В редакцию "Комсомолки" попала статья из немецкой газеты, в которой говорилось об Ульрихе Руске. Немецкий пенсионер после инфаркта и инсульта угодил в калининградскую больницу, ну и, конечно, ужаснулся тамошней обстановке. – Вместо палаты меня положили в каком-то подвале, где привязали за руки и ноги к кровати. Я не мог пошевелиться! Я звал помощь и полицию! – рассказывает Ульрих. – Каждые пару часов медсестры приходили ко мне и смотрели, жив ли я еще. Как в ваших больницах помогают тем, кому больше 80 лет? Мне сказали, что если тебе 80 лет, в больнице тебе просто так не наклеят и пластырь. Потом меня привязали только за одну руку. Ночью я кое-как отвязался, чтобы сходить в туалет. Потом меня положили в палату на шесть человек. Как так можно лечиться? В такой палате один стонет, другой храпит, к третьему пришли родственники, воды даже нет… Это палата интенсивной терапии? Я пролежал там два дня – ужас! Изготовление табличек на латинице, которые висят теперь по всей улице, Ульрих оплатил из своего кармана. Родные с трудом отыскали старика в больнице с помощью немецкого консульства. На нескольких автомобилях с пересадками на границах его доставили в клинику в Германии. "Из ада я попал в рай" – образно обрисовал ощущения Ульрих. Как выяснилось, Ульрих – уроженец Кенигсберга. После войны работал плотником в Германии, потом инженером, прокладывал телефонный кабель. Был женат, завел семерых детей. Теперь вдовец – с дюжиной внуков и пятью правнуками. Последние 20 лет Ульрих Руске живет в Полесске нашей области, но вскоре собирается уезжать в Германию навсегда. Мы отправились к нему в гости и разговорились за чашкой кофе.* Накормил 300 детей В Полесске Ульрих в первый раз после войны оказался в начале 90-х годов. – Горбачев провозгласил Перестройку. Калининградская область, прежде закрытая для иностранцев, открылась, – вспоминает он. – Я тосковал по родине, по Восточной Пруссии. И тут такой шанс выпал – в 1992 году я приехал сюда со своей женой в отпуск на 14 дней. Увидел страшные бетонные дома вместо тех красивых, что были раньше. На разбитых улицах крышки канализационных люков были украдены. Я увидел, насколько тут тяжело жить. В 14 лет Ульрих стал учеником по строительству судов (на фото в нижнем ряду второй справа). Началась инфляция, зарплату людям не платили. А если и платили, то на эти деньги мало что можно было купить. Я был под таким сильным впечатлением, что когда вернулся домой в Германию, решил отправить в Калининградскую область гуманитарную помощь. В наших больницах собрал инвалидные коляски и кресла, медицинские приборы, одежду, кое-какую технику. Несколько грузовиков отправил в Полесск, в больницу. Они были настолько рады, что попросили еще помощи. Я согласился, приехал вновь. Вместе с руководством больницы я поехал в деревню Головкино под Полесском. Там в школе врачи показали мне детей: этот больной, тот больной, этот недокормленный. Поехали в другой поселок, там то же самое. У родителей этих детей не было денег. При Гитлере, когда я был ребенком, я сам голодал. В семье было шесть детей, еды не хватало и я знаю, что это такое. При школах в поселках Полесского района были кухни, но они не работали. Тогда мы с женой собрали деньги, отдали им, сказав: "Откройте кухню, варите суп для детей". Столовые заработали. Вскоре мы помогали уже пяти школам в Калининградской области. 300 детей стали кушать! Вернувшись в Германию, сердобольный Ульрих через газету начал собирать деньги на помощь детям в России. На блошином рынке продавал вещи, которые ему приносили горожане. Вырученные деньги шли на благотворительность.* Сначала жил в фургоне Так доброе дело Ульриха Руске развивалось. Каждый год он привозил в Россию две тонны одежды. Помогал больницам, школам, детдомам. Наладил целый благотворительный поток в Калининградскую область, подключил уроженцев Восточной Пруссии из Канады, Австрии и Германии, открыл сайт в Интернете. В адресной книге пожилого немца было уже 117 контактов, и всем помогал. Нашел деньги на операцию больной раком девочки из Полесска. Организовал прямую поставку дорогущих медикаментов с немецкой фабрики. (Курс лечения ракового больного стоил тогда тысячу марок). – Лекарства я ввозил в Калининград незаконно, откровенно говоря, – с улыбкой признается он. – Таможенники на границе увидят эту большую коробку с медикаментами и за голову хватаются: "Боже мой! Нельзя столько провозить!" А я говорю: "Это мое. От живота, от сердца, от головы. Это уколы, вот порошки. Я старый, это моя аптечка". Конечно, они все понимали. Сначала Ульрих останавливался в Полесске в гостевом доме. Потом стал приезжать на машине с фургоном. В доме на колесах, припаркованном на окраине Полесска, он прожил шесть лет подряд. – Это был хороший дом, но в морозные зимы стенки покрывались коркой инея и льда, так жить было уже нельзя. Я решил построить дом в Полесске, тем более мэр города меня поддержал, – объясняет немецкий пенсионер.* "Мне жаль уезжать отсюда…" За 20 лет Ульрих прославился на весь Полесск. О «добром немце» и сегодня тут знают все. Теперь придется прощаться. – Здоровье совсем плохое стало, не могу продолжать благотворительную работу, - вздыхает он. – Я просто вынужден поехать в Германию, чтобы там находиться под контролем врачей. В последние деньки Ульрих улаживает проблемы с документами, прерывает договор аренды на землю, продает дом – покупатель уже есть. – Жаль моего пса Роя – придется его оставить в доме. Это чистопородная кавказская овчарка. Я брал его малюсеньким щеночком, и он мне как ребенок, – чуть не плачет Русске. – И кота оставлю. Мне дети принесли его котеночком 17 лет назад, сказали, что кто-то хотел его утопить… Мне жаль уезжать отсюда. Ведь детям, которым я так долго помогал, теперь помогать никто не будет… "На экскурсиях по Королевскому замку мы одевали тапочки" Разумеется, мы не могли не расспросить Ульриха о его прошлом. Приводим самые яркие воспоминания О Кенигсберге В Кенигсберге Ульрих родился, жил и ходил в школу в районе Понарт. - Каждый год мы бывали с одноклассниками в Королевском замке на экскурсии, - рассказал он. - Каждый при входе должен был надеть войлочные тапочки, чтобы не царапать паркет. Мы с удовольствием скользили по полу. Ежегодно я посещал и зоопарк. Только 10 пфеннигов на трамвай у меня не было, так что ходил пешком. Я хорошо помню старые красивые дома Кенигсберга, застроенный остров Кнайпхов – я бывал в этих домах. От времени они постепенно осаживались, так что ступеньки были разной высоты, гуляли. Я помню памятник Канту и разводные мостики через Прегель, по которым мы с отцом ходили к реке ловить рыбу, а мимо проезжали скрипящие трамваи. По Зеленому мосту мимо Биржи я ходил очень часто или проезжал на велосипеде. Тогда все дети подрабатывали, и я тоже – приносил на стройки пиво для рабочих и разносил газеты. Почтовых ящиков внизу подъезда не было, и мы бегали по всем этажам, стучали в каждую квартиру. О семье Когда Ульриху было 5 лет, к власти в Германии пришел Гитлер, вместе с тем изменилась жизнь. - Я носом прижимался к стеклу и видел, как с оркестром проходили штурмовые отряды СА. На рукавах у них были повязки со свастикой, в руках дубинки. Они охотились за коммунистами. Весь город был завешан флагами с крестами, - вспоминает Ульрих. - Мы росли без матери. Она, родив шестого ребенка, подкинула его под нашу дверь и убежала. У меня было пять братьев и сестер. Отец не мог платить за квартиру, он много работал. Семейные и домашние дела легли на мою 9-летнюю сестру. Каким я рос? Я помню, как однажды во дворе меня поймали какие-то чужаки. Они окружили меня, посадили в деревянную бочку с водой, помыли и одели в свежую одежду и отпустили. Соседи нам помогали, мне часто совали кусочек хлеба. В 14 лет детство Ульриха закончилось, он переехал в Пиллау и стал там учеником по строительству судов. Но в судоверфи надолго задержаться не получилось. О войне - В конце 1944 года в Пиллау военные собрали всех молодых людей старше 16 лет. Я принял присягу, - вспоминает Ульрих. - Зимой нас послали в Данциг, мы шли по льду залива и я встречал повозки с лошадьми, вмерзшими в лед. Мы шли прямо по трупам. Меня призвали в Имперскую трудовую службу (Национал-социалистическая организация, существовавшая в Третьем рейхе в 1933—1945 годах, руководила прохождением гражданами Германии обязательной трудовой повинности - Авт.). Так сформировали пехотную дивизию «Фридрих Людвиг Ян». Форма у нас была не серая как в Вермахте, а зелено-коричневая. На рукаве – свастика, на фуражке – кокарда с лопатой. Но нас в данном случае снабдили не лопатами, а оружием…. …Мое отделение должно было идти в направлении Берлина и занять какую-то деревню. Ночью на шоссе мы увидели русские танки и автомобили и поняли, что идем прямо в котел. На следующее утро командир собрал нас и сказал: «Я вас распускаю. Вы 17-летки с винтовками и автоматами. Как вы будете воевать с колоннами танков? Бегите!». Я и еще три парня решили идти на Восток, через линию русских. Мы набросили на голову и плечи плащ-палатки и двинулись. Поскольку униформа была не серая, а зелено-коричневатая, издалека нас нельзя было отличить от советских солдат. Мы стояли неподалеку от дороги, по которой шли русские танки и грузовики, и делали вид, что разговариваем. Солдаты нам даже махали в знак приветствия, признав за своих. А мы махали им в ответ. Когда в колонне техники появился просвет, побежали. У леса нас обстреляли из миномета, меня ранило в руку. Кое-как дополз до леса. Через две недели встретили регулярную армию Германии и присоединились к ним. Тогда уже стало известно, что Гитлер покончил с собой. Солдаты не хотели воевать, мы шли сдаваться в американский плен. Перед тем как сдаться, я снял с винтовки прицел и выбросил его, саму винтовку разбил об дерево, а остатки утопил в реке. Так и получилось, что помимо стрельб на учениях, я на войне не выстрелил ни разу. Не убил ни одного американца, ни одного русского. В плену Ульриха прооперировали и направили в лагерь под открытым небом. Через шесть недель он бежал - ночью сделал подкоп под забором и выбрался. Не без проблем добрался до родных, нашел оставшихся в живых сестер. Документов о том, что он выпущен из плена, у него нет до сих пор. – Получается, я и поныне в бегах, – шутит пенсионер.
Усё правильно , дед жеж не исконно- православного вероисповедания. А во общем ничего нового, богоугодные заведения московии хорошо описаны в комедии "Ревизор" Н.В.Гоголя
