо, что надрезано пулей, Я отправил, оставшись от взвода один: "Жив! В резерве! Вот так-то, мамуля! Как у бога в гостях тут последний твой сын!" Пожелтевших страниц отшумел листопад. Разыскав те листки средь бумажного хлама, Их читает давно поседевший солдат. Ты прости! Я тогда обманул тебя, мама.
Re: "Библия" военного археолога - хороший справоник по частям и соединениям Полевые цветы Полевые цветы...Ты на них погляди - Сколько жизни и цвета таят их сердца. На пригорках растут, на лугах, при пути... Греют душу прохожего мимо гонца. Все, что в мире хорошего, видимо, есть, Воплотилось в задумчивой их красоте. Ты вглядись в них, и многое сможешь прочесть. То, чего не заметить в мирской суете. Зеленеет трава и деревья шумят... Под алмазной росинкой нагнут стебелек. А быть может, под ними герои лежат, Обнимая подземные клады дорог. На истлевшие кости роса не падет, Не оплачут их скорбные оханья вдов. Лишь цветок полевой прорастет, зацветет, Прикасаясь к забытым могилам бойцов. И впитает в себя мелкий корень земли Голубые глаза, шелест белых кудрей... Оттого и цветы на земле проросли, Чтоб вернуть позабытых её сыновей. Красны маки, да ветви калины, да лен Обжигают поля, выходя из земли. Из земли, куда сгинули сотни имен, Куда тысячи судеб навеки ушли... Я не знаю, быть может такой же букет, Как держу я в руке, из цветов полевых, На могиле лежал, где остался мой дед, Не прошедший по минных полях фронтовых. Может девушка, милого ждущая в дом, Из таких же цветов заплетала венок. И сплетались сердечные чаянья в нем, Запыленные ветрами дальних дорог. Пахнет кашица медом... И, словно сквозь сон, Я прошу эту землю: "Верни их, верни!" Лишь чабрец да ромашка, калина да лен Тихо шепчут, что в мир не вернутся они... Погибшему, которого помню... А хочешь, я секрет тебе раскрою Той сорок пятой маевой весны? Все расскажу и ничего не скрою. А хочешь, напишу рецепт войны? В нём героизм смешался с гадкой ложью, Приправленной осколками гранат, Усыпанный отвагой безнадёжной. Крови и пота стойкий маринад. Он выпечен на кончике гранита, Того, из-под которого не встать. И горечь слёз в него прикладом вбита. Горит, не тлеет цифра сорок пять! Еще туда добавлен звон железа И порох ржавых касок, чтоб вкусней; А чтоб подольше оставаться трезвым, Ты это все свинцом давай запей! Затем смешай посмертный стон солдата, Крик матери, чей сын геройски пал, Добавь щепоть вражды, кусочек мата, Сердец биенье и души накал. Готово. Только сразу все не пробуй - Ты пей её по капельке, до дна, Как пили мы. Ведь до и после гроба, Как и в гробу, - война всегда война.
Re: "Библия" военного археолога - хороший справоник по частям и соединениям "...памяти без вести пропавших." Привычный праздничный салют - Победу празднует столица. Жаль - ветеранов узнают По орденам, а не по лицам. И боль войны, уже чужой, Далёка внукам или близка? Я - не погибший, не живой. Пропавший без вести по спискам. Мы, защищавшие страну, Её Победы не узнали. Мы только встретили войну И в сорок первом задержали. "С неустановленной судьбой" - Пришло известие в конверте. Я - не погибший, не живой, Я - человек без даты смерти. Парад, Победа, ордена Достались нашим младшим братьям. А нас проклятая война Надолго спрятала в объятьях. Фамилий скорбен длинный строй - Судьбы бессмысленно-военной. Я - не погибший, не живой. Я - горсть земли и часть вселенной. Тяжёл безвестности покой, Не славы - памяти нам мало. Но не отмечены строкой На тысячах мемориалов. И если в мирной тишине Услышишь голос мой уставший, Прохожий, вспомни обо мне И всех безвестных и пропавших.. Порой у Вечного Огня Лежат цветы как чья-то память. Для неизвестного меня Нельзя в помин свечи поставить. Холодной утренней росой Омыт окоп, приютом ставший. Я - не погибший, не живой, Один из... без вести пропавших.
Re: "Библия" военного археолога - хороший справоник по частям и соединениям Надо бы все стихи издать эти,за душу здорово берут. И с обязательной припиской-что автор сам копарь по войне,а не штатный поэт работающий на заказ
Re: "Библия" военного археолога - хороший справоник по частям и соединениям Спасибо , конечно , но .... это не мои стихи . Мне в детстве медведь на голову сел . А если серъезно - коллекционирую лирику фронтовиков-окопников о Великой Отечественной войне . Читайте , друзья . Она искрення и чиста . Без пафосного ура-патриотизьма . Ну разве иногда , чуть-чуть ...
Re: "Библия" военного археолога - хороший справоник по частям и соединениям Доброго дня всем! Прочитал стихи - очень тронуло. Решил выставить свои. Не судите строго, если что не так. 1942г. Июль. Взрывом вздЫбило землю, Чуть правей, у реки. Там Серёга и Лёшка - Прощевай, мужики! Артиллерия смолкла. -Значит скоро пойдут. И осталось до смерти Может быть пять минут. Карабин, две обоймы, Плюс граната и нож. И опять перед боем Бьёт короткая дрожь. По свистку из траншеи -И чужие глаза. Дотянуться до шеи, А потом до ножа. Понеслась, закружилась Карусель штыковой. Сколько всё это длилось? Лишь очнулся - живой! Вроде всё на сегодня, Больше вряд ли попрут. Нас от роты осталось Восемнадцать. Все -тут. Из телячьих их ранцев Мы достали вина. А попозже, под вечер, К нам пришёл старшина. Посмотрел на усеянный Трупами склон, И сказал, как стемнеет, Нас отводят за Дон. Солнце рухнуло в реку И уснуло на дне. Мой закончился третий День на этой войне. С Уважением.
Стихотворение http://artofwar.ru/s/skorpioshka/dolgozhdannoe.shtml дома пахнет пирогом с капустой, кот чужие лижет сапоги.. этот дядя, что почти до люстры, будет кушать наши пироги? сгреб ручищами меня в охапку, и, "колючками" поцеловал.. "что, Андрюха.. ты заждался папку?" мама шепчет тихо "не узнал".. шоколад упал - в одну ладошку, а в другую -лёг трофейный нож.. "ты сегодня поиграй немножко, насовсем отдам - как подрастешь".. суета.. дверей не запирают.. тетя Зина, баба Клава вслед, из " десятой", еле ковыляет, одноногий дед Митяй, сосед... вот беседе рюмки вторят звонко: "с возвращением", "с победой" пьют.. я под стол сползаю, потихоньку среди ног свой проложив маршрут.. тихо ткнусь в рукав в чужой шинели, пахнет потом, пылью, табаком... неужели, это, в самом деле, папа, что мне вовсе не знаком?.. и, запрятав под подушку ножик, в одеяло юркну с головой... "нет, он папой быть никак не может, папа - черный.. этот - весь седой" плачу... а под одеялом душно... вдруг, тот голос..хриплый и грудной.. "Выходила на берег Катюша, На высокий берег на крутой." босиком, в трусах, забыв про тапки, щурясь лампам, забегаю в зал: и, к нему на шею, "папка! папка!! ты вернулся!! я тебя так ждал..."
А это некоторые из моих любимых стихов Ты помнишь, танк над краем рва И ту медальку, на которой Осталось только «За отва...», А дальше — сгусток темнокорый. Как мы, юнцы, стоим в кругу, А ветер над сгоревшей пущей Трубит «гу-гу, гу-гу, гу-гу!». Диктуя слог недостающий! Трубит, как будто бы в долгу Пред теми, что назад — ни шагу! Чтоб знали: до последних «гу», Что «За отвагу», «За отвагу»! Он сам ломился сквозь обстрел. Он сам сползал в огне по траку. Он сам кричал и сам горел! Он видел смертную втаку! Я столько ветров научил Дружить в пути с бедой земною, Я столько ветров приручил По всем морям бродить со мною. И может, после всех дорог Перед каким ни есть итогом Какой-нибудь из них бы мог И мне помочь последним слогом. Но тот! Как надо жарко жить. Каких же стоит кругосветок. Его братанье заслужить. Его дыханье напоследок. Чтобы обстрелян, обожжен И закален единоборством, И нам бы вслед однажды он Мог повторять с таким упорством, Как там, над рвом, где мы, юнцы, В сердца отвагу собирали, В краю, где падали отцы И танки в битвах догорали. Виталий Коржиков ************************** Они мечтали — выйти в паре В интербригадовской колонне, И воевать в Гвадалахаре, А побеждать — так в Барселоне. Дружить с девчонкой андалузской И отличиться под Уэской! А лег над ними холмик русский С одной звездой и общей каской. Уже давно размыты лица. Ни славы, ни лихого вида. Но к ним приходят поклониться Из Барселоны и Мадрида. Не видно дат, не ясно имя. Лежат под синевой бездонной, И облака идут над ними Интербригадовской колонной. Виталий Коржиков ******************************* Виктор Верстаков ВСТРЕЧА С УЧИЛИЩЕМ В сквозную осеннюю пору, смущенно улыбку тая, к ограде приди, за которой курсантская юность твоя. Серьезные были науки, хорошие были года. Оркестра военного звуки до слез волновали тогда. Как будто все три поколенья твоей офицерской родни, живые, держали равненье, плечами касаясь, в те дни. И "Встречного марша" звучанье решало задачу свою: невидимо однополчане встречались в армейском строю. И прадед в пехотном мундире, и в танковой куртке отец... Нет братства надежнее в мире, чем братство солдатских сердец. Вновь, дни построения зная, ты с улицы смотришь на двор, где в орденских ленточках знамя с оркестром ведет разговор. ******************************* Скуратов Константин Васильевич А я в войну играл четыре раза ИГРА В ВОЙНУ А я в войну играл четыре раза: Впервые в детстве целились в меня, Второй - в Афгане рядовым спецназа, А третий и четвертый раз - Чечня. Я в детстве был, конечно же, Чапаем И лужи как Урал переплывал. В меня стреляли шишками с сарая, Но я всегда упорно выживал. Потом в горах, где мало кислорода, Я нянчил, как ребенка, автомат. Я проводил в последний путь полвзвода И раз меня отпел военкомат. А в мирной жизни - полный неумеха! И я, поскольку в ней мне не везет, Опять играть в солдатиков поехал И в Грозном чудом встретил Новый год: Меня чеченский снайпер в ногу ранил, Второю пулей счет прервется дням!.. Но я его прикрыл собой в Афгане И он, узнав, не дострелил меня. Живу, служу, хромаю понемногу, Ни дома, ни детей и ни плетей! Тут - вновь к чеченским братьям на подмогу И, вроде, все по-честному теперь. Мы в этот раз, наверно, победили, Хоть без потерь опять не обошлось! И в Грозном кого надо посадили, И воевать особо не пришлось. Я пацанов своих берег, жалея, Чтоб было кому вспомнить о войне. Я их учил всему, что сам умею... Как вдруг война закончилась во мне. И хоть меня просили, чтоб остался, И командир, и даже пацаны, Но я ответил честно - наигрался Знать, утонул Чапай в реке войны...
Из своих. Госпиталь. После блиндажной полутьмы До боли резкий свет. И дико чешется рука, Которой больше нет. Глаза закрою - вижу степь На взгорбке пулемёт. С утра под этой высотой Полёг наш первый взвод. К обеду подогнали танк, Так получи же,гад! Серёгу, взводного, меня, Отправили в санбат. Когда Серёгу занесли, Он был ещё живой. И врач, давая мне наркоз, Сказал, что я герой. Герой я, или кто ещё, Это уж вам решать. А только двадцать восемь душ Остались там лежать. Их первый бой последним стал В этой степи седой. Кто жизнь за Родину отдал, Тот для меня - герой! В груди две пули,и рука... И этот яркий свет. Моя закончилась война В неполных двадцать лет. С уважением.
1942г. Декабрь. Была зима, и был мороз, Снег зло пружинил под ногами. Еду в бачках ребятам нёс, Что на пригорке за домами. Вокруг стояла тишина, Лишь где-то там, в степи над Волгой, Уснула сытая Война, Но сон её не будет долгим. Я по годам нестроевой, Вдали, в Сибири, дети, хата. Здесь с сентября, пока живой, И ни одной пока заплаты. Тьфу, сглазил, чёрт! Толкнуло в грудь, И звёзды сразу стали рядом. Мелькнула мысль:" А всё же жаль, Так и не видел Сталинграда!" Меня под утро не нашли, Но на друзей я не в обиде. Я за три месяца войны И не такое в поле видел. Мы, смерть пытаясь обмануть, Не заполняли медальоны. И вот теперь лежу в степи Нас по России - миллионы. Жизнь всё расставит по местам: Хвала - живым, награды- павшим, И боевых сто горьких грамм, По нам, по без вести пропавшим. Погибшим здесь в сорок втором Дороже всех была б награда, На скромной ленточке медаль -"За оборону Сталинграда"! С уважением.
В детстве, в журнале "Юность" я увидел репродукцию картины школьный класс, за заклеенными крест накрест окнами - зимний военный город. За партой сидит стриженный десятиклассник, возле ног стоит уложенный вещмешок, в руках держит винтовку. А на парте, крупно мелом написано - Я ВЕРНУСЬ! эта картина меня очень тронула и в результате появились следующие стихи Нас уходило восемь, в классе нашем Девчонок было больше чем ребят Договорились мы, что если сможем То выживем, вернёмся все назад! И до сих пор стоит перед глазами, Когда товарищ школьный, Сашка Гусь Винтовку в классе в уголок поставив На парте нашей вывел – Я ВЕРНУСЬ!!! Он не вернулся, с Васькой Алиджари Попав из госпиталя сразу в Сталинград Вдвоём пять суток дом они держали И полегли, но не ушли назад В лесах под Ровно, с Колей Самохвал Два года жили, хлеб, табак делили И в том бою мою он пулю взял Пробило сердце Колькино навылет Кирилл Петров и в школе был трудягой Его забрали сразу в автобат Сквозь снег и дождь машины вёл дорогой Дорогой жизни, хлеб вёз в Ленинрад Он жизни спас, но людям хлеб доставив Остался сам на Пулковских лежать Когда для укрепленья обороны Артиллеристам дали автобат Вдвоём с артиллеристом у орудья Держали танки немцев два часа! Он умер стоя, взяв осколки грудью Об этом всём мне Костя написал Зарубин Юрий с Дымных Константином Борт 51-вый, эскадрилья 5-ть Погибли смертью храбрых за Отчизну!!! Шли на таран, Серега мне сказал…. И в 45-ом, в класс вернувшись старый Поставив шесть стаканов с водкой в ряд С Серёгой пьём, а выпив всё на парте Мы пишем крупно – ВСЕ пришли назад! Вечная им всем память...... Не дай нам Бог пройти то что прошли они, но если доведётся - дай нам Бог силы сделать то что сделали они!!!!
Пришло вдохновение и написался вот такой небольшой стих. Для меня здесь в каждой строчке есть смысл. Война Война... Сколько в этом слове Боли, отчаянья, страха и слез... Сколько пронзительных выстрелов воли Бьют в подсознании мелкую дрожь... Кто-то убит, кого-то убили- Близится час твой последний, солдат. Сердца руины отнюдь не сломили Распорядившись тобой наугад... Алый закат поле боя скрывает, Выстрелы черные где-то слышны . Всем своим сердцем, душой я желаю, Чтоб никогда не бывало войны...!
Это стихотворение посвящается памяти Героя Советского Союза снайпера Петра Алексеевича Гончарова, бывшего рабочего завода "Красный Октябрь", активного участника Сталинградской Битвы, погибшего 31.01.44г. в боях за украинское село Водяное ( Софиевского района Днепропетровской обл.) . Личный счёт по одним данным -380, по другим - более 400 солдат и офицеров противника. Ты идёшь по ложбине, Портупея, планшет... Да, холёный вражина, Офицер или нет? Ты шагаешь упруго, Ты беспечен, ты цел. Но уже две минуты, Как ты взят на прицел. А ведь точно - ты новый! Ваши знают, что тут По ложбине не ходят -Здесь на брюхе ползут! Ты достал сигарету. Всё... Прощай! Будь здоров! А зовут меня Пётр, По отцу Гончаров. А я сам Сталинградский, Здесь был дом, здесь рос сын. Но рванула фугаска, Я остался один. За сгоревший мой город, За разрушеный кров, За убитых безвинно, Есть одна цена - кровь! Я всегда бью под каску - Чтобы наверняка. Вас уже тридцать девять, И не дрогнет рука! И пока бьётся сердце, Пока руки крепки - Не ходить Вам, а ползать В Сталинградской степи! С уважением.
БАЛЛАДА О БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШЕМ Меня нашли в четверг на минном поле, в глазах разбилось небо, как стекло. И все, чему меня учили в школе, в соседнюю воронку утекло. Друзья мои по роте и по взводу ушли назад, оставив рубежи, и похоронная команда на подводу меня забыла в среду положить. И я лежал и пушек не пугался, напуганный до смерти всей войной. И подошел ко мне какой-то гансик и наклонился тихо надо мной. И обомлел недавний гитлер-югенд, узнав в моем лице свое лицо, и удивленно плакал он, напуган моей или своей судьбы концом. О жизни не имея и понятья, о смерти рассуждая, как старик, он бормотал молитвы ли, проклятья, но я не понимал его язык. И чтоб не видеть глаз моих незрячих, в земле немецкой мой недавний враг он закопал меня, немецкий мальчик. От смерти думал откупиться так. А через день, когда вернулись наши, убитый Ганс в обочине лежал. Мой друг сказал:"Как он похож на Сашку... Теперь уж не найдешь его... А жаль." И я лежу уже десятилетья в земле чужой, я к этому привык. И слышу: надо мной играют дети, но я не понимаю их язык. А. Дольский
Владимир Высоцкий Их Восемь - Нас Двое Их восемь - нас двое,- pасклад пеpед боем Hе наш, но мы бyдем игpать! Сеpежа, деpжись! Hам не светит с тобою, Hо козыpи надо pавнять. Я этот небесный квадpат не покинy - Мне цифpы сейчас не важны: Сегодня мой дpyг защищает мне спинy, А значит - и шансы pавны. Мне в хвост вышел "мессер", но вот задымил он, Надсадно завыли винты. Им даже не надо крестов на могилы, Сойдут и на крыльях кресты! - Я - "Первый", я - "Первый", - они под тобою, Я вышел им наперерез. Сбей пламя! Уйди в облака! Я прикрою! В бою не бывает чудес! Сергей! Ты горишь! Уповай, человече, Теперь на надежность строп! Нет! Поздно - и мне вышел мессер навстречу. Прощай! Я приму его в лоб. Я знаю - другие сведут с ними счеты. А по облакам скользя, Взлетят наши души, как два самолета,- Ведь им друг без друга нельзя. Архангел нам скажет: "В раю будет туго!" Но только ворота - щелк, Мы бога попросим: "Впишите нас с другом В какой-нибудь ангельский полк!" И я попрошу Бога, Духа и Сына, Чтоб выполнил волю мою: Пусть вечно мой друг защищает мне спину, Как в этом последнем бою. Мы крылья и стрелы попросим у бога, Ведь нужен им ангел-ас, А если у них истребителей много, Пусть пишут в хранители нас. Хранить - это дело почетное тоже, Удачу нести на крыле Таким, как при жизни мы были с Сережей, И в воздухе и на земле. 1968 Автор текста: Ножкин М. Мы так давно, мы так давно не отдыхали. Нам было просто не до отдыха с тобой. Мы пол-Европы по-пластунски пропахали, И завтра, завтра, наконец, последний бой. Еще немного, еще чуть-чуть, Последний бой - он трудный самый. А я в Россию, домой, хочу, Я так давно не видел маму. А я в Россию, домой, хочу, Я так давно не видел маму. Четвертый год нам нет житья от этих фрицев, Четвертый год соленый пот и кровь рекой, А мне б в девчоночку в хорошую влюбиться, А мне б до Родины дотронуться рукой. Еще немного, еще чуть-чуть, Последний бой - он трудный самый. А я в Россию, домой, хочу, Я так давно не видел маму. А я в Россию, домой, хочу, Я так давно не видел маму. Последний раз сойдемся завтра в рукопашной, Последний раз России сможем послужить, А за нее и помереть совсем не страшно, Хоть каждый все-таки надеется дожить. Еще немного, еще чуть-чуть, Последний бой - он трудный самый. А я в Россию, домой, хочу, Я так давно не видел маму. А я в Россию, домой, хочу, Я так давно не видел маму.
АВГУСТ 1942г. Удар в мотор - и чёрный дым: Пробит маслопровод. А на хвосте повис " Худой", Так просто не уйдёт. Летят осколки фонаря - Как кучно ложит, гад! А подо мной горит Земля, Пылает Сталинград. Я чувствую, как сотни глаз За мной следят с Земли. И слышу их немой приказ: "СВАЛИ его, СВАЛИ!" Дал ногу, ручку от себя: Он проскочил вперёд. И гдето метрах на двухстах Попал под пулемёт. Его к земле я проводил,- Не выпрыгнул - убит! Десятый вылет боевой- Мой личный счёт открыт. За Волгу я перетянул, А там аэродром... Багрово-красный солнца шар В степи горит костром. Пускай с трудом, но всё же сел, Ко мне спешат друзья. Уставший, белый словно мел - С Победой нынче я! Прошу извинить за качество рифмы, но эти стихи пишу я. Короче - что есть на душе - то и выкладываю. С Уважением!
Евгений Винокуров "Москвичи" (1953 г.) В полях за Вислой сонной Лежат в земле сырой Серёжка с Малой Бронной И Витька с Моховой. А где-то в людном мире, Который год подряд, Одни в пустой квартире, Их матери не спят. Свет лампы воспалённой Пылает над Москвой В окне на Малой Бронной, В окне на Моховой. Друзьям не встать. В округе Без них идёт кино. Девчонки, их подруги, Все замужем давно. Пылает свод бездонный, И ночь шумит листвой Над тихой Малой Бронной, Над тихой Моховой.
Михаил Львов "Высота" (1944 г.) Комбату приказали в этот день Взять высоту и к сопкам пристреляться. Он может умереть на высоте, Но раньше должен на нее подняться. И высота была взята, И знают уцелевшие солдаты: У каждого есть в жизни высота, Которую он должен взять когда-то. А если по дороге мы умрем, Своею смертью разрывая доты, То пусть нас похоронят на высотах, Которые мы все-таки берем.
Вспомнилось - ставили на школьной сцене Отрывок из поэмы Роберта Рождественского 210 шагов Война Было училище. Форма - на вырост Стрельбы с утра. Строевая – зазря. Полугодичный ускоренный выпуск. И на петлице два кубаря. Шел эшелон по протяжной России, Шел на войну сквозь мельканье берез «Мы разобьем их!», Мы их осилим!», «Мы им докажем!» - гудел паровоз. Станции – как новгородское вече. Мир, где клокочет людская беда. Шел эшелон. А навстречу, навстречу – лишь санитарные поезда. В глотку не лезла горячая каша. Полночь была, как курок , взведена… «Мы разобьем их!», «Мы им докажем!», «Мы их осилим!» – шептал лейтенант. В тамбуре, Маясь на стрелках гремящих, весь продуваемый сквозняком, он по дороге взрослел – этот мальчик – тонкая шея, уши торчком… Только во сне, Оккупировав полку в осатанелом табачном дыму, Он забывал обо всем ненадолго. И улыбался. Снилось ему что-то распахнутое и голубое Небо, а может, морская волна… “Танки!” И сразу истошное: «К бою-у!» Так они встретились: Он и Война. …Воздух наполнился громом, гуденьем. Мир был изломан, был искажен. Это казалось ошибкой, виденьем, странным чудовищным миражом. Только виденье не проходило: следом за танками у моста пыльные парни в серых мундирах шли и стреляли от живота. Дыбились шпалы! Насыпь качалась! Кроме пожара, Не видно ни зги! Будто бы это планета кончалась там, где сейчас наступали враги. Будто ее становилось все меньше!.. Ежась От близких разрывов гранат, - черный, растерянный, онемевший – в жестком кювете лежал лейтенант. Мальчик лежал посредине России, Всех ее пашен, дорог и осин… Что же ты, взводный?! «Докажем!..», «Осилим!…» Вот он - Фашист Докажи И осиль. Вот он – фашист! Оголтело и мощно воет его знаменитая сталь. Знаю, Что это почти невозможно. Знаю, что страшно. И все-таки встань! Встань, лейтенант! Слышишь, просят об этом, вновь возникая из небытия дом твой, завьюженный солнечным светом, Город, Отечество, Мама твоя… Встань, лейтенант! Заклинают просторы, птицы и звери, снега и цветы. Нежная просит девчонка, с которой так и не смог познакомиться ты Просит далекая средняя школа, ставшая госпиталем с сентября. Встань! Чемпионы двора по футболу просят тебя – своего вратаря. Просит высокая звездная россыпь, горы, излучина каждой реки. Маршал приказывает и просит: «Встань, лейтенант! Постарайся! Смоги…» Глядя значительно и сурово, Вместе с землею и морем скорбя просит об этом крейсер «Аврора». Тельман об этом просит тебя. Просят деревни, пропахшие гарью. Солнце как колокол в небе гудит! Просит из будущего Гагарин. Ты не поднимешься – он не взлетит. Просят твои нерожденные дети. Просит история!.. И тогда встал лейтенант. И шагнул по планете, выкрикнув не по уставу: “Айда!” Встал и пошел на врага, как вслепую. (Сразу же сделалась влажной спина) Встал лейтенант!… И наткнулся на пулю Большую и твердую, как стена Вздрогнул он, будто от зимнего ветра. Падал он медленно, как нараспев. Падал он долго… Упал он мгновенно… Он даже выстрелить не успел! И для него наступила сплошная и бесконечная тишина… Чем этот бой завершился – не знаю. Знаю, чем кончилась эта война! Ждет он меня за чертой неизбежной Он мне мерещится ночью и днем – худенький мальчик, всего-то успешный встать под огнем и шагнуть под огнем. …А над домом тучи кружат-ворожат. Под землей цветущей павшие лежат. Дождь идет над полем, родную землю поит… Мы про них не вспомним – и про нас не вспомнят. Не вспомнят ни разу Никто И никогда. Бежит по оврагу мутная вода… Вот и дождь кончился. Радуга как полымя. А ведь очень хочется, чтоб и про нас помнили! 1978 "Нас не нужно жалеть" В.С. Высоцкий читает стих С.П.Гудзенко "Мое поколение". Москва, МГУ, 1979 год. http://www.youtube.com/watch?v=RS3UFuIhPk0&feature=related Песня на стихи Семена Гудзенко,исполняет Михаил Волонтир http://www.youtube.com/watch?v=0qKt6npUjdE&feature=related
Полевая почта Когда в кругу друзей мы вспоминаем О годах нашей жизни боевой, Один из первых тостов поднимаем Мы за здоровье почты полевой. Пусть хлещет дождь, окопы заливая, На всей земле сухого места нет – Когда приходит почта полевая Солдат теплом далёким обогрет. Кто был на фронте, на переднем крае, Тот оправдает и поймёт бойца, Который, смерть и пули презирая, Готов плясать при виде письмеца. Морозом и жарою опалённый Четыре года шёл войной боец, А следом фронтовые почтальоны Несли приветы от родных сердец. В селе далёком плачет Мать от счастья, Узнав, что сын здоровый и живой. Ей эту весть сквозь битвы и ненастья Приносит треугольник полевой. Бегут года, но мы не забываем О верном друге жизни фронтовой И тост, друзья, с любовью поднимаем Мы за здоровье почты полевой. Н. Лабковский
«Колоколенка» Л.Сергеев На горе, на горочке стоит колоколенка, А с нее по полюшку лупит пулемет, И лежит на полюшке сапогами к солнышку С растакой-то матерью наш геройский взвод. Мы землицу лапаем скуренными пальцами, Пули, как воробушки, плещутся в пыли... Митрия Горохова да сержанта Мохова Эти вот воробушки взяли да нашли. Тут старшой Крупенников говорит мне тоненько, Чтоб я принял смертушку за честной народ, Чтоб на колоколенке захлебнулся кровушкой Растакой-разэтакий этот сукин кот. Я к своей винтовочке крепко штык прилаживал, За сапог засовывал старенький наган. «Славу» третьей степени да медаль отважную С левой клал сторонушки глубоко в карман. Мне чинарик подали, мне сухарик бросили, Сам старшой Крупенников фляжку опростал. Я ее испробовал, вспомнил маму родную Да по полю ровному быстро побежал. А на колоколенке сукин кот занервничал, Стал меня выцеливать, чтоб наверняка. Да, видать, сориночка, малая песчиночка В глаз попала лютому - дрогнула рука. Я ж винтовку выронил да упал за камушек, Чтоб подумал вражина, будто зацепил. Да он, видать, был стрелянный - сразу не поверил мне И по камню-камушку длинно засадил. Да, видно, не судьба была пули мне испробовать... Сам старшой Крупенников встал, как на парад. Сразу с колоколенки, весело чирикая, В грудь влетели пташечки, бросили назад. Я рыдал без голоса, грыз землицу горькую, Я бежал, не думая, в горку напрямик. Жгла меня и мучила злоба неминучая, Метил в колоколенку мой голодный штык. Горочки-пригорочки, башни-колоколенки... Что кому назначено? Чей теперь черед? Рана не зажитая, память неубитая - Солнышко, да полюшко, да геройский взвод... Л.Сергеев
