Візуально схоже, але очевидно це якась жіноча біжутерія. Можна помітити, що більшість дівчат мають на собі щось із таких прикрас. Доречі ця людина є на першому фото в пості 324 (стоїть четверта праворуч).
За класифікацією Галичани попадали разом з західноевропейськими робочими - фремдарбайтери (чужеземні працівники)
Повестка, которую нашли у убитой женщины. Рядом с телом остался нетронутый запас продуктов и котелок. Направлялась в Германию вместо кого-то из своих родственников.
В 1943г. вышла вот такая прелестная книга о том, как Европа трудится в Германии, а в ней имелись, в частности, и такие фото.
Другая история произошла в архиве центрального кладбища Штутгарта в конце лета- начале осени 2005 года. Всего в городе десять кладбищ – на самом старом из них в самой старой его части есть могилы 60 военнопленных армян. Сами немцы кладут новых покойников поверх прежних, но поскольку тут похоронены военнопленные, они не имеют на это права. На могильных камнях написано по-немецки и по-армянски, есть даже стихотворные надписи. В Штутгарте наши соотечественники во время войны работали на предприятии концерна «Даймлер-Бенц». После войны в Штутгарте находился армянский лагерь – Функерказерне, о котором я уже говорил. Здесь до конца 1951 года существовала самая крупная из послевоенных армянских общин в регионе. Директор кладбища показал мне часть списков, хранящихся у него в кабинете, но я сказал, что хочу просмотреть все. Мне объяснили, что там сотни тысяч документов, они хранятся в подвале, где нет специальных сотрудников. Они могут только провести меня в подвал и запереть там одного на ключ, поскольку отвечают за сохранность документов и не имеют права разрешить мне оставаться одному при открытых дверях. Меня действительно заперли в подвале, предварительно спросив, когда прийти и выпустить обратно. Я сказал, что часа через четыре. Мобильная связь не работала, было темно – только небольшое окошко и документы. Нужно было просмотреть тысячи карточек с фамилиями покойников, чтобы отыскать среди них единицы армянских. Там очень тяжело, даже страшновато было находиться, души такого количества умерших как будто сгустились в воздухе. Одну за другой я нашел часть карточек похороненных здесь армян. Потом сотрудники вспомнили, что есть еще карточки на чердаке, отвели меня туда и тоже заперли. В Германии у меня были трудности только с допуском к архивной документации концерна «Даймлер-бенц», поскольку это сопряжено с вопросом выплаты пострадавшим компенсации. В Штутгарте, в одном малолюдном месте под автомобильным мостом, установлена табличка с указанием, что во время войны здесь было принудительно привлечено на работу более двухсот армян. Наверняка туда были насильственно отправлены и рабочие других национальностей – я занимался только армянами, поэтому искал только упоминания об армянах. Табличку установили сами немцы без всякой инициативы армянской общины. Расскажу еще про попытку поработать в архивах службы национальной безопасности в Армении. Я стал первым, кто обратился к министру национальной безопасности за разрешением на доступ к документам людей, с которыми не имею родственных отношений. Мне так и объяснили, сказали, что я должен написать заявление, и оно будет рассмотрено. Разрешение я получил за день до запланированного заранее возвращения в Германию, когда было уже поздно. Вообще с этой темой связано много сложностей. Есть люди, которые отказываются встречаться с тобой, не хотят ни слышать, ни говорить о том времени, не хотят, чтобы их имя каким-то образом было связано с Германией военного времени. Их потомки уже ассимилировались. В Мюнхене были радиостанции, которые вели антисоветские передачи, в том числе на армянском. Я позвонил одному-двум еще живым старикам, но они не захотели встречаться – сказали, что уже в таком возрасте, что ничего не помнят. Нужно было раньше, хотя бы в 1980-е, обращаться к тем, кто работал на «Голосе Америки», например, к Левону Торосяну. В Советском Союзе тема была закрытой, здесь тоже особенно не приветствовалась. Этих бедняг связывали с нацистами, хотя тот же Дро просто старался спасти из концлагерей молодых армян, оказавшихся под угрозой гибели. Большей частью их не отправляли на фронт, посылали на юг Германии и Франции возделывать виноградники. Многие из армян, оказавшихся среди перемещенных лиц, попали в Австрию. Венские мхитаристы предоставили у себя еду и кров этим армянским беженцам. Мы до сих пор смотрим на них как на арменоведов или на католических монахов и священнослужителей. Почти не изучена их социальная работа, в частности, их помощь армянским военнопленным во время войны. Монахи также посещали воинские части, проводили службу для солдат. Собирали одежду и раздавали нуждающимся. Они проделали очень большую работу, поскольку представителей ААЦ в Австрии практически не было, что ограничивало возможности Армянской Церкви. После окончания войны Германия была разделена на четыре оккупационные зоны. Согласно Ялтинскому соглашению советские представители требовали передачи им бывших советских граждан из всех других зон. В то же время в советской зоне оказалось немало американских, британских, французских военнопленных, поэтому можно было диктовать условия. Самую жесткую позицию по отношению к перемещенным лицам занимало правительство де Голля, выдавая практически всех, хотя, конечно, и в других зонах творились антигуманные действия. Из французской и британской зон оккупации армяне бежали в американскую зону, где отношение было более либеральным. В Штутгарте уже существовало первоначальное ядро из бывших рабочих завода автомобильной компании «Даймлер-Бенц» – еще в 1944 году в условиях наступления Красной Армии дашнакские деятели из берлинского комитета отправляли на работу в Штутгарт армян из восточных регионов Германии – Берлина, Лейпцига, Дрездена, Тюрингена. Центрами для армян стали Штутгарт, Мюнхен и Гейдельберг, а также Франкфурт и Оснабоюк – всего армян насчитывалось от четырех до пяти тысяч. Во время войны много армян работало в Корнвестхайме, где находился центр производства обуви «Саламандер». Работали здесь в том числе 200-250 армян, угнанных на работу из Греции. Когда советские особые группы выезжали забирать бывших своих граждан, наши армяне из Крыма и других регионов вывешивали над местом своего проживания греческий флаг, тоже представляясь гражданами этой страны. Так им удалось избежать насильственной репатриации. В лагере были армяне-сапожники, выходцы из Алашкерта. Люди стали обучать друг друга и быстро наладили массовое производство обуви. В городском архиве Штутгарта я нашел интересные письма. За короткое время во время американской оккупации вчерашние военнопленные открыли на центральных улицах Штутгарта целую сеть магазинов. Один из жителей Штутгарта пишет мэру города, что если так дальше будет продолжаться, «армяне превратят нашу Кёнигштрассе в восточный базар». Конечно, из «перемещенных лиц» не только армяне, но также и представители других народов проявляли экономическую активность – например, поляки. В 1951 году американцы передали все вопросы по оставшимся в Германии «перемещенным лицам» (displaced persons) самим немцам. После этого армянские магазины и столовые начали друг за другом закрывать под предлогом несоблюдения санитарных требований. Те армяне, кто не уехал в Америку, остался в Германии, получили паспорта как иностранцы без родины. Некоторые прожили с этими паспортами до самой смерти. У меня есть много образцов таких паспортов. Другие армяне позднее получили немецкое гражданство. Кладбище армянских рабочих.. Использованы архивные фото из собрания Азата Ордуханяна
Здравствуйте! Давно меня не было....Обратите внимание на нашивочку Zivilarbeiter, как раз в продолжение разговора
Не совсем остарбайтера касается, а рабочего из Дистрикта Галиция украинца. Уехал на работу, прогуливал и как итог кацет.
Александра Михалева: Где вы, мои родные? Дневник остарбайтера Семнадцатилетнюю Шуру Михалеву угнали в Германию в 1942 году. Наблюдательная, живая, одаренная девушка фиксировала все, что происходило с ней и ее подругами по несчастью. Полное отсутствие пафоса и трескучих фраз. Подробно расписан быт, как работали, как отдыхали, что ели, сколько получали, как готовили концерты к праздникам, как общались с немцами. У А. Михалевой там еще и любовь приключилась - с итальянцем Уго. По возвращении в СССР, кстати, девушка тосковала и скучала по дням "фашистской неволи"
