Французы в Войсках СС / French in the Waffen-SS.

Re: Редкие фото иностранцев в СС, полиции и вермахте


Слева направо
американец Пьер Де ла Нью ду Вер (Pierre de la Ney du Vair - этнический францкз из США - здесь в форме французской милиции, позже вступил в СС и был гауптштурмфюрером)
французская милиция

 

Re: Редкие фото иностранцев в СС, полиции и вермахте

Дивизия ''Шарлемань'' в Берлине.

 

Как-то не хватает этой темы у нас в разделе.
Давайте выкладывать интересную информацию и фотографии французских добровольцев в СС.

 

http://www.youtube.com/watch?v=_IQJuQ4ctjs

С 30-й секунды, где мужики с панцершреками вылезают из грузовика - это французы.

 

Немного в порядке самопиара: http://reibert.info/forum/album.php?albumid=2048 (там фотки и бригады в Галиции и дивизии).

 

Есть парочка прикольных, но размер огорчает в массе своей.

Вот интересные две фотки. С танком - это уже в Берлине, а вот вторую, думаю, мало кто видел.

 

Ну, особо не повыбираеш - эти-то почти все на французских сайтах нашел.

Хорошая статья про штурмбригаду (на французском):
http://www.axishistory.com/index.php?id=7273

 

Статья на английском о дивизии "Шарлемань":
http://www.axishistory.com/index.php?id=881

 

http://ordrenoir.unblog.fr/

Возможно что эту ссылку уже выкладывали, но найти навскидку не получилось, поэтому продублирую.

 

Французы обороняют Берлин

Французский батальон был включен в состав дивизии СС «Нордланд» как самостоятельное подразделение. После тяжелых боев прошедшей зимы и весны батальон насчитывал едва ли 1500 человек. В основном это были норвежцы, датчане и шведы, которые, все без исключения, добровольно вызвались бороться с большевиками.

Пробил роковой час Берлина. Вокруг грохотал бой, ревели гранаты и без разбора стирали с лица города целые кварталы, казалось, было слышно, как бушует вдали свора захватчиков. Но Берлин сохранял спокойствие перед лицом этой пляски смерти. Люди, как обычно, не торопясь, шли по улицам, делали то, что привыкли делать — только с каким-то почти религиозным благоговением. Смерть притаилась за углом, все это знали, но старались не предаваться бездействию или отчаянию. Берлин не был жертвой, ожидающей палача, он был раненым воином, который сопротивляется судьбе и собирает силы для последнего боя.

Как на учениях, продвигались наши воины, крались от одной двери к другой, через руины и стены и нападали на красных стрелков, которые прятались на этажах зданий. Танки, идущие вслед за ними, выплевывали огонь и пламя и не оставляли вражеской пехоте ни одного шанса на ответный удар. Наша атака распространялась все дальше.

Ручными гранатами и штыками мы очищали дом за домом. И все это — на глазах у берлинцев, которые то тут то там выглядывали из убежищ и осведомлялись о ходе боя. Все всё еще надеялись, что русские не дойдут до них. Часто они выносили нам воду или кофе: «Вот, пейте! Вы же, должно быть, умираете от жажды!» Другие приглашали нас к себе в подвал разделить с ними трапезу из их последних пайков.

Красные несли чудовищные потери. Разбито было около 30 танков и зенитных орудий, не говоря уже о многочисленных убитых и раненых. Наши связные носились под огнем, восстанавливая и поддерживая сообщение с оставшимися штурмовыми ротами. У нас самые сложные и опасные поручения выполнял 20-летний Милле. Много раз за это утро мы думали, что видим его в последний раз. Но снова и снова он появлялся перед нами, спокойный и невозмутимый: «Приказ выполнен!» Когда мы около полудня пересекали очередную улицу, рядом просвистела граната — Милле закачался и упал вниз лицом. Последний раз вздрогнул всем телом и остался неподвижно лежать на мостовой. Теперь в дело вступили Т-34. В последний момент на соседней улице показался «Королевский Тигр». Его 8,8-сантиметровый ствол медленно опускался. Раздался сухой негромкий взрыв, и танк красных замер посреди улицы. Рядом все еще лежал Милле в своей маскировочной коричнево-зеленой рубашке, светлые волосы испачканы пылью, юношеское лицо омрачено печатью смерти. Друзья отнесли его тело в укрытие.

Рожер, 19-летний черноволосый чертяка, занял его место. Он был фанатиком, который пришел записываться в добровольцы в 17лет и заявил тогда офицеру, который с насмешкой объяснил ему, что для француза военная жизнь слишком тяжела: «Она не для всех, и именно поэтому я здесь!» Он стал асом в ближнем бою и в обращении с ручными гранатами.

Финк проводил меня по шахте метро до станции Кохштрассе в газетном центре Берлина. Там меня ждал Вебер — солдат, которому на завтрак требовался, по крайней мере, один вражеский танк. Он провел меня в низко расположенную над тротуаром комнату, из которой отлично просматривалась Вильгельмштрассе. «Вы только посмотрите на это!» — В трех метрах от нас неподвижно замер Т-34. На башне виднелся след от снаряда фаустпатрона, гусеницы догорали и дымились. «Разве это не красота?» — спросил Вебер тихо.

Он сделал чистую работу. Еще один! Итог дня: пять подбитых фаустпатронами танков, многочисленные атаки русской пехоты отбиты, причем русские понесли тяжелые потери. Но у нас нет ни одного противотанкового орудия, ни пушки, ни минометов. У нас остались только фаустпатроны, автоматы и несколько пулеметов MG-42. Не слишком-то много! У русских же, наоборот, казалось, что на место подбитого танка тут же встает несколько новых. У них были противотанковые орудия и наводящие страх минометы в огромном количестве. И пехоты, до настоящего времени довольно осторожной, вроде бы было очень много. Но какое нам было дело до этого?

Кругом снайперы!

Наши потери со временем увеличились, так как у русских повсюду были снайперы, которые брали на мушку всех, стоило только тени человека мелькнуть в окне или во дворе. Даже Де Лак, который с самого начала с завидной для новичка ловкостью вел своих людей, был ранен вражеским стрелком и отнесен в убежище. Затем настала очередь Рожерц и его друга Бику, который в свои неполные 18 лет стал самым молодым унтер-офицером батальона. Оба объяснили мне, что только что уничтожили нескольких красных стрелков, которых обнаружили под крышами домов. «В том углу их еще много, но у меня кончились гранаты!» Не закончив говорить, они, набив карманы ручными гранатами, поспешили назад.

Через некоторое время Бику вернулся с опущенной головой. «Ну и?» — спросили мы. «Мы в них попали, но Рожер ранен!» Вскоре принесли Рожера. Он был еще бледнее обычного. Под правым глазом, не переставая, текла кровавая струйка. Осколок гранаты попал ему под самое веко. Мы положили его в единственное кресло, и вскоре он потерял сознание. Затем мы отнесли его на перевязочный пункт.

Остаток ночи прошел спокойно. Иногда тишину ночи разрывали душераздирающие крики, не имевшие, казалось, ничего общего с человеческими. Это кричали недалеко от нас женщины, кричали, переполненные отчаянием, страданием и смертельным страхом перед солдатами степей, которые изливали на них — настигнутых жертвах — свою звериную жестокость. Мы посмотрели друг на друга и сжали кулаки. «Если бы у нас только были танки! Мы бы быстро очистили весь район!» Мы думали о тех, кто еще вчера помогал нам, чем мог, под вражеским огнем, а сегодня, после того как мы отступили, с ужасом ожидал той минуты, когда пьяные победители распахнут дверь бомбоубежища.

Постепенно мы теряли человеческий облик. Наши глаза пылали, лица ввалились и были испачканы пылью. Тяжелее всего было без воды. Продовольствие из дивизии мы получали по крохам. На все происходящее мы реагировали как автоматы или роботы. Это был ад. Будущее больше не интересовало нас. Единственная мысль пока еще жила в нас: уничтожить танки, стрелять по красным, бросать ручные гранаты, выстоять, не пропустить врага! Это была наша единственная цель, смысл нашей жизни и одновременно нашей смерти.

Вечером 30 апреля к нам в командный пункт привели пленного русского. Это был украинский унтер-офицер. Хлеб, который у него был, наши ребята разделили между собой, так как они уже несколько дней не ели хлеба. Взамен ему дали сигареты. Он красноречиво объяснил переводчику, что он украинец, а не русский. Был принудительно призван на фронт и является ярым противником большевиков. Мы, конечно, нисколько не поверили искренности его заверений, но слушали его с интересом. Потому что он рассказал, что у русских сегодня объявили о великой победе. В Берлине незанятым остался какой-то один квадратный километр. Этот последний бастион отложили на завтра, вероятно, в честь Первого мая. Его слова были встречены диким хохотом: «Завтра утром мы будем еще здесь, старик, и если твои попытаются прорваться, встретим их, как полагается!»

 

Белые флаги

Ранним утром 2 мая мы поднялись на здание Министерства авиации и заняли исходные позиции для обороны. Но не успели мы приготовиться, как со стороны вражеских позиций в нашу сторону направились машины с белыми флагами. В них находились русские и немецкие офицеры. Говорили о капитуляции, и действительно, вскоре к нам подошли безоружные русские и предложили нам закурить.

Мы не могли поверить, что все закончилось. Это было невозможно! В любом случае, мы не можем просто так взять и сдаться. Что же происходило в Рейхсканцелярии? По крайней мере, там мы смогли бы хоть что-то узнать. Руками и штыками мы пробили себе дорогу по одному из туннелей метро. На Потсдамской площади нас поджидало ужасное разочарование: линия метро на том участке дороги проходила под открытым небом…

Лучшее, что мы могли сделать, — это спрятаться под землей и переждать ночь. Один из туннелей заканчивался под сводом моста и был отгорожен осыпью, так что образовывал отличные убежища для ночевки. Мы быстро разделились на несколько маленьких групп и исчезли друг за другом. В этот момент подошли ополченцы, которые имели те же намерения, что и мы. Но эти бедолаги были медлительны и недостаточно проворны, чем привлекли внимание русского патруля, который не заставил себя ждать.

«Не стрелять! Не стрелять!» — закричал первый из них, которого схватил патруль. Русские методично обыскали всю местность и одну за другой нашли наши спрятавшиеся группы. Каждый раз, когда русские проходили мимо нашего убежища, мы сжимались, затаив дыхание. Несколько раз они останавливались как раз напротив того места, где мы прятались, и наши сердца, казалось, готовы были выпрыгнуть из груди. Прижатые друг к другу, мы ждали, отчаянно и упрямо цепляясь за последнюю, такую призрачную надежду. Конец наступил внезапно. От ударов сапог упал закрывавший нас вал. Красные тут же окружили нас и сразу обыскали наши карманы. Первым, что они забрали у нас, были часы и лишь затем оружие.

Нас вытащили наружу. И тут мы увидели победителей, прогуливающихся группками тут и там с бутылками в руках. Ритуальный танец начался. Один из русских подошел к нам качающейся походкой, со зло поблескивающими глазами, угрожающе искривив рот. Он схватил Рожера Альбера, который шел рядом со мной, и прижал его к стене. Но тут вмешался охранник и вернул пленного в строй. «Еще раз обошлось», — шепнул мне Рожер Альбер тихо.

В тот же момент русский подбежал опять, снова схватил свою жертву и, с криками «СС! СС!», выстрелил. Рожер Альбер, не произнеся ни звука, с простреленным виском упал к моим ногам. Когда охранники увидели, что мы замедлили шаг, они начали нас подгонять. Мы как раз проходили мимо Рейхсканцелярии, которая в этот момент подвергалась разграблению, когда увидели, как со стороны Тиргартена двигались сотни и сотни красных танков по направлению к Бранденбургским воротам, словно на гигантском параде, — к Бранденбургским воротам, чей израненный силуэт возвышался в сером берлинском небе последним оплотом, последней надеждой и вызовом…

Доброволец штурмовой бригады СС «Шарлемань»

 

Копипаста с одного иносайта (надеюсь не повтор).
Денежное довольствие (в франках) военнослужащих дивизии "Шарльмань":

SS- Mann et Sturmann. 600frs
Rottenführer. 720frs
Untersharführer. 840frs
Sharführer. 900frs
Obersharführer. 1080frs
Hauptsharführer. 1200frs
Sturmsharführer. 1200frs
Untersturmführer. 1440frs
Obersturmführer. 1620 frs
Haupsturmführer. 1920 frs
Sturmbannführer. 2160frs

Кроме того, для всех чинов предусмотрена надбавка за нахождение на передовой из расчёта 20 франков в день. А для офицеров компенсация за пошив униформы - 600 франков в месяц.
Навскидку курс RM к франку - 1:20

 

В дополнение к предыдущему. Также были предусмотрены выплаты для холостяков и для членов семей (родители, жена, дети) добровольцев.

Интервью Кристиана де ля Мазьер
Les dossiers de Histoire n°92 avril 1994

Были ли слои населения особо предрасположенные к вступлению в Ваффен СС?
Не думаю. По той простой причине, что в этом плане дивизия "Шарльмань" была подобна остальным армиям мира, т.е объединяла представителей всех социальных групп страны. Ну может быть чуть меньше крестьян, зато в ней служило много рабочих, чьи родители были коммунистами. Их мотив - месть Союзникам за бомбардировки некоторых рабочих пригородов.

Им было затруднительно принять идеи национал-социализма?
Идеологически они не были подготовлены, но даже для детей коммунистов этот "переход" был лёгким.

А что касается вашего вступления в Ваффен СС?
Я выходец из семьи с глубоко антикоммунистическими взглядами, наши предки были роялистами, но всё равно я не был готов к подобному шагу. Здесь главную роль сыграли эмоции. Кино и радио, используемые нацистской пропагандой, действовали на нас подобно этим недоступным голливудским красоткам.

Чем вы занимались в начале войны?
Первое потрясение я испытал, когда услышал о заключенном союзе Германии и СССР. До этого я был очарован Германией. С лёгким сердцем я решил сражаться за Францию, записавшись в авиацию. Второй шок - был наш разгром. Как мы думали, мы проиграли из-за недостатка вооружения, пацифизма правительства и отказа от нападения на немцев, когда у них шло перевооружение.

Давайте вспомним 1941 год. Нападение Германии на Советский Союз.
Поскольку СССР стал союзником Англии, к которой я не питал особых симпатий, во мне снова пробудились "старые чувства". В 1942 я приезжаю в Париж и становлюсь национал-социалистом.

Какими обстоятельствами сопровождалось ваше вступление в Ваффен СС?
Я и мои товарищи думали тогда, что никакие договорённости между Союзниками не вечны. К тому же, подписывая бумаги, у нас было требование - не отправлять нас на Западный фронт. Мы не хотели воевать с французами, которые были на стороне англо-американцев.

Что вы можете сказать о Красной Армии?
Самое худшее и самое лучшее. Тем не менее русские - удивительные люди. Мне доводилось даже видеть, как они погибали, защищая пленных.

Будучи солдатами Ваффен СС вы ощущали европейскую или, всё-таки, немецкую принадлежность?
Скорее европейскую. Судите сами. Из десяти тысяч человек только сто пятьдесят более-менее говорят по немецки. То есть, основное общение с немцами: приветствие, цифры, который час... Тяжело говорить о полном слиянии.

Что бы вы сказали о боевых качествах дивизии?
Они были исключительны. Особенно если учесть нашу слабую оснащённость. К тому же у нас служили мальчишки пятнадцати лет, подделавшие метрики, лишь бы попасть на фронт.

Дивизия "Шарльмань" закончила свой путь, защищая Берлин. Когда вас взяли в плен, делали ли русские различие между чисто немецкими и "иностранными" Ваффен СС?
Нет. К тому же для них, если ты сражался в рядах СС и не был немцем, это было вроде двойного преступления. Некоторые по прибытию в Берлин даже срывали с себя СС-овские знаки различия.

Но ведь была же татуировка помимо всего?
Совсем нет. Две трети из бойцов дивизии, в том числе и я, не были татуированы. На это просто не было времени.

Что произошло с вами впоследствии?
Несколько немецких тюрем, потом препровождение во Францию. Там меня осудили на пять лет заключения и десять поражения в правах. Достаточно немного. Смягчающим фактом явилось то, что меня расценили как героя войны 39-40. Во Франции меня несколько раз переводили из тюрьмы в тюрьму. А в апреле 1948 я попал под президентское помилование. В день освобождения я должен был играть в тюремном спектакле, и мы с директором заключили соглашение. Я пробыл лишние сутки за решёткой, а взамен мне донесли вещи прямо до машины.

 

Интервью с Gilbert Gilles (Жильбер Жиль). 58-й полк, автор двух книг "Un ancien waffen SS raconte" (Рассказывает ветеран Ваффен СС)

Чем вы занимались, когда в 1941 Германия напала на СССР?
Когда Германия решила атаковать "поповых" (les popovs - во фр. название русских; без особого оттенка пренебрежения), я находился в Бранденбурге-на-Хафеле в качестве военнопленного. Отправившись в сентябре 1939 г. в возрасте семнадцати с половиной лет на военную службу, в марте 40-го я попал в плен, и был переведён в Германию.

Как вы оказались в рядах Ваффен СС?
Мне помог один штурмбанфюрер. Были подделаны кое-какие бумаги, в которых моя мать стала записана как немка, родившаяся в Кёльне. Таким образом я превратился в фольксдойче и поступил непосредственно в немецкие Ваффен СС (нет никаких подтверждений словам Жиля, тем более, что у него никогда не было татуировки с группой крови - странный случай для солдата немецких войск СС в 1942 г.)

Что вы можете сказать о Красной Армии?
Худшие солдаты в мире. Только численное превосходство и помощь американцев позволили им отбросить нас на Запад. Добавьте к этому предателей среди немецкого генералитета и вы поймёте, почему мы проиграли.

Будучи солдатами Ваффен СС вы ощущали европейскую или, всё-таки, немецкую принадлежность?
Немецкие войска СС и были европейской армией. Пайпер, ПанцерМайер, Макс Вюнше и многие другие называли себя европейцами, также как Борис (персонаж книги Жиля "SS Kommando") и я сам.

Как вы оцениваете боеспособность дивизии "Шарльмань"?
Она была практически нулевой. Причин несколько. Первая - уровень боевой подготовки был весьма низок как у солдат, так и у унтер-офицеров и офицеров -выходцев из Бад Тёльца. Результат не замедлил сказаться в ходе первого столкновения с русскими возле Хайнрихвальде (Жиль, критикуя Бад Тёльц, особо нападает на Фёне. Он его особо недолюбливает, несмотря на то, что служил в батальоне под его командованием во время прорыва русских позиций в марте 1945-го).Старый Барто (Bartholomei), благодаря своему боевому опыту со времен службы в Африке, сумел выдвинуть бойцов на расстояние броска. Другие же юные командиры рот, "выпеченные" в Тёльце или оказались убитыми, или впали в ступор, подобно моему ротному Бразье.
Вторая - отсутствие техники и оснащения, которое было обещано, и которое мы были должны получить в Хаммерштайне. Но ни бронетранспортёров, ни танков поддержки мы так и не увидели.
И третья - упадок духа бойцов, в особенности у командиров взводов. Они, как правило, даже не знали, где находятся остальные подразделения дивизии и немцы (латвийские части). В ходе отступления к Балтике каждая колонна отходила сама по себе, продираясь сквозь заснеженные леса и танковые клинья Красной Армии, стремившиеся в том же направлении.

Дивизия "Шарльмань" закончила свой путь, защищая Берлин. Когда вас взяли в плен, делали ли русские различие между чисто немецкими и иностранными Ваффен СС?
Стиснув зубы и сражаясь до последнего, я не попал в руки русских, поэтому не могу ответить, делалось ли различие между немцами и французами в плену. Кое-кто поспешил выбросить свой штурмгевер, завидя польских солдатиков на велосипеде (это выпад в адрес де Ля Мазьер, которого Жиль ненавидит ещё больше, чем Фёне. Но де Ля Мазьер сдался польским офицерам, которые ехали не на велосипеде, а на джипе, и он был практически без сил).

Как проходила ваша послевоенная адаптация?
Адаптация? Освободясь с голлистской каторги 20 апреля 1948г. (день рождения моего бывшего шефа!!), я отправился отдохнуть, воспользовавшись приглашением одной баронессы. В дальнейшем моим занятием были велогонки - выступления на любительском уровне, участие в организации соревнований...

 

Какой, однако, злой дедушка. Кто ж его так задел-то. Особенно удивил пассаж про нулевую боеспособность.

 

Да, ИМХО, какой-то тип недобрый, мягко говоря. Не понравился мне тоже, закинул сугубо "для контраста".

 

Последнее интервью (там больше про послевоенные мытарства).

Интервью Анри Фёне (Historia Magazine, статья "Что с ними стало? Последний из командиров французских СС", 1976?)

Второго мая 1945 г. в разрушенном Берлине горстка уцелевших солдат дивизии "Шарльмань" продолжает сражение, всего в нескольких метрах от них - бункер, где два дня назад Гитлер покончил с собой. Командует ими хауптштурмфюрер Фёне. Ему всего двадцать шесть. Уже два года он воюет против Советов, одев немецкую форму. В 1940-м, раненный немцами, награждённый Военным крестом, он увидел крах французской армии. В 1945 -м, раненному русскими, удостоенному Рыцарского (в ориг. - Железного) креста ему суждено пережить крах 3-го Райха.
Теперь он и около пятидесяти выживших бойцов окружены красными. Единственное удовлетворение - 60 уничтоженных за неделю танков. В час дня их обнаружили и взяли в плен. Фёне, как и многие другие, только что проиграл войну.
Тридцать один год спустя мы едем по той же дороге, которая привела его в этот маленький провинциальный городок. Тихая, почти безмолвная улица окутана январским туманом. Дома буржуа, разбогатевших ещё в бальзаковские времена.
Табличка на воротах. Это здесь. Несколько ступенек, просторная комната, письменный стол. Бывший капитан Фёне почти не изменился. Конечно, немного погрузнел с годами, появилась седина, но взгляд из под очков не утратил живости. Его голос спокоен, но твёрд. Если он замолкает, это для того, чтобы оживить в памяти имена и даты.

Когда я оказался в плену у русских, я был ранен в ступню. Три недели подряд мы тащились по берлинским окрестностям, это было достаточно мучительно. Нас заставили идти пешком, что с моей раной.. Сами понимаете. Не было ни бинтов, ни лазаретов, ни санитаров. В конце концов мы достигли лагеря к северо-востоку от бывшей столицы Третьего Райха. Предполагалось, что оттуда нас отправят дальше на Восток, по прежнему пешком. Посколько я передвигался всё хуже и хуже, меня положили в местный госпиталь. Точнее не госпиталь, а обычную больницу, не имевшую никакого отношения к лагерю. Туда же отправили пять или четырёх моих товарищей с похожими ранениями. Лечил нас немецкий врач. Моя рана не была очень серьёзной, так что спустя три недели, я был снова на ногах. Доктор оповестил местное советское начальство, что я выписываюсь. В обычной ситуации меня должны были препроводить в лагерь, а оттуда - на Восток. Но русских подчас невозможно предугадать. Они совершенно прекратили интересоваться мной: "Раз он покинул лагерь, пусть убирается к чертям!"

Фёне не заставил себя упрашивать. Каких-то шесть недель в плену, и он снова свободный человек. Если можно так выразиться, так как во Франции вероятней всего его ждал смертный приговор.
Ему дали гражданское. Услышав, что на юге Берлина формируют эшелон для отправки на родину французов, угнанных на принудительные работы, Фёне не стал терять времени. Пешком к поезду, и спустя двое суток, 24 июня 1945-го он прибывает в Валансьен.

Фильтрация была достаточно суровой. Всех отправили в душ. Именно там меня и опознали из-за группы крови на левом плече. О, да. "Лавры" не заставили себя долго ждать. Для начала меня основательно избили. Эсэсовец, да ещё и француз, подлежал особо суровому "исправлению". Но что меня поразило больше всего - это та атмосфера ненависти, чего не было в 1943-м, когда я покидал Францию. Конечно, те с кеми мы имели дело, ненавидели нас люто. Но по сравнению с подавляющим большинством населения, это не играло особой роли. Несколько дней мы провели в местной "гостинице" в скверных условиях. Как однажды услышали с трудом различимые (окошко камеры находилось достаточно высоко), истеричные женские крики:
-Где они? Где? вопили они. Где эсэсовцы? Мы хотим на них посмотреть?
Каким-то образом им удалось вскарабкаться. Дальше было разочарование:
-А, вот эти! Да они такие же, как и все остальные.
Надо признать, что наш вид действительно мог вызвать только жалость.

Ещё через несколько дней Фёне и его сокамерников перевели в форт Секлин. При Виши там располагался тренировочный лагерь, новое правительство приспособило его для своих целей.

Во время поездки конвой забавлялся тем что бил нас своими винтовками, крича:"Смотри, это течёт кровь бошей!". Должен сказать, что если бы получилось беспрепятственно сойти с того поезда, я бы выдавал себя за немца, поскольку хорошо представлял, что меня ожидает во Франции.
По прибытию в Секлин всё абсолютно поменялось. Не только комендант отчитал наших стражников, не стесняясь в выражениях, но и к нам стали относиться учтиво и гуманно. Так продолжалось на протяжении всего пребывания.
Нам разрешили немного поговорить с комендантом, после чего в отношениях установилась некоторая симпатия. Будучи профессиональным военным, он воспринимал нас как солдат:
-Вы серьёзно влипли, но я знаю, что там вы не искали себе ни денег ни благополучия!
Он даже обратился к начальству с просьбой создать и возглавить подразделение из бывших бойцов "Шарльмани". Ответа, правда, так и не получил.
Но тем не менее встетить понимание было очень приятно. Там же я был допрошен инспектором полиции в весьма корректной форме, без угроз и жестокостей.

Фёне сохранил очень добрые воспоминания о коротком пребывании в Секлине. Затем его переводят в тюрьму города Loos-Lez-Lille, где ему суждено пробыть с июля по декабрь 1945-го.

(прод. следует)

 

Продолжение

Тамошний прием оказался куда, как менее радушным. Тумаки, удары ключами.. Но всё-таки не так, как в Валансьене. Впервые в жизни я окунулся в тюремную систему. Восемь человек в камере, плюс, бочка для естественных надобностей. Проще говоря, полгода я жил жизнью обычного завсегдатая тюрем!

Незадолго до Рождества Фёне снова этапируют. Десять дней в парижской тюрьме Санте, два из которых были просто кошмарными, затем тюрьма Сен-Поль.

Несколько раз меня допрашивал судебный следователь. Могу сказать, что мне повезло столкнуться с полностью беспристрастными чиновниками. С момента Освобождения прошло почти два года. Настроения стали более спокойными. Шесть месяцев я провёл в ожидании своей участи из-за споров военного трибунала с гражданским судом. И вот одним майским утром 1946 года день Х настал. Мой адвокат, молодой активист Народно-республиканского движения, с которым у меня установились добрые человеческие отношения, сделал максимум возможного. Что касается председателя суда, его подход был, я бы сказал, тоже скорее благожелательным. Как мне позже поведал адвокат, один из судей, коммунист, за несколько дней до вердикта сказал что-то вроде: "Нельзя приговаривать его к смерти. Это неплохой человек". А поздно вечером огласили приговор - двадцать лет каторжных работ. Полгода раньше, и меня скорее всего бы расстреляли. По возвращению в свой блок, мне кричали из камер:"Фёне? Это ты? Сколько тебе дали?". На мой ответ раздались крики: "Браво!" Спасти себе жизнь в те времена - это была победа.

Через несколько дней Фёне переводят в другое крыло и бреют наголо. Началась тюремная эпопея. Содержание вместе с уголовниками, суровый режим, который, правда, с годами стал смягчаться. Жёсткость содержания Фёне и других "политических" объяснялась тем, что члены комиссий по надзору за соблюдением условий содержания в то время были крайне "политизированы". Что в Парламенте, что где-либо коммунисты не переставали требовать: "Никакой жалости к предателям!"
Летом 46-го заключённый Фёне знакомится со своим первым централом: город Рийом департамента Puy-de-Dôme. Именно там в 1942-м судили Даладье, Блюма, Ля Шамбра, Гамелена и Жакомэ. Построенное из базальта, чёрное, зловещего вида сооружение. Внутри стен...

Это совсем не та тюрьма, где вы все сутки находитесь в одной и той же камере. Здесь заключённые передвигались. Были помещения для сна, несколько мастерских. Думаю, что жизнь в монастыре немного похожа. Помимо всего имелось несколько двориков, куда нас выводили на прогулку дважды в день. Поначалу мы ходили парами в полной тишине. Впоследствии нам разрешили разговаривать. Ещё через несколько месяцев наши прогулки стали похожи на школьную перемену. А в конце всего нам принесли мяч. Смягчения были проведены, благодаря тюремному начальству, а также местному каппелану. С последним у меня сложились личные и достаточно учтивые отношения насколько это возможно, несмотря на то, что я не был верующим... В тот же период в Рийоме содержался Шарль Мора (Charles Maurras)

В середине 1948 -го Фёне вновь переводят. В тюрьму города Кан, ну или в то, что от неё осталось после бомбардировок. В 49 -м - в Eysses, затем в Fontevraut. Здесь он узнаёт, что его срок сокращён до восьми лет, и вскоре он может подать прошение об условном освобождении...
Итак в декабре 1949-го, Фёне свободен. Ему только тридцать лет. И теперь предстоит найти себе место в обществе, которое не особо склонно к снисхождению к людям, носившим немецкую форму, тем более с эсэсовскими рунами. Ему придётся попробовать много профессий....
Он не стал ничего скрывать от своей будущей жены. Его дети прекрасно знают, кем был их отец. Но у них, как и у большинства сверстников, нет никакого желания продолжать баталии, которые им кажутся уже делами давно прошедших дней.
Сегодня Фёне на пороге своего шестидесятилетия. У него собственное дело. Небольшое, но достаточно независимое. Иногда его знакомые узнают о событиях тех лет, но как утверждает Фёне их реакция выражает скорее любопытство или симпатию, чем враждебность и отчуждение.
Я задаю вопрос, есть ли во Франции какие-нибудь общества, объединяющие ветеранов французских войск СС.

Ничего подобного у нас не существует. Только по воле случая можно узнать, что тот или иной уцелел и живёт сейчас там или здесь. Потребовались статьи и книги, чтобы родственники погибших или пропавших без вести наших товарищей спустя 20-30 лет смогли узнать о судьбе тех, кого они разыскивали столько времени.

Все сейчас осторожны и незаметны, и их можно понять. В 1943-44 им было всего по двадцать, но для большинства французов молодость не служит оправданием.

Пусть каждый думает, что ему угодно. Я никогда и не у кого не просил прощения или милости. Кто сейчас может заявить о своём праве миловать, от чьего имени? Присяжные - бывшие члены Сопротивления - перед которыми я заявил, что ни о чём не жалею, ничего не сказали мне в упрёк. Де Голль лично подписал декрет о моей амнистии. Многие из моих друзей находились в Сопротивлении. Другие "резистанты", и их немало, при случае выказывают своё искреннее расположение. С общечеловеческих позиций мы гораздо ближе друг к другу, чем большинство наших современников. И если теперь и надо создать какое-либо сообщество, это сообщество людей, не важно из какого лагеря, способных и спустя тридцать лет идти до конца во имя своих идеалов. Когда я говорю, что мы сражались тогда за Европу против большевиков и тирании золота, это больше никого не шокирует. Конечно, идеологические противоречия сохранились, но сейчас никто не сможет осудить меня за тогдашний выбор от имени "достижений", реализованных победителями 1945-го в течение тридцати лет. Если я и думаю о дружбе, скреплённой опасностями и храбростью того времени, то это не для того, чтобы чествовать друг друга, собираясь в кругу товарищей и бывших противников, это для того, чтобы донести что-нибудь до нынешней молодёжи, которая сегодня зачастую не верит ни во что.

В любом случае, очень мало шансов, что когда-нибудь сыновья Фёне испытают это ужасное чувство, когда на тебе мундир вражеской армии, над которой празднуют победу твои соотечественники.

 

СС - обершарфюрер Франсуа Аполло.

Опытный сержант Французской Армии, завербовался в Кригсмарине, откуда был переведен в 33 пд СС Шарлемань. Учавствовал в боях в Померании и Мекленбурге. Состоял в дивизионной противотанковой школе, вызвался добровольцем во французский батальон СС, отправленный в Берлин. После того, как подбил несколько танков в ближнем бою, был 28 апреля 1945 года награжден Рыцарским Крестом командиром 11 тгд СС "Нордланд".
Выжил в боях за Берлин, переоделся в гражданскую одежду и выдал себя за французского рабочего. Вернулся во Францию. Никто из семьи и окружающих не знал о его службе в СС. Только через 50 лет после его побега из Берлина, сын Аполло прочитал в книге Мабира о нем. Франсуа раскрыл тайну. По сведениям П.Ландвера на 2003 год был жив и проживал в Восточной Франции.
Дивизионная противотанковая школа в Шарлемани, обучала французских гренадеров обращаться с "панцерфаустами" (или панцершреками или офенрорами - как кому нравиться), то есть как в ближнем бою с помощью "ручных" противотанковых средств уничтожать танки. Командир школы - Вебер.

 

С начала 1950 ггодов Французская Секретная Служба начала охоту за нацистскими пособниками из числа французов, которые укрылись в других странах.
3 марта 1957 года в Испании выстрелом в голову убит СС - унтерштурмфюрер Рене Файярд из зенитной батареи "Шарлемани".
Также, бывший штабной работник "Шарлемани" СС - штурмбанфюрер Жан де Вогелас погиб в результате того, что его автомобиль был "испорчен" убийцами.

Вся инфа дана по журналу Зигрунен №72 стр.10

 

это просто матерые пособники, особенно первый, 100% фронтовик

 

Крутой мужик, особенно забавно то, как он попал в Шарлемань (причина).

Награждён он был 29 числа, а не 28. Также там расхождение: некоторые пишут что его наградил Крукенберг, другие пишут что это был Монке. Я лично склоняюсь к первой версии. Когда Вебера ранили в 6-й раз и Монке пришёл навестить его в Фюрербункер, то сказал, что РК наградили Вало и его - Вебера. Помимо этого он сообщил что РК наградили и Фене, и Апполо. Сказал, что Крукенберг получит бумаги на следующий день. Он их не получил. Думаю, поэтому и произошла непонятка с тем, кто наградил Апполо.

Уничтожил он 6 танков, тем самым временно остановил советскую атаку на Канцелярию.

После войны был членом французской компартии. Долгое время считалось, что его убил советский снайпер.

 

Если не сложно, можно их имена в оригинальном написании..

 

SS-Ustuf. Rene Fayard.
SS-Sturmbanf. Jean de Vaugelas.