Есть ли какие-нить фото ? http://ru.wikipedia.org/wiki/Республика_Зуева Публикация: «Республика Зуева» 29 июня 2006 г., 8:26 Регион Полоцк-Витебск-Смоленск немецкая армия прошла довольно быстро, и фронт откатился от этих мест на 200 километров. Под Полоцком, в глухих лесах старостой деревни Саскорки был выбран старообрядец Зуев. Само население деревни и близлежащих сёл исповедовало древлеправославие. Перед войной Зуев вернулся к себе в деревню из ссылки после отбытия третьего по счёту срока наказания. Пострадал он при Советской власти за веру. Двое его сыновей также были арестованы НКВД и сосланы в Сибирь. Зуев и его односельчане проводили "умеренную" политику по отношению к советским партизанам и немецкой власти. Деревня Саскорки стояла в стороне от дорог, и немцы ни разу не посетили её. Люди жили своей жизнью до конца 1941 года, когда из леса пришла группа вооружённых людей и потребовала содержать их отряд. Среди налётчиков находился и сотрудник НКВД, знакомый Зуеву по прежним преследованиям. На коротком совещании сельчане решили их убить, что и сделали ночью. Второй налёт не заставил себя долго ждать. Зуев выдал партизанам продукты и пожелал их больше не видеть у себя в деревне. На другой день партизаны попытались войти в неё, но зуевцы разогнали отряд, опробовав в деле трофейное оружие. Долго так продолжаться не могло, и для защиты своей и окрестных деревень Зуев организовал отряды самообороны, ночью деревни сторожили караулы. В случае нападения отряды быстро собирались вместе и наносили удар. Когда закончились боеприпасы, Зуев поехал к коменданту Полоцка и получил у него некоторое количество патронов к немецким винтовкам. Однако зуевцы были вооружены русскими винтовками и патроны к ним не подошли. Встреча с командующим тылом армии закончилась более успешно. Генерал, нарушив правила, передал Зуеву полсотни винтовок с патронами к ним. Получив помощь, Зуев развернул свои отряды для защиты удалённых деревень и ввёл последние в состав своей "республики". К весне 1944 года у Зуева уже были на вооружении четыре русских пулемёта. Дисциплина в его отрядах была суровой. Весной 1942 года к деревне подошёл карательный эстонский отряд, но после того, как Зуев вывел на встречу свою "армию" эстонцы ушли и более не появлялись. Тем временем Зуев обрёл поддержку в лице коменданта Полоцка, который обещал ему защиту от репрессий со стороны СС и СД. Зуев же в свою очередь наладил снабжение города дровами, сеном и провизией. Так продолжалось, пока коменданта не сменил другой чиновник, не желавший уяснить для себя всю специфику русской службы. Началось "закручивание гаек". Все требования коменданта по поставкам Зуев выполнял. Увидев такую исполнительность, комендант решил, что резервы бесконечны, и направил в район Саскорки целый обоз для вывоза продовольствия. Организовав засаду, Зуев вышел на переговоры. Требования немцев сводились к немедленной сдаче всего зерна, картофеля и скота, в противном случае они грозились сжечь деревню и возражения старосты в расчёт не принимали. Была отдана команда окружить деревню. Не дожидаясь этого, отряд Зуева вышел из леса и выкатил пулемёты на линию прицельного огня. Немцы ретировались. Через некоторое время к Зуеву прибыл парламентёр-зондерфюрер, с которым было заключено соглашение о продолжении поставок продовольствия и недопущении в район партизан. Зимой 1942 года к Зуеву прибыли партизаны-парламентёры, предложившие помогать им, за что зуевцам обещалась военная помощь. Переговоры шли несколько месяцев. Зуев хитрил и одновременно снабжал их мелкие отряды продуктами. Пленных партизан не отправлял в Полоцк к немцам, как того требовали договорённости с немецкой стороной. Летом 1943 года поступил приказ об отправке рабочей силы в Германию. Зуев и тут схитрил, передав немцам лентяев и пьяниц. Остальных жителей выгородил, объяснив немцам их отсутствие занятостью на уборке урожая и пообещав прислать их позже. Таким образом удалось сохранить население, не дав ему уйти к партизанам, и не разругаться с немцами. Справка (Б. В. Соколов, Оккупация. Правда и мифы. М. «АСТ- ПРЕСС КНИГА», 2005, с. 205.): «… жители нескольких деревень русских староверов под Полоцком, предводительствуемые неким Зуевым, разбили посланный немцами карательный отряд, после чего оккупационная власть признала своеобразную «республику староверов» с центром в деревне Саскорки. Здесь была восстановлена частная собственность и открыты староверческие церкви. При отступлении немецкой армии Зуев с частью своих людей ушел на Запад. Другие староверы остались и начали партизанскую борьбу против Красной Армии. Для этой цели немцы снабдили их оружием и продовольствием. Партизанские группы держались в лесах под Полоцком вплоть до 1947 г.» http://www.myweblog.ru/default.aspx?page=Respublika_Zueva
Ответ: Республика Зуева Что известно о сотни таких республиках не подчинявшися ни тем и ни тем, в глухих русских лесах. Чего стоит Локотьская республика.
Национальные партизаны. National partisans. Ув. комрады, есть ли литература о русских анти коммунистических партизанах? Интересует Республика Зуева и другие. Заранее спасибо.
Re: Национальные партизаны. National partisans. есть книга Д. Карова по этой теме изданная на Западе, название выложу позже
Re: Национальные партизаны. National partisans. Про Зуева у Карова не так уж и много, зато по другим полно ценнейшей инфы. А вот есть ещё воспоминания некоего П. Ильинского "Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии" (жизнь Полоцкого округа 1941-1944 гг.), у меня есть ксерокопия сего творения, снятая из какго-то журнала. Там очень подробно написано и про Зуева, и про антисоетское движение, и даже немного о Каминском и его партии.
Re: Национальные партизаны. National partisans. Антисоветское партизанское движение в России это самая засекреченная тема. Только один обрывок информации есть о т.н. "торфяниках" - дезертирской "республике", образовавшейся в 1941 году в болотах и лесах Владимирской области. Крайний Север - п/о поручика Липицкого, ликвидированного органами НКВД лишь в 1944. (по др. данным в 1945г). Судя по имеющейся у меня информации мужик-белогвардеец воевал с 1920 года. На территории Смоленщины, Брянщины после их освобождения от немцев, оперировали части НКВД, проводившие операции против т.н. "зеленых" и "эсеров".+Каминцы. Тайлеру. Каров служил в Абвере, так что информация у него очень интересная, хотя и не бесспорная. В один ряд с его воспоминаниями я бы поставил статьи Боброва "Страшное безмолвие России", выходившие в свет в послевоенном "Возрождении". Не исключаю и наличие фантазии у сих авторов.
Re: Национальные партизаны. National partisans. В Псковской области, по данным местных краеведов, повстанцы действовали до нач. 50-х гг. (но подтвердить документами они это не могут). Образовалось это движение на базе местного пронемецкого формирования, которое в последний период своего существования носило название РОНА (по-видимому, взяли название из прессы, т.к. никаких связей с Каминским не прослеживается). А вот по Кубани есть точные данные - "при ликвидации бандитизма на Кубани в послевоенные годы разгромлено 118 банд общей численностью 1 033 бандита". Последний "бандит" Кубани В. Зикун (бывш. полицейский) был схвачен в декабре 1952 года в ст. Азовской (расстрелян в сент. 1953 г.). И он отнюдь не "лежал на дне" - так, в окт. 1952 он застрелил начальника Северского РО МГБ полк. Найманова. Еще один "бандит", бывший сослуживец Зикуна, но действовавший отдельно, был убит в янв. 1952 г. ("Без грифа "Секретно". Краснодар, 2005). Про Владимирскую область тоже слышал, но никаких подробностей, увы, нету. Есть только предположение где это могло быть - скорее всего на границе Владимирской и Нижегородской областей. Там огромные болота, есть затопленные, непроходимые места.
Re: Республика Зуева-Zuev Republic особисто я нічого феноменального в такому розгортанні подій не бачу: існування автритетного старости, організація відділів самооборони, боротьба проти радянських партизанів - звичайна практика в той час... а Зуєв дійсно співпрацював з Власовим? брав участь в діяльності КОНР?
Re: Республика Зуева-Zuev Republic Полагаю, что Зуев, как истинный представитель древлеправославия к фотографированию относился как "к сооблазну диавольскому".
Очень интересная подборка материалов о восстании 1942 года в одном из лагерей Коми республики: http://pokayanie-komi.narod.ru/rogachev_usinskoye_vosstanie.htm
Новый журнал, 1947 г. Мюнхен. Поздняков В. "РЕСПУБЛИКА" ЗУЕВА Мы приводим рассказ русского эмигранта, служившего офицером в немецкой армии на Восточном фронте. Он являлся непосредственным свидетелем и участником описываемых событий. От авторов. Район Полоцк-Витебск-Смоленск немецкие войска заняли ранней осенью 1941 года, и фронт сразу отошел более чем на 200 км. на восток. Немецкая армия в это время мало занималась местностями его занятыми или, вернее, уже пройденными. В районы, имеющие более или менее серьёзное значение, назначался «ортс-комендант» с небольшим гарнизоном, который фактически контролировал только очень небольшой участок вокруг населенного пункта, в котором поселялся. Обычно, такие коменданты назначались в места, через которые проходили хоть какие-нибудь сносные дороги. На карте, в штабе, обозначался крупный район и теоретически предполагалось, что этим районом назначенный комендант будет управлять. Но так как войск в его распоряжении не было и практически, после снятия урожая, делать коменданту в его обширном царстве было нечего, то он благоразумно в район и не выезжал. Даже в 1943 году в оккупированных областях оставались еще деревни, куда, за всё время войны, не заходил ни один немецкий солдат. В сельских местностях, после занятия той или иной территории, немцы обычно назначали, так называемых, «бургомистров», руководствуясь, главным образом, бравым видом и военной выправкой кандидата. Позднее население стало само выбирать своих бургомистров из людей, которым доверяло. За редким исключением, немцы смещали ранее назначенных ими бургомистров и утверждали выбранных населением. Нужно сказать, что в большинстве это были честные и умные люди, которые прекрасно защищали перед немцами интересы крестьян. Довольно часто выбирались бургомистрами и женщины. Морально крестьяне чувствовали себя спокойно: немцы никак себя не проявляли, а коммунисты, которых они ненавидели, ушли. Многие крестьяне были уверены, что немцы, убрав Сталина и коммунистов, и сами скоро уберутся к себе в Германию, забрав с собой за «оказанную услугу» из страны то, что им захочется. Но это казалось крестьянам даже справедливым, они охотно соглашались на «уплату» подобного долга. Я сам слышал как об этом толковали в деревнях (дер. Котлы, дер. Ямы — Кингисепского района, сентябрь 1941 г.): — «Никаких денег для Гитлера не пожалеем, 10 лет ему платить будем, если он Сталина и всю его сволочь перестреляет». В дальнейшем, они смутно представляли себе созыв Учредительного Собрания, главным образом, из крестьян и установление режима, «как при НЭПе было». Я говорю, конечно, о массовом мнении, ибо среди крестьян были люди, сильно задумывавшиеся над вопросом всё ли будет так просто и удастся ли так легко разделаться с немцами. Но вот, глубокой осенью 1941 года, стали появляться первые партизаны. Ядро их составили парашютно-десантные группы, сброшенные НКВД в немецком тылу. Почти одновременно появились и первые беглецы из лагерей военнопленных, которые рассказывали об ужасах, творимых немцами в лагерях. Крестьяне стали задумываться: с одной стороны — немцы их освободили от коммунистов, с другой — немцы уничтожают русское население. К тому же, появление партизан, хотя и в самом незначительном количестве, заставило немцев посылать в леса и глухие деревни карательные отряды, состоявшие, главным образом, из финнов, эстонцев и латышей — отличавшихся невероятной жестокостью. Благодаря всему этому, в глухих местах и стали возникать подобия крестьянских «республик», под лозунгом — «ни немцев, ни Сталина». С двумя такими «республиками» мне пришлось столкнуться. В январе 1944 года часть, в которой я служил, была переведена в Полоцк. Знакомясь в штабе с положением в данной местности, я несколько раз натолкнулся на дела, носящие заглавия: «бецирк 3.», «район 3.», «запросить мнение 3.», «ответ 3.» и т п. И я крайне удивился, узнав, что «3.» — это русский, по фамилии Зуев. Я знал, что районы и округа всегда, хотя бы номинально, управлялись немцами и запрос русского Зуева казался мне чрезвычайно странным. Я выразил желание его увидеть, но адъютант коменданта города (и местности) еще более удивил меня своим ответом: — Это совсем не так просто, как вы думаете. Надо сначала запросить 3., захочет ли он вас принять, а если захочет, то когда именно. — Как же это сделать? Адъютант сказал, что в Полоцке живет представитель 3. — профессор П., через которого я могу связаться с 3. Узнав адрес профессора П., я вечером отправился к нему. Профессор занимал небольшой домик на окраине города, окруженный маленьким садом, вокруг которого тянулся высокий забор. Когда мой автомобиль подъехал к воротам, со двора вышел человек сильного телосложения, вооруженный советским автоматом и весьма нелюбезно спросил меня, что мне нужно. Молча выслушав меня, он ушел, старательно заперев за собой калитку. Вернулся он быстро и попросил меня следовать за ним. На мой вопрос, нельзя ли завести автомобиль во двор, а шоферу зайти на кухню, чтобы погреться, он коротко ответил: «Нельзя, это у нас запрещается». Меня ввели в домик. Из сеней я прошел в небольшую приемную, а из нее в большой кабинет. Навстречу мне из-за стола поднялся человек лет тридцати пяти, высокий, одетый в поношеный штатский костюм и высокие сапоги. Меня сразу поразили его проницательные серые глаза и спокойно-самоуверенная манера себя держать. Он назвал свою фамилию и вопросительно посмотрел на меня. В свою очередь, я представился и назвал часть, в которой служил. Не подавая руки, он предложил мне сесть. Я стал ему объяснять мое желание увидеться с Зуевым. — Если вам нужно что-либо по вопросам вашей службы, — перебил он меня, — я могу ответить на ваши вопросы. Я ответил, что нахожусь в Полоцке недавно и знакомлюсь с положением, но, так как несколько раз в штабе, в делах встречал имя Зуева, то хотел бы повидать человека, имеющего такой вес у немцев. Далее я объяснил, что так как имя 3. не упоминается в списках агентов Абвера и, насколько я выяснил, не связано ни с СД , ни с ГФП , где русские обыкновенно пользуются влиянием только в том случае, когда они мерзавцы, то 3. особо меня заинтересовал и мне бы очень хотелось узнать этого человека. Профессор на меня удивленно взглянул: — Но ведь вы сами являетесь офицером немецкого Абвера, т. е. разведки и контр-разведки, — сказал он мне весьма холодно. Я ответил ему, что было бы слишком долго рассказывать почему именно я попал на эту службу. — Уверяю вас, — добавил я, — что служу только потому, что убедился в возможности таким образом помочь русскому населению освободиться от власти Сталина. Судьба немцев меня интересует мало. Может быть, вы поверите мне скорее, если я предложу вам мою помощь, например, в освобождении напрасно арестованных людей, которых вы считали бы нужным освободить, насколько, конечно, это будет в моих силах. Профессор задумался. — Я не думал, что в эмиграции есть люди, здраво смотрящие на положение у нас, — сказал он, наконец. — Кто вы, я более или менее уже знаю, у меня тоже есть осведомители, — добавил он. Мы поговорили еще немного, а затем П. обещал, что уведомит меня, когда я могу посетить Зуева, и мы расстались. Я уехал от него в бодром настроении: таких людей в оккупированных областях СССР мне приходилось встречать не часто.
На другой день я стал собирать о профессоре все возможные сведения. СД и ГФП относились к профессору очень враждебно, во-первых, потому, что он наотрез отказался иметь с ними какие-либо дела и отослал обратно все их подарки, которыми они старались привлечь его симпатии, а, во-вторых, потому, что считали его слишком большим патриотом, надеяться на которого, именно из-за его патриотизма, было невозможно. Зато в комендатуре г. Полоцка я нашел зондерфюрера из балтийцев, который с восторгом говорил о Зуеве и о профессоре. Отзыв этот, отчасти, конечно, объяснялся тем продовольствием (дичь, мясо, масло, мед, кожи и шерсть), которое зондерфюрер регулярно получал от 3. и профессора, но, помимо этого, зондерфюрер, не глупый человек и не немец в душе, — чувствовал неподдельную симпатию к обоим. Зондерфюрер подтвердил мне, что оба интересующие меня лица отказались наотрез стать осведомителями-агентами немцев. От него же я узнал, что профессор появился в городе, как только туда вошли немцы и, благодаря хорошему знанию немецкого языка и местного населения, оказал им большие услуги и тем самым завоевал крупное влияние среди них. Профессором какой науки был П. и носит ли он настоящую фамилию— зондерфюрер сказать мне не мог. В городе профессора знали мало, жил он замкнуто, водки совершенно не пил, любовницы в городе не имел и взяток не брал, хотя мог бы брать их в большом количестве. Ходили слухи, что он сидел в советском концлагере по статье 58 и не то бежал, не то был выпущен оттуда перед самой войной. В Полоцк он попал случайно. Через три дня после моего визита к профессору П., тот же человек, который встретил меня у его дома, пришел ко мне и сказал, что на другой день, в два часа дня, Зуев будет рад меня видеть и пришлет за мной свои сани и лошадей. На мой вопрос, сколько будет саней, посланный ответил, что сани будут одни. — А как же конвой? — спросил я. — А вам туда с конвоем и ехать нельзя, — был ответ, — всё равно Зуев никого, кроме вас, к себе не пустит. А за себя вы не беспокойтесь, раз Зуев вас зовет к себе в гости. На другой день, как только мне доложили, что сани от Зуева приехали, я оделся, позвал Н. и вышел на крыльцо, у которого стояли сани. На облучке сидел солидный бородач, любезно со мной поздоровавшийся. — Ты что же, один нас и повезешь? — спросил я его. Он с улыбкой ответил, что раз Зуев меня пригласил, то бояться нечего и предложил садиться. Лошади оказались очень хорошими, сани быстро покатились и очень скоро мы были уже за городом. Сначала дорога шла среди мелкого кустарника, но вскоре мы въехали в довольно густой лес. Я мигнул Н. и мы взяли автоматы в руки. Мы ехали уже больше часа, как вдруг из-за поворота дороги нам навстречу вынырнули четыре всадника, вооруженные карабинами. Мы насторожились, и уже хотели было стрелять, но возница наш обернулся и сказал, что это люди Зуева. Всадники окружили наши сани и мы поехали дальше. Проехав километров 15, мы увидели, стоявшую на большой лесной поляне, небольшую деревню, но только подъехав ближе мы заметили, что деревня эта была окружена колючей проволокой, а у ворот, ведших в деревню, стоял небольшой бункер. При приближении нашего кортежа, из бункера вышла молодая женщина с автоматом в руке. Она кивнула нам и открыла ворота, сделанные в проволочных заграждениях. Сопровождавшие нас всадник повернули в переулок, мы же, проехав немного по главной улице, въехали в обширный двор, среди которого стояла большая хорошая изба, построенная из толстых бревен. О нашем приезде хозяин, очевидно, был предупрежден, так как не успели сани остановиться, как к нам подбежали две здоровые девки и помогли мне выйти. Передав автомат К, я, в сопровождении одной из них, направился в избу. Большая комната, в которую меня ввели, была уставлена зелеными растениями в кадках, передний угол в ней был сплошь увешан старинными, староверческими иконами, перед ними горели лампадки, на столах лежали старинные церковные книги. Попросив меня подождать, девица ушла. Я остался один. Сняв фуражку и пояс с пистолетом, я стал смотреть книги, лежавшие на столе. — Здравствуй, здравствуй, — вдруг услышал я голос за собой. В комнату совершенно бесшумно вошел Зуев. Это был человек лет 50-55, среднего роста, очень широкий в плечах, крепко стоящий на ногах, обутых в мягкие сапоги. Он был почти лыс и носил огромную бороду и усы рыже-седого цвета закрывавшие его лицо. Его маленькие какого-то неопределенного цвета глаза смотрели на меня из-под густых бровей, притворно-ласково улыбаясь. Поверх рубахи навыпуск, на нем был одет городской черный пиджак, на левой стороне которого были прикреплены два бронзовых ордена на зеленых лентах — «За храбрость» — и один серебряный на полосатой ленте. Ордена были без мечей, такие, как немцы выдавали невоенным. Я первый подошел к Зуеву, поблагодарил его за присланные сани и подал ему руку, которую, Зуев пожал очень крепко, с явным намерением показать свою силу. Я сделал вид, что очень удивлен его силой и крепостью, чем явно доставил ему удовольствие. — Садись, садись, — сказал он мне, указывая на стул, и первый сел в кресло около стола. — Курить у меня нельзя, — сказал он и замолчал, пристально рассматривая меня. В комнате было очень жарко, я попросил разрешения снять шинель. Он крикнул что-то, в комнату вбежала девица, которая меня встретила. Она быстро и ловко помогла мне раздеться и, взяв шинель, фуражку и пояс с пистолетом, пошла к двери. Зуев выждал, чтобы убедиться, что я не буду возражать, а затем, указывая глазами на кобуру с пистолетом, спросил: — Не боишься? Я молча вынул из кармана брюк пистолет, который переложил туда, снимая пояс. — Ага... — протянул Зуев, Я опять сел и завел разговор о староверах. В 1941-42 гг. мне часто приходилось иметь с ними дело на северном участке фронта. Некоторые из названных Зуевым имен были мне хорошо знакомы, чему он чрезвычайно обрадовался. Потом я стал говорить о Никоне, которого Зуев ненавидел, как будто это был его современник. Я обругал Никона, назвав его антихристом. Так мы беседовали до той поры, пока в комнаты не вошла всё та же девица, шепнувшая на этот раз что-то Зуеву на ухо. Последний тотчас же встал, сказав, что пора закусить и повел меня в другую комнату. Но мне хотелось осмотреть более подробно жилище Зуева и увидеть кого-либо из его персонала, поэтому я предупредил хозяина, что мне нужно пройти в уборную и покурить. Зуев тотчас же крикнул какого-то Ваньку или Ваську и на зов его в сени вбежал мальчишка лет пятнадцати, которому Зуев поручил проводить меня. Покурив во дворе и тщетно стараясь вызвать на разговор моего спутника, я вернулся. Зуев ждал меня, сидя за хорошо накрытым столом. Обедали мы только вдвоем, прислуживала всё та же девица. За обедом мы выпили довольно много прекрасного самогона. Зуев почти не говорил, я тоже молчал. После обеда хозяин предложил мне отдохнуть, сказав, что он тоже любит поспать часок. После отдыха мы выпили чаю, продолжая разговор на религиозные темы, а когда стало темнеть, я попросил Зуева отправить меня домой. — Переночуй у меня, — предложил он вдруг. Я вежливо отказался, объяснив, что начальство, мол, будет беспокоиться, если я не приеду. — Пошлю курьера, — коротко сказал Зуев. Всё же я решил ехать. Провожая меня к саням, Зуев просил приезжать. — С тобой можно интересно поговорить, ты не дурак, — сказал он мне, — и о политике проклятой не говоришь, не расспрашиваешь ни о чем. Н. ждал меня у саней и имел очень недовольный вид. Когда мы тронулись, он рассказал, что его посадили в избу, правда, хорошо накормили, но водки не дали и курить не позволили. При выезде из деревни нас вновь нагнали четыре всадника и на этот раз проводили почти до въезда в Полоцк. Я много раз после этого бывал у Зуева, но ко мне он ни разу не захотел приезжать, резонно указывая, что ему, при его положении, зазорно ездить в немецкий штаб, хотя бы и в гости. Девицы, встретившие меня в первый раз, оказались его дочерьми, жена Зуева давно умерла, а два сына погибли где-то в кадетах Сибири. За те три месяца, которые я провел в Полоцке и его окрестностях, я хорошо сошелся с Зуевым. Старик мне понравился. Взгляды его на будущее России были трезвы и здоровы. Он никогда не корил меня за мою, подчас невыносимую, службу и у него я, действительно, мог хорошо отдохнуть, когда это позволяли обстоятельства. Весной 1944 года одна из моих ран открылась и меня отправили в Ригу, в лазарет. С Зуевым мы расстались очень сердечно. В апреле 1945 года я, наконец, смог добиться перевода в части РОА и был послан в Хойберг. По приезде я явился в командный отдел Штаба Вооруженных Сил Комитета Освобождения Народов России и через два дня был назначен в разведывательный отдел Штаба. Гуляя как-то по лагерю, я вдруг увидел Зуева. Мы очень обрадовались друг другу. Зуев объяснил мне, что после эвакуации своего района он приехал в Германию, семью устроил где-то в центре, а сам приехал в Штаб ВС КОНР, надеясь получить какое-нибудь назначение. К сожалению, рассказывал он, здесь его никто не знает и он считается просто солдатом. А он хотел получить офицерский чин и форму. Я объяснил ему, что при создавшемся положении, для него было бы выгоднее иметь гражданские бумаги и штатский костюм. Но Зуев продолжал настаивать на своем. Я доложил начальству о пользе, которую мог бы вообще принести Зуев и о его желании быть офицером. Вопрос этот был скоро решен, Зуева произвели в лейтенанты. Через два дня наши части выступили в последний поход. Мы шли с Зуевым почти всю дорогу вместе и за это время он рассказал мне всю историю своей «республики», как он сам называл местность, которой управлял с лета 1941 года до лета 1944 года. Многое я знал уже в Полоцке, но многое было для меня ново. Я знал Зуева еще в тех местах, где развернулась его деятельность и поэтому мне было не трудно понять, что говорит он действительно правду, да и врать или приукрашивать действительность было не в его характере.
Вот его история. Вскоре после того, как немцы заняли Полоцк в 1941 году, Зуев был назначен бургомистром своей небольшой деревушки, которая, как и весь округ, была заселена почти исключительно староверами. Незадолго перед тем, Зуев вернулся из тюрьмы, в которой сидел со времени коллективизации уже третий раз, так как был известен, как ярый противник колхозов и как убежденный защитник религии. Среди своих земляков он был известен знанием старинных религиозных книг. Он, действительно, умел читать сразу любой старинный устав и знал пение по крюкам. Два его сына, тоже арестованные органами НКВД, не вернулись в деревню, и он только окольными путями узнал, что они были сосланы в Сибирь. О том, что Зуев, как крестьянин, ненавидел советскую власть, говорить нечего. Староверы же имели с ней еще и особые счеты, в силу своих религиозных убеждений. Деревня, в которой он жил, была расположена в лесной болотистой местности, в стороне от всяких дорог, и немцы в нее ни разу не заходили. После выбора Зуева бургомистором жителями деревни, он сам ездил в Полоцк оформить свое назначение. Так мирно и довольно спокойно жили они до конца 1941 года, пока осенью к ним в деревню не явилась группа людей, состоящая из 7-ми вооруженных человек. Группа эта объявили Зуеву, что они партизаны и что деревня обязана их содержать. Среди этих людей Зуев узнал одного жителя Полоцка, который был известен, как энергичный агент НКВД, предавший в свое время немало людей. Зуев поместил вновь прибывших в одну избу, снабдил их продовольствием, а сам пошел посоветоваться с соседями, как быть. На совете они решили убить всех партизан, а оружие их спрятать. Как именно они провели эту первую операцию, Зуев не пожелал рассказывать. Приобретя оружие, они почувствовали себя бодрей. Скоро в деревню пришла новая группа вооруженных людей и опять потребовала продовольствия. Зуев дал им его, но просил пришедших немедленно уйти. Партизаны, действительно, ушли, но явились на другой день. Зуев вывел свою команду с винтовками и прогнал их. На ночь он предусмотрительно выставил караулы и не пожалел об этом. Партизаны на этот раз явились в большем числе, но, встреченные огнем, ушли. В это время и в соседних, наиболее глухих и далеких деревнях, начали образовываться небольшие партизанские отряды, состоявшие из остатков истребительных отрядов, «окруженцев» и местных деревенских коммунистов. Зуев не дремал. Он организовал в своей и двух соседних деревнях отряды самозащиты, придал им военный характер, вооружил домашним оружием, раздав винтовки, отнятые у партизан, лучшим стрелкам. Ночами они выставляли караулы, и, в случае тревоги, быстро собирались у угрожаемого пункта, отбивая нападения. Так продолжалось, по словам Зуева, с осени до конца 1941 года. За это время у них было более 15 стычек с партизанами. Так бы и отсиживался Зуев в своей деревне, если бы боеприпасы не пришли к концу, что вынудило его в конце 1941 года обратиться за помощью к полоцкому коменданту, который, выслушав Зуева, ответил, что сам он не может разрешить этот вопрос и снесется с начальством, почему и просит Зуева придти к нему еще раз через неделю. Правда, прощаясь, адъютант коменданта дал Зуеву некоторое количество патронов, которые, как выяснил Зуев вернувшись домой, были немецкие и к русским винтовкам вовсе не подходили. Второе свидание Зуева с немцами состоялось через неделю, когда Зуев был представлен генералу, командовавшему тылом армии («КОРЮК»). Генерал этот, по-видимому, был хорошо знаком с русскими делами и знал, что староверы являются ярыми противниками советской власти и крепко спаяны между собой, поэтому он согласился снабдить Зуева оружием (кроме автоматического), но объяснил при этом, что делает это против принятых правил. Через несколько дней Зуев получил 50 русских винтовок с достаточным количеством патронов. Одновременно Зуеву было сказано, чтобы ни в коем случае не рассказывал от кого достал оружие и его предупредили, что он не может рассчитывать на защиту немцев из армейского тылового штаба, если СС или СД будут преследовать его за незаконное наличие оружия. Получив оружие, Зуев приступил к вооружению своих отрядов. Соседние деревни прислали к нему ходоков с просьбой взять и их под свою защиту, Зуев согласился и стал, таким образом, расширять свои владения. В начале 1942 года он предпринял поход в отдаленные деревни, прогнал обосновавшихся там партизан и ввел эти деревни в состав своей «республики». К этому же времени начали появляться и перебежчики, — люди, случайно попавшие к партизанам, — которые просили Зуева взять их под свое покровительство. К весне 1942 года Зуеву удалось раздобыть четыре русских пулемета (вероятно, он попросту купил их у немцев, хотя и уверял, что добыл в бою) и, таким образом, группа его усилилась и стала представлять собою значительную силу. Дисциплина в его отрядах была железная. За малые проступки провинившихся сурово наказывали и сажали в погреб на хлеб и на воду; за большие — расстреливали. Весной 1942 года впервые в его деревню явился отряд полиции под начальством эстонцев. Начальник этого отряда заявил Зуеву, что они ищут партизан и поэтому должны будут некоторое время прожить в его деревне. Зуев ответил эстонскому офицеру, что никаких партизан в этом районе нет, а, следовательно, и полиции здесь делать нечего. Пока дело ограничивалось словами, эстонец настаивал, но как только к дому подошел собственный отряд Зуева и Зуев решительно заявил, что применит силу, в случае, если полиция не уйдет — поразмыслив, полиция подчинилась и ушла. Немецкий комендант Полоцка, к которому Зуев на другой день явился с рапортом о происшедшем, просил Зуева взять рапорт обратно, обещая, что в случае, если СС, которому подчинялись полицейские отряды, предъявит претензию, то он, комендант, постарается дело уладить. Официально он не должен ничего знать. Комендант все больше начинал ценить Зуева, тем более, что последний регулярно снабжал Полоцк дровами, сеном, молоком, а иногда и дичью, а в районе, которым управлял Зуев, царило полное спокойствие и никаких хлопот он немцам не доставлял. В это же время Зуев познакомился с профессором П., прекрасно владевшим немецким языком и согласившимся быть представителем Зуева в Полоцке. Профессор помогал Зуеву советами, объяснял ему обстановку и информировал его о событиях. В начале лета 1942 года произошло событие, резко изменившее отношение Зуева к немцам. Старый комендант со всей своей комендатурой был отозван из Полоцка, получив новое назначение. Уезжая, он вызвал Зуева к себе, сказав, что уезжает, что генерал, который знал Зуева, уже давно уехал, а нового своего заместителя он совсем не знает и, подарив Зуеву на прощание снайперскую винтовку, предупредил, чтобы oн вел себя осторожно, ибо «у нас всякие бывают».
Вскоре в Полоцк прибыл новый комендант. Реформы, вводимые им, были решительны: он потребовал к себе всех бургомистров района, потребовал от них списки скота, засеянных полей и т. п. и заявил, что сдачу всего, подлежащего реквизиции, он будет требовать самым строгим образом, за укрывательство партизан и бежавших пленных будет расстреливать и жечь провинившиеся деревни и прочее, и прочее. Одним словом, это был немецкий офицер новой формации, впервые попавший в Россию. Надо сказать, что обычно, прожив в русской области одну зиму, такие офицеры быстро научались понимать обстановку и становились более «толковыми». С совещания у нового коменданта Зуев вернулся в большом раздумье. Было ясно, что сговориться с ним будет трудно. О существовании отряда в его деревне, Зуев коменданту ничего не сообщил, но сказал, что имеет несколько винтовок для поддержания порядка. Прошло некоторое время — комендант потребовал от Зуева доставки некоторого количества скота. Зуев скот доставил. После уборки хлеба, Зуев аккуратно сдал требуемое по разверстке количество зерна. Тогда комендант, увидевши с какой легкостью исполняются Зуевым его требования в то время, как другие районы делают это с большой натяжкой — решил, что Зуев скрыл имеющиеся в его распоряжении ресурсы и что с него можно содрать гораздо больше. Такое мнение у немцев обычно складывалось о всех крестьянах, хорошо выполнявших возложенные на них задания. И вот, в один из дней августа Зуеву доложили, что к его деревне движется немецкий отряд, сопровождаемый большим количеством пустых подвод. Зуев догадался о цели визита и немедленно собрал часть своего отряда (человек 100), выставив пулеметы. Людей он спрятал в лесу, метрах в ста от деревни, а сам со связными пошел навстречу приближающимся «гостям». Офицер, командовавший отрядом немцев, грубо, через переводчика, приказал Зуеву немедленно сдать все имеющиеся у него запасы хлеба, картофеля, скота и т. п., пригрозив, в случае неповиновения, сжечь деревню, а жителей забрать на принудительные работы. Зуев с достоинством возразил, что всё требуемое он уже сдал, на что имеет расписки комендатуры. Немец ничего не хотел слушать. Не обращая больше на Зуева никакого внимания, он отдал приказ своим солдатам окружить деревню. Тогда Зуев подал условный знак, по которому весь его отряд вышел из леса, а пулеметы выкатили на открытые позиции так, чтобы немцы ясно могли их видеть. Офицер растерялся. Разговор с Зуевым принял иной характер. Офицер заявил, что не может не верить Зуеву и что, может быть, произошла ошибка, которую он должен будет выяснить. Затем он ушел со своим отрядом. Зуев провел несколько очень тревожных дней, раздумывая над тем, что он будет делать, если немцы придут с большими силами. К партизанам он идти не хотел, ибо не хотел поддерживать Сталина, но и подчиняться немцам ему тоже не хотелось. Пока он думал, в один прекрасный день к нему явился из комендатуры зондерфюрер, в сопровождении конвоя, состоявшего приблизительно из десяти человек, которых он благоразумно оставил в 500 м. от деревни. Зондерфюрер приехал для переговоров. От имени коменданта он предложил такие условия: Зуев обязывался аккуратно выполнять все причитающиеся с него поставки, следить за исправностью дорог, не допускать в свой район партизан и отправлять в комендатуру всех задержанных им лиц, будь то партизаны или бежавшие пленные. Кроме того, в случае появления в районе крупных партизанских соединений, с которыми Зуев не мог справиться собственными силами, он должен был немедленно сообщать об этом в Полоцк. Взамен комендант обещал не посылать к нему своих отрядов и не трогать его. Зуев согласился на все эти условия, ничем не обнаружив своей радости по поводу столь удачно закончившееся конфликта, а на другой день сам поехал к коменданту, взяв с собой профессора П. В результате этих переговоров Зуев получил обещание коменданта снабжать его, в случае нужды, необходимыми боеприпасами. Столь быстрое смирение коменданта объяснялось, конечно, не какими-нибудь особыми симпатиями его к Зуеву, а появлением в районе деятельности коменданта всё большего и большего числа партизанских отрядов и необыкновенными трудностями борьбы с ними. Не говоря уже о Белоруссии, где к осени 1942 года партизанское движение приняло большие размеры, все леса вокруг Полоцка, Витебска, Рудни, Опочки и др. служили базами партизанских отрядов. Так прошла осень 1942 года и наступила зима. Однажды, в декабре, к Зуеву привели трех человек, захваченных его людьми в лесу и объявивших, что они шли к Зуеву с важным сообщением. Люди эти рассказали Зуеву, что пришли из одного крупного партизанского отряда (какого именно, они сказать не пожелали) и будут с ним разговаривать от имени Москвы. Они предупредили, что в случае, если Зуев вздумает задержать их, они будут отомщены. Зуев обещал никаких мер против них не предпринимать. Тогда посланцы стали упрекать Зуева в том, что он помогает немцам, не снабжает партизан и не укрывает их. На возражение Зуева, что партизаны грабят население, пришедшие разъяснили, что так было только в начале войны, а теперь партизаны дисциплинированы и являются настоящими солдатами, действующими в тылу врага и получающими всё необходимое самолетами с «Большой Земли». Зуев задумался: ссориться открыто с партизанами он не хотел, но и пускать их к себе совершенно не входило в его планы. Поэтому он стал убеждать своих собеседников, что не желает победы немцев, что он — русский патриот и т. д. На этот раз переговоры ничем не закончились и парламентеры, после сытного ужина, ушли. В течение следующих месяцев представители партизан приходили еще несколько раз с такими же настойчивыми предложениями. Всякий раз Зуев тянул переговоры, ведя очень хитрую и осторожную игру, а иногда и снабжал небольшие партизанские отряды едой. С немцами у Зуева установились прочные отношения: обе стороны условий не нарушали и единственное, чего Зуев не выполнял — это не посылал в Полоцк пленных и никого немцам не выдавал. Да, впрочем, пленных у него и не было, так как в это время партизаны оставили его в покое. Летом 1943 г. Зуева вызвали в комендатуру и сообщили о знаменитом приказе о насильственной вербовке рабочих в Германию. Зуеву, конечно, приказ не понравился и он не имел намерения выполнять его, поэтому в списки, которые он представил, им были внесены только те лица, которые отправке по той или иной причине не подлежали, либо те, которых он представил, как «полицаев», освобождаемых немцами от работ в Германии. Остальных он обещал присылать постепенно, в порядке очереди, после уборки урожая, для которых ему была нужна рабочая сила. Дело это постепенно заглохло. Зуеву удалось сдать только несколько десятков человек, от которых он и сам хотел отделаться. Таким образом, он сохранил свое население и не дал ему повода уйти к партизанам. Надо сказать, что приказ этот о насильственном вывозе в Германию, в самое короткое время, удесятерил силы партизан в других местах. Прошло лето 1943 года. Перед Зуевым, как и перед большинством русских, в какой-то степени связанных с немцами, всё чаще и чаще вставал роковой вопрос: что будет дальше? Правильно ли они делают, продолжая свою связь с немцами? Всем становилось ясно, что если немцы сейчас же не изменят коренным образом свою политику в оккупированных областях СССР, они войну проиграют, а власть Сталина укрепится и все жертвы, принесенные во имя борьбы с коммунизмом, окажутся напрасными. Фронт трещал... Весной 1944 года немцы вызвали Зуева и профессора П. в Полоцк. Приняли их торжественно. Для начала Зуеву, любившему ордена и всякие знаки отличия, вручили «Серебряный орден за храбрость и добрую службу». Три бронзовых ордена «За храбрость и заслуги» он получил ранее. Затем комендант предложил ему взять под начальство огромный район, прилегавший к его округу, обещал снабдить его оружием, вплоть до легкой артиллерии, боеприпасами и выдать его людям полное немецкое обмундирование с русскими погонами. Зуев попросил несколько дней на размышление, но, посоветовавшись с профессором, от немецкого предложения отказался. Летом 1944 года Зуев стал усиленно готовиться к уходу: заготовил повозки, лошадей, продовольствие. Он составил также списки всех, желавших уходить и выделил людей, которые должны были остаться и при первой возможности — возобновить борьбу с советской властью. По ночам он закапывал в лесах оружие и боеприпасы. Наконец, советские войска подошли к Полоцку, и тогда Зуев выступил со всем своим обозом. Все плакали, покидая родные места. На подводе Зуева везли священные старинные церковные книги. Через несколько часов их догнал комендант г. Полоцка, уходивший со всей своей комендатурой. Уйдя из окруженного Полоцка, они решили пробиваться к Зуеву, рассчитывая вместе с ним, знающим каждую тропинку в этих лесах, выйти из окружения. После почти месячного похода, Зуев вывел всех сначала в Польшу, а затем в Восточную Пруссию. Вместе с Зуевым ушло около тысячи человек гражданского населения. В дороге у них было несколько стычек с партизанскими отрядами, но они пробились. Пробыв некоторое время в Германии, где его группа рассосалась и кое-как устроилась, Зуев отправился к Власову и, в конце концов, попал в Хайберг, где формировалась 2-я и 3-я дивизии и где я его снова встретил. Перед самым концом войны я спросил Зуева, что он думает делать после войны. Он удивленно на меня посмотрел. — Как что? В Россию вернусь к себе! — Так тебя же там повесят на первом суку. Зуев усмехнулся: — Для этого надо будет им сначала меня найти, а потом взять живым. Пойдем со мной, лейтенант, — сказал он, — без России нам все равно не прожить, а у себя умирать легче.
Очень интересная история.. Что же стало с Зуевым? Неизвестно? Надеюсь, что он не попался. Меня очень интересует тема эмиграции второй волны, 40-х годов. Но об этом мало информации. Вот нашла довольно любопытную статью http://dmitrij-sergeev.livejournal.com/42435.html
Читала интересную историю, но забыла заложить в закладки и больше не могу найти. Перескажу так. Когда в Мюнхене готовились к олимпиаде (не при Гитлере, а уже в 70-х), планировали построить стадион, но вдруг оказалось, что на этом месте, среди лесной окраины города находится самый настоящий хутор, где живёт белорусский крестьянин дядя Фёдор. У него изба, хозяйственные постройки, пасека. Этот человек во время войны ушёл вместе с немецкой армией, потом нашёл в Мюнхене русскую женщину и женился на ней, они стали жить хутором и никто их не трогал. Но его владения не были узаконены и подлежали сносу, когда пришло время олимпийского строительства. И тут за белорусского крестьянина вступились мюнхенцы. В 45 году он помогал в разборе завалов и, как посчитали горожане, заслужил свой хутор и сою пасеку. Начались ходатайства, просьбы и даже, кажется, демонстрации. И справедливость восторжествовала. Проект стадиона пересмотрели и построили его немного в стороне. Дядя Фёдор умер своей смертью в своём жилище, которое теперь стало музеем. Вот такая приятная и удивительная история. Я к чему - может, хватит разбирать, кто сколько раз кого убил и изнасиловал. Давайте собирать противоположные истории - когда друг друга спасали и помогали. Ведь наверняка это тоже было.
